Ни мир и житейские дела не мешают исполнять заповеди Божии, когда имеется ревность и внимание.

Кто ропщет за обыкновенными службами, тяготится ими и не соблюдает усердия о них во все продолжение славословия Божия, тот поистине не познал, как много сладки в гортани любящих Бога словеса Божии, и насколько слаще они меда и сота в устах пришедших в познание Его, но совсем плоть есть, и мудрование имеет плотское, и чувство плотское, и не может вкусить и духовно восчувствовать блага, какие даровал нам Бог.

Всякий, мнящий себя мудрым, потому что прошел все науки и сведущ во внешней мудрости, никогда не сподобится проникнуть в тайны Божьи и увидеть их, если прежде не смирится и не сделается в чувствах сердца своего невежественным, вместе с самомнением отвергая и приобретенную ученость.

Великое зло, когда кто впадает в самомнение, думает, что знает, когда не знает, или что имеет, когда не имеет: ибо, думая, что знает или что имеет, не заботится уже познавать и приобретать и остается ни при чем.

Пока не состоится решение над подсудимым, ему дается слово самооправдания — говорить судье о том, что наделал; по раскрытии же дел его и произнесения над ним решения судьи, он уже ни мало, ни много не противоречит тем, которые наказывают его во исполнении приговора.

Как око ничего не может видеть без света, так и душа не может увидеть свою немощь, если не будет таинственно просвещена Христом.

...Всякому человеку необходимо знать себя самого, что он — ничто. Того, кто не знает себя самого, что он ничто, не может спасти Сам Всемогущий Бог при всем том, что желает спасти его. И если бы кто принес Богу в дар весь мир <что, конечно, невозможно>, а не думал о себе, что есть ничто, не может спастись никоим образом.

При встрече разных случайностей пусть каждый наблюдает, что происходит в душе его, и так определяет, какова она. Например, наблюдая, что творится в душе, когда его бранят или бесчестят, или оказывают ему презрение, он верно познает, есть ли в нем смирение.

Блаженны те, которые просвещаются Божественным Светом, и видят немощность свою, и постигают стыд души своей, потому что они будут плакать во всю жизнь свою и омоются слезами своими.

...Человек был самовластен тогда, когда был свободен от греха; как же скоро предал он свободу свою, то вместе со свободою потерял и самовластие и стал рабом греха.

Как нож, на зло ли кто его употребляет, или на добро, не прелагается из своего естества в другое... так и человек действует и содевает, как сказано, что хочет, но из естества своего не выступает.

Кто страха ради Божия отсекает свою волю, тому Бог, неведомо для него, так что он не знает, как то бывает, дарует Свою волю и делает ее неизгладимою в сердце его, открывая при том очи сердца его, чтобы он познал ее, и силу подавая исполнять ее. Творит же это благодать Святого Духа, а без нее ничего не бывает.

Тому, кто творит свою волю, — пусть будет это даже в малом чем — невозможно последовать Господу нашему и соблюсти Его заповеди.

Старающийся умертвить свою волю должен творить волю Божию, — вместо своей воли вводить в себя волю Божию, насаждать и внедрять ее в сердце свое.

Читаемое в Писании настоящим образом познается, когда делом исполняется.

Все Божественное Писание, Ветхое и Новое, руководит естественно больное человеческое естество к Иисусу Христу, Который есть единственный Врач душ и телес наших. Кто остается непричастным Его Божественной благодати, тот остается и неуврачеванным, а кто причащается Его благодати, у того душа перестает уже быть больною.

Все Божественное Писание всеми, содержащимися в нем, о Боге мыслями и речениями представляет только, что Бог есть, а не то, что Он есть.

Тот, у кого все Божественное Писание на устах, не может понять и постигнуть таинственную и Божественную славу и силу, сокрытую в нем, если не будет исполнять заповедей Божиих и не сподобится получить Утешителя, Духа Истины, Который бы раскрыл перед ним слова Божественного Писания, как книгу, и показал ему таинственно славу, которая внутри их, — при этом же показал бы силу и блага Божии, сокрытые в них, вместе с Вечною жизнию, преисполненною тех благ, которые сокрыты и неведомы для всех нерадивых презрителей заповедей Божиих. И достойно сокрыты. Ибо так как они прилепили все чувства свои к суете мирской, пристрастились к обманчивым благам настоящей жизни и омрачились через то умом своим, то и не могут вознестись к небесам, чтобы помышлять о мысленной красоте неизреченных благ Божиих.

...Сколько очищается сердце, столько приемлет и Божественной благодати, и опять: сколько приемлет оно благодати, столько и очищается.

Что мужественнее сокрушенного и смиренного сердца, которое без труда побеждает всех демонов и совсем отгоняет их от себя?

