Не ослабевайте и не трепещите от вражеских ополчений, не впадайте в бездну безнадежности, если, может быть, и приключится вам на время преткнуться и согрешить.

Человек да не прекращает брани до самой смерти, пока есть в нем дыхание, да не предает души своей на одоление, даже и во время самого поражения.

Когда входишь в область умирения помыслов, тогда отбирается у тебя множество слез, и потом приходят к тебе слезы в меру и в надлежащее время.

Бог хочет изменения в мысли. Мысль делает нас и лучшими, и непотребными.

Первая мысль, которая по Божию человеколюбию входит в человека и руководствует душу к жизни, есть западающая в сердце мысль об исходе из этого естества. За этим помыслом естественно следует пренебрежение к миру; и этим начинается в человеке всякое доброе движение, ведущее его к жизни. Это же и Божественная сила, сопутствующая человеку, полагает в основание, когда восхочет обнаружить в нем жизнь. И если человек эту, сказанную нами, мысль не угасит в себе житейскими заботами и суесловием, но будет взращивать ее в безмолвии, и  остановится на ней созерцанием, и займется ею; то она поведет его к глубокому созерцанию, которого никто не в состоянии изобразить словом. Сатана ненавидит этот помысл и всеми силами нападает, чтоб истребить его в человеке. И если бы можно было, отдал бы ему царство целого мира, только бы развлечением изгладить в уме человека такой помысл. Ибо знает коварный, что если помысл этот пребывает в человеке, то ум его состоит уже не на этой земле обольщения, и козни его к человеку не приближаются.

Кто бежит от искушений, тот бежит от добродетели.

Не входя в искушения, никто не приобретает духовной мудрости.

Действительно избравшие отшельничество телом и умом, чтобы сосредоточить мысли свои в уединенную молитву, умереть для всего преходящего, для мира и к воспоминаниям о нем, должны служить Христу не внешними делами и не наружной правдой, чтобы оправдаться ею, но усмирением, по слову апостола Павла, телесных своих членов, которые на земле, жертвоприношением чистых и непорочных помышлений, этих начал совершенствования, страданием телесным в терпении бед ради надежды на будущее. Монашеское жительство достойно равного почитания ангельскому. Не должно нам оставлять делания Небесного и держаться делания вещественного.

Должно знать, что настоящая жизнь суетна и скоропреходяща и что близка жизнь истинная и духовная.

Всякому человеку, который живет нечисто, вожделенна жизнь временная.

Сомкни очи свои для житейских приятностей, да сподобит тебя Бог, чтобы мир Его царствовал в сердце твоем.

Страсти искореняются и отгоняются непрестанным памятованием о Боге – это тот меч, который убивает их.

С благою волею претерпи и уничижение и смирение, чтобы иметь тебе дерзновение перед Богом.

Совершенство всего поприща заключается в покаянии, в чистоте и в совершенствовании себя. Что такое покаяние? Оставление прежнего и печаль о нем. Что такое чистота? Коротко говоря, сердце, милующее всякое творение. Что такое совершенствование себя? Глубина смирения, то есть оставление всего видимого и невидимого <видимого, то есть всего чувственного, и невидимого, то есть мысленного> и попечения о них.

Мучимые в геенне поражаются бичом любви! И как горько и жестоко это мучение любви! Ибо ощутившие, что они погрешили против любви, терпят мучение больше всякого приводящего в страх мучения. Неуместна человеку такая мысль, что грешники в геенне лишаются любви Божией. Любовь силою своею действует двояко: она мучит грешников и веселит собою соблюдших долг свой. И вот геенское мучение есть раскаяние.

Страху всегда сопутствует сомнение, а сомнение сопровождается разысканием, а разыскание — принятыми способами, а принятые способы — знанием. И в самом исследовании и разыскании всегда познаются страх и сомнение, потому что не во всякое время во всем успевает знание, как показали мы прежде. Ибо нередко встречаются душе затруднительные стечения и столкновения обстоятельств и многие исполненные опасностей случаи, в которых вовсе не могут здесь сколько-нибудь помочь знание и способы мудрости. Но с другой стороны, в затруднениях, не отвратимых всеми силами и крайним пределом человеческого ведения, вера нимало не преодолевается ни одним из этих затруднений.

Сердце ощутившего любовь эту не может вмещать и выносить ее. Но, по мере качества нашедшей на него любви, усматривается в нем необычайное изменение. И вот ощутительные признаки этой любви: лицо у человека делается румяным и радостным, и тело его согревается. Отступают от него страх и стыд, и делается он как бы восторженным. Сила, собирающая воедино ум, бежит от него, и бывает он как бы изумленным. Страшную смерть считает радостию, созерцание ума его никак не допускает какого-либо прекращения в помышлении о небесном. И в отсутствии, не зримый никем, беседует как присутствующий. Ведение и видение его естественные прекращаются, и не ощущает чувственным образом движения, возбуждаемого в нем предметами; потому что хотя и делает что, но совершенно того не чувствует, так как ум его парит в созерцании, и мысль его всегда как бы беседует с кем другим.

Когда же возбужден в естестве этот страх за земные блага, тогда ревность, названная у нас псом, день и ночь разгорается, как пылающая печь, и пробуждает естество. И, подобно Херувимам, человек пробуждается и ежечасно внимает тому, что вокруг его, и если проходит птица около него, приходит в движение и лает с самой быстрой и несказанной стремительностью. И когда этот страх бывает о теле, тогда делается сатанинским, потому что человек поколебался в вере своей в Промысл Божий и позабыл, как заботится и промышляет Бог о трудящихся ради добродетели, ежечасно смотря на них, о чем и Дух Святой говорит устами Пророка: «Очи Господни на праведных» (Пс. 33:16); и еще: «Держава Господь боящихся Его» (Пс. 24:14). И Сам Господь как бы от Своего лица сказал боящимся Его: «Не придет к тебе зло, и рана не приближится к телеси твоему» (Пс. 90:10).
Но когда страх бывает о душе по причине того, что приключается добродетели и что сопровождает ее, и именно страх, чтобы она не была окрадена и по каким-нибудь причинам не потерпела ущерба, тогда помысл этот Божествен, забота благая, скорбь и томление бывают по Божию промышлению.

