Исидор Пелусиот

Для излечения глубоких ран нужны труды, посты, бдения, милостыня, молитвы и другие добродетели. Хотя согрешившая душа может и опять возвратить себе первобытную красоту, но она не иначе достигает этого как путем бесчисленных трудов, скорбей и мучений.

Если небо совьется, как свиток (Апок. 6:14), звезды и Орион падут (Ис. 13:10), земля и все, что на ней сгорит (2 Петр. 3:10), и все обращено и открыто (Евр. 4:13), приуготовляется к великому дню пришествия Господня, то почему же нерадеешь ты и не готовишься как обязанный дать отчет, но как надеющийся остаться неповинным, откладываешь покаяние? Потому смотри, чтобы не пришло тогда тебе на мысль раскаяться, когда останется место одному отчаянию.

Всего лучше — не грешить и быть ближе к Богу; но хорошо, и согрешив, преобороть себя и немедленно восстать от падения. Итак, поскольку первого, как невозможного, без сомнения, ты не достиг; то приложи попечение о втором, как о возможном и удобном, чтобы не поработило тебя мучительное отчаяние.

Для того, кто покаянием сотрясает с себя греховную смерть, воссиявает истинный свет.

Кто всем почти на всех клевещет, того уцеломудривай более строгой угрозой, чтобы впоследствии не оказалось нужды в наказании.

Всякий несчастный достоин милости, когда оплакивает свои бедствия. Но если он станет клеветать на других и вредить им, то пропадет жалость к его бедствиям; признается уже он достойным не сожаления, а ненависти, как употребивший во зло свое бедствие вмешательством в чужие дела. Итак, семена этой страсти надо истреблять в начале, пока не проросли, и не сделались неистребимыми, и не породили опасности для того, кто принесен в жертву этой страсти.

Владыка Христос ублажил тех, которые ради Него слышали обличения в делах явных и тайных, если обличающие окажутся лжецами. Потому надлежит знать, что для желающего войти на высшую степень блаженства должно быть то и другое, чтобы пострадать ему ради Христа, и чтобы разглашаемое о нем было ложно. Что-либо одно из двух, если не будет при нем другого, не столько полезно; и полезно, правда, но не в такой мере. Если, страдая ради Христа, услышим о себе правду, то необходимо нам краснеть, потому что, заслуживая одобрения с одной стороны, обличаемся с другой. И если не ради Христа, но несправедливо что терпим, то получим награду за терпение, но не получим высшего блаженства, какое получили бы, если бы стеклось вместе то и другое.

Когда в дружине есть целомудрие, благопокорность, чинность и воинская доблесть, тогда делается она страшной для противников, и по своей отважности нередко воздвигает победные памятники, между тем, как враги обращаются к просьбам и ходатайствам. Поэтому, когда тому же самому должно быть у нас с демонами, однако же не бывает, потому что ополчаемся мы не против них друг с другом, но с ними друг против друга; удивляться должно не тому, что бываем побеждены, но больше тому, что, не делая ничего необходимого для побеждающих, желаем победить.

Силен и изобретателен враг человечества на то, чтобы очаровывать, то лестью, то лжеумствованиями, особенно когда ведет брань не прямо (иначе не скоро мог бы взять в плен), но часто под видом дружбы скрывает яд блуда; как, возводя человека до равенства с Богом, привел в состояние, в котором он бедственнее бессловесных, не только лишил его преимуществ, какие имел, но и снабдил недостатками, которых у него не было, разумею: поты и труды, смерть и тление. Но поскольку многие им уловляемые показали, что осадные его орудия бездейственны, то, в ком достанет благоразумия и кто помышляет о спасении, надлежит тому преследовать все его хитрости и, сколько можно, оберегаться, более же всего, когда уловляет он, прикрываясь дружбою, ибо тогда бывает неуловим и непреоборим.

