Феофан Затворник

Пребывание души с Господом или посещение Господом души, в чем все существо внутреннего делания, не от нас зависит. Господь посещает душу, она и бывает с Ним, и играет пред Ним, и согревается Им. Как отойдет Господь, так душа пустеет и совсем не в ее власти воротить к себе Посетителя душ. Но отходит Господь, пытая душу, а бывает, что отходит, наказывая. Но не за внешние дела, а за что-нибудь душою внутри принятое. Когда отходит Господь, пытая душу, то, когда она закричит, Он скоро возвращается. А когда отходит, наказывая, то не скоро возвратится, но пока не осознает душа греха и не раскается, не оплачет, не понесет епитимью.

У животных есть душа, но животная. А у человека душа человеческая, высшая, как и сам человек. Животным свой чин, а человеку — свой. Творения Божии так расположены, что всякий высший класс совмещает в себе силы низших классов, и кроме них имеет свои силы, его классу присвоенные и его характеризующие. В мире, или его составе, надо различать, кроме стихий, еще систему сил, расположенных лестницей — от низших к высшим идущей. Низшая сила есть та, которая действует в мертвой природе, и которой высшие изделия суть явления химических сочетаний и кристаллизаций <например, снежинки-разводы на окнах зимой и подобное>. Выше этой стоит сила растительная, которая в своей власти держит и кристаллизующую силу и силу химических сочетаний. Выше растительной силы стоит — животная, которая в своей власти держит и растительную силу, и кристаллизующую, и силу химических сочетаний. Выше животно-душевной силы — сила человеческого естества, которое содержит все силы низшие его в своей власти и ими действует.
Что же дивного, что в нас есть нечто схожее с животными? Есть схожее и с растениями: ибо питание и ращение тела есть растительное дело; но что же из этого вывести? Ничего нельзя, кроме — что всякому свой чин.
В человеке надо различать душу и дух. Дух содержит чувство Божества — совесть и ничем неудовлетворимость. Он есть та сила, которая вдохнута в лицо человека при сотворении. Душа — низшая сила, или часть той силы, назначенная на ведение дел земной жизни. Она такого же чина, как и душа животных, но возвышена, ради сочетания с нею духа. Дух из Бога, сочетавшись с душою животных, возвел ее на степень души человеческой. И стал человек двояк. Одно тянет его горе, другое — долу. Когда человек в своем чине держится, то он живет духом, т. е. страхом Божиим водится, и совести слушает, и горнего ищет. А когда он поддается влечениям души дольней, то выходит из своего чина, — и то, чего хочет дух, думает достать среди тварей. Этого ему не удается, и он томится, и крушится. Дух тут, как пленник в узах, находится в услужении у варваров, страстей похотных. Сам он не удовлетворяется, и страсти делает неудовлетворимыми, сообщая им безграничный разлив. От чего животные потребности у животных все в своей мере, а у человека, когда он предается чувственности, чувственные потребности предела и меры не имеют? Эту безмерность сообщает им дух, попавшийся в плен к ним; а дух этой безмерностию чает затушить свою жажду Бесконечного, по образу Коего создан, и в Коем едином благо его.

Смоковница, покрытая листьями, была красива на вид, но не удостоилась одобрения от Господа, потому что не было на ней плодов, а плодов не было потому, что не было внутренней силы плодоношения. Сколько таких смоковниц бывает в нравственном смысле! На вид все исправно, а внутри ничего нет. Степенны, честны и все христианское исполняют, а духа жизни о Христе Иисусе не имеют, оттого не имеют плодов живых, а то, что есть в них, только кажется плодом, а не есть плод. В чем же дух жизни о Христе Иисусе? На это скажем: одно в нем от Господа, а другое от нас. Что от Господа, то собственно и есть сила духовного плодоношения, а что от нас, то есть только приемник этой силы. О последнем и позаботься больше. Тут корень – чувство, что ты погибающий, и что если не Господь – погибнешь. Отсюда всю жизнь, при всех делах и трудах – сердце сокрушенное и смиренное. Далее, поскольку будущее безвестно, а врагов много и спотыкание возможно поминутно, то – страх и трепет в поисках спасения и непрестанное вопияние: «имиже веси судьбами, спаси мя». Горе почивающему на чем-нибудь, кроме Господа; горе и тому, кто трудился для чего-нибудь, кроме Господа! Спроси себя трудившийся в делах, которые считаются богоугодными, для кого трудишься? Если совесть смело ответит: только для Господа – хорошо, а если нет, то ты созидаешь дом на песке. Вот несколько указаний о плодоносном внутреннем духе. По этому и о прочем разумевай.

Обычно мы говорим: душа-душа. А по существу дела следовало бы говорить: душа-дух или дух-душа. Принимая слово душа как дух-душа, я никак не скажу, что она одного происхождения с душою животных, ибо дух от Бога, а принимая ее отдельно от духа, говорю так. Когда Бог творил человека, то образовал прежде тело из персти. Это тело что было? Глиняная тетерька или живое тело? — Оно было живое тело, — было животное в образе человека с душою животного. Потом Бог вдунул в него Дух Свой, — и из животного стал человек — Ангел в образе человека. Как тогда было, так и теперь происходят люди. Души отраждаются от родителей или влагаются путем естественного рождения, а дух вдыхается Богом, Который везде есть. И не понимаю, чем тут смущаться?! Да вы, когда говорите, что человек есть животное, мясо ли одно разумеете или всю животную жизнь? — Конечно, всю животную жизнь, и с душою животного. А прибавляя к этому "разумное" — что означаете? То, что хотя человек то же, с одной стороны, что животное с душою животного, но с другой — он несравненно выше животного, ибо имеет разум — что совершенно соответствует слову дух. Сказать "животное разумное" есть то же, что сказать "животное одуховленное".

«Светильник тела есть око» (Лк. 11:34), а светильник души – ум. Как при неповрежденности ока телесного все вокруг нас во внешнем быту нашем видно для нас и мы знаем, как и куда идти и что делать, так при здравом уме видно бывает для нас все во внутреннем быту нашем, в нашем отношении к Богу и ближним и в том, как должно нам держать самих себя. Ум, высшая сторона души, совмещает чувство Божества, требования совести и чаяния лучшего, сравнительно со всем, чем мы обладаем и что знаем. Когда ум здравый – в душе царствует страх Божий, добросовестность и несвязанность ничем внешним. А когда он нездравый – Бог забыт, совесть хромает на обе ноги и душа вся погрязает в видимое и обладаемое. В последнем случае у человека – темная ночь: понятия спутаны, в делах нестройность, в сердце безотрадная тоска. Толкают его обстоятельства – и он влечется вслед за ними, как щепка по течению ручья. Не знает он, что сделано прежде, что он есть теперь и чем кончится путь его. Напротив, у кого ум здравый, тот, боясь Бога, ведет свои дела с осмотрительностью, слушает одного закона совести, дающего единообразный строй всей жизни его, и не погружается в чувственное, окрыляясь чаянием будущего всеблаженства. От этого он ясно видит все течение жизни со всеми ее взаимосвязями и для него все светло, как при ярком светильнике.

