Симеон Новый Богослов

...Кто любит славу человеческую, не христианин есть истинный, а некий изрядный воин диавола.

...Хотя бы мы исправили всякую добродетель и не оставили ни одной заповеди Христовой, ни большой, ни малой, хотя бы творили чудеса, но если потом возлюбим только славу человеческую и взыщем ее, то погубим награду всех прочих наших добродетелей. Ибо, ища славы человеческой и предпочитая ее славе Божией, мы подлежим суду, как идолопоклонники, поскольку служим твари более, чем Творцу. Но и тот, кто не ищет, а только принимает с радостью и самоуслаждением славу мира сего, и, когда ему дают ее, сердце его радуется о ней, будет осужден, как блудник. Такой похож на человека, который, желая сохранить девство, чуждается женщин, не ходит к ним и не заводит с ними знакомства, но, когда к нему придет какая женщина, принимает ее с радостью...

Не вкусив Божественной славы, мы не можем презреть земную славу.

Тот, кто стал превыше всего видимого и приблизился к Богу, лучше же того, кто сам наименовался Богом, захотел бы искать славы или роскоши от на земле лежащих? Ибо они поистине для него — позор и поношение, уничижение и бесчестие. Слава же для него и утеха и богатство — Бог Троица и все Божие и Божественное.

Горе, душа, жаждущим славы человеческой, потому что они лишаются тогда славы Божией.

...Любящий срамные и безместные дела, любит их не сам от себя, но по действу сатаны, который прельщает сначала, отворив ему только дверь сладострастного стремления, чтобы он вложил туда лишь голову свою, т. е. положил только начало греху, но потом мало-помалу с укреплением навыка греховного и весь входит он в него, завладевает всеми силами души, почивает в сердце его как на одре и действом своим возжигает в нем любовь к срамным делам, чтобы он предавался им с услаждением, подобно тому как бесноватые нередко едят кал свой с удовольствием и наслаждением. Это следует поиметь в мысли тому, кто по великому человеколюбию Божию, действом присещения Божия, получает некоторый отдых от сатанинских на грех влечений, чтобы прийти в себя и прибегнуть ко Христу, Который один силен и демонов изгнать, и всякую болезнь душевную и телесную уврачевать.

...Хоть бы кто, подобно тридцативосьмилетнему расслабленному, долгие годы лежал на одре сластолюбия и беспечности, и увидит, что Владыка Христос или мысленно воздействием благодати, или в лице какого-либо духовного мужа, грядет к нему и говорит: хочешь ли быть здоров? (Ин. 5:6), да восприимет тотчас слово с радостью и скажет: ей, Господи, хочу, но человека не имею, который опустил бы меня в купальню покаяния (Ин. 5:7); и если Господь скажет ему: встань, возьми постель твою и гряди узнать Меня (Ин. 5:8), — да восстанет с готовностью и да грядет со тщанием по стопам Того, Кто так свыше воззвал его...

Христианин, предающийся плотской сласти, уже не Христов раб, а раб греха и диавола.

Как невозможно без воды вымыть загрязненное платье, так невозможно и душу омыть и очистить от скверн греховных без слез.

...Плач, источающий непрестанные слезы, о которых желал бы я многое сказать, но не нахожу достаточно слов, какими мог бы достодолжно беседовать о них. Чудо неизъяснимое! Текут слезы вещественные из очей вещественных и омывают душу невещественную от скверн греховных; падают на землю, но низвергают демонов и освобождают душу от невидимых уз греха. О, слезы! Вы, источаясь от действия божественного просвещения, отверзаете самое небо и низводите Божественное утешение. От сего утешения и от сладости духовной, какие испытываю, опять говорю и многократно буду повторять то же, что где слезы с истинным ведением, там и осияние Божественного света, а где осияние этого света, там и дарование всех благ, там внутри сердца отпечатлена и печать Святого Духа, от Которого произраждаются и все плоды жизни. От слез плодоприносится Христу кротость, мир, милостивость, сердоболие, доброта, благостыня, вера, воздержание. От слез происходит то, что иной любит врагов своих и умоляет о них Бога, радуется в искушениях и хвалится скорбями, смотрит на грехи других, как на свои собственные, и плачет о них, и с готовностью предает жизнь свою на смерть за братий своих.