Но никто не может ощутить немощь свою, если не будет попущено на него хотя малого искушения тем, что утомляет или тело, или душу. Тогда, сравнив свою немощь с Божией помощью, тотчас познает ее величие. И также, когда рассмотрит множество принятых им мер, осторожность, воздержание, покров и ограждение души своей, в чем надеялся он найти безопасность ее, и не обретает, даже и сердце его, от страха и трепета, не имеет тишины, — пусть поймет и познает тогда, что этот страх сердца его обнаруживает и показывает непременную потребность для него иного некоего помощника. Ибо сердце страхом, поражающим его и борющимся внутри его, свидетельствует и дает знать о недостатке чего-то; а этим обличается, что не может оно жить в безопасности, потому что, как сказано, спасает Божия помощь. Но кто познал, что имеет нужду в Божией помощи, тот совершает много молитв.

Без нестяжательности душа не может освободиться от мятежа помыслов и, не приведя в безмолвие чувств, не ощутит мира в мысли.

Никто не может приобрести действительной нестяжательности, если не приготовится к тому, чтобы с радостью переносить искушения.

Щедрые подаяния и вместе заушения то же, что в меду омоченный мел.

Если истинно ты милосерд, то, когда неправедно отнято у тебя твое, не скорби внутренно, и не рассказывай об ущербе посторонним.

Тот милостив, кто в мысли своей не отличает одного от другого, но милует всех.

Кто исправляет брата своего в келии своей, тот исцеляет собственный свой порок.

Иное – сладость молитвы и иное – видение молитвы. Второе ценнее первого настолько, насколько человек совершенного возраста разумней несовершеннолетнего младенца. Иногда услаждаются стихи в устах, и слова какого-либо стиха молитвы повторяются многократно, не позволяя молящемуся насытиться и перейти к другому стиху. Иногда же от молитвы рождается некое видение, пресекает молитву уст, и становится молящийся в этом видении исступленным от ужаса, как бы не существующим. Такое состояние называем видением молитвы, в котором не является никакого вида и лика или образа, представленных воображением, как это утверждают не знающие дела. И опять: в этом молитвенном видении имеются различные меры и разделения дарований. До пришествия в это состояние действует молитва, потому что еще не прекратились мысли, без прекращения которых не может прекратиться молитва и наступить состояние превыше молитвы, ибо движения языка и сердца в молитве – ключи ее, а совершающееся после этого есть вход в клеть. Здесь да перестанут действовать всякие уста и всякий язык, и сердце – этот хранитель помыслов, и ум – этот кормчий чувств, и мысль быстро и повсюду летающая птица. Всякое искусство и знание их да прекратятся, здесь же остановится ищущий: пришел Домовладыка.

Никогда человек не познает силы Божией в покое и свободе.

...Когда наполнишь чрево, не входи с бесстыдством в исследование каких-либо предметов и понятий Божественных, чтобы тебе не раскаиваться.

Невозможно приблизиться к Богу без скорби; без нее и праведность человеческая не сохраняется неизменною.

Духовное ведение, по природе своей, позднее делания добродетелей.

Если делаешь что для добродетели и для души, то не заботься о суетном.

Основание всех добродетелей — пост, бдение, бодрствование в службе Божией, в распинании тела целый день и целую ночь.

Ненасытимость души в приобретении добродетели обращает в свою пользу часть видимых желаний сопряженного с нею тела.

Житие духовное есть деятельность без участия чувств.

Остерегайся читать учения еретические, потому что сие всего чаще вооружает на тебя духа хулы.

Быть злопамятным и молиться значит то же, что сеять на море и ждать жатвы.

Неправедные уста заграждаются молитвою.

Отныне уже всеми силами будем пренебрегать телом, предадим душу Богу и о имени Господнем вступим в борьбу с искушениями.

Когда же входит человек в искушения но любви к Богу, и не допускает в себя изменения, тогда поставляется перед Богом, как бы имеющий Его должником своим и как искренний друг; потому что, во исполнение воли Божией, вел брань с врагом Божиим, и победил его.

Бог налагает искушения на ленивых и нерадивых, чтобы помышляли они об искушениях, а не о суетном.

Смиренномудрые умудряются благодатию, и могут все это различать и дознавать, т. е. какое искушение от плода гордости, и какое от ударов, наносимых любовью.

Попускает Бог, чтобы святые Его искушаемы были всякою печалью, потому что вследствие искушений приобретают мудрость.

Не входя в искушения, никто не приобретет духовной мудрости.

Не устрашайся искушений, потому что через них обретаешь прославления.

Нет человека, который бы не скорбел во время обучения, и нет человека, которому бы не казалось горьким время, когда испивает он яд искушений.

...Услаждение, сокрытое в правде, вкушаем не тогда, как делаем правду, но когда любовь к правде снедает сердце наше...

Когда же кто с радостью переносит труды и скорби, тогда может сильно обуздывать и помыслы, потому что помыслы эти трудами приводятся в бездействие. Когда человек помнит прежние свои грехи и наказывает себя вольными скорбями, тогда и Бог прилагает заботу о том, чтобы упокоить его.

Если ты не миротворец, то не будь хотя любителем мятежа.

Надежду и страх Божий утверждают в уме удаление от людей и непрестанная молитва.