Симеон Новый Богослов

Кто сошел с пути блаженного смирения и шествие творит вне ее, по правую или левую сторону, а не следует прямо за Господом нашим и Богом Иисусом Христом, тот как может войти в брачный чертог Христов, вместе со Христом? Если же он не войдет туда, то как может увидеть славу Христову? А если не увидит ее, как может возвещать о ней и явною ее творить другим? Или как дерзнет он говорить что-либо о том, чего не знает и чего не видел никогда? Если же покусится учить о таковых вещах, то найдется ли в мире другой человек, более его несмысленный?

Когда будешь иметь... смиренное мудрование... то тотчас придет к тебе Господь, обымет тебя и облобызает, дарует Дух правый в сердце твое, Дух избавления и прощения грехов твоих, увенчает тебя дарами Своими и сделает славным мудростию и ведением. Ибо что другое так любезно и благоприятно Богови, как сердце сокрушенное и смиренное и мудрование самоуничиженное? В таковом-то смиренномудрии души обитает и почивает Бог, — и всякий навет врага против нее остается безуспешным; все греховные страсти исчезают в ней и, напротив, множатся плоды Духа Святаго, как то: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, смиренномудрие и воздержание от всех страстей; потом следует Божественное ведение, премудрость Слова, бездна сокровенных помышлений и тайн Христовых. Кто достигнет до такого состояния и окачествуется так, тот изменяется благим изменением и бывает земным ангелом; телом сообращается он с людьми в мире сем, а духом ходит на небесах и сообращается с ангелами и от неизреченной радости распространяется в любви Божией, к которой никто никогда не может приблизиться, если прежде не очистит сердца своего покаянием и многими слезами и не достигнет глубины смиренномудрия, чтобы приять в душу свою Святого Духа, благодатию и человеколюбием Господа  нашего Иисуса Христа.

Два главнейших дела есть в настоящей жизни: одно есть величайшее добро, а другое — величайшее зло; первое как верховное благо возводит человека на небеса, а другое, как крайнее зло, низводит его в преисподняя ада; то есть истина, а это ложь; то есть великое упокоение, а это скорбь безмерная. Первое есть верх разумности, второе край безумия. Первое родственно и свойственно человеку, второе враждебно и чуждо. Первое есть вся прямота, второе вся кривость. Первое радость и веселие, второе печаль и томление. Какие же это дела? — Смирение и гордость: одно есть весь грех — это гордость; а другое — вся правда — это смирение.

Одно – говорить смиренные слова и другое – иметь смиренномудрие. Одно есть смирение, другое – цвет смирения, а третье – плод его. Иное есть красота плода, иное – сладость его, а иное – действия, бывающие от этого плода. Из этого, что сказано о смирении, иное в нашей, а инее не в нашей власти. В нашей власти – помышлять о том, что располагает нас к смирению, мудрствовать о том, рассуждать, говорить и делать, но само святое смирение с его существенными свойствами, дарами и действиями – не в нашей власти, но есть дар Божий, чтобы не вздумал кто хвалиться даже и этим.

Кто имеет смирение, тот все скорбное переносит с радостью, и сердце его нимало не уязвляется. Смирен и тот, кто хотя уязвляется немного, но не допускает себя до смущения и за это малое чувство уязвления сердца оскорблением, т. е. что опечалился немного, а не с радостью принял случившееся, осуждает себя и укоряет; и, вошедши в келью свою и себя самого рассуждая, сокрушается и плачет, и, припадая к Богу, исповедуется Ему как бы погубивший все труды свои.

Есть мнимое смирение, происходящее от беззаботности, лени и от сильного осуждения совести. Имеющие его нередко считают его достаточным для спасения, но оно не таково на самом деле, потому что не имеет плача, творящего радость.

«Жертва Богу - дух сокрушенный; сердца сокрушенного и смиренного Ты не презришь, Боже» (Пс. 50:19). Этою жертвою спасались, спасаются и будут спасаться все цари, вельможи, благородные, низкородные, мудрые, неученые, богатые, бедные, нищие, воры, обидчики, лихоимцы, развратники, убийцы и всякий род грешников. Глубина смирения — этой спасительной жертвы — должна быть измеряема мерою грехов, по мере грехов, какие наделал человек, да будет у него и смирение с сокрушением, но и самые праведники, и преподобные, и чистые сердцем, и все спасенные спасаются не иным чем, как этою жертвою. И милостыня, и вера, и удаление от мира, и самый великий подвиг мученичества, и всякие другие жертвы возжигаются от воспламенения этой жертвы, сокрушения сердечного. Это такая жертва, для которой нет греха, побеждающего человеколюбие Божие. Для этой единой жертвы, чтобы была и сохранялась, бывают болезни, скорби, притеснения, самое падение, страсти душевные и сопутствующие им страсти телесные, — все для того, чтобы всяким богобоязненным приносима была Богу эта жертва. Кто приобретет эту жертву сокрушения со смирением, тому некуда падать, потому что он имеет себя ниже всех. И Бог сошел на землю и смирил Себя даже до смерти не для чего другого, как для того, чтобы в верующих в Него созидать сердце сокрушенное и смиренное.

Если же прежде... чем покажешь должное покаяние, дерзнешь ты причаститься Тела и Крови Христовых, то демоны, видя, как ты презрел Бога и причастился недостойно, все устремятся на тебя и, схватив тебя, немилостиво и бесчеловечно низринут тебя опять в ров прежнего непотребства. Тогда вместо христианина сделаешься ты христоубийцей и будешь осужден вместе с теми, которые распяли Христа.

