Григорий Богослов

Зло не имеет ни особой сущности, ни царства. Оно – не безначально, не самобытно, не сотворено Богом. Оно есть наше дело и дело лукавого, и произошло в нас от нашего нерадения, а не от Творца.

Кто, преклонившись к худшему в своем союзе и сочетании, оказавшись сообщником низменного, рабом плоти и другом скоротечного, оскорбляет жизнью своею божественное благородство, для того, сколько бы ни был он благоуспешен в непостоянном, гордясь ничтожными сновидениями и тенями, обогащаясь, роскошествуя,  превозносясь чинами, увы, для того тяжки тамошние бичи, где первое из бедствий — быть отринутым от Бога.

Тот зрячий слепец, кто не видит, как пагубен его грех. Уметь открывать следы зверя — признак острого зрения.

Если чрево у тебя на замке, то, может быть, спасешься от греха. А если двери у него открыты, то боюсь, чтобы персть не сделалась наглою. Когда тело усмирено, тогда усмиряется вместе и бесстыдная похоть.

Удостоившись, по дару, отпущения грехов, со всяким тщанием храни себя, чтобы отпущение грехов зависело от Бога, а хранение – от тебя. Как же этого достичь? Помни всегда Христову притчу, это будет для тебя самым лучшим и совершенным пособием. Вышел из тебя нечистый дух, изгнанный Крещением (Лк. 11:24–26). Ему несносно гонение, нетерпимо быть бездомным и бесприютным. Проходит он «по безводным местам» (Лк. 11:24), где пересох Божественный поток, ибо он любит там быть, скитается, ища покоя и не находя. Приступает к душам крещеным, в которых порчу омыла купель. Боится воды, душит его очищение – целый легион погиб в море. Опять возвращается в дом, из которого вышел, потому что бесстыден и упорен, приступает снова, делает новые покушения. Если найдет, что Христос водворился и занял место, оставленное им, то снова, отраженный, уходит без успеха, продолжая свое жалкое скитание. Если же найдет в тебе место выметенное и убранное, но пустое, ничем не занятое, равно готовое к принятию того или другого, кто бы ни пришел первым, поспешно входит, поселяется с еще большим удобством, и бывает для человека того последнее хуже первого. Ибо прежде была надежда на исправление и осторожность, а теперь стало явно повреждение, привлекающее к себе лукавое удалением от добра, потому для поселившегося обладание местом сделалось надежней.

...Если Бог захочет кого остановить и удержать в руке Своей, то это всего неизбежнее, всего неодолимее. Он предускоряет быстрых, перехитряет хитрых, низлагает сильных, смиряет высоких, укрощает дерзновенных, подавляет всякую силу.

«Прежде нежели родились горы, и Ты образовал землю и вселенную, и от века и до века Ты – Бог» (Пс. 89:3).«Одно то не должно быть сокрыто от нас, возлюбленные, что у Господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день» (2 Пет. 3:8; Пс. 89:5).Божество беспредельно и непознаваемо. В Нем совершенно постижимо только одно – Его беспредельность ... Когда разум устремит взор свой на горнюю бездну и не находит, на чем остановиться или где положить предел своим представлениям о Боге, тогда беспредельное и неисследимое он называет безначальным. А когда, устремившись в дольнюю бездну, испытывает нечто подобное, тогда называет Его бессмертным. Когда же сводит в единство то и другое, тогда именует вечным, ибо вечность не есть ни время, ни часть времени, потому что она неизмерима.

Надо без ропота принимать любой поворот кормила, которым Бог изводит меня из борьбы и жизни, пока не войду в тихую пристань...

Ничего не было прежде великого Отца, потому что Он все имеет в Себе. И Его знает неотделимый от Отца, Отцом рожденный безлетный Сын,– великого Бога... Слово, Образ Первообраза, Естество, равное Родителю. Ибо слава Отца – великий Сын. А как явился Он от Отца – знает единый Отец и Явившийся от Отца, потому что никто не был близ Божества.

Бог самодостаточен и не нуждается ни в чем человеческом и маловажном. Тем менее радуется Он недостойным прошениям, напротив, жертвой нечестивого, даже если это телец, гнушается, как псом, и даже если это ладан, оскорбляется, как богохульством (Ис. 66:3). Ценит же Он одну ту жертву, которую приносят Чистейшему чистые руки, высокий и очищенный ум.