«Если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то все тело твое будет темно» (Мф. 6: 22–23). Оком называется здесь ум, а телом — весь состав души. Таким образом, когда ум чист, тогда в душе светло; когда же ум лукав, тогда в душе темно. Что такое ум чистый и ум лукавый? Ум чистый — тот, который принимает все, как написано в Слове Божием, и несомненно убежден, что все так и есть, как написано: никакого хитроумия, никаких колебаний и раздумья нет в нем. Ум лукавый тот, который приступает к Слову Божию с лукавством, хитрым совопросничеством и разысканиями. Он не может прямо верить, но подводит Слово Божие под свои умствования. Он приступает к нему не как ученик, а как судья и критик, чтобы попытать — что-то оно говорит, и потом или поглумиться, или свысока сказать: «Да, это неплохо». У такого ума нет твердых положений, потому что Слову Божию, очевидно, он не верит, а свои умствования всегда неустойчивы: ныне так, завтра иначе. Оттого у него одни колебания, недоумения, вопросы без ответов; все вещи у него не на своем месте и ходит он впотьмах, ощупью. Чистый же ум все ясно видит, всякая вещь у него имеет свой определенный характер, Словом Божиим определенный, — потому всякой вещи у него — свое место. И он точно знает, как себя в отношении к чему держать: ходит, значит, по дорогам открытым, видным, с полной уверенностью, что они ведут к настоящей цели.

«Не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками, потому что они плоть» (Быт. 6:3). В человеке две противоположности, а сознание одно – личность человеческая. Характер этой личности определяется тем, на какую сторону она склоняется. Если она на стороне духа – будет человек духовный, если она на стороне плоти – будет человек плотским. Дух и в плотском не исчезает, но бывает порабощен и голоса не имеет. Он тут становится порабощенным и служит плоти, как Раб госпоже своей, изобретая всевозможные для нее услаждения. И в духовном плоть не исчезает, но подчиняется духу и ему работает, теряя свои естественные права: на пищу – через пост, на сон – через бдение, на покой – через непрерывный труд и утомление, на услаждение чувств – через уединение и молчание. Бог не пребывает там, где царит плоть, ибо орган общения его с человеком есть дух, который здесь не в своем чине. В первый раз чувствуется Божие приближение, когда дух начинает предъявлять свои права в движениях страха Божия и совести. Когда же и сознание со свободой станут на эту сторону, тогда Бог соединяется с человеком и начинает пребывать в нем. С той минуты пойдет одухотворение души и плоти, всего внутреннего и внешнего человека, пока Бог станет всем во всем в человеке том, и человек, одухотворившись, обожится. Какое дивное преимущество, и как мало о нем помнят, его ценят и ищут!

С какой любовью отнесся Господь к детям (Мк. 10: 13–16)! Да и кто не относится к ним с любовью? Чем дольше кто живет, тем больше любит детей. Видна в них свежесть жизни, чистота и непорочность нрава, которые нельзя не любить. Иным приходит мысль, когда они смотрят на невинность детства, что первородного греха нет, что всякий падает сам, когда приходит в возраст и встречается с противонравственными стремлениями, преодолеть которые, кажется ему, он не в силах. Падает-то всякий сам, а первородный грех все-таки есть. Апостол Павел видит в нас закон греха, противодействующий закону ума. Этот закон, как семя, сначала будто не виден, а потом раскрывается и увлекает. Так, рожденные от прокаженных до известного возраста не обнаруживают проказы, потом она раскрывается и начинает снедать их так же, как и родителей. Где была проказа до времени? Скрывалась внутри. Так и первородный грех до времени скрывается, а потом выходит наружу и делает свое. Окружающая среда много значит и для подавления этого греха, и для раскрытия его. Не будь кругом греховных стихий – нечем было бы питаться этому скрытому греху и он, может быть, сам собою бы иссох; но в том-то горе наше, что кругом всегда бывает много благоприятного для его питания. Много греха и в каждом человеке, и в обществе; но все это не определяет нас на грех неизбежно. Грех всегда – дело свободы: борись – и не падешь. Падает только тот, кто не хочет бороться. Отчего не хотим бороться? На хотенье и нехотенье нет устава: хочу, потому что хочу, и не хочу, потому что не хочу, самовластие – вот исходное начало; дальше его нельзя идти.

«Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, – говорит расслабленному: тебе говорю: встань, возьми постель твою и иди в дом твой» (Мк. 2:10–11). Отпущение грехов – чудо внутреннее, духовное: исцеление от расслабления – чудо внешнее, физическое. Этим событием оправдывается и утверждается излияние силы Божией и в порядке мира нравственного, и в течении явлений мира физического. Последнее ради первого, ибо в нем цель всего. Господь не насилует свободы, а вразумляет, пробуждает, поражает. Лучшее к тому средство – чудо внешнее. Быть ему положено тогда, когда было положено быть разумной твари, управляющейся свободой. Эта связь так существенна, что отвергающие сверхъестественное действие Божие на мир вместе с тем отвергают и свободу человека, сознавая, что последняя необходимо вызывает первое; и, наоборот, исповедующие истину воздействия Божия в мире поверх естественного течения явлений могут смело им говорить: «Мы чувствуем, что мы свободны». Сознание свободы так же сильно и неотразимо, как сознание бытия. Свобода же неотложно требует непосредственных промыслительных Божиих действий; следовательно, и их призвание так же твердо стоит, как сознание свободы.

О чем только не говорит нам Неделя о блудном сыне. Говорит и о нашем покое и довольстве в доме Отца Небесного, и о нашем безумном порыве из-под отчего наблюдения на необузданную свободу, и о богатстве наследия, присвоенного нам, несмотря на непокорность, и о безрассудной растрате его на всякие непотребства, и о крайнем вследствие того обеднении нашем. Но говорит затем и о том, как кто, опомнившись и придя в себя, замышляет и решается возвратиться к многомилостивому Отцу, как возвращается; как Отец любовно приемлет его и восстанавливает в первоначальном состоянии. И кто не найдет здесь полезного для себя урока? Пребываешь ли в доме отчем – не рвись из него на свободу. Ибо видишь, чем кончился подобный опыт?! Убежал ли и проматываешься – остановись поскорее. Промотал ли все и бедствуешь – решайся поскорее возвратиться и возвратись. Там ждет тебя всякая снисходительность, прежняя любовь и довольство. Последний шаг – самый нужный. Но распространяться насчет его нечего. Все сказано – коротко и ясно. Опомнись, решись возвратиться, встань и спеши к Отцу. Объятия Его раскрыты и готовы принять тебя.

