Исаак Сирин Ниневийский

...Кто любит свое тело, тот не улучит Божией благодати.

Кто хотя несколько ощутит в себе надежды на Бога, тот не согласится уже по нужде работать этому жестокому владыке — телу.

Слава тела есть покорность целомудрия при помощи Божией.

Кто заботится о телесном сверх потребности, тот невольно отпадает от Бога.

Кто тело свое предает покою, тот в стране мира причиняет ему скорбь.

Мучительное дело — угодничать телу.

Если не можешь потрудиться телом своим, поскорби хотя мысленно.

...Если человек не отречется сперва от мира и не удосужится от всего мирского, то не может уединиться.

Житие духовное есть деятельность без участия чувств. Оно описано отцами. Как скоро умы святых принимают его, отнимаются от среды познание вещественное и тучность тела, и познание делается уже духовным. Познанием вещественным называю тварь первого естества, и от этого вещественного познания человек удобно возводится к познанию уединенной жизни, которое, по ясному истолкованию, есть удивление Богу. Это есть то высокое состояние при наслаждении будущими благами, какое дается в свободе бессмертной жизни, в жизни по воскресении, потому что природа человеческая не перестанет там всегда удивляться Богу, вовсе не имея никакого помышления о тварях; ибо если бы было что подобное Богу, то ум мог бы подвигнуться к этому: иногда к Богу, а иногда — к твари.

А тем, которые действительно избрали для себя отшельничество от мира и телом, и умом, чтобы установить мысли свои в уединенной молитве, в омертвении для всего временного, для видения мирских вещей и для памятования о них, — таковым не подобает служить Христу деланием чего-либо телесного и правдой дел явных, чтобы ими оправдаться, но, по слову Апостола, умерщвлением земных членов (Кол. 3:5), надлежит приносить Христу чистую и непорочную жертву помыслов, как первый плод возделывания самих себя, и телесную скорбь в терпении опасностей, ради будущей надежды. Ибо житие иноческое равночестно ангельскому. И не подобает нам, оставив небесное делание, держаться житейского.

Человеку всегда должно отвращать мысль свою от страстей к естественному добру, какое Создателем вложено в природу, хотя диавол и извратил истину лукавым искушением. И если прилично так сказать, то ему должно бегать не только от докучливости страстей, но и от чувств своих, и погружаться во внутреннего своего человека, и там уединенно пребывать, непрестанно возделывая виноградник сердца своего, пока не приведет дел в согласие с монашеским именем, нареченным ему в сокровенности его и явно. И может быть, что этим пребыванием близ внутреннего человека придет в совершенное соединение с ведением нашей надежды, живущего в нас Христа. Ибо когда ум наш пребывает там уединенно и отшельнически, тогда не он уже ведет борьбу со страстями, но благодать; разве только и самые страсти не приходят в нем в действие.

Ум под бременем страха Божия и стыда, с трудом совращается тем, что приводит его в колебание. А в какой мере оскудевает в уме страх, в такой же начинают преобладать им превратность и изменчивость.

Ум не покоряется <Богу>, если не покорится ему тело. Царство ума есть распятие тела: и ум Богу не покоряется, если свобода не покорена разуму.

Парения ума никто не может преодолеть, разве только изучением духовного знания.

Слава ума есть истинное умозрение о Боге.

Ум, по благодати Божией, исполняя добродетельные деяния, и приблизившись к знанию, мало ощущает того, что составляет худую и неразумную часть души.

Как скорости колебания весов в ветреную бурю препятствует тяжесть взвешиваемого, так колебанию ума препятствуют стыд и страх. А по мере оскудения страха и стыда является причина к тому, чтобы ум непрестанно скитался; и тогда, по мере удаления из души страха, коромысло ума, как свободное, колеблется туда и сюда.

Печаль ума драгоценное Божие дарование. Кто переносит ее, как должно, тот подобен человеку, у которого члены его исполнены святости.

Не унижай увечных, потому что в ад пойдем все равночестными.

Кто уничижает и умаляет самого себя, того упремудрит Господь.

Уничижай себя, и увидишь в себе славу Божию. Ибо где произрастает смирение, там источается Божия слава. Если будешь стараться пребывать в явном уничижении, то Бог соделает, что от всех людей будешь прославляем.