Однако я прошу и умоляю Тебя, припадая к Тебе и ища Твоей милости: воззри на меня. Властитель мой, и ныне, как когда-то, покажи благоутробие и сострадание Твое, яви непамятозлобие на мне – мытаре, или лучше – всеблудном, согрешившем пред Тобою сверх всякой природы разумных и бессловесных существ. Ибо хотя и все беззакония соделал я в жизни, но Тебя, Бога <Отца>, исповедую Творцом всего, Тебя, Сына Божия, почитаю единосущным <Отцу>, рожденным от Него прежде всех веков, в последние же времена – от Святой Девы Богородицы Марии рожденным как младенца, и соделавшимся человеком, ради меня пострадавшим, распятым и погребению преданным, в третий день воскресшим из мертвых и восшедшим во плоти туда, откуда Ты не отлучался. Итак, за то, что я таким образом верую и поклоняюсь Тебе, и уповаю, что Ты, Христе, снова придешь судить всех и воздать каждому по достоинству, пусть вера вместо дел вменится мне. Боже мой; не взыщи с меня дел, совершенно оправдывающих меня, но вместо всего пусть эта вера будет достаточной для меня. Пусть она защитит, пусть она оправдает меня и покажет причастником вечной Твоей славы. Ибо верующий в Меня,– сказал Ты, о Христе мой,– жив будет и не увидит смерти вовеки (Ин. 11: 25–26). Итак, если вера в Тебя спасает отчаянных, то вот я верую,– спаси меня, озарив Твоим Божественным светом: явившись. Ты просветишь, Вдадыко, во тьме и сени смертной содержимую душу мою. Даруй мне умиление, как питие Твое живительное, питие, увеселяющее душевные и телесные чувства мои, питие, всегда меня радующее и подающее мне жизнь, которой не лиши меня, Христе, смиренного странника, все упования на Тебя возложившего.

Горе <недостойно> причащающемуся, потому что, причащаясь после срамных дел, не очищенных покаянием и епитимиями, он все больше и больше подпадает власти диавола, а наконец, и совсем им завладевается; и Бог совершенно оставляет такого за его срамность и нечистоту, и особенно за его бесстыдство и дерзость, как пишет Святое Евангелие об Иуде, что, как только причастился он поданного ему Христом Господом хлеба сей Божественной Вечери, после сего куска вошел в него сатана (Ин. 13:27). Горе священнику, причащающему его, что удостаивает причастия недостойного и преподает Пречистое Тело и Честную Кровь Христа Спасителя тому, кто недостоин даже преступать порога храма Божия, с кем запрещено вместе вкушать и простую пищу всякому христианину... Преподающий такому Тайны праведно подлежит осуждению и за то, что через это он человека, грешащего по уклонению от правого помысла и по легкомысленной небрежности, делает совершенным врагом Богу. Священник или духовный отец не должен преподавать такому Тайны, но должен подвигнуть его на покаяние словами кроткими и умилительными, помянув ему о тех страшных муках адских, которые непременно имеют испытать грешники; должен вразумить его и поруководить, как слепого, и попечалиться о нем, как бы о вышедшем из ума и страждущем от искушения и насилия диавольского, и помолиться Господу, да отверзет слух души его и поможет ему хоть немного прийти в чувство и познать нечестие свое, и опять через покаяние возвратиться в среду верных, потому что такой есть неверный нечестивец.

Если, по Божественному Слову, те, которые вкушают Плоть Господа и пиют Кровь Его, имеют Живот Вечный, а мы, когда причащаемся, не чувствуем, чтобы при сем было в нас что-либо паче того, что бывает от обыкновенной пищи, и не сознаем, что получаем иную жизнь, то очевидно, что мы причащаемся только хлеба, а не Бога. Ибо если Христос есть Бог и человек, то и святая Плоть Его не есть плоть только, но плоть и Бог нераздельно и неслиянно, и поскольку Плоть, т. е. поскольку она есть под видом хлеба, — видится телесными очами, а по Божеству не видится телесными очами, но видится мысленными очами души, т. е. умом.

Хлеб этот для тех, которые не возвысились над чувственным, является простым хлебом, хотя таинственно он есть свет невместимый и неприступный. И вино таинственно есть свет, жизнь, огонь, вода живая. Итак, когда вкушаешь ты этот Божественный Хлеб и пьешь это Вино Радования, а между тем не ощущаешь, что зажил жизнью бессмертной, восприняв в себя светоносную и огненную силу, как пророк Исаия принял в уста уголь горящий, если не ощущаешь в себе, что испил Кровь Господню как воду живую, то как можешь думать, что приобщился Жизни Вечной, приступил к неприступному Свету Божества, стал причастником вечного Света? Нет, брат мой, нет; ничего такого не совершается с тобою, так как ты не чувствуешь в себе ничего подобного. Но Свет этот светит на тебя, а ты слеп и не просвещаешься. И огонь излучает на тебя тепло, а ты остаешься холодным. И жизнь вошла в тебя, а ты не чувствуешь и пребываешь мертвым. И вода живая протекла по душе твоей, как по желобу, но не осталась в тебе, потому что не нашла в тебе достойного себе вместилища, чтобы вселиться внутрь тебя. Поэтому если ты причащаешься Пречистых Таин, но не ощущаешь какой-либо благодати в своей душе, то причащаешься только по видимости, а в себя самого ничего не принимаешь. Ибо те, которые достойно приступают к этим Таинствам и должным образом приготовляются к принятию в них Сына Божия – этого Хлеба Жизни, сходящего с Неба, к тем Он прикасается ощутимо и с теми соединяется, давая осязательно испытывать Свое благодатное присутствие.

Ту самую Пренепорочную Плоть, которую принял Господь от Пречистой Богородицы Марии и в которой от Нее родился, Он преподает нам в Таинстве <Причащения>. И вкушая ее, мы имеем внутри себя – разумеется, только достойно причащающиеся – всего Воплощенного Бога и Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божия и Сына Пренепорочной Девы Марии, сидящего одесную Бога и Отца, по слову Его же Самого: «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем» (Ин. 6:56). Вселяясь же в нас, Он не познается сущим в нас телесно... но бестелесно присутствует в нас и соединяется с существом и естеством нашим неизреченно и нас обоготворяет, так как мы становимся соестественными Ему, плотью от плоти Его и от костей Его.

Страшному подлежит осуждению не только тот, кто недостойно, при нечистоте плоти и духа, причащается Тела и Крови Господа <ибо делается за сие повинным Телу и Крови Господа>, но и тот достойно осуждается и наказуется, кто причащается без плода и пользы. По двум причинам осуждается таковой за свое бесплодие: первая та, что он это Таинство, столь спасительное и благотворное, показывает бесплодным и бесполезным в себе самом, не делая ничего доброго <будто в укор ему>; вторая та, что причащается неблагодарно, так как после того не являет никакого благодарения Богу через исполнение заповедей Его. Если Христос Господь не оставил ненаказанными тех, которые праздное произносят слово, не тем ли паче осудит Он того, кто столь великое Таинство являет бесплодным в себе самом? Кто причащается Тела и Крови Христовых в воспоминание Христа Господа, что Он умер и воскрес нашего ради спасения, тому надлежит не только быть чистым от всякой скверны плоти и духа, чтобы не вкушать Тела и не пить Крови Господа во осуждение себе; но должно еще делом показать, что действительно воспоминает Христа Господа, умершего и воскресшего за нас, именно тем, чтобы являть себя мертвым греху, миру и себе, и живым Богу о Христе Иисусе, Господе нашем. Но кто после причащения не приносит добрых плодов, а, напротив, творит грехи и неправды, тому место с неверными, нечестивыми и некрещеными...

