Иоанн Лествичник

Некоторые ублажают скопцов по естеству, как избавленных от мучительства плоти; а я ублажаю повседневных скопцов, которые разумом, как ножом, обучились оскоплять себя.

Не тот чист, кто сохранил нерастленным это бренное тело, но тот, кто члены его совершенно покорил душе.

Видал я невольно падших; и видал произвольно желающих падать, но не могущих; и я счел этих последних окаяннее падающих на всякий день, потому что, не имея возможности согрешить, желают смрада греховного.

Можно осквернить тело и одним осязанием, ибо нет ничего столь опасного, как это чувство. Помни того, который обвил руку свою краем одежды, когда нес престарелую свою мать, и удерживай чувство руки своей и не прикасайся к сокровенным и прочим членам ни своего, ни чужого тела.

Начало чистоты бывает, когда помысл не слагается с блудными прилогами, и без мечтаний случается по временам во сне истечение; а средина чистоты, когда от довольства пищи бывают естественные движения, но без мечтаний; конец же чистоты — умерщвление тела, т. е. телесных движений, предваряемое умерщвлением нечистых помыслов.

Склонные к сладострастию часто бывают сострадательны и милостивы, скоры на слезы и ласковы, но заботящиеся о чистоте не бывают таковы.

Если «всякий грех, какой делает человек, есть вне тела, а блудник грешит против собственного тела» (1 Кор. 6:18), то это, без сомнения, потому, что истечением оскверняется самое существо нашей плоти; а в другом грехе невозможно этому быть. Спрашиваю здесь: почему о согрешающих всяким другим грехом мы обыкновенно говорим только: «Он согрешил», — а когда слышим, что кто-нибудь сделал блуд, то с прискорбием говорим: «Такой-то пал»?

Между страстными бывает один страстнее другого; и некоторые самые скверны свои исповедают со сладострастием и услаждением. Нечистые и постыдные помышления обыкновенно рождаются в сердце от беса блуда, этого сердцеобольстителя; но их исцеляет воздержание и вменение их ни во что.

Думаю, что человек не может быть назван совершенно святым, если прежде не освятит тела и некоторым образом не преобразит его, если только возможно такое преображение во временной жизни.

Поистине блажен тот, кто приобрел совершенную нечувствительность ко всякому телу и виду, и красоте.

Целомудр, кто навсегда приобрел совершенную нечувствительность к различию тел.

Предел и крайняя степень совершенной и всеблаженной чистоты состоит в том, чтобы в одинаковом устроении пребывать при виде существ одушевленных и бездушных, словесных и бессловесных.

Целомудрие есть всеобъемлющее название всех добродетелей.

Не думай победить беса блуда возражениями и доказательствами, ибо он имеет многие убедительные оправдания, как воюющий против нас с помощью нашего естества.

Когда после долгого подвига против беса блуда, единомышленника нашей бренной плоти, мы изгоним его из сердца нашего, изранивши его камнем поста и мечом смирения, тогда этот окаянный, как червь некий, пресмыкаясь внутри нашего тела, будет стараться осквернить нас, подстрекая на безвременные и непристойные движения.
Этому же наиболее подвержены те, которые покоряются бесу тщеславия; ибо они, видя, что уже нечасто возмущаются в сердце своем блудными помыслами, преклоняются к тщеславию; а что это справедливо, в том сами они могут увериться, когда, удалившись на время в безмолвие, будут внимательно испытывать самих себя. Они непременно найдут, что в глубине их сердца скрывается некий тайный помысел, как змей в гноище, который в некоторой степени чистоту внушает им приписывать собственному старанию и усердию, не давая этим окаянным подумать о словах Апостола: «Что ты имеешь, чего бы не получил?» даром (1 Кор. 4:7), или непосредственно от Бога, или с помощью других и посредством их молитвы. Итак, да внимают они себе, и да стараются о том, чтобы умертвить вышепоказанного змея многим смиренномудрием, и извергнуть его из сердца, чтобы, избавившись от него, возмогли и они некогда избавиться от кожаных риз (Быт. 3:21) сладострастия и воспеть Господу победную песнь чистоты, как некогда те евангельские целомудренные дети. И, без сомнения, воспоют, если разденутся и не нагими окажутся незлобия и смирения, свойственного младенцам (2 Кор. 5:3).

Некоторые утверждают, что борьба блудная во время сна и истечения происходит единственно от пищи; но я видал, что одни, находясь в тяжкой болезни, а другие, держа самый строгий пост, часто были оскверняемы истечениями. Однажды я спросил об этом предмете одного из искуснейших и рассудительных иноков; и этот блаженный дал мне весьма ясное наставление. «Бывают, — говорил приснопамятный, — истечения во сне от изобилия пищи и от излишнего покоя; а иногда от гордости, когда мы, долго пребывая свободными от истечений, этим возносимся; иногда же и от того, что осуждаем ближнего. Но от последних двух причин истечения могут случаться и с больными, а может быть и от всех трех. Если же кто чувствует, что он чист от всех сих показанных сейчас причин, то блажен этот человек ради такого бесстрастия; он от одной зависти бесовской терпит случающееся временем, когда Бог это на него попускает для того, чтобы безгрешным бедствием приобретал высочайшее смирение.