«Если Сын освободит вас, то истинно свободны будете»
(Ин. 8:36) Сказал Господь: «Если Сын освободит вас, то истинно свободны будете» (Ин. 8:36). Вот где свобода! Ум связан узами неведения, заблуждений, суеверий, недоумений; он бьется, но выбиться из них не может. Прилепись к Господу – и Он просветит тьму твою и расторгнет все узы, в которых томится ум твой. Волю вяжут страсти и не дают ей простора действовать; бьется она, как связанный по рукам и по ногам, а выбиться не может. Но прилепись к Господу – и Он даст тебе Самсонову силу и расторгнет все вяжущие тебя узы неправды. Сердце наполняют постоянные тревоги и отдыха ему не дают, но прилепись к Господу – и Он успокоит тебя. И будешь, умиротворенный в себе и все вокруг светло видя, беспрепятственно и непреткновенно шествовать с Господом сквозь мрак и темноту этой жизни, к всеблаженной, полной отрады и простора Вечности.

«Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы» (Лк. 8:17). Стало быть, как бы мы ни прятались со своими худыми делами, им, независимо от нас, ведется запись, которая в свое время и будет предъявлена. Что же это за документ, на котором ведется эта запись? Совесть наша. Заставляем мы ее иногда молчать – она и молчит. Но хоть и молчит, а свое дело делает, ведет самую точную летопись делам нашим. Как же быть, если там записано много плохого? Надо изгладить написанное. Чем? Слезами покаяния. Эти слезы все смоют и никакого следа не останется от того плохого, что было записано. Если же не смоем, то на суде придется самим перечитать все написанное. А так как тогда правда будет властной в сознании, то сами же и суд себе произнесем, а Господь утвердит его. Тогда будет решение безапелляционное, потому что всякий сам себя осудит, до других же и дела никому не будет. И все это совершится в мгновение ока: взглянешь и увидишь, что ты такое; и от вездесущего Господа тотчас же услышишь подтверждение суда; а затем – всему конец.

«И сказал Каин Господу: наказание мое больше, нежели снести можно» (Быт. 4:13). Можно ли было так говорить пред лицом Бога, строгого, конечно, в правде, но и всегда готового миловать искренне кающегося? Зависть помрачила здравые понятия, обдуманное преступление ожесточило сердце – и вот Каин грубо отвечает Самому Богу: «Разве я сторож брату моему?» (Быт. 4:9). Бог хочет умягчить его каменное сердце молотом строгого суда Своего, а он не поддается и, замкнувшись в своем огрубении, предается той участи, какую приготовил себе завистью и убийством. То дивно, что после того он жил, как и все, имел детей, устраивал семейный быт и житейские отношения, печать же отвержения и отчаяния все лежала на нем. Стало быть, это дело внутреннее, которое совершается в совести, из сознания своих отношений к Богу, под действием тяготящих ее дел, страстей и греховных навыков. Да внемлют этому в особенности теперь! Но вместе да воскресят веру, что нет греха, побеждающего милосердие Божие, хотя на умягчение сердца, конечно, потребуются и время, и труд. Но ведь – или спасение, или погибель!

«Больше всего хранимого храни сердце твое, потому что из него источники жизни» (Притч. 4:23)
«Слушай, сын мой, и будь мудр, и направляй сердце твое на прямой путь» (Притч. 23:19). Из сердца непрестанно исходят помышления – иногда добрые, а больше злые. Злым совсем не нужно следовать. Но и добрые не всегда должно исполнять: бывает, что и добрые сами по себе помышления неуместны на деле по обстоятельствам. Вот почему и предписывается внимать себе, смотреть за всем исходящим из сердца – и злое отвергать, и доброе обсуждать, и исполнять только то, что окажется истинно добрым. Но лучше бы всего совсем заключить сердце, чтобы из него не выходило и в него не входило ничего без разрешения ума, чтобы ум во всем предшествовал, определяя движения сердца. Но таким бывает ум только тогда, когда он есть ум Христов. Стало быть, умно-сердечно сочетайся со Христом – и будет внутри тебя все исправно.

Господь спит во гробе телом, душою же Он сошел в ад и сущим там проповедал спасение. Все ветхозаветные святые были не в раю, хоть и пребывали в утешительной вере, что будут введены туда, как только придет на землю Обетованный, верою в Которого они жили. Его Пришествие и там предвозвестил Предтеча. Когда же снисшел Господь – все веровавшие прилепились к Нему и Им возведены в рай. Но и этот рай есть только преддверие настоящего рая, который откроется после всеобщего Воскресения и Суда. Хотя в нем и блаженствуют все новозаветные святые, но ожидают еще большего и совершеннейшего блаженства в Будущем Веке, при новом небе и новой земле, когда «будет Бог все во всем» (1 Кор. 15:28).

«Входите тесными вратами» (Мф. 7:13). Тесные врата – жизнь не по своей воле, не по своим желаниям, не в угоду себе; широкие врата – жизнь по всем движениям и стремлениям страстного сердца, без малейшего отказа себе в чем-либо. Таким образом, врата в Царствие – самоограничение. Стесняй себя во всем – и это будет то же, что напряжение или упор в дверь, чтобы отворить ее и протесниться сквозь нее. Как и чем себя стеснять? Заповедями Божьими, противоположными страстным движениям сердца. Когда начинаешь сердиться на кого, вспомни заповедь Господа: «не гневайтесь» и тем стесни сердце свое. Когда придут блудные движения, приведи на мысль запрещение даже и смотреть на женщину с вожделением и тем стесни свое похотение. Когда хочется осудить кого, вспомни слово Господа, что этим ты делаешь Судью Небесного неумолимым в отношении к тебе и тем стесни свою заносчивость. Так в отношении и ко всякому порочному движению. Собери против каждого из них изречения Божественного Писания и держи их в памяти. Как только выйдет из сердца какое-либо дурное желание, ты тотчас вяжи его направленным против него изречением или заранее обвяжи все свои желания и помышления Божественными словами и ходи в них – будешь будто в узах. Но в этих узах – свобода, или свободный путь в Царствие Божие. «Когда хозяин дома встанет и затворит двери, тогда вы, стоя вне, станете стучать в двери и говорить: Господи! Господи! отвори нам; но Он скажет вам в ответ: не знаю вас, откуда вы. Тогда станете говорить: мы ели и пили пред Тобою, и на улицах наших учил Ты. Но Он скажет: говорю вам: не знаю вас, откуда вы; отойдите от Меня все делатели неправды. Там будет плач и скрежет зубов, когда увидите Авраама, Исаака и Иакова и всех пророков в Царствии Божьем, а себя изгоняемыми вон» (Лк. 13: 25–28). Те, которые могут хвалиться только внешним общением с Ним, тем, что принадлежат к одному с Ним народу, часто находились вблизи Его и даже следовали за Ним, но и сердце оставались чуждыми Ему, будут исключены из Царствия Божия. Напротив, даже язычники из всех стран света будут участвовать в Царстве Божьем. Вообще будет иначе, чем воображают это люди. Те, которых считали последними, будут первыми, и те, которые считали себя первыми, в Царстве Божьем будут последними, или будут совершенно исключены из него.

