Феофан Затворник

Есть единая истинная жизнь, обнаруживающаяся и состоящая в противлении страстям и преодолении их.

Внутреннему делу цены нет, и ему ничто не должно быть предпочитаемо.

Успевает ли кто в жизни, и насколько успевает, этого заметить не дается, потому что иначе всякий сам съедал бы себя с глаз. Неведение это держит в страхе и постоянно обновляет ревность, уверяя, что ничего еще не сделано и что, следовательно, надо снова начинать.
Снова начинать — такой закон духовной жизни. Каждый день надо считать первым днем жизни в страхе Божием, — прошлое все забывая, кроме грехов, о которых всегда надо каяться.
Трудности пути, препятствия, расслабление, уныние — все это случайности, которые приходят и отходят. На них нечего обращать внимание. Надо им противопоставлять убеждение, что цель впереди верна, и что средства, которые нам даны, надежно ведут к ней. От этого все тревоги будут отходить, исполняя душу благонадежней.

Решившийся жить как следует тотчас узнает дурное, в каком бы виде оно ни проявлялось. Проявляется же иногда только помышлением о дурном, когда представляется уму предмет дурной, иногда чувством дурным, иногда позывом на дурное, иногда вместе и влечением к нему, более или менее сильным. Иногда все это проявляется рядом: появляется предмет дурной, вызывает чувство, от чувства рождается позыв, а там и влечение. Все это для души — нечистое, но еще не грешное. Грешность начинается согласием на дурное, которое переходит в решение сделать дурное — это внутреннее дело, после чего придумываются способы, время, место. Затем следует дело грешное, от которого рабство греху и смерть душевная.

Относительно течения жизни да знает, что его переменить не наших сил дело. Наша мудрость вся должна состоять в том, чтобы прилаживаться ко всякому строю жизни, какой пошлет Господь, — так чтоб нам было, сколько это возможно, покойнее.

Духовность есть норма человеческой жизни.

Жаждете просвещения духовного. Оно само собою приходит, когда кто идет путем духовной жизни, и в какой мере исполняются при этом требования такой жизни, такой и плод получается, а затем и ведение просветительное приходит... Мы хлопотали об успехе в духовной жизни... А дело просто совершается. Надо корень ее поглубже водрузить. Корень — страх Божий! Когда он придет, все ублагоустроит, всему научит... О нем молитесь! И его своим размышлением развивать старайтесь.

Спрашиваете, почему мы поминаем усопших? — Потому, что так заповедано нам делать. А что заповедано — видно из того, что в Церкви Божией не было времени, когда бы не творилось это поминовение... Отшедшие живы, и общение у нас с ними не прекращается. Как о живых молимся мы, не различая, идет ли кто путем праведным или другим, так молимся и об отшедших, не доискиваясь, причислены ли они к праведным или грешным. Это долг любви братской. Пока последним Судом не разделены верующие, все они, и живые и умершие, единую Церковь составляют. И все мы взаимно друг к другу должны относиться как члены одного тела, в духе доброхотства и любительного общения, и живые и умершие, — не разгораживаясь пополам умиранием.

Вы собираетесь в дальний путь — туда, откуда нет возврата. Никому не миновать сего пути. Но как минута, когда прикажут вступить в него, неизвестна, а известно только, что она может настать каждое мгновение, то лучше всего думать, что вот-вот надо будет отправляться восвояси и всегда держать себя готовым к тому...

Цель жизни — не благобытие земное, а блаженство по смерти в другой жизни. Кто несет какой-либо крест, тот идет надежною к тому дорогою. Туда переселитесь своим желанием и надеждою, и к стяжанию тамошнего благобытия направляйте все свои помышления и заботы.

Мы, остающиеся, плачем об отшедших, а им сразу легче: то состояние отраднее. Те, которые обмирали и потом вводимы были в тело, находили его очень неудобным жильем. То же будет чувствовать и сестра. Ей там лучше, а мы убиваемся, будто с нею беда какая случилась.

Что будет на том свете, увидим. Все соберемся в одно место и не дивно, что получим возможность увидеть друг друга.

Кто не испытал болезней внутренней брани, кто не страдал за Христа, каким бы то ни было образом, тот тщетно надеется венчаться в царстве Христовом.