Человек долг имеет ни единого дня в продолжение всей своей жизни не пропускать без слез, насколько это зависит от него самого; и если не имеет их, долг имеет, пока жив, искать их от всей души; ибо никаким другим способом невозможно очиститься от грехов и стать чистым сердцем.

Слезы, источаемые сердцем, есть благоприятная жертва, приносимая Богу в очищение скверны и постыдности страстей.

Чтобы был кто рабом Богу, не хочет Он, чтобы был по принуждению и насилию, а произвольно: подобно тому как иной бедный и ничего не имущий, когда удостоится сделаться царским служителем, радуется и веселится, что именуется и есть раб царя, — так и Бог хочет, чтобы человек был рабом Его по своей воле, и радовался и в великую славу, и честь вменял именоваться и быть рабом Божиим.

Чего же ради, братия, мы не прибегаем к этому благоутробному Богу, так много нас возлюбившему? Чего ради не отдаем жизни своей на смерть за любовь Христа и Бога нашего, за нас умершего? Разве не видим, как многие люди, по пристрастию к благам тленным, переносят большие труды, подвергаются великим опасностям, уезжают в далекие места, оставляя жен и детей и всякие житейские утешения, и ничего не ставят выше и краше того, что желали, и покоя себе не дают, пока не достигнут цели своей? Но если эти, ради временных и тленных благ, поднимают такой подвиг и для получения их подвергают опасности и душу свою, и жизнь свою, то не всячески ли подобает нам предать на смерть и души свои, и телеса свои любви ради к Царю царствующих и Господу господствующих, Творцу, Вседержителю и Властителю всех тварей?

Если мы не презрим совершенно самой жизни своей и тела своего с готовностью на самое мученичество и всякую смерть, совсем изгнав из памяти все, что служит к поддержанию жизни тленного тела этого, то невозможно нам быть друзьями и братьями Христа, ни сопричастниками и сонаследниками Его, и не придем мы никогда в созерцание и опытное познание сказанных таинств Божиих.

Бог бестелесен и невидим, почему и служить Ему надлежит не телесно только, и не видимо только. Служить Богу только телесно и видимо есть дело несообразное, как говорит и пророк Давид: «Ибо жертвы Ты не желаешь, - я дал бы ее; к всесожжению не благоволишь. Жертва Богу - дух сокрушенный; сердца сокрушенного и смиренного Ты не презришь, Боже.» (Пс. 50:18—19). Сокрушение же сердца бывает в уме и помышлении, а ум наш и помышления наши невидимы. Итак, будучи обязаны воздавать Богу невидимому — невидимое служение, мы должны служить Ему умом и помышлением. Это и есть подобающее и сообразное служение, — Невидимому приносить — невидимое и Мысленному — мысленное. Но потом уже и вместе уже с этим надлежит приносить и видимое, с душою и телесное, да угождение Богу от нас будет всем существом. «Бог не требует служения рук человеческих» (Деян. 17:25). Если и приемлет Он телесные и чувственные приношения, то знать надлежит, когда и как приемлет, именно когда они приносятся от чистого сердца.

Надобно знать, что как человек имеет тело и душу, то смертей у него две: одна смерть души, другая — смерть тела: равно как и два бессмертия — душевное и телесное, хотя то и другое в одном человеке, ибо душа и тело один человек.
Как смерть тела есть отделение от него души, так смерть души есть отдаление от нее Святаго Духа, Которым осеняему быть человеку благоволил создавший его Бог, чтобы он жил подобно Ангелам Божиим, которые, будучи всегда просвещаемы Духом Святым, пребывают неподвижными на зло.