Притча о десяти талантах изображает всю историю человечества до Второго Пришествия Христова. Господь говорит в ней о Себе, что Он идет через страдания, смерть и Воскресение к Отцу Небесному принять Царство над человечеством. которое все есть Его родовое достояние. Оставшиеся на земле делятся на две половины: на рабов, поработивших себя Господу через послушание вере, и на не желающих иметь Его Царем и работать Ему по неверию своему. Тем, которые приступают ко Господу с верой, с готовностью работать Ему, даются дары Святого Духа в Святых Таинствах: это «талант», и каждый верующий получает его на служение в кругу верующих. Когда все из рода человеческого, способные покоряться Богу, покорятся Ему, тогда Он снова придет, как принявший Царство. Первым делом Его будет рассудить рабов, кто что приобрел на данное благодатью, а потом последует Суд и над теми, которые не захотели иметь Его Царем, то есть или не веровали, или отпали от веры. Запечатлей эти истины в уме своем и не отводи от них внимания, ибо тогда будет решение, которому уже не жди , перемены. Избегай неверия, но и веруй не праздно, а приноси плоды веры. Найдя тебя верным в малом. Господь и над многим тебя поставит.

Нужна помощь – проси. Просил, говоришь,– не дана. Но как же другим дается? У Господа нет лицеприятия, чтобы одному дать, а другому не дать без всякой причины. Он всем готов дать, потому что щедр. Если иному не дает, причина не в Нем, а в просящем помощи. Между этими причинами могут быть и такие, которых мы и угадать не можем. Но есть причины понятные, видные всякому самому. Одну из таких – и не главнейшую ли? – святой Иоанн называет отсутствием дерзновения, а отсутствие дерзновения он объясняет осуждением сердца, или совести. «Возлюбленные! – говорит он,– если сердце наше не осуждает нас, то мы имеем дерзновение к Богу и, чего ни попросим, получим от Него, потому что соблюдаем заповеди Его и делаем благоугодное пред Ним» (1 Ин. 3:21–22). К этим словам нечего прибавить. Все ясно само собой. Какой господин станет помогать неверному слуге, транжире и развратнику?! А Господь будто поблажать будет нам, когда мы не хотим угождать Ему и заповеди Его творить, если, может быть, тут-то и за молитву беремся, когда приспела крайняя нужда?!

Вифсаидского слепого Господь не сразу исцелил, но сначала неполно, а потом полно, так что он стал видеть все ясно (Мк. 8:22–26). Для чего Господь так сделал, Ему Единому ведомо. Мы же возьмем отсюда следующую мысль: если считалось нужным исцелить телесное зрение постепенно, то тем более такая постепенность необходима в просветлении очей ума нашего. Так оно и было. В патриархальный период богооткровенное знание было несложно; в период подзаконный оно стало сложнее и подробнее; в наш, христианский период, оно еще подробнее и возвышеннее; но конец ли? На земле высшего не ожидай, а на том свете будет. Два святых апостола удостоверяют нас в этом – Иоанн и Павел (Ин. 2:32; 1 Кор. 13:12). Ныне видим все, как сквозь тусклое стекло, а тогда все увидим ясно. Но и там будут степени умственного просветления, ибо область ведения Божия беспредельна. На земле же Откровение Божие уже завершено; нечего и мечтать о высшем; все имеем, что нужно; усвой и живи тем. Христианское откровение впереди не обещает нового откровения; но только то, что Евангелие будет узнано во всем мире и что эта повсеместность и всеобщность ведения Евангелия есть предел бытию настоящего порядка вещей. Тогда вера ослабеет, любовь иссякнет, жизнь станет скорбью – и благость Божия положит конец миру.

Назаряне не поверили слову Господа оттого, что, живя среди них, Он во внешнем Своем положении не имел привлекающего блеска и представительности, вызывающей невольное уважение. Мы знаем, кто Он, говорили они; не может быть, чтобы в Нем было что-либо чрезвычайное (Мф. 13:54–58). Это, однако, не расположило Господа принять внушительную внешность. И Сам Он все время оставался крайне прост во внешнем, и апостолы так же держали себя, а потом и все истинные их последователи и подражатели были такими же. Отчего так? Оттого, что нельзя изобрести такого внешнего блеска, который бы вполне соответствовал свету жизни во Христе Иисусе. И признано: лучше держать внешность самой последней цены, чтобы она собою не загораживала внутреннего. Имеющий глаза, смотри прямо на внутреннее, не останавливая внимания своего на внешнем. Святой апостол Павел выразился так: «сокровище это мы носим в глиняных сосудах» (2 Кор. 4:7). Если бы посмотреть, какими были по наружности люди, перед которыми мы теперь благоговеем и которых призываем в молитвах, – глазам бы своим не поверили: так они были просты. Но и до сих пор тот, кто познает, что такое жизнь во Христе Иисусе, пренебрегает внешним и весь обращается внутрь. Оттого, само собою, первое падает, а последнее возвышается и растет. Даже у многих бывает так, что никто и не замечает этого внутреннего света, даже сам обладающий им. Зло человеческое око – ему и не показывают истинно хорошего, пока оно может повредить ему.

Но Царство Божие изнутри простирается и наружу. Когда все сказанное совершится внутри нас, тогда и все внешнее перестраивается по тому же духу и направлению. По тому же духу начинают действовать и язык, и глаз, и слух, и все другие чувства. Тем же духом направляется тогда всякое движение и всякое действие снаружи, наедине, в семействе, на службе, в обществе и во всех житейских отношениях – словом, тогда во всех проявлениях нашей внутренней жизни явным правителем бывает Бог, что и запечатлено для всех в слове Господа: «Так да светит свет ваш перед людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф. 5:16). В ком воцарился Бог внутри, того вы видите участвующим во всех делах, к каким обязывает его положение в обществе; но в них он только внешне, внутренне же весь в Боге, от Которого и исходят для него повеления на всякие дела и начинания, на число их, широту и образ совершения. В таких людях осуществляется именно то, что заповедует апостол: «имеющие жен должны быть, как не имеющие; и плачущие, как не плачущие; и радующиеся, как не радующиеся; и покупающие, как не приобретающие; и пользующиеся миром этим, как не пользующиеся» (1 Кор. 7:29–31). Так-то. Кто взыскал и обрел Царствие Божие, в том «будет Бог все во всем» (1 Кор. 15:28), и как на небе почивает Он на Херувимах и Серафимах, так почивает и в нем, на всех силах его духа, который и сам растворившись в Нем сознанием и свободой деятельности, всё – и внутреннее и внешнее – направляет к угождению Ему единому, возлюбив Его всем сердцем, всем помышлением и всею душою своею (Мф. 22:37).