Это не неожиданное несчастье, а общий всех нас удел. Скорбна разлука, но она не без конца. Нынче-завтра и мы туда же пойдем. Скорбна безвестность положения отшедшего, но вера, что отшедший переходит в руки Божии, разгоняет всякий при этом мрак. У Господа праведного никакое добро не забывается. Когда отходит кто к Господу, Господь ищет не того, чтоб осудить, а чтоб оправдать.

Одно точно определено, что тамошнее состояние вполне соответствует тому, как настроит себя человек здесь на земле.

Не мучьте себя пытанием, что там и где будем. А когда в уме породятся такие вопросы, говорите себе: «Хорошим там будет хорошо, а худым — худо».

Исходная точка их омрачения та, что наша последняя цель будто на земле. Но она не на земле. На земле начало жизни — приготовительный ее период, — а настоящая жизнь начнется по смерти. И особенный, исключительный способ приготовления — благодушное терпение притеснений, лишений и скорбей. Кто взглянет, или будет смотреть на земную жизнь такими глазами, тот не станет убиваться, не видя в своей жизни широты и простора, а возревнует об одном, как сделать, чтобы теснота принесла наилучший плод, вкушение которого отсрочивается до будущей жизни.

Цель — блаженная жизнь за гробом; средства — дела по заповедям, исполнения которых требуют все случаи жизни.

Цель человека не на земле, а в другой жизни. Если б на земле была, мы бы не умирали, а как умираем, то значит, что жизнь наша настоящая не на земле. Земная жизнь есть только приготовление к другой жизни.

Что отшедшие живы, только другою жизнью живут сознательно, пребывают в общении между собою по тамошним условиям и порядкам, и на нас посматривают и к нам приходят, слышат наши молитвы о них, и о нас молятся, и делают нам внушения, — все по тамошним законам и порядкам, а не как вздумается, — это должно считать положительно верным, хотя ничего определенного по всем этим пунктам сказать не можем.

Ведь ты не умрешь. Тело твое умрет, а ты перейдешь в другой мир, живая, себя помнящая и весь окружающий мир узнающая. Там лучше тебе будет, чем здесь. Так не ужасайся, видя приближающуюся смерть. Она для тебя дверь в лучшую жизнь. Ангел-хранитель твой примет душу твою и поведет ее путями, какими Бог повелит. Грехи будут приходить. Кайся во всех. И будь крепкой веры, что Господь и Спаситель все грехи кающихся грешников сглаживает.

На деле же смерть — дверь в отечество для блаженной жизни.

Ученики указывали Господу на красоту храма и утвари его, а Он сказал: «Не останется здесь камня на камне; все будет разрушено» (Мф. 24:2). Это приговор всему прекрасному мира этого. На вид кажется прочно и вечно, но день-другой, смотришь – как ничего не бывало: и красота увядает, и силы истощаются, и слава меркнет, и умы изживаются, и одежда изнашивается. Все в себе самом носит силу разрушительную, которая не лежит, как семя неразвитое, а непрестанно действует, и все течет к своему концу. «Проходит образ мира этого» (1 Кор. 7:31). «Подлинно, человек ходит подобно призраку; напрасно он суетится, собирает и не знает, кому достанется» (Пс. 38:7). А мы все суетимся, все хлопочем и хлопочем, и хлопотам нашим конца нет. Встречаем кругом себя постоянные уроки, а все свое – словно слепы и ничего не видим. Да и правду сказать, слепы или ослеплены: и себе, и ничему окружающему нас, и владениям нашим конца не ожидаем. И что еще? Встав, как нам представляется, хорошо, уверены, что стоим твердо, как на утесе, тогда как положение наше скорее похоже на то, как если бы мы стояли на трясине: вот-вот провалимся. Но не чувствуем этого и предаемся беспечному наслаждению текущим, будто вечным. Помолимся же, да откроет Господь умные очи наши, и да увидим все, не как оно кажется, а как оно есть.

Здоровье не от одной пищи зависит, а наиболее от душевного спокойствия.

Существо идолопоклонства в том, что твари присвояются божеские свойства и в силу этого чтут их.