Те, которые причащаются Божественных Таин недостойно, пусть не думают, что через них так просто соединяются с Богом, потому что этого не бывает с ними и быть не может никогда, пока они таковы. Одни те, которые через Причащение Божественной Плоти Господней удостаиваются видеть умным зрением, осязать умным осязанием, вкусить умными устами невидимое, неосязаемое и невкусимое Божество,– только они знают, как благ Господь. Они не только хлеб и вино вкушают, но в то же самое время мысленно вкушают и пьют Бога двоякими чувствами – души и тела: вкушают чувственно Плоть, духовно же – Бога и соединяются таким образом телесно и духовно со Христом, Который двойственен по естествам как Бог и Человек, и становятся сотелесными с Ним и сообщниками Славы Его и Божества. Этим-то образом соединяются с Богом причащающиеся достойно – вкушающие от Хлеба и пьющие от Чаши с сознанием и созерцанием силы Таинства и с чувством душевньм. А те, которые причащаются недостойно, бывают пусты от благодати Святого Духа и питают только тело свое, а не души.

Если любящий грех и недостойно причащающийся Пречистых Таин Тела и Крови Спасителя не подвергается тотчас вразумительным мучениям, то никак не избежит вечных мучений, где червь неусыпающий и огонь неугасающий. Итак, если он не боится вечного огня и нестерпимых мук вместе с диаволом на веки веков, то пусть бесстрашно причащается. Если же боится, то лучше для него, воздержавшись некоторое время от Причащения Пречистых Таин, покаяться, поплакать перед Богом, потрудиться по силе своей над изменением состояния своего и пресечь свой злой греховный навык, и тогда уже причаститься без опасности Для своей души. Тогда освободит его сатана, который, живя в нем, насильственно подвигал его на развращение и всякую нечистоту.

Подобает нам знать, что есть пять классов людей, которым воспрещается от святых отцов приступать ко Святому причастию: первый — оглашенные, как еще некрещенные; второй — крещеные, но возлюбившие срамные и неправедные дела, как отступники от святой жизни, для которой крещены, как то: блудники, убийцы, лихоимцы, хищники, обидчики, гордецы, завистники, злопамятливые, которые все, будучи таковыми, не чувствуют, что есть враги Богу и находятся в бедственном положении, потому не сокрушаются, не плачут о грехах своих и не каются; третий — бесноватые, если они хулят и поносят Божественное Таинство это; четвертый — те, которые пришли в чувство и раскаялись, прекратили греховные дела свои и исповедались, но несут наложенную на них епитимию стоять вне церкви определенное время; и пятый — те, у которых еще не созрел плод покаяния, т. е. которые не дошли еще до решимости посвятить Богу всю жизнь свою и жить прочее во Христе жизнью чистою и безукоризненною. Эти пять классов, очевидно, недостойны Святого причастия. Достоин же причаститься Пречистых Тайн тот, кто чист и непричастен грехов, о которых мы сказали. Но когда кто-либо из таких достойных осквернится каким-либо осквернением, как человек, тогда, конечно, и он недостойно причастится, если не отмоет покаянием того, чем осквернился. Таким образом, и тот есть вкушающий и пьющий недостойный, кто, будучи достоин, не приступил достойно ко Святым Тайнам.

Кто вкушает Тело Сына Божия и пиет Кровь Его, тот, если не знает чувством и опытом душевным, что в Боге пребывает, а Бог в нем, поистине еще не причащался достойно Пречистых Тайн. Ибо как возможно тому, кто соединился с Богом, не знать о том, хотя бы был он и не совсем чувствительного сердца? Также, если вкушающий Тело и пиющий Кровь Христовы имеет «Живот Вечный и на суд не приходит, но перешёл от смерти в жизнь» (Ин. 5:24), то явно, что кто не сознает, что имеет в себе Живот Вечный и перешел от смерти в жизнь, — так же, как иной знает, что из темного дома перешел в светлый и блестящий, — таковой не познал еще Таинства домостроительства Божия и не вкусил Жизни Вечной.

...Благоутробный, человеколюбивый и спасения нашего желающий Бог премудро поставил между нами и Собою таинство исповеди и покаяния и каждому дал власть, если хочет, чрез исповедь и покаяние, восстать от своего падения греховного, которым пал, и опять прийти в прежнее родство, славу и дерзновение, какие имел у Бога, и опять стать наследником всех благ...

...Которые не знают таинства христианства, каковы наибольшая часть из таких крещеных, которые именуются как крещеные, христианами, но не оглашены христианским учением и совсем остаются неведающими и, скажу так, непросвещенными <крещением просвещены, но не просвещены ведением>, потому что не знают и не разумеют воистину, в чем состоит таинство христианства, — так когда таковые, каясь, исповедуют грехи свои, соделанные ими по крещении, то их не должно слишком вязать на духу и возлагать на них тяжелые епитимии, потому что это не будет для них полезно, так как они, будучи не научены и не просвещены, и не имея ведения о тайне Христа, не могут восчувствовать, как должно, этих вязаний и епитимий. Они в неведении веровали, в неведении и грешили; и поскольку без разума грешили, то не могут, как должно, уразуметь разумность духовного их врачевания.
Итак, как для тех, которые научены и просвещены и знают таинство христианства, по мере их знания и греха, т. е., судя по тому, какое имеют ведение и знание о таинстве христианства и сколь тяжкий учинили грех, потребны и обвязания, и врачевства, и прижигания, и злострадания, т. е. посты, бдения, долулежания, коленопреклонения и прочее, так для тех, которые не знали и не были научены таинству христианства, потребны наперед научение, оглашение учением веры и просвещение и потом уже канонические епитимии. Ибо неразумно вязать и прижигать, т. е. налагать по правилам епитимию на немогущего восчувствовать то, как несмысленно лечить мертвого.

