Никита Стифат

Чтение Писаний иное бывает для тех, которые только вводятся в жизнь благочестия, иное для тех, которые прошли до середины преуспевания, иное для тех, которые восходят к совершенству. Для одних оно бывает хлебом трапезы Божией, укрепляющим сердца их на священные подвиги добродетели, который и силу крепкую подает им на борьбу с духами, в страстях действующими, и делает их мужественными борцами против демонов, так что они говорят: «Ты приготовил передо мною трапезу в виду врагов моих» (Пс. 22:5). Для других оно — вино чаши божественной, веселящее сердца их, в исступление их приводящее силою помышлений, ум их принимающее от писаний убивающего и в глубины Духа испытательно вводящее, и всего его делающее породителем и обретателем пониманий, — так что и им свойственно говорить: «Чаша моя преисполнена» (Пс. 22:5). А для третьих — елеем Божественного Духа, намазывающим их душу, укрощающим и смиряющим ее преизбытком Божественных озарений и всю ее восторгающим превыше тела, так что и она хвалясь взывает: «Помазал елеем голову мою; чаша моя преисполнена» (Пс. 22:5-6).

Невозможно открыть источник слез без глубочайшего смиренномудрия, ни опять смиренномудрым быть без умиления, производимого наитием Духа, ибо умиление от смиренномудрия, и смиренномудрие от умиления Святым порождаются Духом. Они, как звенья цепи, держась друг за друга и единою благодатию связуясь, составляют неразрывный союз духовный.

Слезы, проливаемые от покаянного сокрушения... как река, потопляют и разрушают все твердыни греха.

На очистительной степени стоят вводимые в священные подвиги. Свойственны ей — отложение образа перстного человека, освобождение от всякой чувственной страсти, облечение в нового человека, обновляемого Духом Святым. Дела ее — ненависть к чувственному, измождение плоти, удаление от всего, что может возбуждать страстные помыслы, раскаяние в содеянном; при сем — омытие слезами солености греха, благоустроение нрава благодатью Духа, умиленным сокрушением очищение внутреннего сткляницы, т. е. ума, от всякой скверны плоти и духа, и влияние в него вина слова, веселящего сердце человека очищаемого и принесение его Царю духов для вкушения. Конец же — действенное разжжение себя огнем подвижничества, трудами подвижническими извержение из себя всякого яда греховного, закаление себя через погружение в воду сокрушения и соделание себя мечом, сильно посекающим страсти и бесов. Достигший сего угасил силу естественного огня, заградил уста львов — свирепых страстей, стал силен духом, из немощного соделался крепким и, как другой Авситидианин – <Иов>, воздвиг себе трофей терпения, победив искусителя (Ев. 11: 32—34).
На просветительной степени стоят действием священных подвигов преуспевшие в первом бесстрастии. Свойственны ей — водворение в уме образа здравых словес или здравых на все воззрений и причастие Духа Святаго. Дело ее — очищение ума действием Божественного огня, мысленное сердечных очей отверстие и рождение слова с высокими помышлениями разума. А конец — слово премудрости, уясняющее все сущее и бывающее, ведение божеских и человеческих вещей и откровение тайн Царствия Небесного. Достигший этого мысленным деланием ума, на колеснице огненной носим бывает четверицею добродетелей и, как другой Фесвитянин – <Илия>, еще живой вземлется в мысленный воздух и обходит небесные области, став выше всего земного.
На таинственной или совершительной степени стоят пришедшие уже в меру возраста Христова. Свойственно им — пресекать воздух, возноситься выше всего, вращаться в кругу горних Чинов небесных, приближаться к первому Свету, и глубины Божьи исследовать духом. Дело сей степени — исполнять зрителя таких предметов — ум ведением путей Промысла, законов правды и истины и разрешения гаданий, притч и темных словес Божественного Писания. Конец же — тайноводствовать того, кто столь усовершен, к сокровенным тайнам Божьим, исполнять его неизреченною премудростью через сочетание с ним Духа и в великой Церкви Божией являть его мудрым богословом, просвещающим людей богословскими поучениями. Достигший сей меры действом глубочайшего смиренномудрия и сокрушения, восхищаем бывает до третьего неба богословия, как другой некий Павел, и слышит неизреченные глаголы, которые нельзя слышать и человеку, под влиянием чувств состоящему, вкушает неизреченные блага, коих око не видело и о коих ухо не слыхало, и делается служителем тайн Божьих, став устами Его, и совершает их для людей словом, почивая при этом блаженным покоем в Боге, совершенный в совершенном, и с богословами в общении пребывая с высочайшими силами Херувимов и Серафимов, коим принадлежит слово премудрости и вместе слово разума.

Когда кто познает себя, а это требует многого извне охранения, упразднения от дел мирских и строгого испытания совести, тогда тотчас внезапно приходит в душу и Божественное некое паче слова смирение, приносящее сердцу сокрушение и слезы теплого умиления, — так что тогда испытывающий его в себе действие почитает себя землею и пеплом, червем, а не человеком, недостойным даже и животной сей жизни, за превосходство сего дара Божия, в коем пребыть сподобившийся исполняется неизреченным некиим опьянением умиления, входит в глубину смирения и, из себя исшедши, ни во что вменяет все внешнее: яства, пития, одеяния тела, — как изменившийся добрым изменением десницы Всевышнего (Пс. 76:11).