...Как может быть чисто сердце у того, кто оскверняется нечистыми помыслами, как зеркало затемняется пылью?

Чисто сердце, я полагаю, у того, кто не только не бывает тревожим и тяготим какою-либо страстью, но и не помышляет даже ни о чем плохом или мирском, хотя бы и хотел того, и одну память о Боге держит в себе с неудержимою любовью. Ибо око души, ум, когда ничто не мешает его познанию, чисто в чистом свете видит Бога.

Слава Христова есть крест и страсти, которые Он перенес ради нас, чтобы нас прославить.

Презрите земную славу, чтобы получить небесную.

Тот, кто стал превыше всего видимого и приблизился к Богу, лучше же того, кто сам наименовался Богом, захотел бы искать славы или роскоши от на земле лежащих? Ибо они поистине для него — позор и поношение, уничижение и бесчестие. Слава же для него и утеха и богатство — Бог Троица и все Божие и Божественное.

Горе, душа, жаждущим славы человеческой, потому что они лишаются тогда славы Божией.

Христианин, предающийся плотской сласти, уже не Христов раб, а раб греха и диавола.

Как невозможно без воды вымыть загрязненное платье, так невозможно и душу омыть и очистить от скверн греховных без слез.

Человек долг имеет ни единого дня в продолжение всей своей жизни не пропускать без слез, насколько это зависит от него самого; и если не имеет их, долг имеет, пока жив, искать их от всей души; ибо никаким другим способом невозможно очиститься от грехов и стать чистым сердцем.

Чего же ради, братия, мы не прибегаем к этому благоутробному Богу, так много нас возлюбившему? Чего ради не отдаем жизни своей на смерть за любовь Христа и Бога нашего, за нас умершего? Разве не видим, как многие люди, по пристрастию к благам тленным, переносят большие труды, подвергаются великим опасностям, уезжают в далекие места, оставляя жен и детей и всякие житейские утешения, и ничего не ставят выше и краше того, что желали, и покоя себе не дают, пока не достигнут цели своей? Но если эти, ради временных и тленных благ, поднимают такой подвиг и для получения их подвергают опасности и душу свою, и жизнь свою, то не всячески ли подобает нам предать на смерть и души свои, и телеса свои любви ради к Царю царствующих и Господу господствующих, Творцу, Вседержителю и Властителю всех тварей?

Себе всегда внимай, имея смерть перед глазами своими и тщательно присматривая, какою бы добродетелью прославить Господа.

Если умрет человек не уврачеванным, то вечно будет плакать о том в аде, не ожидая когда-либо освободиться от огненного жжения его. Этого-то ради надлежит нам горько плакать о том жалком состоянии, в какое мы пришли.

Если смерть каждого есть заключение жизни, и после смерти для всех равно наступит состояние бездеятельности, и никто не сможет сотворить ничего ни доброго, ни злого, то каждый, конечно, каким окажется тогда, Спаситель мой, таким и будет.

Теперь, в настоящей жизни, смерть в своем находится времени и есть для всех наказание за первое Адамово преступление, для грешников пресечение грешности, для праведников — упокоение от священных подвигов; но в будущей жизни как упразднится жизнь мира этого, так и смерть престанет наконец и будет побеждена; тогда, как рождаться не будут люди и жить по образу настоящей жизни, так и умирать не будут, как теперь, и смерть упразднится. Но будет тогда другая смерть, тягчайшая и горчайшая теперешней, т. е. вечное мучение.

Кто верует, тот не смеется, но рыдает и плачет о грехах своих, ибо слышит, что смеющиеся в этой жизни будут плакать и рыдать в будущей.

Невозможно сразу воспринять всего Духа человеку душевному и сделаться бесстрастным.

Преуспеванию вовеки не будет конца, так как остановка или замедление в возрастании положит конец Бесконечному, внесет постижение совершенно Непостижимого и Невместимого всеми сделает предметом пресыщения.

Нужно начинать с меньшего и, постепенно преуспевая, восходить к более и более совершенной святыне и чистоте. И хотя бы мы прожили в этой жизни тысячи лет, никак не возможем достигнуть полного совершенства святыни, но долг имеем совершать подвиг ради нее непрестанно так, как бы теперь только положили начало.

...Кто не знает себя и не чувствует, в каком бедном находится он состоянии <и не ищет того>, у того попусту пропадут посты и милостыни, какие совершает. Ибо жертва, Богу приятная, есть только дух сокрушенный, и только за такую жертву подается отпущение грехов, как для такой жертвы бывает и пост, и молитва, и милостыня. Вот таинство христианской жизни, и вот как должен поступать всякий христианин!