Бог есть Свет и Свет высочайший, так что всякий другой свет, сколько бы ни казался сияющим, есть только слабый Его луч или рассеивающийся отблеск.

Через видимое ведет разум к тому, что выше видимого и что дает видимому бытие. Ибо чем приведены в устройство небесное и земное, заключающееся в воздухе и под водою, лучше же сказать, то, что и того первоначальнее, — небо, земля, воздух и водное естество? Кто смешал и разделил это? Кто содержит во взаимном общении, сродстве и согласии? Кто привел это в движение и ведет в непрерывном и беспрепятственном течении? Не Художник ли всего, не Тот ли, Кто во все вложил закон, по которому все движется и управляется? Кто же Художник этого? Не Тот ли, Кто сотворил и привел в бытие? Ибо не случаю должно приписывать такую силу. Положим, что бытие от случая; от кого же порядок? Если угодно, и то уступим случаю; кто же соблюдает и сохраняет те законы, по которым произошло все первоначально? Другой ли кто, или случай? Конечно, другой, а не случай. Кто же этот другой, кроме Бога? Так от видимого возвел нас к Богу богодарованный и всем врожденный разум — это первоначальный в нас и всем данный закон!

Бог правит этой вселенной, как Ему угодно, Сам, по Собственным мановениям и законам, премудро приводит все в движение и во взаимное согласие. Только по внешнему впечатлению не все совершается разумно: и в древности и теперь многим из самых мудрых затруднительными казались замечаемые в этой жизни несообразности. Но если ты не знаешь законов, это не значит, чтобы не знало их и Слово,– так же, как если ты не знаешь живописи, это не значит, что не знает ее и живописец. Одно ты сам постиг, а с другим благоразумно согласись. Это уже признак разума, что бы покоряться Разуму. Если бы все было ясно, то скажи, что осталось бы вере?

Бог есть высочайший Свет, неприступный, несказанный, не умом постигаемый, не в слове изреченный, просвещающий всякую разумную природу. Он то же в духовном мире, что солнце в чувственном; по мере постижения возбуждающий к Себе любовь, и по силе любви заново постигаемый; только Сам для Себя созерцаемый и постижимый, а на существующее вне Его изливающийся лишь частично. Говорю это о Свете, созерцаемом в Отце и Сыне и Святом Духе, богатство Которых в единосущности и едином излучении света.

Что солнце для существ чувственных, то Бог – для духовных: одно освещает мир видимый, Другой – невидимый. Одно делает глаза солнцевидными, Другой – разумные естества богоподобными. И как солнце дает возможность видящему – видеть, а видимому – быть видимым, само же гораздо превосходнее видимого, так Бог, устроивший, чтобы существа мыслящие имели дар мышления, а мыслимые были предметом мышления, Сам выше всего мысленного. И всякое желание останавливается на Нем, далее никуда не простираясь.

Пусть не удивляются те, кто не может постичь неизмеримой глубины Божиих установлений, по которым все совершается.

Мы должны веровать, что есть Промысл, все содержащий и все связывающий в мире. Ибо тем существам, которым необходим Творец, необходим и Промыслитель, иначе мир, носимый случаем, как корабль вихрем, должен был бы мгновенно разрушиться в первоначальный хаос из-за беспорядочных движений вещества.

Бог всегда был, есть и будет; но лучше сказать, что Он всегда есть, потому что «был» и «будет» означают деления нашего времени, свойственные естеству преходящему, а Сущий вечен.

И язык, и ум непрестанно упражняй в Божиих словесах! А Бог, в награду за труды, дает или видеть сколько-нибудь сокровенный в них смысл, или, что еще лучше, приходить в сокрушение при чтении великих заповедей чистого Бога, или, в-третьих, такими занятиями отводит Он мысль твою от земного.

У Бога все перед очами, и что будет, и что было, и что есть теперь. Для меня такой раздел положен временем, что одно впереди, другое позади; а для Бога все сливается в одно, и все держится в мышцах великого Божества.