Кто обнищает ради Бога, тот бывает утешен истинным Его богатством. Уничижай себя ради Бога, и не узнаешь, как умножится слава твоя.

И пока человек в сердце своем не приведет в бездействие попечения о житейском, кроме необходимых потребностей естества, и не предоставит заботиться об этом Богу, дотоле не возбудится в нем духовное упоение, и не испытает он того утешения, каким утешался Апостол (Гал. 2: 20; 2 Кор. 12: 3—4).

Соразмерно с искушениями определены Богом и дарования по Его премудрости, которой не постигают созданные Им. Итак, по жестоким скорбям, посылаемым на тебя Божиим Промыслом, душа твоя постигает, какую прияла она честь от величия Божия. Ибо по мере печали бывает и утешение.

Терпение есть матерь утешения и некая сила, обыкновенно порождаемая широтою сердца.

Если терпение возрастает в душах наших — это признак, что получили мы втайне благодать утешения.

По мере смирения дается тебе терпение в бедствиях твоих; а по мере терпения облегчается тяжесть скорбей твоих, и принимаешь утешение; по мере же утешения твоего увеличивается любовь твоя к Богу; и по мере любви твоей увеличивается радость твоя о Духе Святом.

Тем и отличаются сыны Божии от прочих, что живут они в скорбях, а мир гордится роскошью и покоем.

Кто стремится исполнить волю Божию, того поведут Ангелы.

...Помни, что Христос умер за грешных, а не за праведных.

Никто да не хулит Бога, будто бы Он в естество наше вложил страсти и грех. Бог в каждое из естеств вложил то, что служит к его возрастанию. Но когда одно естество входит в согласие с другим, тогда оно обретается не в том, что ему свое, но в противоположном тому. А если бы страсти были в душе естественно, то почему душа терпела бы от них вред? Собственно принадлежащее естеству не вредит ему.

Перед Богом тело целомудренное драгоценнее чистой жертвы.

Возлюби целомудрие, чтобы не постыдиться во время молитвы своей перед Богом.

Если любишь целомудрие, отгоняй срамные помыслы упражнением в чтении и продолжительною молитвою...

Целомудрие и беседа с женщиною — то же, что львица с овцою в одном доме.

Телесный труд и поучение в Божественных Писаниях охраняют чистоту; а труд подкрепляют надежда и страх.

...Если будешь чист, то внутри тебя небо, и в себе самом узришь ангелов и свет их, а с ними и в них и Владыку ангелов.

Кто чист в душе и непорочен в области жизни, тот всегда с целомудрием произносит словеса Духа, и сообразно с мерою своего разумения рассуждает и о Божественном, и о том, что в нем самом...

Когда ум совлечется ветхого человека, и облечется в человека нового, благодатного, тогда увидит чистоту свою, подобную небесному цвету.

Чистота есть забвение противоестественных способов ведения, изобретенных естеством в мире.

Приобретай чистоту в делах своих, чтобы озарялась душа твоя в молитве, и памятью о смерти возжигалась радость в уме твоем.

Чистота есть прозрачность мысленного воздуха, в недрах которого воспаряет внутреннее наше естество.

Вера и милостыня содействуют человеку скоро приблизиться к чистоте.

Веселись с веселящимися и плачь с плачущими, ибо это признак чистоты.

Лучше беседуй со свиньею, нежели с чревоугодником; потому что свиное корыто лучше прожорливых уст.

Что пламень огненный в сухих дровах, то и тело при наполненном чреве.

Кто без нужды осмеливается <иметь явные знамения> или молит Бога и желает, чтобы в руках его были чудеса и силы, тот искушается в уме своем ругателем – демоном, и оказывается хвастливым и немощным в своей совести.

Многие совершали знамения, воскрешали мертвых, трудились в обращении заблудших и творили великие чудеса, руками их многие приведены были к Богопознанию и после всего этого сами, оживотворявшие других, впали в мерзкие и гнусные страсти, умертвили самих себя и для многих сделались соблазном, когда явны стали деяния их, потому что были еще в душевном недуге и не заботились о здравии душ своих, но пустились в море мира этого исцелять души других, будучи еще сами немощными, и, утратили для душ своих надежду на Бога.

Когда ум погружен в этот мир, тогда он совершенно лишается слез. И это признак, что человек погребен в страстях.

Слезы начинаются в первой обители сокровенного жития и возводят человека к совершенству любви Божией.