Поскольку же всякий кающийся смиряется, то ради этого Бог дает благодать Свою ему как смиренному, чтоб ненавидел и похотные и злые дела, и всегда помнил немощь свою и, помня ее, сострадал подобострастным себе человекам и был снисходителен к немощам их, никого не осуждая во грехах их, чтоб был кроток и терпелив и обретал покой в душе своей. Дойдя до этого, начнет уже он петь Господу песнь нову, хвалу Богу нашему, т. е. начнет приносить благодарение Богу от чистого и сокрушенного сердца, потому что чистое сердце и есть сердце сокрушенное и смиренное. А всякое другое псалмопение, кроме такого, тщетно есть и бесполезно. Тому, кто не таким образом поет, невозможно беседовать с Богом посредством молитвы, хоть бы он трудился над этим много и долго; но устами будет он петь и произносить молитвы, а умом будет помышлять о том, что преогорчает Бога и подвигает Его на гнев.

Есть два обличения: одно здесь во спасение, а другое — там в осуждение. Ныне, в настоящей жизни, входя в свет чрез покаяние, самоохотно и самопроизвольно, мы хотя обличаемся и осуждаемся, но, по благости и человеколюбию Божию, обличаемся и осуждаемся тайно и сокровенно, во глубине души нашей, во очищение и прощение грехов наших. И только один Бог вместе с нами знает и видит сокровенности сердец наших. И кто здесь, в настоящей жизни, бывает судим таким судом, тому нечего бояться другого какого истязания. Но тогда, во Второе пришествие Господне, на тех, которые не хотят внити в свет и быть им судимы и осуждаемы, но ненавидят его, откроется свет, сокрытый ныне, и сделает явными все их сокровенности. И все мы, ныне укрывающие себя и не хотящие объявить сокровенности сердец наших чрез покаяние, раскрыты будем тогда действием света пред лицем Бога и пред всем прочим, — что такое есть мы ныне.

Прежде плача и слез, — никто да не прельщает нас пустыми словами, и сами себя да не прельщаем, — нет в нас покаяния, ни истинного намерения перемениться, ни страха Божия в сердцах наших; не сознали еще мы себя виновными и не осудили, и душа наша не была еще в чувстве будущего Суда и вечных мук. Ибо если б мы осудили себя, если б возымели такие движения сердца, если б были в таких чувствах, то тотчас извели бы и слезы. Без этого же ни жестокосердие наше никак не может умягчиться, ни душа наша стяжать духовное смирение, ни мы не в силах сделаться смиренными. А кто не таков, тот не может соединиться с Духом Святым; не соединившийся же с Ним чрез очищение себя от всего страстного, созерцания Бога и Боговедения сподобиться не может, и недостоин сокровенно научаемым быть добродетелям смирения.

...Покаяние, бывающее... всегда до самой смерти, с болезнованием и скорбением сердечным, делает мало-помалу то, что мы начинаем проливать горькие слезы, которыми отмывается и очищается скверна души нашей. Из этого болезненного покаяния рождается потом покаяние чистое и отрадное, превращающее горькие слезы в сладкие, вселяющие в сердце наше непрестанное некое радование и делающие нас достойными и способными узреть неприступный оный свет, который если не восподвизаемся со всем усердием узреть, то не можем ни освободиться от страстей, ни стяжать добродетели, ни сподобиться достойно, со слезами по Богу, причащаться Божественных Тайн, ни возыметь чистое сердце, ни достигнуть того, чтобы вселился в нас Дух Святый, осязательно для чувства нашего, ни удостоиться узреть Бога, как Его узревали святые, ни в сей жизни, ни в будущей.

Через покаяние совершается отмытие скверны прежних непотребных дел, а после такого очищения бывает причастие Святаго Духа; но не просто, а в силу веры, расположения, крепкой решимости стоять не падая и смирения кающихся от всей души; и не только после проявления таких расположений, но и после того, как получится разрешение грехов от духовного отца и восприемника.

Пусть кто-нибудь соберет все свое имущество и раздаст бедным, пусть постится, совершает бдения, спит на голой земле, творит молитвы день и ночь, но не взыщет от Бога стяжать себе сердце сокрушенное и смиренное... он не получит никакой пользы от своих трудов. Поэтому надлежит искать ту единую стезю, на которой можно стяжать сокрушенное и смиренное сердце, ибо кто стяжет такое сердце, тот будет шествовать по земле, как бы шествовал на Небе, в Царствии Небесном. Сокрушенные и смиренные сердцем и в последний час получают удостоверение, что они помилованы милостивым Богом, и уходят в иной мир, радуясь и веселясь. Так велик этот ни с чем не сравнимый дар Божий. Он есть основание восхождения по лествице добродетелей и нисхождение дара чудотворений и знамений; есть воскресение душ, бывающее еще в настоящей жизни прежде Общего Воскресения тел; есть избавление, для которого Бог Отец дал Сына Своего, чтобы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел Жизнь Вечную.

...Бог положил и среди этого рая, т. е. посреди сонма верующих, или посреди Церкви, спасительное древо покаяния, чтоб те, которые, по своему нерадению впадая в грехи, отпадают от жизни вечной, опять посредством покаяния возвращались к этой жизни, еще в светлейшей и  блистательнейшей славе. Ибо если б не благоволил устроить это для нас человеколюбивый Бог, не благоволил то есть даровать нам покаяние, то не спасся бы ни один человек. Оставим же всякую другую заботу и одно восприимем попечение о том, чтоб достодолжно каяться, сколько достанет у нас сил на то, да сподобимся и настоящих и будущих благ во Христе Иисусе, Господе нашем, Коему слава во веки веков.

... <Покаяние> разгоняет неведение наше и приводит нас сначала к познанию человеческих вещей, самих себя и своего состояния, а потом к познанию и того, что выше нас, — вещей божеских, тайн веры нашей, недозримых и недоведомых для не кающихся. Этого познания никто не может стяжать, не исправив наперед сказанных мною добродетелей, хотя бы был первым философом в мире. А кто не стяжет такого познания, тот всю жизнь свою проведет в глубочайшей тьме неведения.