О Ты, Который превыше всего! Что иное позволено мне изречь о Тебе? ибо Ты невыразим никаким словом. Как воззрит на Тебя ум? Ибо Ты непостижим никаким умом. Ты один неизречен, потому что произвел все, выразимое словом! Ты один непознаваем, потому что произвел все, объемлемое мыслью. Тебе воздает честь все одаренное разумом! К Тебе устремлены общие желания, Тебя жаждут все сердца, к Тебе все воссылает моления, Тебе все, постигающее Твои повеления, изрекает безмолвную хвалу. Тобою единым все пребывает, к Тебе все стремится, Ты Начало и конец всего. О, Всеименуемый! Как назову Тебя, единого Неименуемого? Да и какой небесный ум проникнет сквозь заоблачные покровы? Будь милосерден, о Ты, Который превыше всего! Ибо что иное позволено мне изречь о Тебе?

Природа, как на общем пиршестве, предложила тебе все и что нужно для тебя, и что служит к твоему удовольствию, чтоб ты, сверх прочего, из самых благодеяний познал Бога, и из своих потребностей приобрел больше сведений о себе самом.

Не будем почитать Бога таким же несовершенным Художником, как мы сами, не будем предполагать неустройства в управлении миром потому только, что нам неизвестен образ управления.

Един есть Бог безначальный, беспричинный, не ограниченный ничем, ни прежде бывшим, ни будущим, объемлющий вечность, беспредельный; великий Отец благого, великого Единородного Сына, Который в рождении Сына не потерпел ничего свойственного телу, потому что Он – Ум. Един есть Бог иной (по ипостаси), но не иной по Божеству – Слово Бога, живая печать Бога, живая печать Отчая, единый Сын Безначального и Единственный Единственного, во всем равный Отцу кроме того, что Один всецело пребывает Родителем, а Другой – Сыном. Основатель и Правитель мира, Сила и Мысль Отца. Един Дух – Бог от благого Бога.

Гнев — небезопасный для всякого советник; что предпринято в гневе, то никогда не бывает благоразумно.

Стагирский философ хотел ударить одного человека, которого он застал в постыдном и худом деле, но как скоро почувствовал, что в него самого вступил гнев, борясь со страстью как с врагом, остановился и, помолчав недолго, сказал <подлинно мудрое слово!>: "Необыкновенное твое счастье, что защищает тебя мой гнев. А если бы не он, ты пошел бы от меня битым. Теперь же стыдно было бы мне худому ударить худого и, когда сам я побежден страстью, взять верх над рабом".

Один человек, не из числа почтенных граждан, злословил великого Перикла и до самого вечера преследовал его многими и злыми укоризнами. Но Перикл молчал, принимая это оскорбление, как почесть; когда же ругатель устал и пошел домой, <философ> велел проводить его со светильником и тем угасил его гнев.

...Если ты читал что-нибудь о гневе мужей благочестивых, то найдешь, что гнев их всегда был справедлив. И я думаю даже, что это был не гнев, а наказание, справедливо положенное на злых. И это наказание не было для них злом; напротив того, удары были весьма полезны для требовавших многого очищения в жизни, потому что иглистая ветвь сама призывает на себя острие железа — полезны, говорю, были как до Закона, так и при Законе, пока он не приобрел надлежащей силы, как не совершенно еще укоренившийся в людях.

Гнев питай на одного только змия, чрез которого ты пал.

Скажешь: что ж? Не сама ли природа дала нам гнев? Но она дала также и силу владеть гневом. Кто дал нам слово, зрение, руки и ноги, способные ходить? Все это даровали Бог и природа, но даровали на добро; и не похвалю тебя, который употребляешь их во зло. То же надобно сказать и о других душевных движениях. Это Божии дары — под руководством и управлением разума.

Скажи, какое другое зло хуже превысившей меру гневливости? И есть ли от этого какое врачевство? В иных болезнях прекрасное врачевство — мысль о Боге. А гневливость, как скоро однажды превысила меру, прежде всего заграждает двери Богу. Самое воспоминание о Боге увеличивает зло, потому что разгневанный готов оскорбить и Бога. Видал я иногда и камни, и прах, и укоризненное слово были бросаемы и в Того, Которого нигде, никто и никак не может уловить; законы отлагались в сторону; друг не узнан; и враг, и отец, и жена, и сродники — все уравнено одним стремлением и одного потока. А если кто станет напротив, то на себя привлечет гнев, как зверя, выманиваемого шумом. И защитник других сам имеет уже нужду в защитниках.

