Будь простым в мудрости своей; а не кажись мудрым, будучи невеждою.

Не испытав явственного покровительства Божия, сердце не в состоянии надеяться на Бога.

Если случится, что иной радеющий о добродетели искушен будет каким-либо прегрешением, то, без сомнения, близка к нему милость, чтобы загладить его грех.

Когда пожелаешь наставлять кого на добро, успокой его сперва телесно и почти его словом любви.

Горе нерадивым, которые притворствуют и под наружностью чистоты питают собственные свои страсти.

Человек, пока в нерадении, боится часа смертного...

Кто стремится за честью, от того бежит она вперед.

В одеянии своем люби бедные одежды, чтобы уничтожить рождающиеся в тебе помышления, т. е. высокоумие сердца. Кто любит блеск, тот не может приобрести смиренных мыслей, потому что сердце внутренне отпечатывается по подобию внешних образов.

Ничто так не сильно, как отчаяние: оно не знает, чтобы кто победил его правыми ли то, или левыми.

Невозможно, чтобы, когда идем путем правды, не встретилась с нами печаль.

Кто часто устраивает пиры, тот работник блудного демона, и оскверняет душу смиренномудрого. Дешевый хлеб с трапезы непорочного очищает душу ядущего от всякой страсти. Воня от трапезы чревоугодника — обилие яств и печений. Безумный и несмысленный привлекается к ней, как пес к мясной лавке. Трапеза пребывающего всегда в молитве сладостнее всякого благоухания от мускуса и благовония от мира; боголюбивый вожделевает оной, как бесценного сокровища.

Не приобретай себе друзей и сотаинников, кроме тех, которые суть чада тайн Божиих, чтобы не положить преткновения душе своей и не уклониться тебе от пути Господня. Да возвеличится в сердце твоем любовь, соединяющая и сопрягающая тебя с Богом, чтобы не пленила тебя любовь мирская, которой причина и конец — тление. Пребывание и обращение с подвижниками — тех и других обогащает тайнами Божиими. А любовь к нерадивым и ленивым делает, что, предавшись друг с другом парению ума, они наполняют чрево до пресыщения и без меры. Таковому неприятными кажутся яства без друга его, и говорит он: «Горе вкушающему хлеб свой в одиночестве, потому что несладок ему будет». И они приглашают друг друга на пиры и платят этим один другому, как наемники. Прочь от нас с этой проклятой любовью, с этим неприличным и нечестивым препровождением времени! Бегай, брат, приобыкших к подобным делам, и никак не соглашайся есть вместе с ними, хотя бы приключилась тебе и нужда; потому что трапеза их проклята, при ней прислуживают бесы; друзья Жениха-Христа не вкушают ее.

С трапезы постящихся, пребывающих во бодрствовании и трудящихся о Господе, заимствуй себе врачевство жизни и возбуди от омертвения душу свою. Ибо среди них, освящая их, возлежит Возлюбленный, и горечь злострадания их претворяет в неисповедимую сладость; духовные же и небесные служители Его осеняют их и святую их пищу.

Все доброе и худое, что ни приключается с плотью, принимай за сновидение.

Невозможно подвижнику душу свою избавить от погибели, если щадит он тело свое.

Возгорается ли в тебе внезапно радость, ни с чем не сравнимым наслаждением своим заставляющая умолкнуть язык? Источается ли непрестанно из сердца некое удовольствие, увлекая всецело ум? По временам неощутимо во все тело входит какое-то услаждение и радость, и плотский язык не может выразить этого, пока все земное не будет при этом памятовании почитаться прахом и тщетою. Ибо это истекающее из сердца услаждение иногда в час молитвы, иногда во время чтения, а иногда также вследствие непрестанного занятия и продолжительности мысли согревает ум. А эта радость чаще всего бывает без этих поводов, и очень часто во время простой работы, и так же часто по ночам, когда находишься между сном и пробуждением, как бы во сне и не во сне, бодрствуя и не бодрствуя. Но когда найдет на человека это услаждение, бьющееся во всем теле его, в этот час думает он, что и Царство Небесное не что иное есть, а это же самое.