«Я соединился с Божеством Твоим, и сделался Телом Твоим чистейшим»
О как безмерна благость Твоя, Спаситель! Как Ты удостоил меня стать членом Твоим, меня, нечистого, погибшего и блудного? И как облек меня в светлейшую одежду, блистающую сиянием бессмертия и претворяющую в свет все мои члены? Ибо Пречистое и Божественное Тело Твое все блистает огнем Божества Твоего, растворившись и неизреченно смешавшись с Ним. Итак, Ты и мне даровал его, Боже мой, ибо эта нечистая и тленная храмина тела моего соединилась с Пречистым Твоим Телом, и кровь моя смешалась с Кровию Твоею. Знаю, что я соединился и с Божеством Твоим, и сделался Телом Твоим чистейшим, членом Твоим блистающим, членом поистине святым, членом светлым, прозрачным и сияющим. Я вижу красоту Твою, вижу сияние, как в зеркале, вижу свет благодати Твоей и изумляюсь неизреченному чуду света, прихожу в исступление, замечая себя самого, из какого каким – о чудо! – я стал, и страшусь, и стыжусь себя самого, и как бы Тебя Самого почитаю и боюсь, и совершенно недоумеваю в заботе о том, где бы мне сесть, и к кому приблизиться, и где склонить эти члены Твои, для каких дел и деяний мне употребить их – эти страшные и Божественные члены.

Ни плач не бывает без покаяния, ни слезы без плача, но три эти соединены неразлучно между собою, и одному чему-либо из этого невозможно явиться без других.

Если какой грешник, вняв тому, что говорит Иоанн Богослов: «Всякий согрешающий не видел Его и не познал Его» (1 Ин. 3:6), придет в чувство и, познав, какому бедствию подпал он из-за грехов своих, примет свет покаяния и начнет нести подвиги покаянные, посредством дел — поста, молитвы и прочего, чтобы Бог, видя сокрушение сердца его, смирение и ревность, проявил благорасположение к нему и примирился с ним: то Бог, видя смирение его и труд, оставляет все грехи его, примиряется с ним и являет в нем знамения этого помилования и примирения. Таковые знамения есть — упокоение от страстей, которые его одолевали, ненависть ко греху, страх Божий, держимый во всяком месте, так как Бог везде присутствующий, сокрушение и умиление сердечное, благоговение, внимание ума к Божественным песням, к чтению и слушанию Божественных Писаний. Ибо невозможно, чтоб в ком-либо оказались эти доброты духовные прежде умилостивления Бога и примирения с Ним. Когда же Божественная благодать примиряется с душою, тогда осеняет ее, охватывает ее неким образом невидимо и делает то, что ум человека того установляется и собирается в себя, быв до тех пор непостоянным и рассеянным.

Когда мы крестились, были еще несмышлеными младенцами, и по возрасту, и по уму, и не понимали, какое великое получили освящение; потом же хоть и познали это, но, увлекаемые юностью, осквернили себя грехами своими, потеряли благодать Святого крещения и продолжаем ежедневно осквернять и души, и тела свои, преступая заповеди Божии. Возвратим же себя опять в прежний чин покаяния, которое теперь осталось единственным путем к нашему спасению, и положим в сердце всеусильно трудиться в делании всякого рода добрых дел, о которых знаем, что они угодны Христу Господу, да запечатлеемся опять печатью Духа Святого и поживем прочее время жизни нашей непорочно, имея Христа Спасителя всесильным помощником себе, от Которого вследствие этого получим и ту милость, что сделаемся достойными познать тайны Бога нашего, сокровенные от век и от родов.

Те, которые осквернили свои души беззаконными греховными делами и страстными движениями сердца и запечатлели в себе образы и подобия бессловесных похотей, пусть постараются многими слезами очистить себя и убелить одеяния своей души, потому что другим способом невозможно увидеть Свет, или Бога, по слову Господа нашего. Поэтому... постараемся содержать свое сердце чистым посредством хранения совести и постоянного исповедания сокровенных помыслов сердца. Если будем исповедовать их часто, а лучше каждый день, с сокрушением и болезнованием сердечным, припоминая все и осуждая себя за все: сделали ли что плохое, или помыслили недоброе, или сказали нехорошее. Так приобретем покаянное и сокрушенное сердце; покаянное же сердце извлечет слезы из глубины души, а слезы очистят душу и изгладят все ее прегрешения.

От всей души взыщем умиленное сокрушение – царя добродетелей. Кто взыскивает его от всей души и от всего сердца, тот и находит. И лучше скажу: оно само идет и находит того, кто ищет его с усердием. И пусть имеет кто сердце более твердое, чем медь или железо, или даже алмаз, как только придет оно, тотчас делает это сердце более мягким, чем воск. Ибо умиленное сокрушение есть некий божественный огонь, расплавляющий горы и камни, превращающий их в луга и сады. Оно изменяет души, приемлющие его, и бывает внутри их источником живой воды, которая непрестанно бьет ключом, течет, как из родника, и напояет души, приемлющие с теплой верой Слово Божие. Прежде всего оно смывает скверну грехов у тех, которые делаются причастниками его, потом... оно смывает и страсти... И не только это делает, но как некий пламень пробегает по всему составу нашему, мало-помалу сжигает и опаляет эти страсти, как терния, и наконец совсем уничтожает их. Это умиленное сокрушение сначала делает то, что приобретший его горит сильным желанием совершенно избавиться и очиститься от страстей, потом возбуждает желание тех благ, которые уготованы от Бога любящим Его. И все это делает божественный огонь сокрушения с помощью слез. А без слез ни в нас, ни в ком-либо другом никогда не бывало ничего такого и не будет.

...Истинное покаяние с исповедаю и слезами, как некими пластырями и лекарствами, омывает и очищает рану сердца, и самую язвину, какую до сердца открыло жало мысленной смерти, — потом извлекает вон червя, который сделал себе внутри нору и жил там, и убивает его, — наконец залечивает рану и место ее делает совершенно здоровым, так что даже и следа ее не остается. Это... знают... только те, которые имеют сердце, ищущее здравия притрудно, со слезами и покаянием.