Как скоро покажется только дым того, что разжигает твои мысли, то, прежде, чем возгорится огонь и раздуется пламень, едва почувствуешь в себе движение духа, привергнись немедленно к Богу и, помыслив, что Он твой Покровитель и Свидетель твоих движений, стыдом и страхом сдерживай стремительность недуга, пока болезнь внимает еще увещаниям. Воззови тотчас словами учеников: «Наставник, меня окружает страшное волнение, отряси сон» (Лк. 8:24). И ты отразишь от себя раздражительность, пока владеешь еще рассудком и мыслями, ибо их прежде всего подавит в тебе эта болезнь; пока она, как не терпящий узды конь, не перегрызла удил и не помчалась быстро, оставляя за собою дорогу, холмы и овраги и гневливостью омрачив путеводные очи. Разуму легче управлять тем, кто не выступил из подчинения, чем удержать насилием того, кто получил уже над ним власть. Такой, разгорячая сам себя, не остановится, пока не сбросит всадника с высоты рассудка.

Не знаю, плакать или смеяться над тем, что делается. Гнев все, даже и небывалое, обращает себе в оружие. Это — обезьяна и делается Тифеем, вертит рукою, ломает пальцы, ищет холма или вершины Этны, чтобы силою руки своей издали бросить в неприятеля вместе и стрелу и гроб. Какой огонь или какой град остановит дерзость? Если удары слов истощились, то приводятся в действие руки, начинаются рукопашный бой, драки, насилие. Тот одерживает верх над противником, кто наиболее несчастен и побежден, потому что одержать верх в плохом называю поражением. Не бес ли это? Даже и больше беса, если исключить одно падение; но случалось видеть и падения возмущенных гневом, когда они увлекаются порывом духа. Не явное ли это отчуждение от Бога? Да и что же иное? Потому что Бог кроток и снисходителен; нехорошо предавать поруганию Божий образ, а на место его ставить неизвестный кумир!