Растление души есть уклонение на распутия от прямой и правой мудрости; именно правая мудрость и растлилась и развратилась, пожелав всего злого. Ибо когда правые помыслы развращаются, тотчас, как тернии и сорняки, прорастают в душе семена зла. Таким образом, как в мертвом теле плодятся черви, так в душе, лишившейся Божественной благодати, расплодились, будто черви: зависть, лукавство, ложь, ненависть, вражда, ругань, злопамятство, клевета, гнев, ярость, печаль, тщеславие, месть, гордыня, спесь, немилостивость, алчность, хищение, неправда, неразумная похоть, наушничество, пересуды, спорливость, поношения, осмеяния, славолюбие, клятвопреступления, проклятия, богозабвение, дерзость, бесстыдство и всякое другое зло, ненавистное Богу; так что человек перестал быть образом и подобием Божиим, как создан вначале, а начал быть образом и подобием диавола, от которого всякое зло.

Память смертную постоянно имей, ибо она есть виновница смирения.

Послушай, что тебе делать, всякий, желающий спастись, и прежде всех ты, вопрошающий Меня. Думай, что теперь ты умер, что теперь ты отрекся и оставил весь мир, покинув друзей, родных и всякую суетную славу; вместе с тем совершенно отбросив попечение о земных предметах, возьми крест на плечи, крепко его привяжи и до конца жизни переноси труды искушений, боли скорбей и гвозди печалей, принимая их с величайшей радостью, как венец славы. Ежечасно пронзаемый остриями обид и жестоко побиваемый камнями всякого рода бесчестия, проливая слезы вместо крови, ты будешь мучеником. Перенося с великой благодарностью поругания и оскорбления, ты сделаешься причастником Божества Моего и славы. А если ты сам себя покажешь последним из всех, рабом и слугой, то после Я сделаю тебя первым из всех, как Я обещал. Если ты возлюбишь врагов и всех ненавидящих тебя, и будешь от души молиться за обидящих тебя, и благотворить им по силе твоей, то поистине ты стал подобным Всевышнему Отцу твоему и, приобретя отсюда чистоту сердца, ты узришь в нем Бога, Которого никто никогда не видел. Если же случится тебе потерпеть гонение за правду, тогда радуйся, потому что Царство Небесное стало твоим. А что более этого? Это и многое другое, заповеданное Мною, делай и других учи, и ты и все прочие, верующие в Меня, так поступайте, если хотите спастись и водвориться со Мною во веки веков. Если же вы отрекаетесь и отвращаетесь, считая позором и бесчестием терпеть все это, быть презираемыми и положить души свои за Мои заповеди, то зачем стремитесь узнать, как вам должно спасаться и через какие деяния можно приблизиться ко Мне? Зачем же и Богом вашим Меня называете? Зачем и себя также неразумно считаете верующими в Меня? Ведь Я ради вас все это претерпел добровольно: будучи распят на Кресте, Я умер смертью злодеев, и Мои поношения и позорная смерть сделались славой мира, жизнью, светом, воскресением мертвых, похвалой всех верующих в Меня, стали одеянием бессмертия и истинного обожения для всех верных. Поэтому те, которые подражают честным страданиям Моим, сделаются также и причастниками Божества Моего и наследниками Царства Моего, станут общниками неизреченных и невыразимых благ и будут вечно пребывать со Мною. О прочих же кто не восплачет и не возрыдает? Кто не прольет слез от жалости сердца? Кто не оплачет великого их бесчувствия? Ибо, оставив жизнь и ужасным образом отторгшись от Бога, они сами себя предали смерти. От их участи избави меня, Владыко всяческих, и сподоби мне, ничтожному и последнему из рабов Твоих, сделаться причастником непорочных страстей Твоих, чтобы, как сказал Ты, Боже, я стал и причастником славы и наслаждения благ Твоих, Слове, ныне, правда, как бы в гадании, образе или зеркале, «а тогда познаю, подобно как я познан» (1 Кор. 13:12).

Себе всегда внимай, имея смерть перед глазами своими и тщательно присматривая, какою бы добродетелью прославить Господа.

Если умрет человек не уврачеванным, то вечно будет плакать о том в аде, не ожидая когда-либо освободиться от огненного жжения его. Этого-то ради надлежит нам горько плакать о том жалком состоянии, в какое мы пришли.