Диавол не знает того, что у нас в мыслях, потому что исключительно принадлежит это единой силе Божией, наедине сотворившей сердца наши; но по телесным движениям уловляет он душевные думы. Увидит ли, например, что иной пытливо смотрит и насыщает глаза чужими красотами? Воспользовавшись его устремлением, тотчас возбуждает такого человека или к прелюбодеянию, или к блуду. Увидит ли гневливого и раздражительного? Тотчас изощряет меч и устремляет на убийства. Увидит ли корыстолюбивого? Поощряет к разбою и неправедному приобретению. Увидит ли одолеваемого чревоугодием? Тотчас живо представляет ему страсти, порождаемые чревоугодием, и доставляет служащее к приведению намерения своего в действие. Ибо почему не всех вовлекает в одни и те же страсти? Потому что каждый сам избирает, один то, а другой иное, и одному нравится то, а другому иное. Итак, по телесным движениям диавол угадывает душевные слабости, и таким образом сплетает сети.

Диавол поражениями еще более раздражается, не вступает в борьбу прямо, в которой легко был бы побежден, но, надев маску дружбы, многократно побеждавших одолевает и, обольстив мыслью, что никогда не будут побеждены, расслабив же трудом, истощив весь их запас, потом уже ввергает их в бездну непотребства.

Страшный этот разбойник, диавол, не просто нападает на плывущих по этому исполненному бурею морю, но сперва испытав и узнав душевные наклонности, потом принимается за дело и строит козни. Поэтому, пытливо изведывая стремления, наклонности и приверженности каждого, не пропуская ни малого времени, даже часа, потом подает извне служащее пищей страсти, и к чему ощущает особенно склонным, в том и отыскивает слабую сторону. Потому-то благоискусному надлежит сделать себя безопасным отовсюду, ибо не редко враг овладевал даже житием, подобным городу, огражденному неприступными стенами, отыскав одну слабую сторону и доказав, что бесполезна крепость прочих стен.

Общий всех враг - диавол, как страждущий самоуправством, совлек с человеческого рода прирожденные ему преимущества и ввел образ жизни противный добродетели, когда ему стали послушны человеческие силы. Ибо сам по себе не возымел бы такой воли, если бы не был сильно подкрепляем беспечностью обольщенных. Но поскольку по человеколюбию Создателя род наш должен был снова облечься в оружие добродетели, то снизошел на землю Бог-Слово и как ангельскую ризу создал нам любовь, все совершив в ней, потому что все перечисляемые по видам преуспевания добродетели соединил в единой родовой добродетели, которой имя — любовь.

Общий всем враг главную борьбу ведет с теми, которые не служат его удовольствиям и не кланяются ему в корне всех зол — в сребролюбии. И ты, будучи одним из таковых, даже принадлежа к переднему их ряду, не выпускай из рук духовного всеоружия.

Нужно не наперед откладывать, но делать, потому что не знаем и времени кончины, и злоухищрений диавола, какие строит против нас, отвлекая всегда от настоящего и заставляя мечтать о будущем. Поскольку знает, что мы, люди, живем настоящим, а будущее для нас сомнительно, то нападает на нас и, обманывая в настоящем, поставляет на вид будущее и бросает в пропасть поверивших ему и рассуждающих, что нынешний день всегда будет для них настоящим; почему потребное для дела время губя на безделье, находят все для себя благовременным. Ибо время не ждет замедлившего.

Ты, как говоришь, крайне дивишься, как диавол и после того как обессилел, большую часть людей держит в своей власти; а я не дивлюсь, что этот злодей, бодрствуя, не опуская ни одного обстоятельства и часа, преодолевает нас, ленивых и сонливых. Ибо губить вместе с собою побежденных им будет он в силах, но не возможет воцариться в прежнем царстве, сокрушенном Божиею силою. Напротив того, удивительно было бы, если бы мы, не делая ничего приличного победителям, превозмогали того, кто против нас все приводит в движение. Ибо о том, что многие из людей заодно с врагом вооружаются на братий и от того явным образом бывает одоление, хотя это и истинно, я умолчу, чтобы не показалось это крайне жестоким для делающих это. Потому, когда и по собственной лености падаем, и претыкаемся от того, что этот враг даже все, что должно бы стоять за нас, обращает против нас, а также соблазняет тем, что братия наши заодно с врагом на нас вооружаются и ополчаются, по какой причине удивляешься, что терпим мы поражение? Если же скажешь: «Что же будем делать?» Отвечу: «Потому что диавол, хотя и пал, однако же, ни на что не взирая, действует смело, необходимо нам бодрствовать, трудиться, ввергаться в опасности, призывать Божественную помощь и употреблять все меры, чтобы победить и самого вождя и заодно с ним нападающих. Если же, не намереваясь ничего этого сделать, предаем и то, что  приобретено для нас Христом, то себя самих должны винить мы, а не силу врага, которую Спаситель истощил, наша же леность увеличила».