С новоначальными телесные падения случаются, обычно, от наслаждения пищей; со средними они бывают от высокоумия, и от той же причины, как и с новоначальными; но с приближающимися к совершенству они случаются только от осуждения ближних.

В это время великою мощью служат нам: худая одежда, пепел, стояние всенощное, голод, жажда, палящая язык и немногими каплями прохлаждаемая, пребывание при гробах, а прежде всего смирение сердца и, если можно, отец духовный или усердный брат, скорый на помощь и старый разумом: ибо я почитаю за чудо, чтобы кто-нибудь мог один сам собою спасти корабль свой от этоговодоворота.

Кто победил тело, тот естество победил; победивший же естество, без сомнения, стал выше естества; а такой человек малым чем или, если можно так сказать, ничем не меньше Ангелов (Пс. 8:6).

Иной связал этого мучителя подвигами: иной — смирением, а иной — откровением Божиим. Первый подобен утренней звезде, второй — полной луне, а третий — светлому солнцу; но все имеют жительство на небесах. И как от зари свет, а по свете сияет солнце, так и о сказанном можно разуметь и видеть это на самом деле.

Услышим и о другом коварстве наших врагов. Как пища, вредная для тела, по некотором времени или день спустя, производит в нас болезнь, так весьма часто действуют и причины, оскверняющие душу. Видел я наслаждающихся и не вдруг боримых; видел, что некоторые едят и пребывают с женщинами и в то время не имеют никакого худого помышления; но когда они обольстились самонадеянностию и возмечтали, что имеют мир и утверждение, то внезапно подверглись погибели в своей келье. А какая это погибель, телесная и душевная, которой человек может подвергаться один, знает тот, кто находился в этом искушении, а кто не был искушен, тому и знать не нужно.

Поведал мне некто об удивительной и высочайшей степени чистоты. Некто, увидев необыкновенную женскую красоту, весьма прославил о ней Творца и от одного этого видения возгорел любовью к Богу и пролил источник слез. Поистине удивительное зрелище! Что иному могло быть рвом погибели, то ему сверхъестественно послужило к получению венца славы. Если такой человек в подобных случаях всегда имеет такое же чувство и делание, то он воскрес, нетленен прежде общего воскресения.

Не думай, что ты по причине воздержания упасть не можешь; ибо некто, и ничего не вкушавший, был свержен с неба.

Иногда восстаем мы от сна чисты и мирны, и это бывает тайным благодеянием, которое мы получаем от святых Ангелов, особенно когда мы уснули со многою молитвою и трезвением; иногда же встаем нечистыми и смущенными; причиною же этого бывают худые сновидения.

Помощник и начало целомудрия есть безмолвие.

Представь Господу немощь своего естества, сознавая во всем свое бессилие, и неощутительным образом получишь дарование целомудрия.

Кто желает представить Господу чистое тело и чистое сердце, тот должен сохранить безгневие и воздержание.

И чистоту душевную называют бесстрастием, да и справедливо: ибо чистота есть начало общего воскресения и нетления тленных.

...Предел чистоты состоит в том, чтобы ко всем иметь такое же чувство, как к предметам неодушевленным.

Целомудрие есть чистота души и тела. Никто из обучившихся хранению чистоты не вменяет себе ее приобретение, ибо невозможно победить свою природу. И где природа побеждена, там познается пришествие Того, Кто выше естества.

Противься ухищрению беса, который после вечери внушает тебе впредь позднее принимать пищу, ибо в следующий же день, когда настанет девятый час, он понудит тебя отказаться от правила, установленного в предшествовавший день.

Чревоугодие есть притворство чрева, потому что оно и будучи насыщено, вопиет: «мало!», будучи наполнено и расседаясь от излишества, взывает: «алчу!».

Начальник бесов есть падший Денница; а глава страстей есть объедение.

Не обманывайся, ты не можешь освободиться от мысленного фараона, ни узреть горней Пасхи, если не будешь всегда вкушать горького зелия и опресноков. Горькое зелие есть понуждение и терпение поста, а опресноки — ненадмевающееся мудрование. Да соединится с дыханием твоим сие слово Псалмопевца: я во время болезни их одевался во вретище, изнурял постом душу мою, и молитва моя возвращалась в недро мое. (Пс. 34:13).

По пресыщении нашем сей нечистый дух отходит и посылает на нас духа блудного; он возвещает ему, в каком состоянии мы остались, и говорит: «иди, возмути такого-то: чрево его пресыщено, и потому ты немного будешь трудиться». Сей, пришедши, улыбается и, связав нам руки и ноги сном, уже все, что хочет, делает с нами, оскверняя душу мерзкими мечтаниями и тело истечениями...

Ум постника молится трезвенно, а ум невоздержного исполнен нечистых мечтаний. Насыщение чрева иссушает источники слез: а чрево, иссушенное воздержанием, рождает слезные воды.

