Иоанн Златоуст

Когда кто молится против врагов или против людей, причинивших ему какое-нибудь зло, то это слова не человека, а диавола.

Не будем же роптать на замедление в даровании просимого, а именно поэтому проявим великую твердость и терпение.

Растения восстанавливают силы ночью; тогда же особенно и душа принимает на себя росу, ибо что днем попаляется солнцем, то освежается ночью. Ночные слезы лучше всякой росы нисходят и на пожелания, и на всякое пламенное разжжение и не позволяют потерпеть ничего вредного. Если душа не будет питаться этой росой, то будет сожигаться во время дня.

Молитва есть оружие великое, сокровище неоскудевающее, богатство никогда не истощаемое, пристань безмятежная, основание спокойствия; молитва есть корень, источник и мать бесчисленных благ и могущественнее царской власти.

...Не только честь, но и величайшую пользу доставляет нам молитва еще прежде, нежели мы получим то, чего просим.

Будем не Богу только говорить: «Не помяни согрешений наших», но и самому себе пусть каждый говорит: «Да не помянем согрешений братии наших против нас».

Вспомни во время молитвы о геенне, о наказании и мучении — и <твой> враг даже на мысль тебе не может прийти. Сокруши свой ум, смири душу воспоминанием о своих преступлениях, и гнев не в состоянии будет смущать тебя.

Кто всегда готов к молитве, тот никогда не впадет в невоздержание и пьянство, никогда не испытает следствий объедения, но сдерживая свои помыслы ожиданием молитвы, как бы уздою, будет в надлежащей мере употреблять все предлагаемое и тем доставит и душе и телу великое благословение.

Пусть душа молящегося будет чиста и свободна от всякой страсти, пусть никто не приступает к Богу с враждою, пусть никто не приступает с негодованием...

...Будешь ли в дороге, или на постели, и где бы ты ни был, — молись. Ты — храм Божий; не ищи же места, нужно только душевное расположение.

Душа наша от греха и беспечности твердеет и делается камнем. Поэтому нам нужна великая горячность, чтобы размягчить затверделость ее. Это преимущественно и совершает молитва.

Что ты делаешь, человек? Приходишь умилостивить Бога, а просишь зла другому? Если ты не отпустишь, не отпустится и тебе; а ты не только сам не отпускаешь, но еще и Бога просишь не отпускать?.. Если иметь врагов есть уже преступление, то подумай, какое преступление молиться во вред им. Ты должен просить прощения в том, что имеешь врагов, а ты ещё обвиняешь их?.. Ты ведь приходишь молиться о прощении своих грехов: не припоминай же чужих грехов, чтобы не напомнили тебе твоих собственных.

Как же, спросит кто-нибудь, я могу быть уверен в том, что получу просимое? Если ты не просишь ни о чем несогласном с тем, что Бог готов тебе дать, ни о чем таком, что недостойно Царя, ни о чем житейском, а только духовного, если поступаешь без гнева, если имеешь чистые, преподобные руки.

...Как мы молимся за живых, которые нисколько не отличаются от мертвых, так можно молиться и за умерших.

В душу же, не знакомую с молитвой и прошением, не может войти ничто, содействующее благочестию.

Получим ли просимое, не получим ли, будем настойчивы в своем прошении и будем благодарить не только в случае успеха, но и в случае неуспеха.

Милостыня – крыло молитвы; если не сделаешь молитве крыла, то она не летит, а когда душа окрылена, то она быстро несется на Небо.

...Молитва прогоняет всякую скорбь, доставляет благодушие, способствует постоянному удовольствию; она есть мать любомудрия.

Невозможно, чтобы просящие от Бога целомудрия, и справедливости, и кротости, и честности не получили согласно своей молитве.

Не напрасно узаконили апостолы творить память об умерших при совершении Страшных Таинств. Они знали, что умершим будет великая выгода, что они получат от этого много пользы. Когда весь народ стоит, простирая руки, и сонм священников с ними; когда предлежит Страшная Жертва — как мы можем не умилостивить Бога, молясь за тех людей?

Как фимиам и сам хорош по себе и благоухающ, но издает особенное благоухание, когда бывает положен на огонь, так и молитва – и сама по себе хороша, но бывает лучше и благовоннее, когда приносится от души, пламенеющей ревностью <о заповедях Господних>, когда душа становится кадильницей и возжигает в себе сильный огонь.

Ты приходишь молиться Богу и между тем окружаешь себя золотыми украшениями и головными уборами? Разве ты пришла плясать или принять участие в брачном пире? Разве ты явилась на торжественное шествие? Там уместны золотые украшения, там головные уборы, там дорогие платья. А здесь ничего этого не нужно. Ты пришла просить, молиться о грехах своих, молитву приносить о своих преступлениях, умолить Господа, чтобы склонить Его к милосердию. Зачем же украшаешь себя? Этот наряд неприличен для той, которая молится. Как можешь ты воздыхать? Как можешь плакать? Как можешь усильно молиться, будучи одета в такой наряд? Если и будешь плакать, то слезы твои покажутся достойными смеха для того, кто будет видеть их, — потому что плачущей не следует носить золота. Это лицемерие и притворство. И в самом деле, как же не лицемерие, когда та же самая душа, от которой родилось и это великолепие и тщеславие, та же самая <душа> и слезы проливает? Удали от себя все это притворство.

Если ты приучишь себя молиться с усердием, то не будешь иметь нужды в наставлении... так как Бог без всякого посредника будет озарять ум твой.

...Молитва не только очищает грехи, но прогоняет даже и великие опасности.

«Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф. 6:6). Бог везде смотрит на цель дел. Если и в комнату войдешь, и затворишь за собою двери, но сделаешь это по тщеславию, затворенные двери не принесут тебе пользы... Господь желает, чтобы ты, прежде нежели затворишь их, изгнал из себя тщеславие и заключил дверь сердца твоего. Ибо совершенно доброе дело должно быть всегда свободным от тщеславия, а особенно во время молитвы. Если и без порока во время молитвы всюду блуждаем своими мыслями, то, когда приступим к молитве с болезнью тщеславия, тогда и сами не услышим молитв своих. Если же мы и сами не слышим молитв и прошений своих, то как можем надеяться, что Он услышит нас? Говорят: могу молиться дома. Ты сам себя обманываешь, друг мой. Правда, ты можешь дома молиться, но не можешь молиться так, как в церкви, где собрано столько отцов, где возносится к Богу единодушный глас. Ты не можешь так возносить молитву, когда один станешь призывать Господа, как можешь возносить её, когда стоишь вместе с братьями, ибо здесь есть нечто большее – единение многих, союз любви, молитвы священников. Для того и поставлены священники, чтобы молитвы народа, которые могут быть слабыми, соединяя с более сильными, возносить на Небо.

Диавол хорошо знает, какое великое благо – молитва, и потому усиленно нападает на молящегося.

Можешь молиться <и дома>, но эта молитва имеет не столь великую силу, как та, которая совершается вместе с сочленами, когда все тело Церкви единодушно и единогласно воссылает прошение, в присутствии священников, возносящих молитвы всего народа.

Не станем говорить в свое оправдание, что дом молитвы неблизко, благодать Духа нас самих сделала храмами Божиими; если только мы бдительны, молиться для нас везде легко.

Подлинно, не так страшен для волков меч, как для демонов — молитвы праведников.

Когда мы намереваемся говорить с кем-нибудь из людей, которые выше нас, то приводим в надлежащий порядок и внешний вид свой, и походку, и одежду, и все, и потом уже вступаем в разговор; а когда приступаем к Богу, то зеваем, почесываемся, оборачиваемся во все стороны, бываем небрежны; преклоняем колена, а сами блуждаем <мыслями> по площади.

...<Демоны> непрестанно ходят вокруг, высматривая нас, кого бы, неукрепленного молитвой, они могли быстро захватить в плен. Если они заметят, что мы ограждены молитвами, то тотчас поспешно убегают, как разбойники и злодеи, видящие меч, висящий у головы воина.

Если мы, намереваясь сказать что-нибудь нужное своим друзьям, отводим их в уединенное место и тогда говорим с ними, то тем более мы должны так поступать в отношении к Богу, т. е. входить в эту сокровищницу с совершенною тишиною, и тогда, конечно, получим все, чего только будем просить полезного.

Где бы ты ни был, везде можешь поставить молитвенный жертвенник. Прояви только бодрую волю, и не помешает тебе ни место, ни время, хотя ты и не преклонишь колен, не станешь бить себя в грудь и простирать руки к небу, а только покажешь горячую душу, ты этим исполнишь все нужное для молитвы.

Молитва — священный посланник; она веселит сердце, успокоивает душу, возбуждает страх наказания и желание Небесного Царства, учит смиренномудрию, приносит познание греха.

Когда молитва засияет, как луч, от наших уст и языка, ум наш просвещается, а все безумные и зверские страсти прогоняются, обращаются в бегство и скрываются в свои убежища, если только мы молимся усердно, с напряженною душою и бодрым умом.

Как тело очищается водою, так душа — молитвою.

Лучше предпочесть умереть, чем быть лишенным молитвы в течение только трех дней (Дан. 6:10).

Ты не будешь так скоро услышан, молясь Владыке у себя, как молясь со своими братьями.

Для молитвы нужно не столько слово, сколько мысль, не столько движение рук, сколько напряжение души, не положение тела, а расположение духа. Не будем же оправдываться, говоря, что нелегко молиться человеку, который обременен житейскими делами и не находит поблизости молитвенного дома.
Хотя бы ты был в бане, молись; где бы ты ни был, молись. Ты — храм Божий; не ищи же места.

Молитвы, возносимые из глубины души, имея там свои корни, безопасно возносятся горе и не задерживаются никакими нападениями помыслов.

Сила молитвы всегда велика, но если молитва соединяется с постом, то делает душу еще более сильною.

Молясь сами по себе, мы бываем слабы, а когда соберемся, становимся более сильными; потому мы и молим Бога всенародно и со взаимною помощью.

Перед Господом молится тот, кто вполне сосредоточил свою душу и не имеет ничего общего с землею, но перенесся на самое небо и изгнал из души всякий человеческий помысл.

Ревностно молящиеся не допускают себя до чего-либо недостойного молитвы, но, стыдясь Бога, с Которым только что беседовали, быстро отталкивают от себя всякое коварство лукавого.

Молиться, конечно, можно и дома, но молиться так, как в церкви, где такое множество отцов, где единодушно воссылается песнь к Богу, дома невозможно.

Не так рычание льва обращает в бегство диких зверей, как молитва праведника прогоняет демонов, лишь только произнесет он слово, они уже исчезли.

Если для слепого бедствие – не видеть солнца, то сколь велико бедствие для христианина – не молиться непрерывно и не вводить посредством молитвы в свою душу свет Христов.

Поверь мне, не столько огонь истребляет ржавчину металла, сколько ночная молитва — ржавчину грехов наших.

Молитва есть немаловажный союз любви к Богу, производит в нас навык собеседования с Ним и руководит к любомудрию.

Так как нам, людям, свойственно впадать в беспечность, когда проходит час, другой, третий после молитвы, и ты видишь, что возбужденный в тебе жар ревности готов мало-помалу охладеть, спеши тотчас опять на молитву и согрей свою охлажденную душу. Если будешь делать это в продолжение всего дня, то не дашь диаволу доступа и входа к твоим мыслям.