Если смерть каждого есть заключение жизни, и после смерти для всех равно наступит состояние бездеятельности, и никто не сможет сотворить ничего ни доброго, ни злого, то каждый, конечно, каким окажется тогда, Спаситель мой, таким и будет.

Теперь, в настоящей жизни, смерть в своем находится времени и есть для всех наказание за первое Адамово преступление, для грешников пресечение грешности, для праведников — упокоение от священных подвигов; но в будущей жизни как упразднится жизнь мира этого, так и смерть престанет наконец и будет побеждена; тогда, как рождаться не будут люди и жить по образу настоящей жизни, так и умирать не будут, как теперь, и смерть упразднится. Но будет тогда другая смерть, тягчайшая и горчайшая теперешней, т. е. вечное мучение.

Кто верует, тот не смеется, но рыдает и плачет о грехах своих, ибо слышит, что смеющиеся в этой жизни будут плакать и рыдать в будущей.

Достигший в меру совершенства бывает мертв и не мертв, а жив скорее жизнью в Боге, с Которым пребывает, так как он не живет больше сам по себе, как говорит Апостол: "уже не я живу, но живет во мне Христос" (Гал. 2:20). Бывает он также слеп и не слеп; он смотрит не естественными очами, так как стал выше всякого естественного зрения, получив новые очи, несравненно лучшие естественных очей, которыми и смотрит выше естества. Бывает бездействен и недвижим, как исполнивший всякое собственное действие. Бывает немыслящ, как сделавшийся единым с Тем, Кто выше всякой мысли, и почивший там, где нет места действию ума, т. е. движению его в воспоминании, или помысле, или размышлении. Не имея возможности постигнуть и познать непостижимое и дивное, он некоторым образом опочивает на этом совершенным почитаем, тем недвижением блаженного нечувствия, т. е. не любопытно наслаждаясь неизъяснимыми благами, с чувством, однако же, верным и определенным.
Кто не сподобился достигнуть в такую меру совершенства и проникнуть до таких благ, тот пусть винит себя одного, а не говорит в извинение, что это дело невозможно или что бывает в нас совершенство, такое, однако же, о котором мы и не знаем. Будучи удостоверяем  Божественным Писанием, пусть знает он, что дело это возможно, и в истинной своей силе бывает в действительности, и совершается заведомо с сознанием его; но, по причине неисполнения и нарушения заповедей Божиих, всякий, собственно, сам себя лишает таких благ, соответственно своей неисправности.

Невозможно сразу воспринять всего Духа человеку душевному и сделаться бесстрастным.

Преуспеванию вовеки не будет конца, так как остановка или замедление в возрастании положит конец Бесконечному, внесет постижение совершенно Непостижимого и Невместимого всеми сделает предметом пресыщения.

Хранящие три добродетели: смирение, покаяние и непрестанный плач, и пребывающие в добром их делании, вскоре, как бы не замечая, возводятся к славе, очищению, бесстрастию и Божественному созерцанию; и не бывают более улавливаемы руками ненавистника, но получают от Бога прощение всех грехов и вместе всех согрешений, и таким образом соделываются сынами Вышнего, и богами по благодати, и благопотребными орудиями, совершающими всякое добро.

Нужно начинать с меньшего и, постепенно преуспевая, восходить к более и более совершенной святыне и чистоте. И хотя бы мы прожили в этой жизни тысячи лет, никак не возможем достигнуть полного совершенства святыни, но долг имеем совершать подвиг ради нее непрестанно так, как бы теперь только положили начало.

Кто хочет узреть оный <Божественный> Свет, тот должен следующее в сердце хранить: <блюстись от> телесных страстей и непотребных скверн, божбы и всякого гнева и возмущения, и рассеяния и памятозлобия — и совершенно людей не судить, а быть в самом помысле и сердце чистейшим от плотских скверн, кротким, смиренным, спокойным, откровенным и чадом мира, воздержным в пище и питии и неослабно заниматься молитвой; началом же и концом во всем этом иметь главу добродетелей — любовь.