Чревоугодие есть прельщение очей; вмещаем в меру, а оно подстрекает нас поглотить все разом.

Когда пришел странник, чревоугодник весь движется на любовь, подстрекаемый чревонеистовством, и думает, что случай сделать брату утешение есть разрешение и для него. Пришествие других считает он за предлог, разрешающий пить вино, и под видом того, чтобы скрыть добродетель, делается рабом страсти.

Чревоугодие есть изобретатель приправ, источник сластей. Упразднил ли ты одну жилу его, оно проистекает другою. Заградил ли ты и эту — иною прорывается и одолевает тебя.

Если ты победишь [чрево], эту госпожу, то всякое место будет тебе содействовать в приобретении бесстрастия, если же она будет обладать тобою, то до самого гроба ты везде будешь бедствовать.

Мехи, когда их размягчают, раздаются и вмещают большее количество жидкости, а оставленные в небрежении не принимают и прежней меры. Обременяющий чрево свое расширяет внутренности, а у того, кто подвизается против чрева, они стягиваются мало-помалу, стянутые же не будут принимать много пищи, и тогда, по нужде самого естества, будем постниками.

В сердцах чревоугодников — сновидения о снедях и яствах; в сердцах же плачущих — сновидения о последнем Суде и о муках.

Спросим же и этого нашего врага, паче же главнейшего начальника наших злых врагов, дверь страстей, т. е. объедение, эту причину падения Адамова, погибели Исава, пагубы израильтян, обнажения Ноева, истребления гоморрян, Лотова кровосмешения, погубления сынов Илии священника, и руководителя ко всяким мерзостям. Спросим, откуда эта страсть рождается? и какие ее исчадия? кто сокрушает ее, и кто совершенно ее погубляет?

Насыщение есть мать блуда, а утеснение чрева — виновник чистоты.

Как получивший смертный приговор и идущий на казнь, не беседует о народных зрелищах, так и искренно оплакивающий грехи свои не будет угождать чреву.

Часто тщеславие враждует против объедения; и эти две страсти ссорятся между собою за бедного монаха, как за купленного раба. Объедение понуждает разрешать, а тщеславие внушает показывать свою добродетель; но благоразумный монах избегает той и другой пучины и умеет пользоваться удобным временем для отражения одной страсти другою.

Жажда весьма часто жаждою же и утоляется; но голод прогнать голодом трудно и даже невозможно. Когда тело победит тебя, укрощай его трудами; если же ты по немощи не можешь этого, то борись с ним бдением. Когда глаза отяжелели, берись за рукоделье; но не касайся такового, когда сон не нападает, ибо невозможно работать вместе Богу и мамоне, т. е. простирать мысль свою к Богу и на рукоделье.

Скажи нам, чревоугодие, мучительница всех людей, купившая всех золотом ненасытной алчности: как нашла ты вход в нас? Войдя, что обыкновенно производишь? И каким образом ты выходишь из нас? Она же, раздражившись от этих досад, яростно и свирепо отвечает нам: «Зачем вы, мне повинные, бьете меня досаждениями? И как вы покушаетесь освободиться от меня, когда я естеством связана с вами? Дверь, которою я вхожу, есть свойство пищи, а причина моей ненасытности — привычка; основание же моей страсти — долговременный навык, бесчувствие души и забвение смерти. И как вы ищете знать имена исчадий моих? «Исчислю их, и более песка умножатся» (Пс. 138:18). Но узнайте, по крайней мере, какие имена моих первенцев и самых любезных исчадий моих. Первородный сын мой есть блуд, а второе после него исчадие — ожесточение сердца, третье же — сонливость. Море злых помыслов, волны скверн, глубина неизвестных и неизреченных нечистот от меня происходят. Дочери мои есть: леность, многословие, дерзость, смехотворство, кощунство, прекословие, жестокосердие, непослушание, бесчувственность, пленение ума, самохвальство, наглость, любовь к миру, за которою следует оскверненная молитва, парение помыслов и нечаянные и внезапные злоключения; а за ними следует отчаяние — самая лютая из всех страстей. Память согрешений воюет против меня. Помышление о смерти сильно враждует против меня; но нет ничего в человеках, чтобы могло меня совершенно упразднить. Кто приобрел Утешителя, тот молится Ему против меня, и Он, будучи умолен, не попускает мне страстно действовать в нем. Невкусившие же небесного Его утешения всячески ищут наслаждаться моею сладостью».

Знай, что часто бес досаждает желудку и не дает человеку насытиться, хотя бы он пожрал всю пищу Египта и выпил всю воду в Ниле.

Если ты обещался Христу идти узким и тесным путем, то утесняй чрево свое, ибо, угождая ему и расширял его, ты отвергаешься своих обетов. Но внимай и услышишь говорящего: пространен и широк путь чревоугодия, вводящий в пагубу блуда, и многие идут по нему, но узки врата и тесен путь воздержания, вводящий в жизнь чистоты, и немногие входят им (ср.: Мф. 7:13—14).