Диавол как дух невещественный со времени Адамова преступления заповеди Божией возымел некую власть и дерзость действовать на естество человеческое и сделался очень опытным в воевании против людей, ибо люди, им боримые, умирая, преходят род за родом, а он все живет и живет один и тот же вот уже шесть тысяч шестьсот и более лет, и <научился>. Он всегда есть скрытный враг людей, всегда злокознствует и борьбу воздвигает против них, и особенно против тех из них, которые теперь рождаются, потому что теперешние не только не имеют никакой опытности в борьбе с диаволом, но совсем и понятия не имеют о борьбе диавольской и об искусности в ней диавола. Почему и когда явно он бьет их, они того не видят, и когда скрытно в них стреляет, не чувствуют; он является ангелом света, а покрывает их тьмою. Так сделался он... очень искусным в борьбе с человеком. Конец же и цель, для которой ведет он эту борьбу с человеком, велика и страшна. Вначале отделив и отдалив род человеческий от Бога, он теперь всячески напрягается и хлопочет о том, чтоб не допустить его опять возвратиться к Богу, но всегда удерживать в отдалении от Него. И если случится кому воззваному быть Иисусом Христом и возвратиться к Богу, он, искусный и многоопытный в делании зла, всячески старается опять отдалить его от Бога. По этой-то причине диавол сделался многоискусен в воевании с людьми и воюет с ними пятью кознями: эллинством, иудейством, ересями, противоправославным образом жизни и <неразумными> подвигами добрых деланий. Эллинством прельщает людей, любящих так называемую внешнюю мудрость; иудейством прельщает евреев, убеждая их думать, будто они хорошо веруют, так как чтут Единого Бога, чем прельщает он также и агарян; ересями прельщает суемудрых богочтецов, удаляя их от православия; православных удаляет от Бога худыми делами и жизнью противною православию, именно: сребролюбием, сластолюбием, славолюбием, опять и подвигами добрых дел и самоохотными лишениями самоумерщвления ввергает он подвижников в гордость, которая есть корень всякого зла, равно как в пристрастие к славе и чести людской. Этою прелестью гордыни, которая есть всех добродетелей истребительница, превращает он и в пропасть низвергает души бедных подвижников, живущих в преподобии и правде, и некоторых из них уговаривает показывать ревность Божию не по разуму и строгость жизни нерассудительную. Через это он делает их тиранами самих себя, и они мучат себя всякими лишениями и злостраданиями да славимы будут от человек, что достойно крайних слез, потому что они лишаются за то и настоящих и будущих благ. Пагубность, которой подвергаются все другие люди, о которых мы сказали, ничто в сравнении с потерями, какие несут эти люди. Вот как велика и несравненна наша бедственность! Потому надлежит нам всячески изыскивать, каким бы способом могли мы избежать наветов диавола. Но никаким способом не можем мы избавиться от него, кроме как если прибегнем к Богочеловеку Иисусу Христу со всем смирением души и крайним сокрушением сердца. Тогда Христос Сам будет воевать за нас через нас, и мы успокоимся: ибо противостояние и преодолевание этого врага нашего никаким другим способом не бывает, как только единым Христом Господом.

Князь этот <диавол>, падший чрез лишение света, тотчас оказался во тьме, и со всеми вместе с ним падшими с неба <духами> находится во тьме, и в ней, во тьме... царствует над всеми держимыми в ней бесами и людьми. Всякая душа, не видящая света жизни, светящего и днем и ночью, мучима им бывает, уязвляема, томима, восхищаема и связываема, и повседневно искалывается стрелами удовольствий, хотя и мнит, что сопротивляется и не падает. Но в поте <лица>, с одним великим трудом и подвигом она всегда ведет с ним непримиримую брань. Всякая же душа, видящая Божественный Свет, от Которого он ниспал, презирает его и, будучи осияваема Самим неприступным Светом, попирает этого князя тьмы, как листья, ниспадшие на землю с высокого дерева, ибо силу и власть он имеет во тьме, во свете же делается совершенно мертвым трупом. Слыша же о Свете, внимай, о каком Свете говорю я тебе. Не подумай, что я говорю об этом солнечном свете, ибо во свете его ты видишь многих людей, согрешающих, как и я, ужасно бичуемых, падающих, и испускающих пену среди дня, и невидимо страждущих от злых духов <...>
Душа, утучненная всякими добродетелями, вся возжжется от него, насколько возможет увидеть, насколько вместит ввести в свою храмину. И тогда, просвещаясь, добродетели, как приобщившиеся Божественного Света, и сами называются светом, лучше же и они суть свет, срастворившись со Светом; и <как> свет, просвещают самую душу и тело и поистине светят, во-первых, тому, кто стяжал <их>, а затем и всем прочим, находящимся во тьме жизни.

<Бог> после того, как почтил нас самовластием и дал нам заповеди, научающие нас, как бороться с мысленными врагами нашими, оставил в нашей уже власти, противоборствовать ли диаволу и его побеждать или предаваться беспечности и быть от него побеждаемыми. Впрочем, и при этом Он не оставляет нас одних в борьбе, зная немощь человеческого естества, но Сам присущ нам бывает во время брани, вспомоществует нам, когда возжелаем бороться с врагом, и таинственно подкрепляет нас силою Своею, — так что более Он побеждает врага, нежели мы.

...Бог, будучи всесилен и непобедим, вспомоществует тем, которые произволением своим хотят противоборствовать диаволу, и делает их победителями злого  диавола. А тех, которые не хотят противодействовать диаволу и бороться с ним, Бог не принуждает, чтоб не нарушить самовластия разумного естества нашего, которое Он создал по образу Своему, и не низвесть нас в чин бессловесных животных.

...Если бы демоны не имели людей содейственниками злобе своей, то, наверное, совсем <дерзаю так сказать> не могли бы они отдалить от заповедей Божиих тех, которые таинственно возродились чрез Святое крещение и соделались сынами Божиими по благодати. Я верую, что младенцы, окрещенные, освящаются и соблюдаются под кровом Всесвятого Духа; что они суть овцы стада Христова и агнцы избранные, поскольку запечатлены знамением Животворящего Креста и освобождены совсем от тиранства диавола. И если бы диавол не находил пригодных орудий злости своей к совершению того, что желает, или в родителях детей, или в кормилицах, или в тех, которые с ними обращаются <как вначале — в змие и жене>, то наверное не мог бы он похитить и себе присвоить ни одного из них. Ибо... эти сказанные нами лица учат их с детства всякому злу и лукавству, срамословию, чревоугодию, плясанию, щегольству и всяким другим худостям, — сребролюбию, тщеславию, славолюбию, гордости, — и к этим худостям они приучают их с детства, и воспитывают в них. Почему прежде еще, чем дети придут в познание себя и начнут сами рассуждать, они через научение их означенным худым навыкам и расположениям, предают их диаволу в рабы, лишая их, несчастных, благодати сыноположения и полученного ими освящения, — сами не зная, что делают, как несмысленные.