...<Некоторые иконы бывают чудотворными>, потому что Богу так угодно... Сила тут не в иконах, и не в людях прибегающих, а в Божией милости...

Запасайтесь мужеством на случай испытания и будьте готовы встретить его, как подобает христианам.

Будьте готовы благодушно встретить и перенести, что Господь пошлет.

Бог ничего не допускает для нас такого, из чего бы мы не могли извлечь для себя пользы духовной.

Строгое держание себя есть долг сознанного рабства Богу.

Дело все в том, чтобы истина воспринята была сердцем, исполнила его и разогрела. Это значит, что душа вкусила истину, если вкусила, то и попиталась.

Истину Воскресения разум может доказывать своими соображениями, на основании Писания. И силу его доводов не может не признать неверующий, если не заглушено еще в нем чувство истины. Верующий же не требует доказательств, потому что Церковь Божия преисполнена светом Воскресения. Верны и убедительны оба эти указателя истины. Но против соображений разума могут рождаться и встречаться противоположные соображения. И вера может вызывать возражения и колебаться недоумениями и сомнениями, приходящими извне и возникающими внутри. Нет ли неприступной ограды для истины Воскресения? Есть. Когда сила Воскресения, воспринятая человеком еще в Крещении, начнет действенно обнаруживаться в прекращении растления души и тела, в водворении в них начал новой жизни, такой человек будет ходить в свете Воскресения. И ему безумным покажется всякий возражающий против истины Воскресения, как тому, кто ходит во дне, говорящий, будто теперь ночь.

«Всякого, кто исповедает меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным» (Мф. 10:32). Трудно ли исповедать Господа? Никакого нет труда. Какой труд сказать, когда требуется, что Господь наш Иисус Христос есть Единородный Сын Божий и Бог, Который ради нас пришел на землю, воплотился от Духа Святого и Марии Девы и вочеловечился, был распят, пострадал, погребен, воскрес в третий день, восшел на Небеса, и сидит одесную Бога Отца, и опять придет судить живых и мертвых; что Он послал Духа Святого на святых апостолов, силою Его устроивших на земле Святую Церковь, которая, научая истине и освящая Таинствами, правильным путем ведет всех верных чад своих в Царство Небесное? Все это мы повторяем всякий раз, когда слышим и читаем Символ веры. Так возьми эти истины, запечатлей их в сердце своем и будь готов, не боясь никакого человеческого лица, заявить, что так, а не иначе нужно веровать, чтобы спастись, готовясь вместе потерпеть и то, что за это в ином случае достанется тебе. Заграждай уста учителей лжи и хулителей христианства словом истины – и получишь то, что обещано Господом. Ты исповедуешь Его Богом и Спасителем перед людьми, а Он перед Богом Отцом исповедует, что ты верный Его последователь и исповедник.

Святой Иоанн свидетельствовал о Христе Иисусе, что Он есть воистину «Агнец Божий, который берет на Себя грех мира» (Ин. 1:29), что Он – обещанный Избавитель, ожидаемый всеми. Слышали это бывшие при нем и уверовали. От них прошло это свидетельство в народ, и все стали думать, что засвидетельствованный Иоанном – не простой человек. Спаситель указал на это, когда в последние дни предложил в храме первосвященникам вопрос: «Крещение Иоанново с небес было, или от человеков?» (Мк. 11:30). Те устранились от ответа, потому что им нельзя было не видеть, что Иоанн не сам от себя пришел, крестя водою. Но скажи они это, тотчас должны были бы признать и свидетельство его, что перед ними Обещанный, и вследствие того покориться Его учению. А этого они не хотели не по каким-либо основательным причинам, а по одному предубеждению. Но их упорство нисколько не умаляет силы свидетельства святого Иоанна. Оно и до сих пор столь же достоверно, как было, когда исходило из уст его. И мы слышим Иоанна, указывающего нам истинного Избавителя, и тем оживляем свою веру, как веру, имеющую осязаемые доказательства.