Представь в уме своем, что весь этот мир есть мрачная, бессветная темница и что свет нашего солнца есть то же, что свет малого светильника, который слабо освещает всех находящихся в этой темнице, а вне его — Триипостасный Свет, высший всякого света, всякого слова и разума, неизреченный, недомыслимый и неприступный, освещающий все такое, что невидимо, неведомо и неизъяснимо для находящихся в темнице мира сего. <Хотя есть некоторые, которые думают, что понимают то и созерцают, при помощи Божественных Писаний; но есть и такие, и не большая ли часть таких, которые совсем не знают, что кроме этих видимых вещей есть невидимые и непостижимые.> Итак, когда мы со всем рвением, со всею верою и любовию взыщем не того, чтобы увидеть тот Свет, что вне сей темницы мира, и те вещи, что находятся в том Свете и о том мире <ибо никто еще из взыскавших таковое не сподобился и никогда не сподобится узреть то>, но взыщем наперед сохранить заповеди Божии, покаяться, сокрушиться и смириться, тогда откроется и для нас как бы малое некое отверстие в этом видимом крове небесном, а через него покажется несколько и невещественный тот и мысленный Свет, сущий превыше небес, который как только увидит душа, вся приходит в восхищение и стоит пораженная видением этого нового и преславного чуда, никогда не виданного ею до сей поры; будучи же восхищена на небо, нудится пребыть там, углубляясь мыслью в недомыслимый тот Свет, как невечерний и непрестающий, и  погружаться в созерцание его день и ночь, и желания уже не имеет опять возвратиться в темницу мира и смотреть на вещи, которые в нем. И вот это-то созерцание, как я сказал, есть созерцание новоначальных, которые недавно вышли на подвиг добродетелей. Но когда человек пребудет долгое время в таком созерцании оного Света, не возвращаясь вспять в мир, тогда отверзается ему небо ли, или око сердца его, то есть ум, — не может он того сказать определенно, — отверзается, говорю, ум ли паче, или небо, — и Свет этот входит входит внутрь души его, Свет пресветлый и предивный, и просвещает его соразмерно с тем, сколько может вмещать его человеческое естество или сколько он того достоин. Если он пребудет в этом Свете, то и Свет этот пребудет в нем, который, будучи просвещаем, он будет узревать и домышлять таинство за таинством и чудо за чудом, восходя от созерцания к созерцанию, что все если бы кто из таковых восхотел описать, недостало бы ни бумаги, ни чернил и времени, думаю, недостало бы изложить все подробно. Истиннее же сказать, как можно описать или пересказать то, чего нельзя выразить словом, как неизреченное и неизглаголанное? Находясь же в этом Свете или, лучше сказать, с этим Светом, он не как в исступлении бывает, но видит, в каком состоянии сам находится и в каком состоянии находятся другие; также он предузнает и предсказывает, что, когда выйдет из этой темницы мира и тела — и особенно по воскресении, — тогда всеконечно увидит и невечерний этот Свет, сколько возможно будет ему увидеть его, и блага, сущие в нем: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1 Кор. 2: 9). Но поскольку он узрит их так, как они суть уготованы от Бога любящим Его и ими восприняты, то очевидно, что со вступлением во Свет тот мы не лишимся способности познавать и видеть друг друга, но, вкусив осияния того и созерцания Света того чистейшего, как Бога будем знать и видеть, так и друг друга, в чистейшем и неизреченном веселии и радовании во веки веков.

