Игнатий Брянчанинов

Фарисей, в самообольщении своем, приносит за свое душевное состояние хвалу Богу. Он скрывает свое превозношение, и оно скрывается от него под личиной благодарения Бога. При поверхностном взгляде на Закон ему казалось, что он – исполнитель Закона, благоугодный Богу.

Фарисей, оставляя исполнение заповедей Божиих, составляющих сущность Закона, стремится к утонченному исполнению наружных мелочей, хотя бы это было с очевидным нарушением заповедей.

Фарисейство не только делает бесплодными для человека добрые дела его, но направляет их во зло души его, к его осуждению перед Богом.

Мы все грешники: всякое выставление себя праведником, и прямое и косвенное, есть лицемерство.

Яд, всецело отравляющий деятельность фарисеев, заключается в том, что они вся дела своя творят, да видимы будут человеки (ср.: Мф. 23, 5). Основание деятельности их есть искание славы человеческой; средство к достижению цели — лицемерство.

...Из лицемерного поведения возникают образ мыслей и учение фарисейские; наоборот, учение и образ мыслей фарисейские воспитывают лицемера...

Лицемерство, стараясь удовлетворить своим страстям, всецело работая греху, желает сохранить пред очами людей личину добродетели.

Недостаток смирения, от которого недуг фарисейства, крайне препятствует духовному преуспеянию.

Главный отличительный признак лицемера, первая стрела, пускаемая им в ближнего, есть соблазн и истекающее из соблазна осуждение ближнего.

Лицемер, недугуя недовольно приметными для человеков страстями, прикрывая их лицемерством и притворством, неспособен, как неспособен сатана, к признанию себя грешником.

На тщеславии-то заквашен фарисей. Он все делает для похвалы человеческой.

Осуждение ближнего – признак лицемерия, по всесвятому указанию Евангелия.

Лицемер, страдая не очень заметными для людей страстями... прикрывает их лицемерием и притворством, неспособен признать себя грешником, как неспособен к этому сатана.

Мы все – грешники. Всякое выставление себя праведником, и прямое и косвенное, есть лицемерие.

... В России многие святые носили вериги. При особенной простоте и преобладании телесного подвига в русском монашестве, ношение вериг не имело того значения, которое оно должно было иметь в древнем монашестве. Это монашество подвизалось по преимуществу подвигом душевным, и были наиболее опасны <ему>... душевные страсти, особенно высокоумие...

Как червь, зародившийся внутри плода, истребляет всю внутренность плода, оставляя только его оболочку, так и лицемерие истребляет всю сущность добродетели.

Главный отличительный признак лицемера, первая стрела, пускаемая им на ближнего, есть соблазн и истекающее из соблазна осуждение ближнего.

Из лицемерного поведения возникают образ мыслей и учение фарисейские; учение и образ мыслей фарисейские воспитывают лицемера.

Лицемер, стараясь удовлетворить своим страстям, всецело работая греху, желает сохранить перед очами людей маску добродетели.

Человекоугодием уничтожается не только любовь к Богу, но и самое памятование о Боге.

Грешники! Ободримся. Для нас.. Господь совершил великое дело Своего вочеловечения; на наши болезни  призрел Он с непостижимою милостию.

Бог бесконечно благ и бесконечно могуществен: приступи в сокрушении духа ко Всеблагому и Всемогущему, обнажи пред Ним твою язву, принеси сознание в согрешении, прося прощения, исцеления, и получи их.

Бога невозможно иначе любить, как сердцем очищенным и освященным Божественною благодатию. Любовь к Богу есть дар Божий: она изливается в души истинных рабов Божиих действием Святаго Духа (Рим. 5:5).

Люби Бога так, как Он заповедал любить Его, а не так, как думают любить Его самообольщенные мечтатели. Не сочиняй себе восторгов, не приводи в движение своих нервов, не разгорячай себя... пламенем крови твоей.

Чтобы возлюбить Бога и в Боге ближнего, необходимо очиститься от вожделения скотоподобного.

Первое духовное проявление любви к Богу открывается в ощущении страха Божия...