Как удерживаться, чтобы не воспламенялся в тебе гнев от чужого гнева, как огонь от огня? Ибо равно плохо, как самому первоначально предаваться злу, так и прийти в одинаковое расположение с предавшимся худому стремлению. Во-первых, прибегни немедленно к Богу и проси, чтобы Он нещадно сокрушил поражающий тебя град, но вместе пощадил нас, которые не обижали других. А в то же время положи на себя знамение креста, которого все ужасается и трепещет, и ограждением которого пользуюсь я во всяком случае и против всякого. Потом изготовься к борьбе с тем, кто подал причину к этому гневу, а не кто предался ему, чтобы тебе, хорошо вооружившись, удобнее было победить страсть. Ибо неготовый не выдерживает нападения. А кто хорошо приготовился, тот найдет и силы победить. И что значит победить? Равнодушно перенести над собою победу. В-третьих, зная, из чего ты произошел и во что обратишься, не думай о себе очень много, чтобы не смущало тебя высокое и не по достоинству составленное о себе мнение. Ибо смиренный равнодушно переносит над собою победу, а слишком гордый ничему не уступает. Но те, которые, чтобы сколько-нибудь остановить свое превозношение, сами себя называют землею и пеплом, как от них же мне известно, есть Божии друзья. А ты, как будто совершенный, отказываешься терпеть оскорбления. Смотри, чтоб не понести тебе наказание за самомнение. Где же тебе согласиться потерпеть что-нибудь неприятное на самом деле, когда не можешь снести благодушно и слова? В-четвертых, знай, добрый мой, что и жизнь наша ничто, и мы все не безгрешные судьи о добрых и худых делах, но большею частью и всего чаще носимся туда и сюда и непрестанно блуждаем. Что гнусно для нас, то не гнусно еще для Слова; а что не таково для меня, то, может быть, таким окажется для Слова. Одно, без всякого сомнения, гнусно: это — злонравие. А здешняя слава, земное богатство и благородство — одни детские игрушки. Поэтому, о чем сокрушаюсь, тем, может быть, нужно бы мне увеселяться; а при чем поднимаю вверх брови, от того более смиряться, чем сколько теперь превозношусь, гордясь неблагоразумно. В-пятых, будем иметь больше рассудительности. Если нет ни малой правды в том, что говорит воспламененный и ослепленный гневом, то слова его нимало нас не касаются. А если он говорит правду, то значит, что сам я нанес себе какую-нибудь обиду. За что же жалуюсь на того, кто объявил остававшееся до сих пор скрытым? Гнев не умеет сохранять верности. Ибо если прибегает он часто и к неправде, то удержит ли в себе тайну? После этого уцеломудришь себя в гневе, рассуждая так: если эта вспышка не есть зло, то несправедливо и обвинять ее. А если зло, что и действительно так, в чем и сам ты сознаешься, то не стыдно ли терпеть в себе то, что осуждаешь в других, когда терпишь от них сам, и не вразумляться примером своего врага? Притом если и прежде не пользовался добрым о себе отзывом тот человек, который горячится и дышит дерзостью, то и теперь порицание падет, очевидно, на него, а не на тебя. А если он человек превосходный, то не почтут тебя здравомыслящим, потому что мнение большинства всегда склоняется в пользу лучшего. Но ты делал ему добро? Тем более его осудят. Но он обидел тебя? Ты не делай ему зла. Но его надобно остановить? Что ж, если в больший придет еще гнев? Он первый начал? Пусть вразумленный и словом, и благонравием твоим, как можно скорее, сокрушит свою ярость, как волна, вскоре рассыпающаяся на суше, или как буря, не встречающая никакого сопротивления. Это обидно! — Точно, обидно, если и ты падешь с ним вместе. Неужели и на укоризны больных станем отвечать укоризнами? Не равнодушно ли переносишь ты исступление беснующихся, разумею таких, которые невольно изрыгают злословие? Почему же не перенести этого от безумного и пришедшего в сильную ярость? Конечно, должно перенести, если сам ты в здравом уме. Что сказать о пьяных, у которых рассудок потемнен вином? Что, если мимо тебя пробежит бешеная собака? Что, если верблюд, по естественной своей наглости, закричит ко все горло и протянет к тебе шею? Пойдешь ли с ним в драку или, по благоразумию, побежишь прочь? Что, если непотребная женщина будет стыдить тебя своими срамными делами? А у непотребных женщин это обыкновенное дело; им всего кажется стыднее знать стыд; и они знают одно искусство — вовсе ничего не стыдиться. О Синопийце рассказывают, что, приходя к живущим в непотребных домах, старался их раздражать. С каким же намерением? С тем, чтобы их оскорблениями приучить себя без труда переносить оскорбления. И ты, если размыслишь об этом, станешь презирать оскорбления. Скажу тебе один искусственный способ. Хотя он и недостоин внимания тех, которые предпочитают кротость; однако же скажу, потому что может погашать неприятность. Смотрел ты иногда на кулачных бойцов? Прежде всего оспаривают они друг у друга выгодное место, того и домогаются, чтобы одному стать выше другого; потому что это немало содействует к одержанию победы. Так и ты старайся знать выгоднейшее положение; а это значит, пришедшего в ярость старайся низложить шутками. Смех — самое сильное оружие к победе над гневом. Как в кулачных боях, кто в сильной стремительности и ярости по-пустому сыплет удары, тот скорее утомляется, чем принимающий на себя эти удары, истощение же сил — неискусный в бою прием; так и тому, кто оскорбляет человека, который не сердится на его нападение, но смеется над ним, всего более бывает это огорчительно; напротив того, если встречает он себе сопротивление, это приносит ему некоторое удовольствие, потому что доставляется новая пища гневу, а гнев ему весьма приятен и ненасытим. Заклинаю тебя, гнев — друг пороков, неприязненный мой защитник и покровитель, превозносящий меня и предающий во врата адовы, покорись сейчас Богу и Слову. Покорись, гневливость, — это воспламенение, это полнота человекоубийцы, это очевидное безобразие лица, это обуревание мыслей, это упоение, это шпоры, понуждающие упасть в ад, это легион бесов, это многосложное, но покорись; ибо Христос, Которого не вмещает вселенная и Который Своим руководством движет целую вселенную, уделяя жизнь и человекам, и Ангелам, а призывающим Его усердно дарует разрешение и от лукавых духов, и от страстей, Христос хочет, чтобы ты немедленно бежала отсюда и, войдя в свиней, скрылась в бездну! Готово принять тебя это стадо, стремящееся в глубину. Но не касайся нас, о которых имеет заботу Сам Бог.