Удивительно для тебя, говоришь ты, почему иные из злых духов требовали, чтобы служитель их был правдив, а действуя сами, не переставали делать неправду. Об этом рассуждаю так: чтобы служащий им был правдив, требовали потому, что представляли из себя богов, служили же неправде потому, что по произволению были лукавы.
Поскольку знали, что из людей многие чтут добродетель, то, чтобы их почитали добрыми, показывали вид, будто бы любят добродетельных, и вскоре преступными своими поступками изобличали свой склонный ко злу ум.

Действительно демоны изобличены, побежденные Подвижником, у Которого пригвождены руки и ноги; действительно опозорен диавол, побежденный и уступивший над собою верх единой плоти, повешенной на Кресте.

Если и напал на тебя общий всем враг, чтобы одолеть с первого удара и набегом захватить всю твою жизнь, то и ты, как известился я, при неусыпном старании оградясь Божией помощью, во время этой осады причинил ему много трудов, боевые и осадные его снаряды сделал бездейственными и воздвиг себе памятники блистательной над ним победы. Поэтому, радуясь с тобою торжеству твоему и воспевая победную песнь, советуем быть бдительным и внимать себе, потому что противник не знает стыда, не умеет краснеть и отчаиваться до смерти, но вместо оружий и боевых снарядов довольствуясь своими природными силами, нападает во всякое время, и не думая быть побежденным, но мечтая о победе. Поэтому всяким хранением береги свое сердце (Притч. 4:23). Ибо борьба с врагом не единообразна, тогда не трудно было бы его низложить, но много и притом разных у нее видов. Когда побежден он целомудрием, тогда вооружается он корыстолюбием. Если и здесь нанесены ему раны, то строит козни при помощи зависти. А если увидит, что и это преодолевает иной, то вооружает друзей. Если же выдержит кто и их нападение, ополчает домашних. А когда и тем не возьмет, порождает нерадение. Если же и его кто превозможет, внушает злопамятность. И для чего пытаюсь исчислить все стрелы лукавого? Оставлю это, дам же тот совет твоему мужеству, чтобы всюду иметь у себя глаза, потому что враг нападает отовсюду, и особенно старается наносить смертельные раны.

Если спросит кого осмелившийся клеветать на истину: «Все ли Богу возможно?» и тот ответит: «Да», а спрашивающий прибавит: «Следовательно, возможно и злое?» — то всего справедливее подвергнуть его осмеянию как невежду, не отвечающего, а паче спрашивающего; потому что зло не причисляется ко всему тому, что возможно Богу. Где именуется Бог, там несомненно последует добро. И кто имеет здравый ум, тому не придет и на мысль, что возможно Богу зло. Никто также не назовет немощью невозможность делать зло; потому что делание зла есть в собственном смысле немощь.

Когда в дружине есть целомудрие, послушание, порядок и воинская доблесть, она делается страшной для противников... То же самое должно быть у нас в брани с демонами, однако же не бывает, потому что ополчаемся мы не против них друг с другом, но друг против друга с ними. Удивляться должно не тому, что нас побеждают, но еще больше тому, что, ничего не делая для победы, желаем победить.

Законодатель обоих заветов один. Но Закон иудеям, как необузданным, запрещал только дела. А Евангелие, преподавая нам учение, как умудренным, преграждает и самые мысли, от которых рождаются действия, как источник зла, не только наказывая строго грехи совершенные, но и полагая надежные преграды их свершению. Господь говорит: «Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому» (Мф. 5:38-40). Закон мерою наказания полагает равенство страдания, позволив обиженным делать столько же зла, сколько сами потерпели, чтобы предотвратить злое дело опасением потерпеть то же самое. А Евангелие кротостью страждущего препятствует пороку простираться далее. Месть была не прекращением прежних дурных дел, но вызовом новых, более ужасных, когда один раздражался и делал зло вновь, а другой усиливался отомстить за старое и не знал никакого предела во зле. Месть служило не концом, но началом больших бед, когда обидчик и мститель впадали в непримиримый раздор, и что было премудрого в законе, что законодатель установил к предотвращению грехопадения, то принуждали сделаться поводом ко греху. Столько породилось зла, что Евангелие, угашая его, как огонь, в начале, остановило это нарастание зла.