Что подвигло сирофиникиянку прийти к Господу и быть столь неотступной в прошении? (Мк. 7:24–30). Сложившийся образ убеждений: она была убеждена, что Спаситель силен исцелить ее дочь, и пришла к Нему; была убеждена, что Он не оставит без удовлетворения прошения ее и не переставала просить. Убеждения – итог всей жизни, воспитания, ходячих мыслей, впечатлений от окружающего, от встречаемых учений и разнообразных случаев и занятий в жизни. Под действием всего этого работает мысль и доходит до известных убеждений. При этом надо иметь во внимании, что всюду есть и отовсюду теснится в душу человека Истина Божия. Истина лежит в сердце человека; истина Божия отпечатлена на всех тварях: есть истина Божия в обычаях и нравах человека; есть она и в учениях – больше или меньше. Но всюду же есть и ложь. Кто от Истины, тот собирает истину и полон убеждений истинных, спасительных. А кто не от Истины, тот собирает ложь и полон убеждений ложных, заблуждений пагубных. От человека ли зависит жить в Истине или вне Истины – всякий разбери сам; а между тем Суд Божий всех ожидает.

Что значит «ходить в истине» (Пс. 85:11)? Значит, приняв истину в сердце, так держать себя в мыслях и чувствах, как требуется истиной. Бог есть везде и все видит – это истина; кто примет эту истину сердцем и станет держать себя и внутренне, и внешне так, как бы перед ним был Сам Бог и все в нем видел, тот будет и ходить в этой истине. Бог все содержит, и без Него мы ничего не можем успешно делать – это истина; кто примет ее сердцем и станет во всем, что бы ни делал, обращаться в молитве за помощью к Богу и принимать все, что бы с ним ни случилось, как от руки Господней, тот будет ходить в этой истине. Смерть каждый час может нас похитить, а по смерти тотчас и Суд – это истина; кто примет эту истину сердцем и станет так жить, как бы должен был а эту же минуту умереть и предстать на Суд Божий, тот будет ходить в этой истине. Так и относительно всякой другой истины.

«Кто примет Меня, тот принимает Пославшего Меня»,– сказал Господь (Лк. 9:48), а пославший Его есть Бог, следовательно, кто исповедует Господа, тот Бога исповедует, а кто не исповедует Его, тот и Бога не исповедует. Скажешь: «я исповедую Христа великим, премудрым, всемирным учителем». Нет, исповедуй Его так, как Он Сам говорит о Себе; а Он говорит о Себе, что Он и Отец – одно. Лица единого Божеского естества, раздельные, но единосущные и сопрестольные. Кто не исповедует так, тот, как бы ни величал Господа, все равно что не исповедует Бога. Потому каким почитателем Бога ни называй себя, ты не почитатель Его, если не исповедуешь Господа Иисуса Христа Сыном Божиим Единородным, воплотившимся ради нас и спасшим нас Своею крестной смертью. Не все равно, какого Бога исповедуешь, лишь бы исповедать: поклонявшиеся солнцу и звездам или вымышленным существам не называются почитателями Бога, потому что не то считали Богом, что есть Бог, Так и тот, кто не исповедует Господа, не есть почитатель Бога, потому что не того Бога исповедует, который есть Истинный Бог. Истинного Бога нет без совечного и собезначального Сына. Потому если не исповедуешь Сына, не исповедуешь и Бога Истинного. Какая цена твоему исповеданию – один Бог рассудит; но так как нам Бог открыт Богом Истинным, то помимо этого откровения нельзя иметь Бога Истинного.

В обещаниях, конечно, разумеются дела, или деятельная сторона. Но главное — душевный строй. Если этот цел, то изменение какое-либо во внешнем течении дел никакого вреда и ущерба не делает.

Бог, создав душу мира невещественную, сложил в нее идеи всех тварей, и она инстинктивно, как говорится, выделывает их по действию и желанию Божию.

Есть крест внешний — на плечах лежит. Это — скорби, беды, лишения, болезни... нападки, напраслины. Есть крест внутренний — самоотвержение с самоумерщвлением. Есть крест — духовный, Божий или божественный — распятие по воле Божией. Кресты эти один из другого рождаются. Последний обозначается преданностью в волю Божию, тихою, молчаливою, упокоительною; второй — борьбой с собою, безжалостною к себе; третий — терпением неприятностей. Сколько крестов, столько и крестоношений. Все они неразлучны бывают до гроба; только иной раз один чувствительней, в другой раз — другой или третий. Однако ж вступают они в дело или налагаются постепенно... и быв наложены, остаются... Трисоставный крест.