Притчу о двух должниках Господь заключил такими словами: «Так и Отец Мой Небесный поступит с вами, если не простит каждый из вас от сердца своего брату своему согрешений его» (Мф. 18:35). Кажется, такая малость требуется: прости – и будешь прощен; а когда прощен, то и в милость принят; а когда в милость принят, то стал участником во всех сокровищах милости. Стало быть, тут и спасение, и рай, и вечное блаженство. И такое великое приобретение за такую малость! ... Да, малость, но для самолюбия нашего нет ничего тяжелее, чем прощать. Ненамеренную какую-нибудь неприятность, тайно причиненную нам, так, чтобы никто не видел, мы еще, пожалуй, простим, но чуть что почувствительней, да при людях, хоть не проси – нет прощения. Бывают обстоятельства, что хочешь – не хочешь, а высказать неудовольствия нельзя – и молчишь; но язык-то молчит, а сердце говорит и строит злые планы. Поднимется неприятность еще на одну линию – и удержу нет: ни стыд, ни страх, ни потери – ничто не удержит. Вскипевшая самость делает человека словно помешанным, и поддавшийся ей начинает городить глупости. Такому несчастью больше всего бывают подвержены не какие-нибудь люди, а чем кто цивилизованней, тем чувствительней к оскорблениям, тем меньше прощает. Снаружи отношения иногда все еще остаются гладкими, но внутри решительный разлад. А между тем Господь требует, чтобы прощали от всего сердца.

«Если не будете прощать людям согрешений их <против вас>, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших»,– сказал Господь (Мф. 6, 15). Кто не прощает другим? Праведник или тот, кто сознает себя праведным. Такому ничего не остается, как судить и произносить только приговоры и требовать казни виновным. Кто же чувствует себя грешным, тому до других ли? Не повернется у него язык осудить другого и потребовать от него удовлетворения, когда совесть его самого непрестанно обличает и непрестанно грозит праведным судом Божиим. Итак, не лучше ли грешить, чем праведничать? Нет, всячески ревнуй о праведности. Но, при всей твоей праведности, сознавай, что ты раб неключимый. И сознавай помыслом нераздвоенным, то есть не так, что впереди стоит мысль о своей неключимости, а позади прячется чувство праведности, но полным сознанием и чувством считай себя неключимым. Когда дойдешь до этого <а до этого надо доходить, ибо оно не вдруг приобретается>, тогда, как бы ни согрешил против тебя брат твой, взыскивать не станешь, потому что совесть будет твердить: «и не того еще стоишь, мало тебе этого»,– и простишь; а простив, сам удостоишься прощения. Так всю жизнь: прощение за прощение, а на Суде будет тебе за это всепрощение.

Желая знать, сколько раз должно прощать брату, святой Петр спросил, предрешая ответ: «До семи ли раз?» И сказав это, думал, что назначил самую большую меру. Как коротко терпение человеческое! Господь же, применяя Свое долготерпение к нашим немощам, определил: «Не говорю тебе: до семи, но до седмижды семидесяти» (Мф. 18:21–22). Это то же, что сказать: всегда прощай, и не думай не прощать. Всепрощение и будет отличительной чертой христианского духа, ибо всепрощение – источник и постоянная поддержка жизни в нас о Господе, от лица Божия. Всегдашнее прощение всем всего есть внешняя одежда христианской любви, которая, по апостолу «долготерпит, милосердствует... не раздражается... все покрывает» (1 Кор. 13:4–7). Оно же есть самое верное ручательство за прощение и на Последнем Суде, ибо если мы отпустим, отпустит и нам Отец наш Небесный (Мф. 6:14). Таким образом, если хочешь в рай – прощай всем, искренне, от души, чтобы и тени неприязненности не оставалось.

«Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас (Мф. 11:28). О божественный, о любезный, о сладчайший Твой глас! Пойдемте же все за призывающим нас Господом! Но прежде надо почувствовать, что нам трудно и тяжело, то есть почувствовать, что у нас много грехов, и грехи эти тяжки. От этого чувства родится потребность искать себе облегчения. Тогда вера укажет нам единственное прибежище – в Господе Спасителе, и шаги наши сами собою направятся к Нему. Душа, возжелавшая избавиться от грехов, знает, что сказать Господу: возьми мое тяжкое, греховное бремя, а я возьму Твое благое иго (Мф. 11:28–30). И бывает так: Господь прощает грехи, а душа начинает ходить в Его заповедях. И заповеди – иго, и грехи – бремя. Но, сравнив то и другое, душа находит, что иго заповедей легко, как перо, а бремя грехов тяжело, как гора. Не убоимся же охотно принять Господне благое иго и Его легкое бремя! Только так, а не иначе мы можем обрести покой душам нашим.

Все страсти исходят из самоугодия, самости, самолюбия и на них держатся.

У кровоточивой, лишь только она прикоснулась с верой к Господу, и изошла к ней сила от Господа, «тотчас иссяк у ней источник крови» (Мк. 5:29). Кровотечение – образ страстных мыслей и замыслов, непрестанно источаемых сердцем, еще не очистившимся от всякого сочувствия греху,– это наша греховная болезнь. Ощущается она теми, которые покаялись и возревновали держать себя чистыми не внешне только, но и внутренне. Такие видят, что из сердца непрестанно исходят помышления злые, и страдают об этом, и ищут лечения себе. Но лечения этого нельзя найти ни в себе, ни в других,– оно от Господа. Именно когда душа коснется Господа, и от Господа изойдет сила в душу, другими словами, когда произойдет ощутительное общение с Господом, о котором свидетельствует особая теплота, внутреннее горение, когда это совершится,– тотчас душа ощущает, «что исцелена от болезни» (Мк. 5:29). Благо великое, но как его достигнуть? Кровоточивая протеснилась к Господу и получила исцеление; и нам надобно протесняться к Господу, идти неленостно сквозь тесноту внутренних и внешних подвигов. Идущему так все тесно, и Господа не видно; а потом вдруг тут и есть Господь. И радость! Царствие Божие не приходит приметным образом (Лк. 17:20).

Припал прокаженный к Господу, молясь: «Господи! если хочешь, можешь меня очистить». Господь «сказал: хочу, очистись. И тотчас проказа сошла с него» (Лк. 5: 12–13). Так и всякая нравственная проказа тотчас сходит, как только припадет кто к Господу с верой, покаянием и исповедью,– истинно сходит и теряет всякую силу над ним. Отчего же проказа иногда опять возвращается? Оттого же, отчего возвращаются и телесные болезни. Говорят выздоровевшему: того не ешь, этого не пей, туда не ходи. Не послушает – и раздражит опять болезнь. Так и в духовной жизни. Надо трезвиться, бодрствовать, молиться – болезнь греховная и не воротится. Не станешь внимать себе, все без разбору позволишь себе и видеть, и слышать, и говорить, и действовать – как тут не раздражиться греху и не взять силу снова? Господь велел прокаженному все исполнить по закону. Это вот что: по исповеди надо брать епитимию и верно ее исполнять; в ней сокрыта великая предохранительная сила. Но отчего иной говорит: одолела меня греховная привычка, не могу с собой сладить? Оттого, что или покаяние и исповедь были не полны, или после предосторожностей слабо держится, или блажь на себя напускает. Хочет без труда и самопринуждения все сделать, и враг над ним насмехается. Решись стоять до смерти и покажи это делом: увидишь, какая в этом сила. Правда, что во всякой непреодолимо являющейся страсти враг овладевает душой, но это не оправдание; ибо он тотчас отбежит, как только совершишь, с Божией помощью, поворот внутри.