Хорошо не делать никакого зла, но лучше при этом даже охотно терпеть зло.

...Грех, хотя будет один и тот же, делается более тяжким, измеряемый не по естеству, но по достоинству согрешившего.

...Впадшие и в те же грехи, без сомнения, неодинаково будут наказаны, по исследовании и причины, и времени, и места. Например: убийство — дело преступное. Кто не скажет этого? Но когда совершается в святые дни, тогда еще преступнее, а если и в месте священном, то всего преступнее, потому что и от времени, и от места зло возрастает и увеличивает наказание.

...Истязанию подвергается не столько самое дело, сколько решимость, с какой оно делается, а Судия вникает и в самые помышления.

Первый из апостолов, троекратно отрекшись от Господа, тем самым указал на грех всех людей, троекратно отвергших Творца: когда дана была первая заповедь, когда был явлен закон писаный и когда воплотился Бог Слово. И этот грех Петр исцелил троекратным же покаянием, показав средство исцеления болезни, показав, что избавлением от всех зол явилось пришествие Господа. Слова «прежде нежели пропоет петух» (Мф. 26:34) означают «прежде нежели воссияет день воскресения». Крик петухов слышен, когда приближается заря, но на земле еще тень. И перед наступлением живоносного восхода крик петуха звучит, как упрек в отречении, возвещая конец ночи проклятия и начало светоносного дня. О том, что род человеческий трижды отступил от Бога, напомнил и Сам Господь, сказав, что трижды приходил Он и не находил плода на смоковнице (Лк. 13:7). Первое отречение – нарушение заповеди не вкушать от дерева, «которое среди рая» (Быт. 3:3). Второе, во времена закона – поклонение золотому тельцу. И третье – уже во времена благодати – отвержение Господа славы людьми, сказавшими: «...Нет у нас царя, кроме кесаря» (Ин. 19:15).

Два главных рода греха: грех замышляемый и грех, приводимый в действие и совершаемый самим делом, преследуем был и древними законами, а замышляемый воспрещен Евангелием, которое не дело по совершении наказывает, но заботится о том, чтобы злое даже и не начиналось. Ибо тогда дан был закон руке, а теперь дается душе.

Не греши постоянно в ожидании получить прощение, но ищи безопасности в том, чтобы не грешить. Многие, в ожидании прощения сделав много дурного, обманулись в надежде, и себя не исправив, и прощения не получив.

Если впадем в грехи сносные, терпимые и удобоисцелимые и в этой жизни претерпим что-либо тяжкое, то сгладим с себя эти грехи. А если грехи бесчеловечны и страшны, то и там будем наказаны, хотя легче, если пострадаем здесь, и тяжелее, если отойдем отсюда не пострадавшими.

Грех гораздо тягостнее смерти, почему и апостол Павел, более всех искусный в различении подобных вещей, грех назвал царем, а смерть — оброком, как бы подчиняя первому последнюю. Царем же назвал не по достоинству, ибо нет ничего гнуснее греха, но по великой покорности плененных им. Ибо если «возмездие за грех - смерть» (Рим. 6:23), то «да не царствует грех в смертном вашем теле» (Рим. 6, 12), который для имеющих ум тягостнее смерти. Если бы предлежал мне выбор, и было возможно, то избрал бы я лучше умереть не согрешив, чем согрешив, не умереть; так, последнее ужаснее первого. Ибо смерть истребится воскресением; почему согрешающий ничего не приобретает не умирая, если и по воскресении потерпит наказание. Да и другим сильным примером приводит это Апостол в ясность, сказав: «жало же смерти, грех» (1 Кор. 15:56). Поэтому, как никто не побоится змеи или скорпиона, у которых нет зубов или жала, чтобы впустить ими яд, так не боясь должно было бы принимать смерть, если бы введена была не грехом. Если бы смерть постигла за добродетель, то была бы даже приятна. Свидетелями прими мучеников, возлюбивших смерть как начало бессмертия.