Когда по действию благодати внезапно бывают в нас великие помыслы и, как сказал святой Марк, бываем в изумлении при мысленном познании высшего естества, когда приближаются к нам Ангелы, исполняют нас познания, тогда все противное удаляется, и во все то время, в которое человек бывает в подобном состоянии, продолжаются мир и несказанная тишина. Но когда осенит тебя благодать и приблизятся к тебе святые Ангелы, ограждающие тебя, и при этом приближении отступят все искушающие, ты не превозносись и не помышляй в душе, что достиг тихой пристани и неизменяемого воздуха, и совершенно вышел из этого недра противных дуновений, и нет уже более врага, и злой встречи, потому что многие мечтали об этом и подверглись опасности, как сказал блаженный Нил. Или не думай также, что ты выше других, и ты достоин такого состояния, а другие нисколько не достойны по жизни их; или, поскольку не имеют они достаточного знания, то и лишаются подобных даров, а ты имеешь на это право, потому что достиг совершенства святости, и духовной степени, и неизменяемой радости. Напротив, рассмотри лучше в себе нечистые помыслы и те неблагоприличные образы, какие утвердились в уме твоем во время искушения, в час смятения и беспорядочности помыслов, незадолго до этого восстававших против тебя в слепом омрачении. Подумай, как быстро и уклонился ты в страсти, и беседовал с ними в омрачении ума, не устыдился и не ужаснулся Божественного видения, дарований и даров, какие ты принял. И знай, что все это к смирению нашему навел на нас Божий Промысл, который о каждом из нас промышляет и устраивает, что кому полезно. А если превознесешься дарами его, оставит тебя и совершенно упадешь в том, в чем будешь искушаем одними помыслами. Наконец, знай, что устоять – не твое и не добродетели твоей дело, совершит же это благодать, которая носит тебя в ладонях своих, чтобы ты не приходил в боязнь. Это вложи себе в мысль во время радости, чтобы не превознесся помысел, как сказал наш святой отец. И плачь, и проливай слезы, и припадай при воспоминании о своих грехопадениях во время попущения, чтобы избавиться этим и так приобрести смирение. Впрочем, не отчаивайся, и помыслами смирения умилостивив Бога, сделай простительными грехи свои.

Смотри, какие блага порождаются от подвигов. Нередко бывает, что человек преклонил колени к молитве, и руки его воздеты к небесам, лицо устремлено на крест Христов, и все помышления свои собирает он воедино в молитве к Богу. И пока человек молится к Богу со слезами и умилением, в тот самый час вдруг внезапно вскипает в сердце его источник, изливающий услаждение, тело его расслабляется, закрываются глаза, лицо поникает к земле, и помышления его изменяются, так что не может он сделать поклона от радости, возбуждающейся во всем теле его. Обрати внимание, человек, на то, что читаешь. Ибо если ты не будешь подвизаться, то не обретешь, и если не будешь с горячностью стучать в двери и непрестанно пребывать при них в бдении, то не будешь услышан.

Рай есть любовь Божия, в которой наслаждение всеми блаженствами...

Когда ум возревнует о добродетели, тогда и внешние чувства: зрение, слух, обоняние, вкус и осязание не побеждаются даже такими трудностями, которые для них чужды, необычайны, выходят из пределов естественных сил. А если когда проявится естественная горячность, то и телесная жизнь не ценится более, чем прах. Ибо когда сердце возревнует духом, тело не печалится о скорбях, не приходит в боязнь и не сжимается от страха, но ум, как алмаз, своей твердостью противостоит всем искушениям. Поревнуем и мы духовной ревностью о воле Иисусовой. И будет отогнано от нас всякое нерадение, порождающее в мыслях наших леность, потому что ревность рождает отвагу, душевную силу и телесную старательность. Как устоят демоны, если душа подвигнет против них свою природную сильную ревность? А также и усердие называется порождением ревности. И когда оно приводит в действие свою силу, то придает крепость всякой силе в душе, и она становится безбоязненной <а и венцы исповедничества, какие приемлют подвижники и мученики терпением своим, приобретаются ревностью и усердием, которые порождаются силой естественной горячности>; тогда люди и в жестокой скорби мучений делаются бесстрашными.