Держитесь одного: как замечено страстное, тотчас вооружаться против него гневом и неприязненным рассерчанием.

Однажды испытав дурное от чего-либо впечатление, не надо произвольно позволять себе встречаться опять с предметами, произведшими его.

Господь говорит святым апостолам перед страданиями: «Вскоре вы не увидите Меня, и опять вскоре увидите Меня» (Ин. 16:16). Страдания Господа и смерть так поразили святых апостолов, что очи ума их помутились, и они не стали видеть Господа как Господа; скрылся свет, и они сидели во тьме горькой и томительной. Тьму эту разогнал свет Воскресения Христова, – и они опять увидели Господа. Так Свои слова объяснил Сам Господь: «Вы восплачете, – говорил Он, – и возрыдаете, а мир возрадуется; вы печальны будете, но печаль ваша в радость будет» (Ин. 16:20). Говорят, что и всякая душа, на пути к совершенству, испытывает подобное же поражение. Тьма отовсюду покрывает ее, и она не знает, куда деваться; но приходит Господь и печаль ее претворяет в радость. Верно, это необходимо, как необходимо женщине помучиться перед тем, как предстоит родиться от нее человеку в мир. Нельзя ли отсюда заключить, что кто не испытал этого, в том еще не родился настоящий христианин?

Признак того, что страсть исторгнута из сердца, есть — когда сердце начинает питать к страсти отвращение и ненависть.

«Итак, бодрствуйте, потому что не знаете, в который час Господь ваш приидет» (Мф. 24: 42). Бодрствовать не значит сидеть сложа руки, но, имея в мысли, что Господь внезапно придет, так себя держать и так вести свои дела, чтобы быть готовыми встретить Его во всякое мгновение, не опасаясь получить укор и осуждение. Как же это сделать? Очень просто. Ходить по заповедям, не нарушая ни одной; а случится нарушить какую – тотчас очищаться покаянием и должным удовлетворением с своей стороны. Тогда и будет у нас все чисто. И минуты не оставляй греха на душе: тотчас кайся, плачь в сердце своем и беги к духовному отцу исповедаться и получить разрешение; а затем опять берись за дела по заповедям Божиим. Если ревностно возьмешься за то, чтобы быть исправным в жизни,– скоро исправишься, только не оставайся долго в падении. Падения при таком порядке будут все реже и реже, а там и совсем прекратятся при помощи всеисцеляющей благодати Божией. Тогда водворится радостная уверенность, что не встретишь Господа неготовым.

«Не давай сна глазам твоим и дремания веждам твоим; спасайся, как серна из руки и как птица из руки птицелова» (Притч. 6:4–5). Это правило должен взять себе в руководство всякий, кто положил теперь в сердце своем, перед лицом Господа, жить по заповедям Его. И он не должен давать сна очам – не этим, внешним, но внутренним очам ума, чтобы они пристально смотрели в сердце и верно замечали все, происходящее там, и тем давали возможность ревнителю разузнавать вражеские козни и избежать опасности от них. Сердце стало теперь местом борьбы с врагом. Туда он непрестанно сеет свое, отражающееся в помышлениях, которые, однако, не всегда откровенно дурны, но большей частью прикрыты мнимой добротой и правотой. Цепь всех помышлений – точно хитросплетенная сеть! Пустившийся за ними без внимания непременно запутается, и следовательно, подвергнется опасности падения. Вот почему, брат, храни око ума твоего зорким, строго внимай всему, что происходит в тебе и около тебя. Замечай, что предлагает тебе неотступный советник с левой стороны, и разбирай, для чего это предлагается тебе, куда поведет,– и никогда не попадешь в его сети. Не забудь только, что одно внимание не имеет силы,– оно хорошо вместе с трезвением, бодренностью и непрестанной молитвой к Господу. Сочетай все это – и будешь неуловим.

«И ввергнут их, творящих соблазны и беззакония в печь огненную; там будет плач и скрежет зубов; тогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их» (Мф. 13:42). Так совершится разделение добра и зла, света и тьмы. Теперь идет период смешения их. Господу угодно было так устроить, чтобы тварная свобода возрастала и крепла в добре через борьбу со злом; зло допущено и в сопредельности со свободой внутри, и в соприкосновении с человеком извне. Оно не определяет, а искушает. Чувствующему искушение необходимо не падать, а вступать в борьбу. Побеждающий освобождается от одного искушения и подвигается вперед и вверх, чтобы там вступить в новое искушение. Так до самого конца жизни. О, когда бы постичь нам это значение искушающего нас зла, чтобы по этому постижению устроить и жизнь свою! Борцы увенчиваются, наконец, переходя в другую жизнь, где нет ни печали, ни болезней извне, и где они изнутри, как Ангелы Божии, становятся чистыми, без нападения искусительных движений и мыслей. Так заготовляется торжество света и добра, которое, во всей славе своей, откроется в последний день мира.

Сказав, что Сын Человеческий явится в день Свой, как молния, мгновенно озаряющая всю вселенную, Господь прибавил: «Но прежде предстоит Ему много пострадать и быть отверженным родом этим» (Лк. 17:24–25). По связи речи видно, что это «предстоит пострадать» должно предшествовать явлению Господа во славе. Следовательно, все время до того дня есть время страданий Господа. В Своем лице Он пострадал в известное время; после же того страдания Его продолжаются в лице верующих, – страдания рождения верующих, их воспитания в духе и охранения от вражеских действий, внутренних и внешних; ибо союз у Господа со своими не мысленный только и нравственный, а живой, ради которого все, чем они живут, воспринимается и Им, как главою. Исходя из этой мысли, нельзя не видеть, что Господь много страдает. Самые чувствительные скорби – это падения верующих; еще более чувствительны для Него отпадения от веры. Сердца верующих болят, поражаемые этими стрелами лукавого и видя поражения других, с ними и Господь страдает. Но явится день славы Господа – тогда откроются тайны тьмы, а страдавшие возрадуются с Господом. До того же времени надо терпеть и молиться.