Мы же все люди — рабы Твои, Создатель; однако малые и великие — все имеем врагов непримиримых в лице князей тьмы. Поэтому если Сам Ты не подашь нам скоро руку помощи, но попустишь им укрепиться против нас, то где будет Твоя правда и человеколюбие? Ибо хотя мы сделались рабами дьявола по своей воле и своему произволению, но Ты Сам, Боже мой, придя, искупил нас и принес к Отцу Твоему в дар, каковыми видеть нас враг совершенно не терпит, не вынося той зависти, какую питает. Но, как лев, рыкает на нас, и ходя и скрежеща зубами, упорно ищет, кого бы поглотить. Поэтому если Ты, Христе мой, тех, которые этим неукротимым зверем уязвлены и, приняв удары и раны, пребывают лежащими, не помилуешь, или лучше — не сжалишься, ожидая их выздоровления, но поразишь и совсем сокрушишь, совершенно умертвив таковых, то это, по моему мнению, — праведно, потому что не непроизвольно они пленяются, но добровольно предаются. Однако коварный и злохитростный, неукротимый и изворотливый зверь этот, как бы друг, притворяется дружественным, ища всего меня схватить и уловить. Показывая мне видимую жизнь, он лишает меня жизни духовной. Окрадывая меня чувством в настоящем, он отнимает у меня и богатство будущего. При внешнем созерцании является одно, сокрыто же другое. Если же люди, и познав это, хитро и лицемерно притворяются, что не знают, то чего не сделает с ними изобретатель зла? Как не обольстит он их, в особенности юных? Как не прельстит тех, которые незлобивы, совершенно неопытны и нелукавы, тот, кто по произволению — сатана и лукавый, и искусный изобретатель всякого лукавства? Однако он решительно всех прельщает и уязвляет, и никто не избежал от его рук или стрел, не отведав в них заключенного яда, и не ушел от него неуязвленным.

Борьба с демонами непрерывна, и воинам Христовым необходимо всегда носить на себе оружия свои. Нет возможности поиметь покой от этой борьбы ни днем, ни ночью, ни на одну минуту; но и когда едим, и когда пьем, и когда спим или другое что делаем, можем находиться в самом жару борьбы. Враги наши бесплотны и всегда стоят против нас, хотя мы их не видим; стоят и со всею зоркостью присматриваются, не окажется ли где какой-либо член наш обнаженным, чтоб вонзить в него свои стрелы и умертвить нас. Тут невозможно укрыться в крепости и башне или иной раз спрятаться где-либо и отдохнуть немного. Нельзя также убежать куда-либо и избавиться от борьбы или одному взять на себя борьбу за другого; но всякому вообще человеку самому необходимо вести эту борьбу и — или победить и живу быть, или быть побежденным и умереть без всякого сомнения.
Рана же смертоносная тут есть всякий грех, не оплаканный в покаянии и не исповеданный, и особенно отчаяние, если кто впадет в него, что однако ж состоит в нашей власти. Ибо если мы не ввергнем себя во глубину беззаботности и безнадежности, то демоны совсем не могут сделать нам никакого зла. Но и когда раны принимаем от них, можем, если захотим, сделаться еще более мужественными и опытными в этой борьбе, посредством теплого покаяния. Быть пораженным и умереть, а потом опять восстать и вступить в борьбу есть дело людей крайне великой души и мужественных, — и оно дивно и достойно великой награды.
Ибо сохраненными быть от поражения не в нашей состоит власти, но остаться в смерти или не остаться состоит в нашей власти; потому что если не отчаемся, то не пребудем в смерти и смерть не воз господствует над нами. Мы всегда можем избыть от нее, прибегнув с покаянием ко Всемогущему и Человеколюбивому Богу.

Ничего нет дивного, что демоны — миродержатели. Ибо как только обнажился человек от Божественной благодати, тотчас и вся видимая тварь, созданная для человека, обнажилась вместе с человеком от Божественного света, ее осиявавшего, и растлилась. Тогда начал в ней танцевать диавол с прочими демонами, как хотел и где хотел и сделался князем мира этого временного. Князем и властителем мира этого был человек, но когда диавол прельстил его, то, по попущению Божию, взял от него начальство и власть, и назвался князем мира этого, и властвует, как и разбойники властвуют над тем, что насильственно захватят в свои руки, «когда нет избавляющего и спасающего» (Пс. 7:3). Есть, правда, избавляющий и спасающий Бог, но этот разбойник диавол успевает так обольщать подпавших его тирании, что они остаются довольными бедственным положением, в котором находятся, рады рабству своему, любят нечистоты и неправды, в которых валяются, и не желают освобождения.

Нужно нам и то знать, что весь подвиг диавола и демонов его и все козни, какие строят они всякому христианину, обращены на то, чтобы сеять между христианами мысль, что могут спастись сами, посредством тех добрых дел, какие делают. Демоны нередко даже содействуют и молитвам, и милостыням, и постам, и бдениям, и всяким другим добрым делам, чтобы делающие их делали без истинной цели, держа однако ж в мысли, что делают настоящее добро, и через то оставались не исцеленными от Христа. Ибо неотложен тот закон Христов, что Сам Христос не может уврачевать того, кто не познал своей болезни, не знает Врача и не ищет Его.