Не знаю, что больше радует меня, созерцание или услаждение, то есть красота ли и творящее радость блистание чистых лучей солнца, или питие и вкушение вина, которое имею в устах моих. Хочу смотреть на то, то есть на лучи солнца, а меня влечет это, т. е. вино сокрушения, кажущееся сладчайшим; и когда опять обращусь к тому, то есть к Свету Божественной благодати, опять большее ощущаю услаждение от сладости вкушения вина; не насыщаюсь ни зрением тех лучей солнца, не питием этого вина. Когда кажется мне, что насытился питием, тогда красота ниспосылаемых лучей заставляет меня еще больше жаждать, и я оказываюсь опять голодающим и жаждущим; и чем больше усиливаюсь наполнить утробу мою, тем в десять раз больше палим бываю жаждою и вожделением блестящего пития того.
Таким образом, всякий, судимый этим добрым судом покаяния, не будет уже бояться никакого другого суда или мучения, не будет страшиться и искушений, находящих на него, ибо жажда его духовная не прекратится вовек, и питие это сладкое, светлое и блестящее не пресечется никогда; а эта сладость, доставляемая питанием, и это творящее радость блистание, исходящее от солнца, отгоняет от души всякую печаль и делает человека всегда радующимся; и никто не может повредить ему, никто не может воспрепятствовать ему напиться вдоволь от источника спасения. Миродержитель, господствующий над миром злобою своею, властитель земного, начальник тьмы, лукавый диавол, царствующий над всеми водами морскими и играющий миром, как иной играет малою птичкою, держимою в руках, не посмеет и со всем воинством своим, и со всею силою своею приблизиться к нему и прикоснуться даже к пяте ноги его, а не только смело взглянуть на него. Ибо блистание вина и лучи солнца сильно сияют в лице того, кто пьет его, проходят во внутренности его и передаются рукам, ногам и всем членам его, и делают его всего огнем сильным во всех частях его, чтобы опалять врагов, приближающихся к нему. И бывает он любимцем Света, другом Солнца и возлюбленным Ему сыном, в силу чистого и светлого вина того, изливающегося в него подобно лучам солнца и света. Питие этого вина бывает для него питанием и очищением скверны загнивших плотей его, а очищение это— совершенным здравием; здравие же такое не позволяет ему вкусить другой какой-либо вредной пищи, но производит в нем некое безмерное и теплейшее вожделение пить одно то вино, чтобы питием таким очищать себя более и более и тем созидать свое здравие: ибо красота здравия и благодать благообразия, приносимого здравием, не знает насыщения.

...Кто не знает себя и не чувствует, в каком бедном находится он состоянии <и не ищет того>, у того попусту пропадут посты и милостыни, какие совершает. Ибо жертва, Богу приятная, есть только дух сокрушенный, и только за такую жертву подается отпущение грехов, как для такой жертвы бывает и пост, и молитва, и милостыня. Вот таинство христианской жизни, и вот как должен поступать всякий христианин!

В сердце сокрушаемся? — для того, чтобы приять радость и утешение, которые порождает сей плач сердечный.

Безмерное и безвременное сокрушение сердца о чем-либо чувственном омрачает и возмущает ум. Оно изгоняет из души чистую молитву и умиление, а всаждает в нее болезненное томление сердечное. Отсюда жестокость и нечувствие безмерное; а через это демоны обыкновенно наводят отчаяние на взявшихся жить духовно.

От всей души поищем умиленное сокрушение, царицу добродетелей. Кто ищет его от всей души и от всего сердца, тот и находит. И лучше скажу — оно само идет и находит того, кто ищет его с таким усердием; и пусть имеет кто сердце жесточайшее меди, или железа, или даже адаманта, как только придет оно, тотчас делает его мягчайшим воска. Ибо умиленное сокрушение есть некий огнь божественный, растапливающий горы и камни и превращающий их в луга и сады; оно изменяет души, его принимающие, и бывает внутри их источником, источающим живую воду, которая непрестанно бьет ключом, течет как из какого родника и наполняет души, принимающие Слово Божие с теплою верою.
Перво-наперво оно омывает скверну грехов у тех, которые делаются причастными его, потом, вслед за омытием скверны грехов, оно отмывает и страсти и отбрасывает их, срывая будто язвы с ран, имею ввиду — лукавство, зависть, тщеславие и все порождения их. И не только это делает, но как некий пламень огня пробегает по всему составу нашему, мало-помалу жжет и опаляет эти страсти, как сорняки, и, наконец, совсем уничтожает их. Это умиленное сокрушение сначала делает то, что приобретший его горит сильным желанием совершенно избавиться и очиститься от страстей, потом возбуждает желание тех благ, которые уготованы от Бога любящим Его. И все это делает божественный огонь сокрушения посредством слез. А без слез, как я сказал, ни в нас, ни в других каких никогда не бывало ничего такого и не будет.