Как велика и неописуема милость Божия — Крест Господень. В нем вся наша надежда.

Крест Христов! Какая бесконечно великая там любовь, а вместе какое бесконечно великое правосудие!

Крещение на нашем языке созвучно с крестом. Счастливое созвучие! Ибо хотя видимое действие Крещения есть погружение, но существо его есть сораспятие Христу на внутреннем, духовном кресте. Апостол Павел говорит: «ветхий наш человек распят с Ним» (Рим. 6:6) в Крещении. Это не какое-либо механическое действие, а нравственное изменение, или переворот мыслей, целей, желаний, сочувствии. Прежде все это было запачкано самоугодием, теперь же все самоотверженно посвящается Богу, во Христе Иисусе, благодатью Духа Святого. Скажешь: я не понимал этого, когда был крещен. Теперь понимаешь и должен по совести выполнить назначение Крещения, ибо оно неизгладимо. Даже на Суде печать его будет видна или за тебя, или против тебя.

Разленение и присвоение себе прав на льготы — это начальные враги, губители всего духовного.

А ведь леность одна не бывает. Она — запевает, и с нею хор.

Самомнение шло вместе с тщеславием. Вдвоем они родили леность.

Вон святые пишут, что если кто от молитвы не отходит осужденником, достойным всякой кары от Господа, то такой отходит от нее фарисеем.

Вчера учило нас Евангелие неотступности в молитве, а ныне учит смирению или чувству бесправности на услышание. Не присваивай себе права на услышание, но приступай к молитве как никакого внимания не достойный и дающий себе дерзновение раскрыть уста и вознести молитву к Богу по одному беспредельному к нам, бедным, снисхождению Господа. И на мысль да не приходит тебе: я то и то сделал – подай же мне то-то. Все, что бы ты ни делал, считай долгом, ты должен был все это сделать. Если бы не сделал, подвергся бы наказанию, а что сделал, тут не за что награждать, ничего особенного ты не явил. Вон фарисей перечислил свои права на услышание и вышел из церкви ни с чем. Плохо не то, что он так делал, как говорил,– так и следовало ему поступать, а плохо то, что он выставил это как нечто особенное, тогда как, сделав это, и думать о том не следовало. Избави нас, Господи, от этого фарисейского греха! Словами редко кто так говорит, но в чувстве сердца редко кто не бывает таким. Ибо отчего плохо молятся? Оттого, что чувствуют себя и без того находящимися в порядке перед Богом.

Поопаситесь: не сбиться бы на путь хладно ходящих в исправном внешнем поведении, без внутренних чувств, освящающих человека, и благодать Божию привлекающих.

Отчего так случилось, что Симон-фарисей чтит Господа и приглашает Его к себе, но тут же, увидев, что Он благосклонно допускает к Себе и грешницу, соблазняется и начинает думать: «Если бы Он был пророк...» (Лк. 7:39)? Оттого, что захлопотал об угощении и за хлопотами оставил здравое рассуждение о порядках Божиих. Эти две области, житейская и духовная, совсем не сходны по своим свойствам и законам. Между тем ум наш чем очень займется, по законам того и начинает судить. По житейским порядкам, с явной грешницей нельзя иметь общение; Симон так и судит, забыв, что покаяние всех делает чистыми и грешников равняет с праведниками. Он думает, что грешнице не следует тут быть и что Спаситель если не отгоняет ее, то потому, верно, что не знает, кто она; от этой мысли тотчас родилась и другая: если не знает, то какой же Он пророк? Словами-то он не сказал этого, а только подумал, и внешне ни в нем, ни в его хлопотах, как доброго хозяина, не произошло никакой перемены, но Господь видел его сердце и по сердцу его сделал ему вразумление. Он внушил ему, что грешникам-то и место около Него и что грешница, припавшая к Нему сердцем, больше почтила Его, чем Симон, почтивший Его только угощением. Внешнее вводит человека в неприятное Господу чувство праведности, а внутреннее всегда держит его в чувствах своего непотребства перед лицом Всеведущего Господа.