Страх, наперед сочетавшись с душою, через покаяние делает ее чреватою помышлением о суде. Тогда окружают ее болезни адских мучений (Пс. 114: 3), воздыхания и скорбные томления с сжатием сердца терзают ее, при помышлении о будущем воздаянии за дела злые. Потом она, многими слезами и трудами во чреве помышление зачатое (намерение содевать спасение) возрастивши, рождает на земле сердца своего дух спасения (решимость), и, освободившись от мучений при мысли об аде и избавившись от стенаний под действием представлений суда, воспринимает в себя вожделение и радость будущих благ и сретается другинею — чистотою с целомудрием, кои искреннею любовью сочетавают ее с Богом. — С Богом же сочетавшись, душа ощущает неизреченную сладость и от сего с удовольствием уже и наслаждением проливает слезы умиления, чуждою делается сочувствия всему, что в мире, и, как бы в исступлении быв, бежитт вслед Жениха... Жених же, введши ее в сокровищехранительницу сокровенных Своих тайн, делает ее созерцательницею существа творений с премудростью.

Начавший страхом суда и преуспевающий в очищении сердца слезами покаяния, исполняется, во-первых, премудростью, так как страх начало ее есть, по реченному (Притч. 1:7); потом разумом вместе и с советом, помощью которого избирает себе душеспасительные преднамерения. Этого же достигший, через исполнение заповедей, восходит он к ведению сущего и получает точнейшее ведение Божеских и человеческих вещей, а от этого, сделавшись весь жилищем благочестия, восходит в вышний град любви и является совершенным, и тотчас чистый страх — дар Духа приемлет его, чтобы хранить положенное внутрь его сокровище Царствия Небесного. Этот страх, будучи крайне спасителен, того, кто достиг высоты любви, делает трепещущим и на всякий подвиг готовым из боязни, как бы не ниспасть с таковой высоты любви, и не быть опять вверженым в ужас мук.

Бог единосущное в Себе имеет Слово с Духом соприсносущным, ни без Слова и Духа никогда не бывая, по причине нераздельности естества, ни сливаясь с Ними, по причине неслиянности сущих в Нем Ипостасей. Почему и естественно рождая из существа Своего Слово, Сам не отделяется от Него, несеком будучи в Себе. Имеет же соприсносущное Слово соестественным Себе собезначального Духа, предвечно от Отца исходящего, и от Родителя Своего не отсекается. Ибо у Них едино есть и нераздельно естество, хотя по различию Ипостасей разделяется на Лица, и троично воспевается — Отец, Сын и Дух Святый. Лица Сии, как единое естество и Бог Един, никогда не отделяются от соприсносущного существа и естества. Этого-то триипостасного и единичного естества образ виждь в созданном Им человеке, но по части его мысленной, а не по видимой, по бессмертной, а не по смертной и разлагающейся.

Жизнь сбором в одном месте безопаснее уединения. О необходимости такого совместного жительства свидетельствует Священное Слово Господа Иисуса, Который говорит: «ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18:20). Об опасности же жизни уединенной говорит Соломон: «горе одному, когда упадет, а другого нет, который поднял бы его» (Еккл. 4:10). И Давид ублажает воспевающих Бога в любви и единомыслии, говоря: «Блажен народ, знающий трубный зов!» (Пс. 88:16). Похваляет он и совместное сожительство, когда говорит: «Как хорошо и как приятно жить братьям вместе!» (Пс. 132:1). И об учениках Господа говорится в Деяниях, что у них была одна душа и одно сердце (Деян. 4:32). Наконец, и сошествие к нам Бога было не в пустыне, а в населенных местах, среди людей грешных. Итак, необходимо общее единомысленное житие, уединение же скользко и опасно.

Когда ум преселится к вещам сверхчувственным, тогда чувства, состоя в своем чине, бесстрастно входят в соприкосновение с предметами страстей, исследуя лишь причины их и природу и верно определяя их действия и свойства, без пристрастия к ним и без склонения к ним желания против естества.

Ум наш, будучи образом Божиим, имеет свойственное ему в себе, когда пребывает в сродной ему деятельности и не допускает в себе движений, далеких от его достоинства и природы. Почему охотно любит вращаться в том, что к Богу относится и с Тем ищет соединиться, от Которого получил начало, Которым движется и к Которому устремляется по естественным своим свойствам, и Ему подражать желает человеколюбием и простотою. Чего ради рождая слово, ум, как другие небеса, устраивает души единоплеменных человеков, и твердыми их терпением деятельных добродетелей делает, и животворит их духом уст своих, подавая им силу против пагубных страстей. Таким образом, и он является устроителем мысленной твари, подражая Создателю великого мира, Богу, и ясно слышит такое к себе свыше слово: «И если извлечешь драгоценное из ничтожного, то будешь как Мои уста» (Иер. 15:19).

Люта и неудобопобедима страсть хуления, которая источником своим имеет гордостное мнение сатанинское. Она и на всех, по Богу живущих добродетельно, нападает, но особенно на тех, которые преуспели в молитве и созерцании Божественных вещей. Поэтому надлежит всяким хранением блюсти чувства и благоговеинствовать перед всеми страшными тайнами Божьими и внимательно наблюдать за нападениями духа сего. Он пристает к нам, когда молимся и поем псалмы, и извергает иной раз, по нашему невниманию, нашими устами клятвы на нас же и страшные хуления на Бога Вышнего, привводя их в стихи псалмов и в слова молитвы. Но против него, когда он что-либо такое произносит устами нашими или всевает в мысли наши, надо обращать в слово Христово, говоря к нему: отойди от меня, сатана (Мф. 4:10), всякого зловония исполненный и осужденный на вечный огонь; хула твоя да падет на главу твою. Сказав это, тотчас насильно, как пленника, обратим ум на другой какой предмет божеский или человеческий, какой вспадет на мысль, или со слезами вознесем его на небеса и к Богу. Так, с Божьим нам содействием, избавимся мы от тяготы хуления...