Господь сносит всякие немощи человеческие, не терпит же человека всегда ропщущего и не оставляет без вразумления.

Невежественная свобода есть матерь страстей. Ибо неуместной свободы конец — жестокое рабство.

Молитву почитай ключом к истинному смыслу сказанного в Божественных Писаниях.

Кто пренебрегает о славе человеческой, тот сподобляется славы Божией, и вместе с душою прославляется и тело его.

Кто со знанием избегает смертной славы, тот ощутил в душе своей будущий век.

Слезы во время молитвы — признак Божией милости, которой сподобилась душа в покаянии своем, — признак того, что молитва принята и слезами начала входить на поле чистоты. Ибо, если не будут отъяты в людях помыслы о преходящем, и не отринут они от себя мирской надежды, и не возбудится в них пренебрежение к миру, и не начнут они уготовлять доброго напутствия к исшествию своему, не начнут в душе восставать помыслы о том, что будет там, то глаза не могут проливать слез, потому что слезы суть следствие беспримесного и невысокопарного размышления, многих, частых и неуклонно пребывающих помыслов, памятования о чем-то тонком, совершающемся в уме, и памятованием сим приводящем сердце в печаль. От сего-то слезы умножаются и наиболее усиливаются.

Пока не примет человек дарования слез, совершается дело его еще во внешнем только человеке, и еще вовсе не ощутил он действенности того, что сокрыто в духовном человеке. Ибо когда человек начнет оставлять телесное настоящего века, и оказывается преступившим этот предел того, что в естестве действительно есть внутреннее, тогда скоро достигает этой благодати слез. И слезы эти начинаются в первой обители сокровенного жития и возводят человека к совершенству любви Божией.

Первая мысль, которая по Божию человеколюбию входит в человека и руководствует душу к жизни, есть западающая в сердце мысль об исходе этого естества. За этим помыслом естественно следует пренебрежение к миру; и этим начинается в человеке всякое доброе движение, ведущее его к жизни. И как бы основание какое полагает в человеке сопутствующая ему Божественная сила, когда восхочет обнаружить в нем жизнь. И если человек эту сказанную нами мысль не угасит в себе житейскими связями и пустословием, но будет взращивать ее в безмолвии, и остановится на ней познанием, и займется ею, то она поведет человека к глубокому познанию, которого никто не в состоянии изобразить словом. Сатана ненавидит этот помысл и всеми своими силами нападает, чтобы истребить его в человеке. И если бы можно было, отдал бы ему царство целого мира, только бы развлечением изгладить в уме человека таковой помысл. И если бы мог, как сказано, то сделал бы это охотно. Ибо знает коварный, что если помысл этот пребывает в человеке, то ум его стоит уже не на этой земле обольщения, и козни его к человеку не приближаются. Будем же разуметь это не о том первом помысле, который напоминанием своим возбуждает в нас память смертную, но о полноте этого дела, когда влагает оно в человека неотлучную память о смерти, и когда помышлением о ней человек поставляется в состояние непрестанного удивления. Первый помысл есть нечто телесное, а этот последний есть духовное познание и дивная благодать. Это познание облечено светлыми мыслями. И кто имеет его, тот уже не входит более в исследование об этом мире, и не привязан к своему телу.