Обуздывай гнев, чтобы не выступать из ума.

Общее Отцу и Сыну и Святому Духу – несозданность и Божество; общее же Сыну и Святому Духу – то, что они из Отца, а особенность Отца – нерожденность, Сына – рожденность, Духа Святого – исходность.

Чтим великого Духа: Он мой Бог, Им познал я Бога, Он Сам есть Бог, и меня в той жизни творит богом. Он всемогущ; Он раздаятель даров, предмет песнопений чистого лика небесных и земных; Он Жизнеподатель, сидит на превознесенном престоле, исходит от Отца. Он Божия сила, Самовластитель. Он не Сын (потому что един есть благой Сын единого Всеблагого), но Он и не вне невидимого Божества, а равночестен.

Дух Святой всегда был, и есть, и будет; Он не начал и не прекратит бытия, но всегда со Отцом и Сыном  вчиняется и счисляется. Ибо неприлично было или Отцу когда-либо быть без Сына, или Сыну без Духа: крайне было бы бесславно для Божества, как бы вследствие изменения советов своих прийти в полноту совершенства. Итак, Дух всегда был приемлемым, а не приемлющим; совершающим, а не совершаемым; наполняющим, а не наполняемым; освящающим, а не освящаемым; приводящим к обожению, а не вводимым в обожение. Он всегда один и тот же Сам для Себя и для Тех, с Которыми счиняется; невидим, не подлежит времени, невместим, неизменяем, не имеет ни качества, ни количества, ни вида, неосязаем, самодвижен, приснодвижим, свободен, самовластен, всесилен <хотя как все принадлежащее Единородному, так и все принадлежащее Духу возводится к первой Вине>; Он — Жизнь и Животворящ, Он — Свет и света Податель; Он — источная Благость и Источник благости; Он — Дух правый, Владычний (Пс. 50: 12—14)... Чрез Него познается Отец и прославляется Сын (Ин. 16:14), и Сам Он Ими одними знаем, единое счинение, служение и поклонение, единая сила, единое совершенство и освящение.

Кто Святого Духа низводит в ряд тварей, тот ругатель, злой раб, и злейший из злых.

Дух Святой является в виде языков, по родству со Словом; и в виде огненных языков (Деян. 2:3–4). Почему, думаешь? Или по причине очищения, ибо по Писанию известен и огонь очистительный, что желающие могут везде увидеть, или по существу своему: «потому что Бог наш есть огонь попаляющий» (Евр. 12:29) нечестие. Является в виде разделенных языков, по причине разных дарований. В виде языков нисшедших, в значение Царского достоинства и почивания в святых; ибо и Херувимы есть Божий престол. Является в горнице, в значение восхождения и возношения от земли тех, которые примут Духа; ибо и над водами есть некие Божии небесные палаты, в которых прославляется Бог. И Сам Иисус посвящаемых в высшее служение приобщает таинству в горнице, показывая тем, что нужно и Богу снисходить к нам, и нам восходить к Нему, и что таким образом, при слиянии достоинства, должно происходить общение Бога с людьми. Пока же пребывают они в собственном достоинстве,– Бог в достоинстве высоты, а человек низости, до тех пор благость несоединима, человеколюбие несообщимо, и между ними – великая и непроходимая пропасть, которая отделяет не богатого только от Лазаря и от желанных недр Авраамовых, но сотворенное и преходящее естество от несотворенного и постоянного.

Этот Дух, премудрый и человеколюбивый, снизойдет ли на пастыря, делает его псалмопевцем, отгоняющим злых духов, и указывает в нем царя Израилева; снизойдет ли на пастуха, обирающего ягоды, делает его пророком. Припомни Давида и Амоса! Снизойдет ли на умного отрока, еще прежде совершенного возраста делает его судьей старейшин: свидетель Даниил, победивший львов в яме. Найдет ли рыбаков, уловляет в Христову сеть тех, кто потом охватывает целый мир сетью слов; возьми в пример Петра, и Андрея, и сынов громовых, возгремевших о духовном. Найдет ли мытарей, приобретает в ученики и делает купцами душ: свидетель Матфей, вчера мытарь, а сейчас евангелист. Обретет ли пламенных гонителей, – изменяет ревность, и Савлов делает Павлами, настолько же ревностными в благочестии, насколько прежде проявляли ревность о зле.