Пусть кто заберет все свое имущество и раздаст бедным, пусть постится, совершает бдения, спит на голой земле, творит молитвы день и ночь, а не взыщет от Бога приобретать себе сердце сокрушенное и смиренное никакой не получит пользы от трудов своих. Почему нужно взыскать ту единую дорогу, на которой приобретается сердце сокрушенное и смиренное, ибо кто приобретет такое сердце, тот будет шествовать по земле, как бы шествовал вверху — в Царствии Небесном. И в последний час смерти сокрушенные и смиренные сердцем получают удостоверение, что помилованы милостивым Богом, отходят радуясь и веселясь. Так велик тот, или с чем несравнимый, дар Божий. Он есть основание восхождения по лестнице добродетелей и нисхождения дара чудотворений и знамений, есть воскресение душ, бывающее еще в настоящей жизни, прежде общего воскресения тел, есть избавление, для которого Бог и Отец «дал Сына Своего..., чтобы всякий верующий не погиб, а имел жизнь вечную» (Ин. 3:16) и, имея эту вечную жизнь, знал «Единого истинного Бога и Его же послал Он, Иисуса Христа» (Ин. 17:3).

Если придем в сокрушение, то с помощью благодати Божией легко избавимся от всякого мятежа страстей и от бури вражеских искушений, — и достигнем безмятежной пристани бесстрастия.
Это, братия мои, не достигается в один день или в одну неделю, но исправляется с помощью благодати Божией, более или менее продолжительное время, трудом и потом, смотря по ревности и усердию каждого, также смотря по мере его отрешения от всего видимого и мысленного и еще смотря по горячности его покаяния и непрестанного умного делания, то есть умной молитвы, непрестанно движущейся во глубине сердца его. Вот как исправляется это — у одного скорее, у другого медленнее.

Поскольку спасение подается нам, верным, не ради добрых дел наших, да не похвалится кто о себе (Еф. 2: 9), как говорит Апостол, то совсем не следует нам полагаться на дела, имею в виду — на посты, бдения, спание на голой земле, голод и жажду, ношение вериг или умучение тела власяницами, потому что все это само по себе — ничто. Многие злонравные люди, большею частью из  бедных, переносят это, но все остаются такими же, не оставляя своей худости и не делаясь хорошими. Полезно бывает и это для некоторых тем, что смиряет тело и умаляет его живость и возбудительность; но Господь не этого только требует, а сердца сокрушенного и смиренного — того, чтобы сердце наше всегда взывало к Нему со смиренным помыслом...

...Те, которые думают спастись без труда, не спасутся, так как спасение не бывает без труда; так и те, которые чают устроить спасение своим умом и своими силами, не могут спастись, так как спасение не утверждается на разуме и силах того, кто желает спастись, а есть милость Божия во Христе Иисусе. Один есть получающий спасение и Другой — Дающий его.

Спасение же наше иначе не может состояться, если не изменится ум наш и не соделается иным действием силы Божией, так чтобы стал он умом обоженным, т. е. бесстрастным и святым. Обоженным бывает тот ум, который внутри себя имеет Бога. Впрочем, чтобы стал таковым ум сам от себя, это невозможно. Только тот ум, который соединяется с Богом посредством веры и познает Его через делание заповедей, — только такой наивернейше сподобляется видеть Его и созерцательно; ибо через посредство веры, какую имеет он во Христа, вселяется Христос внутрь его и делает его обоженным. Сохраняется же ум обоженным через то, если всегда поучается в том, что есть Христово, и непрестанно внимает закону Его; ибо поскольку внимает кто закону Христову, постольку соблюдает и заповеди Его <и через это содержит себя обоженным>; как опять кто имеет ум обоженным, тот потому самому всегда поучается в том, что Христово, непрестанно внимает закону Его и творит заповеди Его.