Безмерное и безвременное сокрушение сердца о чем-либо чувственном омрачает и возмущает ум. Оно изгоняет из души чистую молитву и умиление, а всаждает в нее болезненное томление сердечное. Отсюда жестокость и нечувствие безмерное; а через это демоны обыкновенно наводят отчаяние на взявшихся жить духовно.

Пусть кто заберет все свое имущество и раздаст бедным, пусть постится, совершает бдения, спит на голой земле, творит молитвы день и ночь, а не взыщет от Бога приобретать себе сердце сокрушенное и смиренное никакой не получит пользы от трудов своих. Почему нужно взыскать ту единую дорогу, на которой приобретается сердце сокрушенное и смиренное, ибо кто приобретет такое сердце, тот будет шествовать по земле, как бы шествовал вверху — в Царствии Небесном. И в последний час смерти сокрушенные и смиренные сердцем получают удостоверение, что помилованы милостивым Богом, отходят радуясь и веселясь. Так велик тот, или с чем несравнимый, дар Божий. Он есть основание восхождения по лестнице добродетелей и нисхождения дара чудотворений и знамений, есть воскресение душ, бывающее еще в настоящей жизни, прежде общего воскресения тел, есть избавление, для которого Бог и Отец «дал Сына Своего..., чтобы всякий верующий не погиб, а имел жизнь вечную» (Ин. 3:16) и, имея эту вечную жизнь, знал «Единого истинного Бога и Его же послал Он, Иисуса Христа» (Ин. 17:3).

...Те, которые думают спастись без труда, не спасутся, так как спасение не бывает без труда; так и те, которые чают устроить спасение своим умом и своими силами, не могут спастись, так как спасение не утверждается на разуме и силах того, кто желает спастись, а есть милость Божия во Христе Иисусе. Один есть получающий спасение и Другой — Дающий его.

...Спасутся, сказал <Господь>, только эти одни, приобщившиеся Божества Его, как и Сам Он, Творец всего, приобщился нашей природы, как свидетельствует <апостол> Павел, что Церковь Христова — Владычнее и Божественное Тело без пятна вместе и порока и без всякой морщины, каковыми должны быть верные...

...Те, которые вращаются в многолюдстве и проводят жизнь в треволнениях мира, если ведут себя как должно, обретают спасение и сподобляются от Бога великих благ ради веры...

Поскольку спасение всех в едином Боге, то да уготовит каждый себя самого и да приложит труд стать правым, чтобы соделаться достойным милости Божией; потому что кто прав — тот истинен, кто истинен — тот смирен, а кто смирен — тот один и достоин милости. Бог, Который есть сущая истина, не может миловать того, кто неправ, так как таковой не истинен. Ибо кто любит Бога, тот любит и то, что Ему благоугодно, и отвращается от того, к чему не благоволит Бог. Но неблагоугодное Богу, само собою разумеется, приятно диаволу. Почему всякий человек, который неправ (и следовательно, не любит того, что благоугодно Богу), есть друг диаволу и враг Богу. Таковому какая надежда спасения?

Спасти людей без их воли и по принуждению — это показалось бы скорбным для не желающих спастись.

Вот каким образом может, кто желает, подняться от земли и взойти на небо, во-первых, нужно подвизаться умом и укротить страсти, во-вторых, упражняться в псалмопении, т. е. молиться устами, потому что, когда умалятся страсти, тогда молитва уже естественно доставляет удовольствие и сладость даже языку и вменяется в благоугодную перед Богом, в-третьих, молиться умно и, в-четвертых, восходить в познание. Первое свойственно новоначальным, второе — преуспевающим, третье — подходящим к последним степеням преуспеяния, а четвертое — совершенным.

Поверьте мне, братия мои, что нет другого, более легкого пути ко спасению, как последовать Божественным повелениям Христовым. Впрочем, потребны нам и слезы многие, и страх великий, терпение большое и непрестанная молитва, чтобы открылась нам сила хотя одного Владычнего слова, да познаем великие таинства, сокрытые в малых словах, и предадим души свои на смерть и за самую малую заповедь Христову.

Не тот уже и спасен, кто целым сохранил данный талант, т. е. данный ему дар благодати, но тот, кто и умножил его; не тот ублажается, кто удаляется от зла, но тот, кто и добро делает; не тот любовь свою к Царю являет, кто не входит в согласие с врагами его, но тот, кто и вооружается против них, и воюет с ними по любви к Царю.

Да не осмелимся основывать надежду спасения своего на частных некоторых, являемых нами, добродетелях, как то: на посте, бдении и спании на голой земле и других разных злостраданиях телесных, с небрежением о показанном делании заповедей Божиих, в той мысли, что можем и без него спастись с одними этими телесными добродетелями, потому что это невозможно.