Постоянным уклонением от зла и исполнением евангельских добродетелей — в чем заключается все евангельское нравоучение — достигаем любви Божией. Этим же самым средством пребываем в любви к Богу: аще заповеди Моя соблюдете, пребудете в любви Моей (Ин. 15, 10), сказал Спаситель.

Степень нашей любви к Богу мы усматриваем с особенной ясностью при молитве, которая служит выражением этой любви и очень правильно названа в отеческих писаниях зеркалом духовного преуспеяния.

Любовь к Богу есть дар Божий в человеке, приготовившем себя для принятия этого дара чистотою сердца, ума и тела.

Исполнение заповедей Спасителя – единственный признак любви к Богу, принимаемый Спасителем.

Преуспеяние в любви к Богу — бесконечно: потому что любовь есть Бесконечный Бог (ср.: 1 Ин. 4, 16).

Если желаем стяжать любовь к Богу — возлюбим Евангельские заповеди, продадим наши похотения и пристрастия, купим ценой отречения от себя село — сердце наше... возделаем его заповедями и найдем сокровенное на нем небесное сокровище — любовь.
Что же ожидает нас на этом селе? — Нас ожидают труды и болезни; нас ожидает супостат, который нелегко уступит нам победу над собою; нас ожидает, для противодействия нам, живущий в нас грех.

Преждевременное стремление к развитию в себе чувства любви к Богу уже есть самообольщение. Оно немедленно устраняет от правильного служения Богу, немедленно вводит в разнообразное заблуждение, оканчивается повреждением и гибелью души.

По некотором успехе в молитве приходит ощущение тишины, смирения, любви к Богу и ближним без различия добрых от злых, терпения скорбей как попущении и врачеваний Божиих. Любовь к Богу и ближним, являющаяся постепенно из страха Божия, вполне духовна, бесконечно отличается от любви человеческой в обыкновенном состоянии ее.

Господь воспретил мщение, которое было установлено Моисеевым законом, и которым за зло воздавалось равным злом. Оружие, данное Господом против зла, — смирение.

Сердце тогда только может наслаждаться блаженным миром, когда оно пребывает в Евангельских заповедях, когда пребывает в них с самоотвержением.

От живой веры в Бога рождается полная покорность Богу, а от покорности Богу – мир помыслов и спокойствие сердца.

В мире Христовом сокровенно жительствует такая сила духовная, что он попирает ею всякую земную скорбь и напасть.

Мир Христов есть некоторый тонкий духовный хлад. Когда он разольется в душе, — она пребывает в высоком молчании, в священной мертвости.

Святой мир входит в сердца... за словами смирения! Он приносит чашу духовного утешения и к одру болящего, и в темницу к заключенному в ней, и к гонимому человеками, и к гонимому бесами.

Тогда только можно найти священный покой, когда мысль и сердце погрузятся в смирение Христово и Его кротость, научившись им из Евангелия.

Святой мир при своем обильном действии наводит на ум молчание и к блаженному вкушению себя влечет и душу, и тело. Тогда прекращается всякое движение крови, всякое ее влияние на состояние души – бывает великая тишина.

Действием воли Божией сотворены миры, видимый и невидимый, сотворен и искуплен человек, совершены и совершаются все события, общественные и частные, из которых светит как солнце с неба Божия Благость, Божие Всемогущество, Божия Премудрость.

Друг мира делается непременно, может быть не заметно для себя, злейшим врагом Бога и своею спасения.

Мир Христов сеется в душе Словом Божиим, зарождается от возделывания сердечной нивы заповедями Христовыми – питается этим невидимым, но не беструдным подвигом, возрастает от него.

Сердце только тогда может наслаждаться блаженным миром, когда оно пребывает в евангельских заповедях, когда пребывает в них с самоотвержением.

Тогда только можно найти священный покой, когда мысль и сердце погрузятся в смирение Христово и Его кротость, научившись им из Евангелия.

Смирение рождается от послушания и поддерживается послушанием. Смирением вводится в душу мир Божий.

Миролюбие <т. е. любовь к миру сему> вкрадывается в душу как тать, пользующийся мраком ночи — нерадением и невниманием себе.

Святой мир входит в сердце... за словами смирения! Он... приносит чашу духовного утешения и к одру больного, и в темницу... к гонимому людьми... и бесами.