Когда приближаешься к постели своей, скажи ей: «В эту ночь, может быть, ты будешь мне гробом, постель, и не знаю, не приидет ли на меня в эту ночь, вместо сна временного, вечный, будущий сон». Поэтому, пока есть у тебя ноги, иди вослед делания, прежде нежели связан ты узами, которых невозможно уже будет разорвать. Пока есть у тебя пальцы, распни себя в молитве, прежде нежели пришла смерть. Пока есть у тебя глаза, наполняй их слезами, прежде нежели покрыты они прахом. Как роза, едва подует на нее ветер, увядает, так, если внутри тебя дохнуть на одну из стихий, входящих в состав твой, ты умрешь. Положи, человек, на сердце своем, что предстоит тебе отшествие в будущую жизнь и непрестанно говори себе: «Вот у дверей уже пришедший за мною посланник. Что же я сижу? Переселение мое вечно, возврата уже не будет».

...Всякая чистота, приобретенная скоро, в короткое время и с малым трудом, скоро теряется и оскверняется.

Совершенство всего поприща заключается в следующем: в покаянии, в чистоте и в усовершении себя. Что такое покаяние? Оставление прежнего и печаль о нем. Что такое чистота? Кратко сказать: сердце, милующее всякую тварную природу. Что такое усовершение себя? Глубина смирения, т. е. оставление всего видимого и невидимого, <видимого, т. е. всего чувственного и всего мысленного> и попечения о том.

Кто всех равно любит по состраданию и безразлично, тот достиг совершенства.

Духовное созерцание действует в нас в области чистоты.

Созерцание же есть духовное воззрение ума для того, чтобы постигать, что было и будет, и от всего приходить в изумление.

Кто один час провел, воздыхая о душе своей, тот выше доставляющего пользу целому миру своим лицезрением.

Милосердие и правосудие в одной душе – то же, что человек, который в одном доме поклоняется Богу и идолам. Милосердие противоположно правосудию. Правосудие есть уравнивание точной меры: потому что каждому даёт, чего он достоин… А милосердие есть печаль, возбуждаемая благодатью, и ко всем сострадательно преклоняется: кто достоин зла, тому не воздаёт (злом), и, кто достоин добра, того преисполняет (с избытком)… Как сено и огонь не терпят быть в одном доме, так правосудие и милосердие – в одной душе.

Пока ум не уразумевает Бога, как Бога, в явлении смысла, не приближается к сердцу страх Божий.

Вера производит в нас страх Божий; страх же понуждает нас к покаянию и деланию.

Если приучим себя к доброму размышлению, то будем стыдиться страстей, как скоро встретимся с ними. И это знают изведавшие опытом на себе самих. Но будем стыдиться приближения к страстям и по причине их виновности. Когда из любви к Богу желаешь совершить какое дело, пределом желания этого поставь смерть; и таким образом на самом деле сподобишься взойти на степень мученичества в борьбе с каждою страстью, и не понесешь никакого вреда от того, что встретится с тобою внутри того предела, если претерпишь до конца и не расслабеешь. Помышление немощного рассудка немощною делает силу терпения, а твердый ум тому, кто следует помышлению его, сообщает даже и силу, какой не имеет природа.

Принимай участие в страданиях всякого, а телом своим будь далеко от всех. Никого не обличай, не оскорбляй, даже и крайне плохих по жизни своей. Раскрой одежду свою над согрешающим и покрой его. Если не можешь взять на себя грехов его и понести за него наказание и стыд, то будь, по крайней мере, терпелив и не стыди его.

Кто заботится о телесном сверх потребности, тот невольно отпадает от Бога.

Кто тело свое предает покою, тот в стране мира причиняет ему скорбь.

Мучительное дело — угодничать телу.