Искушение, каким искушает нас диавол, бывает двух родов. Как птица, свободно летающая на крылах своих, чтоб найти себе пищу, бывает обманута птицеловом, простирающим по земле сети свои для ее уловления, тем, что, простерши сети свои по земле, он кладет поверх их приманку, которую видя птица слетает вниз, чтоб поклевать, и тут запутывается в сети и попадается в плен; тогда приходит и птицелов, берет ее, держит в руках своих и делает с нею что хочет, так и диавол, зная, что ум человеческий находится в непрестанном движении , подкрадывается к человеку невидимо, кладет пред помыслом его какую-либо сласть как приманку, а под сластью простирает, как сеть, грех, который вместе есть и рука диавола, невидимая и скрытная, потому что без греха нельзя диаволу схватить душу человека. Когда успеет он приманить душу приманкою сласти, тотчас опутывает ее сетями и схватывает. Первым делом его тут бывает завязать ей глаза, т. е. омрачить ум, чтоб она не увидала света и пути и не убежала; и это со всем тщанием делает он до тех пор, пока она, привычкою к сласти и долговременным пребыванием во грехе, совсем не предастся в волю его и не сделается во всем ему подручною и возлюбленною рабою. После этого она и сама не захочет уже бежать от этого господина своего, к которому привыкла и который так утешает ее и насыщает всякими сластями, пока совсем не растлит ее этими нечистыми и зловонными яствами своими. Когда же увидит он, что она совсем растлилась, тогда направляет ее на всякого рода непотребства, грехи и злодеяния. Но птицелов не может стянуть птицы с воздуха на свою приманку, а диавол, если найдет душу обнаженною благодати Божией, может подвигнуть стремления и пожелания души на сласть и склонить ее на свою волю. Почему и сказал я, что искушения диавола бывают двух родов: первое — приманка сластию, какую полагает он пред помыслом, а другое — раздражение похотей, которым понуждает он душу возжелать сластей и склоняет ее на свою волю.

Перед нами находятся два противоположных предела — жизнь и смерть, и два мира, настоящий, видимый и временный, и будущий, невидимый и вечный, — и два противоположных между собою действователя в этих мирах — Бог и диавол, противостоящий Ему, из которых Бог всегда заботится о спасении нашем, призывая нас к жизни и Царству Вечному, а диавол желает погибели и смерти души нашей и день и ночь ищет кого привлечь приманкою временных удовольствий и поглотить, сделав его повинным вечному мучению. Поскольку таким образом перед нами Бог и диавол, то нам, как мыслящим и разумным, надлежит бежать от врага нашего и прибегать под кров Владыки нашего, прося помощи у Него, да не возгосподствует над нами князь тьмы, уловив нас в сети и ловушки свои, и да не сделаемся мы через то рабами ему и греху.

Диавол, этот злой дух мысленный, невидимо действует на неверных и обнаженных от Божественной благодати. Почему люди, почтенные от Бога самовластием, не замечают, что бывают покорными слугами власти диавола, и им будучи ведомы на грех, думают, что делают зло самовластно и самоохотно, и таким образом служат у него посмешищем. Такое обманчивое думание есть одна из главнейших прелестей изобретателя всякого зла диавола. Вся его злокозненность обращена на то, чтоб действовать властно внутри грешащих, а они чтоб думали, что делают грех по собственному произволению, а не по внушению и влечению от диавола. И успевает в этом до того, что те самые, которые им насилуются, слыша о том, говорят: «Но что же сталось с самовластием и свободою человека — потеряны?» Да, потеряны, однако же не всецело; в нашей еще осталось власти познавать, в каком бедственном находимся мы состоянии, желать избавиться от него, и искать Избавителя: подобно тому, как больной, который лежит на постели, знает, что лежит в болезни, и желает подняться от нее, и хоть не может этого сделать сам собою, но имеет свободу искать врача, чтоб исцелил его.

Диавол, по обычаю своему, всегда подбирается к душе странным неким образом и  сложно распознаваемым, с тем чтобы, будучи всегда близ ее и не отдаляясь от нее, возмущать и переворачивать все ее стремления, движения и помышления, т. е. и мысленную, и желательную, и раздражительную силы души, и направлять их на то, что ему угодно. Этим способом он всех нас завлекает в сети свои и забирает в рабство себе и в волю свою, — а мы того и не знаем; и, что хуже всего, диавол, употребляя эту тактику непрестанно и сделав нас страстными и непотребными, убеждает нас думать и говорить, что этот наш недуг (смятение и возмущение внутри, которым мы вводимся в страсти и держимы бываем в них), есть свойство естества нашего, а не дело бесовских козней. Иных же он убеждает думать, что злые дела, какие они делают по действу его, есть исправности и добродетели, и хвалиться ими. Но это есть уже совершенная мертвость души, ибо кто хвалится злом, тот нимало не чувствует тлетворного действия его, а это свойственно лишь мертвому. И вот отчего висит над родом человеческим опасность быть осужденным вместе с диаволом и прочими демонами; а он того не знает.

Душа, которая подчинится диаволу, не может ничего более для себя делать, как только познав, в какую ниспала глубину зол и как воля ее связана чужими узами, вопиять, как из чрева адова, и призывать Бога, Сходившего в преисподняя земли, прийти к ней и освободить ее. Это одно может она делать, но разрешить себя от уз и убежать не может, как не может убежать тот, кто закован в железные кандалы и содержится в темнице под крепкими запорами. Может она призывать имя Иисуса Христа, да пошлет Он ей помощь; и когда укрепится таким образом через призывание Иисуса Христа, ибо Он есть единственный Освободитель душ наших, и почувствует, что получила помощь от Бога, тогда может и убежать из-под ига диаволова и из уз греха. Но, убегая от диавола, ей следует прибегнуть к какому-либо эконому благодати, то есть к духовному отцу, чтоб лукавый диавол не нашел ее опять неохраняемою и не похитил. Этим отцом духовным она будет обучаема и упражняема в том, что ей нужно думать, пока наконец она сделается способною носить всеоружие Божие, то есть Божественную благодать, и с нею противостоять всем козням диавола, всем этим «началам, властям, миродержителям тьмы века сего, духам злобы» (Еф. 6:12). Ибо душа, соединенная с плотью, не может одна, голая, противоборствовать таким сильным и столь многим врагам, если не будет облечена во всеоружие Божие: как и воин, даже самый мужественный, не может без оружия противостоять врагам, нападающим с копьями, мечами и щитами, и если выступит против них, тотчас будет поражен насмерть.

Бог, Всесильный и Непобедимый, помогает тем, которые произволением своим хотят противоборствовать диаволу, и делает их победителями зла. А тех, которые не хотят противоборствовать диаволу и бороться с ним, Бог не принуждает, чтобы не разрушить свободной воли разумного естества нашего, которое Он создал по образу Своему, и не низвести нас в чин бессловесных животных.