По Крещении Господа, когда на Него сошел Дух в виде голубином, Он низводится «в пустыню, для искушения» (Мф. 4:1). Таков и общий всем путь. Святой Исаак Сирин замечает в одном месте, что коль скоро вкусишь благодатное утешение или получишь от Господа какой дар,– жди искушения. Искушения прикрывают светлость благодати от собственных глаз человека, которые обычно съедают все доброе самомнением и самовозношением. Искушения эти бывают и внешние – скорби, унижения; и внутренние – страстные помышления, которые нарочно спускаются, как звери с цепей. Сколько поэтому нужно внимать себе, и строго разбирать бывающие с нами и в нас, чтобы видеть, почему оно так есть и к чему нас обязывает.

«Кто есть Отец, не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть» (Лк. 10:22). Сын же был на земле, и все нужное нам открыл Сам и через Духа Святого, действовавшего в апостолах. Следовательно, что найдешь в Евангелии и апостольских писаниях, то только и будешь и можешь знать об Отце и Божественных вещах. Больше этого не ищи, и помимо этого не думай где-либо еще найти истину о Боге и планах Божиих. Каким великим сокровищем мы обладаем! ...Все уже сказано. Не ломай голову, а только с верой прими, что открыто. Открыто, что Бог един по существу и троичен в лицах – Отец, Сын и Святой Дух – прими это с верой и храни так. Открыто, что триипостасный Бог все создал словом, все содержит в деснице Своей и о всем промышляет – прими это верой и храни так. Открыто, что мы были в блаженном состоянии и пали, и для восстановления и искупления нас Сын Божий, второе лицо Пресвятой Троицы, воплотился, пострадал, умер на кресте, воскрес и вознесся на небо – прими это верой и храни так. Открыто, что желающий спастись должен уверовать в Господа, приняв божественную благодать в святых таинствах, с помощью ее жить по заповедям Господним, борясь со страстями и похотями, посредством соответствующих подвигов – прими это верой, и делай так. Открыто, что кто живет по указанию Господа, тот, после смерти, поступает в светлые обители, где начинается вечное блаженство; а кто не живет так, тот, после смерти, начинает испытывать адские муки – прими это верой, и тем вразумляй и воодушевляй себя на добро и подвиги. Так и все с верой принимай и верно храни. Нет надобности ломать голову на придумываньем чего-либо своего; и тех, кто много умничает, не слушай, ибо они пошли, не зная куда (107: 356–358). Когда Моисей и Аарон начали ходатайствовать о народе перед фараоном, чтобы он отпустил его, он в ответ на это усилил работы угнетенных израильтян до того, что они подняли ропот на ходатаев своих: «Вы сделали нас ненавистными в глазах фараона» (Исх. 5: 21). Точь-в-точь то же испытывает душа кающегося грешника. Когда страх Божий и совесть, эти внутренние Моисей и Аарон, начнут воодушевлять душу, чтобы она поднялась, наконец, на ноги и стряхнула иго греховного рабства, радость проходит по всем ее составам. Но и враг не дремлет, и возгромождает в ее помыслах горы препятствий со стороны непреодолимости греха, и наводит со всех сторон страхи – страх за свое благосостояние, за внешние отношения, за вес свой, даже за жизнь. И бывает, что иной, начав только, тотчас и останавливается. Воодушевись, брат! «Господь Саваоф превознесется в суде, и Бог Святый явит святость Свою в правде» (Ис. 5:16). Бог сильнее врага. Воззови к Нему, и услышишь то же, что услышал Моисей тогда: «Увидишь ты, что Я сделаю с фараоном» (Исх. 6:1). Враг не имеет власти над душой; он только может напугать ее призрачными ужасами. Не поддавайся, претерпи, иди вперед мужественно, говоря себе: хоть смерть, а уж не брошу, и смело пойду, куда зовет меня Господь духом покаяния, который теперь действует во мне.

Господь от хотящих следовать Ему требует решительного самоотвержения: «отвергнись себя» (Мф. 16:24). Можно это выразить и так: брось свои интересы и преследуй одни интересы Господа. Это исполнишь, если будешь всегда творить угодное Ему. Как же это сделать? Смотри внимательно за тем, что в тебе внутри, и что около тебя извне, и строго определив, что угодно Господу в каждом внешнем или внутреннем случае, поступай так, не жалея себя и не примешивая сюда своих расчетов, с полным самоотвержением. Скажешь: определить это трудно. Нет, не трудно. У нас есть заповеди, ясные и определенные; они выражают все, что угодно от нас Господу. Остается только применить их к данному случаю, а это не представляет больших трудностей. Достаточно иметь здравый смысл. Не догадаешься – спроси у своего духовного отца или у кого другого, чье слово уважаешь, и поступи по указанию. Но лучше всячески изощрять свое рассуждение посредством чтения Слова Божия и отеческих писаний, чтобы всегда иметь советника с собою.

«Невозможно не прийти соблазнам, но горе тому, через кого они приходят» (Лк. 17:1). Стало быть, жить как угодно, нараспашку, нельзя. Надо осторожно осматриваться, как бы не соблазнить кого. Разум возносится и ни на кого не смотрит; а между тем возбуждает кругом соблазны делом, а более словом. Соблазн растет и увеличивает беду самого соблазнителя, а он того не чувствует и еще больше расширяется в соблазнах. Благо, что угроза Божия за соблазн здесь, на земле, почти не исполняется, в надежде на исправление,– это отложено до будущего суда и воздаяния, только тогда почувствуют соблазнители, какое великое зло есть соблазн. Здесь же никто почти и не думает о том, соблазнит или не соблазнит он своими речами и делами окружающих. Два греха, великие в глазах Божиих, ни во что вменяются людьми: это – соблазн и осуждение. Соблазнителю, по Слову Господа, лучше не жить; осуждающий уже осужден. Но ни тот, ни другой не помышляют об этом, и даже сказать не могут, грешны ли они в чем-либо подобном. Какое, в самом деле, ослепление постигло нас, и как беспечно мы ходим посреди смерти.

Спрашивали Господа: почему ученики Его не постятся? Он отвечал: потому что еще не пришло для них время. Потом притчей показал, что, вообще, строгость внешнего подвижничества должна соответствовать обновлению внутренних сил духа. Прежде возгрей дух ревности, а потом налагай на себя и строгости: ибо в таком случае есть в тебе внутренняя новая сила, способная с пользой выдержать их. Если же, не имея этой ревности, возьмешься за строгости, увлекаясь или только примером других или показным подвижничеством, то не на пользу это будет. Немного еще продержишься в этой строгости, а потом ослабеешь и бросишь. И будет тебе еще хуже, чем было прежде. Строгость без внутреннего духа – то же, что заплата из нового полотна на старой одежде или вино новое в старых мехах. Заплата отпадет, и дыра сделается еще больше; а вино прорывает мех, и само пропадает, и мех делает негодным. Это, впрочем, не значит, что строгости не нужны здесь внушается только, что надо начинать их в должном порядке. Надо сделать, чтобы потребность в них шла изнутри, чтобы они удовлетворяли сердце, а не теснили только извне, как гнет.