Если какой христианин не знает, что для спасения необходимо быть обновлену и воссоздану, войти в обоженное состояние благодатною силою и действом Христа Спасителя, соделаться новой тварью и новым человеком, — для чего удомостроительствованы и вера, и Святое крещение, — тщетно называется он христианином. Ибо если не совершилось еще в нем такое изменение, то все другое ни к чему не служит, тщетны молитвы его, тщетны и псалмопения.

...Спасутся, сказал <Господь>, только эти одни, приобщившиеся Божества Его, как и Сам Он, Творец всего, приобщился нашей природы, как свидетельствует <апостол> Павел, что Церковь Христова — Владычнее и Божественное Тело без пятна вместе и порока и без всякой морщины, каковыми должны быть верные...

...Те, которые вращаются в многолюдстве и проводят жизнь в треволнениях мира, если ведут себя как должно, обретают спасение и сподобляются от Бога великих благ ради веры...

Поскольку спасение всех в едином Боге, то да уготовит каждый себя самого и да приложит труд стать правым, чтобы соделаться достойным милости Божией; потому что кто прав — тот истинен, кто истинен — тот смирен, а кто смирен — тот один и достоин милости. Бог, Который есть сущая истина, не может миловать того, кто неправ, так как таковой не истинен. Ибо кто любит Бога, тот любит и то, что Ему благоугодно, и отвращается от того, к чему не благоволит Бог. Но неблагоугодное Богу, само собою разумеется, приятно диаволу. Почему всякий человек, который неправ (и следовательно, не любит того, что благоугодно Богу), есть друг диаволу и враг Богу. Таковому какая надежда спасения?

Спасти людей без их воли и по принуждению — это показалось бы скорбным для не желающих спастись.

Вот каким образом может, кто желает, подняться от земли и взойти на небо, во-первых, нужно подвизаться умом и укротить страсти, во-вторых, упражняться в псалмопении, т. е. молиться устами, потому что, когда умалятся страсти, тогда молитва уже естественно доставляет удовольствие и сладость даже языку и вменяется в благоугодную перед Богом, в-третьих, молиться умно и, в-четвертых, восходить в познание. Первое свойственно новоначальным, второе — преуспевающим, третье — подходящим к последним степеням преуспеяния, а четвертое — совершенным.

Поверьте мне, братия мои, что нет другого, более легкого пути ко спасению, как последовать Божественным повелениям Христовым. Впрочем, потребны нам и слезы многие, и страх великий, терпение большое и непрестанная молитва, чтобы открылась нам сила хотя одного Владычнего слова, да познаем великие таинства, сокрытые в малых словах, и предадим души свои на смерть и за самую малую заповедь Христову.

Недостаточно для спасения только раздать имение свое; надобно еще, как разбрасываешь деньги свои, отбросить и всякое мудрование плотское и душу свою одеть благодатию Святаго Духа; коротко выражаясь, надобно всего себя принести в жертву Богу и душою, и телом: тело свое надо упражнять телесным деланием в подвигах добродетели, обучая себя ко всяким прискорбностям ради Бога, чтобы благодушно претерпевать горькость поста, тяготу бдения, суровость воздержания и всякое другое телесное злострадание; а душу обучать страху Божию благоговением в духе, заставляя ее мудрствовать, что подобает мудрствовать, и всегда помышлять о том, что относится к вечной жизни, быть тихою, смиренною, кроткою, сокрушенною и умиленною, да плачет и слезы проливает день и ночь, испрашивая себе молитвою свет и благодать Святаго Духа, обыкновенно приходящую в душу через посредство теплого покаяния, после того как очистится она многими слезами, без которых невозможно ни одеянию души убелиться, ни взойти ей на высоту созерцания. Ибо как обыкновенную одежду, когда она запятнается и испачкается, нельзя убелить иначе, как полосканием в воде и трением руками и ногами, так и одеяние души, когда она запятнается и осквернится грехами, нельзя иначе очистить, как многими слезами и терпением искушений и скорбей.