Кто любит собеседование со Христом, тот любит быть уединенным. А кто любит оставаться со многими, тот друг мира сего. Если любишь покаяние, возлюби и безмолвие. Ибо вне безмолвия покаяние не достигает совершенства. И если кто будет противоречить этому, не входи с ним в спор. Если любишь безмолвие — матерь покаяния, то с удовольствием возлюби и малые телесные лишения, и укоризны, и обиды, какие польются на тебя за безмолвие. Без этого предуготовления не сможешь жить в безмолвии свободно и невозмутимо. Если же будешь пренебрегать указанным, то сделаешься причастником безмолвия по воле Божией и пребудешь на безмолвии, сколько благоугодно будет Богу. Любовь к безмолвию есть непрестанное ожидание смерти. Кто без этого помышления вступает в безмолвие, тот не может понести того, что всеми мерами должны мы терпеть и сносить.
Уразумей и то, рассудительный, что избираем уединенное жительство с душами своими, безмолвие и затворничество, не для дел, простирающихся сверх правил, не для того, чтобы их сделать. Ибо известно, что к этому, по причине телесного рвения, способствует более общение с многими. И если бы необходимо было сие, то некоторые из отцов не оставили бы сопребывания и общения с людьми, а другие не стали бы жить в гробах, и иные не избрали бы себе затвора в уединенном доме, где, всего более расслабив тело и оставив его в несостоянии исполнять наложенные ими на себя правила, при всевозможной немощи и телесном истомлении, с удовольствием целую жизнь свою переносили еще тяжкие постигшие их болезни, от которых не могли стоять на ногах своих, или произнести обычную молитву, или славословить устами своими, но даже не совершали псалма или иного чего, совершаемого телом; и вместо всех правил достаточно для них было одной телесной немощи и безмолвия. Так вели они себя все дни жизни своей. И при всей этой мнимой праздности никто из них не пожелал оставить своей кельи и по причине неисполнения ими правил своих идти куда-нибудь вон или в церковь — возвеселить себя голосами и службами других.

А тем, которые действительно избрали для себя отшельничество от мира и телом, и умом, чтобы установить мысли свои в уединенной молитве, в омертвении для всего временного, для видения мирских вещей и для памятования о них, — таковым не подобает служить Христу деланием чего-либо телесного и правдой дел явных, чтобы ими оправдаться, но, по слову Апостола, умерщвлением земных членов (Кол. 3:5), надлежит приносить Христу чистую и непорочную жертву помыслов, как первый плод возделывания самих себя, и телесную скорбь в терпении опасностей, ради будущей надежды. Ибо житие иноческое равночестно ангельскому. И не подобает нам, оставив небесное делание, держаться житейского.

Человеку всегда должно отвращать мысль свою от страстей к естественному добру, какое Создателем вложено в природу, хотя диавол и извратил истину лукавым искушением. И если прилично так сказать, то ему должно бегать не только от докучливости страстей, но и от чувств своих, и погружаться во внутреннего своего человека, и там уединенно пребывать, непрестанно возделывая виноградник сердца своего, пока не приведет дел в согласие с монашеским именем, нареченным ему в сокровенности его и явно. И может быть, что этим пребыванием близ внутреннего человека придет в совершенное соединение с ведением нашей надежды, живущего в нас Христа. Ибо когда ум наш пребывает там уединенно и отшельнически, тогда не он уже ведет борьбу со страстями, но благодать; разве только и самые страсти не приходят в нем в действие.

Чист умом не тот, кто не знает зла, ибо такой будет скотоподобным, не тот, кто по естеству находится в состоянии младенческом, не тот, кто лицемерит. Но вот чистота ума — просветление божественным, по деятельном упражнении в добродетелях.

Ум, по благодати Божией, исполняя добродетельные деяния, и приблизившись к знанию, мало ощущает того, что составляет худую и неразумную часть души.

Как скорости колебания весов в ветреную бурю препятствует тяжесть взвешиваемого, так колебанию ума препятствуют стыд и страх. А по мере оскудения страха и стыда является причина к тому, чтобы ум непрестанно скитался; и тогда, по мере удаления из души страха, коромысло ума, как свободное, колеблется туда и сюда.