«Претерпевший же до конца спасется» (Мф. 24: 13). Но не всякий терпящий спасëтся, а только тот, кто терпит на пути Господнем. На то и жизнь эта, чтобы терпеть, и всякий что-нибудь терпит, и терпит до самого конца. Но терпение не идет впрок, если оно не бывает ради Господа и святого Евангелия Его. Вступи на путь веры и заповедей Евангельских – поводы к терпению умножатся, но терпение с этой минуты начнет плодоносить венцы, и то терпение, которое до сих пор было пусто, сделается плодоносным. Таким ослеплением помрачает нас враг, что только то терпение и представляет тяжелым и невыполнимым, какое встречает на пути добра, а то, которое сам он налагает на работающих страстям, представляет легким и ничего не стоящим, хотя оно тяжелее и безотраднее того, которое несут борющиеся со страстями и противящиеся врагу! А мы слепы и не видим этого... Трудимся, терпим и выбиваемся из сил ради врага, на свою же погибель.

Восставьте веру, что, терпя напраслину, вы причастными становитесь чина мучеников, и радуйтесь тому.

Терпение во всяком деле и во всяком служении требуется, и без него нигде ни в чем успеха не бывает.

«Претерпевший же до конца спасется» (Мф. 24: 13). А есть ли нам что терпеть? В этом ни у кого не бывает недостатка. Поприще терпения у всякого широко, стало быть, и спасение у нас под руками. Претерпи все до конца – и будешь спасен. Надо, однако, терпеть умея, а то можно протерпеть и никакой пользы не получить. Во-первых, блюди святую веру и веди безукоризненную жизнь по вере, всякий же случающийся грех тотчас очищай покаянием. Во-вторых, все, что приходится терпеть, принимай как от руки Божией, помня твердо, что без воли Божией ничего не бывает. В-третьих, веруя, что все, исходящее от Господа, посылается Им во благо нашим душам; за все искренне благодари Бога, благодари и за скорби, и за утешения. В-четвертых, полюби прискорбность ради великой ее спасительности и возбуди в себе жажду ее как питья, хотя горького, но целительного. В-пятых, держи в мысли, что когда пришла беда, то ее не сбросишь, как тесную одежду, надо перенести. По-христиански ли ты претерпишь ее или не по-христиански – все же претерпеть неизбежно; так лучше же претерпеть по-христиански. Ропот не избавляет от беды, а только ее отяжеляет, а смиренная покорность определениям Промысла Божия и благодушие отнимают тяготу у бед. В-шестых, осознай себя стоящим еще и не такой беды, осознай, что если бы Господь хотел поступить с тобою по всей правде, то такую ли беду следовало послать тебе? В-седьмых, больше всего молись, и милостивый Господь подаст тебе крепость духа, при которой, тогда как другие дивиться будут твоим бедам, тебе будет казаться, что и терпеть-то нечего.

Что для вас особенно необходимо — есть терпение благодушное и Богу покорное. Как только покажется в вашей душе такое расположение, тотчас вы вступите на путь спасения — в рай.

В притче о двух сыновьях второй из них проворно сказал: «Иду... и не пошел» (Мф. 21:30). Это образ всех скороспелых благих намерений, которые привести в исполнение потом недостает постоянства воли и терпения. Легкое сердце тотчас готово на всякое представляющееся ему добро, но нетвердая и нетрудолюбивая воля отказывается от делания на первых же порах. Эта немощь встречается почти у всех. Как же избежать такой несостоятельности перед самим собою и перед другими? А вот как: не начинай ничего, не обдумав и не рассчитав, что на предпринятое хватит сил. Так Господь повелел в притче о начинающем войну и приступающем к построению дома. В чем же этот расчет? В том, по показанию тех же внушений Господа в притчах, чтобы вооружиться заранее самоотверженностью и терпением. Посмотри, есть ли у тебя эти опоры всех тружеников в добре, и если есть – начинай дело, а если нет, то заранее запасись ими. Если запасешься, то что бы ни встретилось на пути к исполнению намерения, все перетерпишь и преодолеешь и начатое доведешь до конца. Расчет не то значит, что если дело трудновато – брось его, а то, чтобы воодушевить себя на всякий труд. Отсюда будет исходить твердость воли и постоянство делания. И не будет с тобой никогда такого, чтобы ты сказал: «Иду», а потом не пошел.

Святая Церковь каждый день творит память святых. Но так как были угодники Божии, подвизавшиеся безвестно, не явленные Церкви, то, чтобы не оставить и их без чествования, святая Церковь установила день, в который прославляет всех, от века угодивших Богу, чтобы не оставалось никого, не прославляемого ею. Творить же это тотчас после сошествия Святого Духа она узаконила потому, что все святые сделались и становятся святыми благодатию Святого Духа. Благодать Святого Духа приносит покаяние и оставление грехов, она же вводит в борьбу со страстями и похотями и венчает этот подвиг чистотой и бесстрастием. И таким образом является новая тварь, достойная Нового Неба и Новой Земли. Поревнуем же и мы идти вслед за святыми Божиими. Как это делать – учит Евангелие; оно требует безбоязненного исповедания веры в Господа, преимущественной любви к Нему, поднятия креста самоотвержения и сердечного отрешения от всего. Положим же начало по этому указанию.

Притча о богатом и Лазаре показывает, что те, которые жили не как должно, спохватятся, но уже не будут иметь возможности поправить свое положение. Глаза их откроются, и они ясно будут видеть, в чем истина. Вспомнив, что на земле много нежелающих видеть, подобно им, они желали бы, чтобы кто-нибудь послан был к ним из умерших для уверения, что жить и понимать вещи надо не иначе как по указанию Откровения Господня. Но и в этом им будет отказано, потому что Откровение для желающих знать истину само достоверно, а для не желающих и не любящих истины не будет убедительно и самое воскресение кого-либо из умерших (Лк. 16:19–31). Чувства этого богача из притчи, наверное, испытывают все, отходящие отсюда. И, следовательно, по тамошнему убеждению, которое будет убеждением и всех нас, единственное для нас руководство на пути жизни есть Откровение Господне. Но там уже такое убеждение для многих будет запоздалым; здесь оно лучше бы пригодилось, да не у всех оно есть. Поверим, по крайней мере, свидетельству тамошних, перенося себя в их состояние. Пребывающие в муках не станут лгать; жалея нас, они хотят, чтоб открылись глаза наши, чтобы и мы не пришли на место их мучения. Об этом предмете нельзя так говорить, как нередко говорим о текущих делах: авось как-нибудь пройдет. Нет, уж то не пройдет как-нибудь. Надо основательно удостовериться, что не попадем в место богатого.

Вечное пятно позора и проклятия останется на тех, которые тратят труд и время на гибель вере, на терзание сердец верующих и на развращение умов в Отечестве.