О многообразии благодатных действий Святого Духа в мире. Обрати внимание на следующее: рождается Христос – Дух предвещает (Лк. 1:35); крещается Христос – Дух свидетельствует (Ин. 1:33–34); искушается Христос – Дух возводит Его (Мф. 4:1); являет силы Христос – Дух сопутствует; возносится Христос – Дух преемствует: чего великого и возможного единому Богу не может совершать Дух? И из имен Божиих, какими не именуется Он, кроме нерожденности и рождения? Прихожу в трепет, когда представляю в уме и богатство наименований, и то, что противящиеся Духу не стыдятся и такого числа имен. Он именуется Дух Божий, Дух Христов (Рим. 8:9), Ум Христов (1 Кор. 2:16), Дух Господень (Ис. 61:1), Сам Господь (2 Кор. 3:17), Дух усыновления (Рим. 8:15), Дух истины (Ин. 14:17), Дух свободы (2 Кор. 3:17), Дух премудрости, разума, совета, крепости, ведения, благочестия, страха Божия (Ис. 11:2–3). Он есть Дух благой, правый (Пс. 142:10), владычественный (Пс. 50:14); Он есть перст Божий (Лк. 11:20), огонь (Мф. 3:11; Деян. 2:3); как Бог, и думаю в значении единосущия, Он есть творящий (Иов. 33:4), воссозидающий в Крещении (Тит. 3:5) и Воскресении (Рим. 8:11), Дух, Который все ведает (1 Кор. 2:11), всему учит (Ин. 14:26), дышит, где хочет и сколько хочет (Ин. 3:8), Дух наставляющий (Ин. 16:13), прогневляемый (Ис. 63:10), податель откровений (1 Кор. 2:10), просвещающий (Евр. 6:4), оживляющий (Рим. 8:11), лучше сказать, Он самый Свет и Жизнь. Он разделяется в огненных языках и разделяет дарования (Деян. 2:3–4); творит апостолов, пророков, благовестников, пастырей, учителей (Еф. 4:1).

Один Христос – одна Глава Церкви.

«Как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25:40)
Пришел просящий? Вспомни, как ты был убог и как обогатился! Он просит у тебя хлеба, или пития, или, может быть, другой Лазарь лежит у твоих ворот? Устыдись Таинственной Трапезы, к которой ты приступал, Хлеба, которого вкушал. Чаши, которой приобщался, освященной Христовыми страданиями. Припал к тебе странник, не имеющий дома, пришедший издалека? Прими в его лице сделавшегося странником, даже странником между своими, водворившегося в тебе благодатью и привлекшего тебя к горнему жилищу. Будь Закхеем, который вчера был мытарем, а сегодня стал щедрым; все принеси в дар Христову Пришествию, чтобы и тебе оказаться великим, хорошо увидеть Христа, хотя ты мал ростом. Лежит больной и раненый? Устыдись своего здоровья и ран, от которых избавил тебя Христос. Если видишь нагого, одень его из уважения к твоей ризе нетления, то есть ко Христу, потому что «во Христа крестившиеся, во Христа облеклись» (Гал. 3:27). Если встретишь должника, просящего о снисхождении, раздери всякое рукописание, праведное и неправедное (Ис. 58:6). Вспомни тысячи талантов, которые простил тебе Христос. Не будь лютым истязателем за меньший долг, и притом для кого?.. Бойся, чтобы не понести тебе наказания за Его человеколюбие, которое дано тебе в образец и которому ты не подражал.

Ты, обогащенный Божеством, не отталкивай от себя нуждающихся.

Очистив себя милосердием, отрем этим прекрасным платом нечистоту душевную и убелимся – одни, как волна, другие, как снег (Ис. 1:18), по мере нашего добросердечия.

Приходил <нуждающийся> и ушел, ничего не получив. Боюсь, Христос, чтобы и мне, имеющему нужду в Твоей помощи, не отойти от Тебя, ничего не получив... Ибо кто не дал, тот пусть не надеется и получить.

Боголюбивой душе свойственно подчинять Божеству все человеческое.

Любовь по Богу и целомудренна, и предметом имеет постоянное, и сама продолжительна.

Мудрость, превозмогшая страх и перешедшая в любовь, делает нас Божиими друзьями и из рабов сынами.