Вольная смерть Великого Архиерея, в ничто обращенная Воскресением, уничтожит невольные прегрешения и всех верующих в Него возвратит в Вышний Иерусалим.

Погрязшие во грехах даже и не живут, по причине производимых грехами печалей, страхов, опасностей и многочисленного роя страстей. Ожидается ли смерть: они от страха умирают прежде смерти. Приходит ли болезнь, или обида, или нищета, или другая какая неожиданность: они, не испытав еще этого, гибнут.

Худо грешить, еще хуже — греша оставаться бесчувственным, но повредить произволение и не иметь правого суждения о делах, иной по праву назовет всего худшим.
Первый, может быть, перестанет грешить, другой приобретет, как ни есть, ощущение язв и взыщет врача, а последний, с услаждением пребывающий во грехе, даже хвалит делающих это. Поэтому, сколько не чувствующий пока болезни хуже знающего, что он болен, столько хуже и не чувствующего защищающий болезнь.
Нерадивый устыдится и, может быть, придет в покаяние; кто собственным своим приговором оправдывает страсть, тот не воздержится от порока, не устыдится, но будет еще величаться.

Ищешь безгрешности, которая свойственна одному Богу, и преуспевающего в которой нет между людьми. Но если желаешь найти сообразное с природою, то вот оно: не вдаваться ни в какую произвольную неправду, что возможно человеку святому; не впадать во многие невольные неправды, что свойственно вознамерившимся приблизиться к Богу; а меньшее этого, но весьма удобное для многих — не оставаться надолго во грехах.

Когда первозданный человек на самой, так сказать, первой черте своего поприща презрев Божию заповедь, предпочел прелесть врага, ухитрившегося всеконечно его погубить, тогда и тело его сделалось не только смертным, но и весьма подверженным страданиям, потому что много проросло в нем недостатков. Этот конь стал и тяжелым, и необузданным.

«Хочешь ли, мы пойдем, выберем их?" - плевелы (Мф. 13:28),– говорят ангельские силы, желающие всегда преданно служить Божией воле, потому что видят и нашу леность и великое Божие долготерпение. Но им воспрещается сделать это, чтобы вместе с плевелами они не выдернули пшеницу, не похитили грешника, подающего надежду на исправление, и вместе с родителями, которые сделались порочными, не были истреблены невинные дети – даже те, которые находятся еще в отеческих чреслах, но уже предстоят Богу, видящему сокровенное. Чины ангельские, как рабы Божии, подобно всякому естеству, не знают того, чего еще нет, а Господь и знает это, и нередко приводил в исполнение. Не лишил Он жизни согрешающего Исава еще бездетным, чтобы вместе с ним не истребить рожденного от него Иова. Не предал смерти мытаря Матфея, чтобы не воспрепятствовать делу Евангелия. Не умертвил блудниц, чтобы в мире были и образы покаяния. Не наказал и отречения Петра, потому что провидел его горькие слезы. Не истребил, наказав смертью, гонителя Павла, чтобы не лишить вселенную спасения. Потому те плевелы, которые остаются до жатвы и не изменяются, то есть не приносят плода покаяния как совершенно неплодные, готовят себя к великому сожжению.

Когда действует сила Божия, не должно быть вопроса: как? Ибо хотя многое бывало и бывает выше естества и последовательности помыслов, однако же нет ничего выше Бога, творящего все свободно и сверх ожидания.

Господь не без причины проклял смоковницу (Мф. 21:19), но с намерением показать неблагодарным иудеям, что и для наказания Он имеет достаточную силу. Во всех чудесах Своих Он никому не причинил скорби, и они предполагали, что Он только благотворит, не имея власти подвергать наказанию порочных. И Он на примере дерева показывает, что может и наказать, но не желает этого по благости. Дерево засохло, чтобы устрашить людей. Но, по преданию мудрых старцев, с этим соединен и некий таинственный смысл. Смоковница – дерево преслушания: ее листья употреблены нарушившими заповедь для прикрытия; и она проклята Христом, чтобы не приносила плода, послужившего причиной греха. Ибо второе пришествие Бога будет уже не для вочеловечения, а для воздаяния.

Никто не укроется от пресветлого и неусыпного Ока, если сделает что и в тайне: потому что все перед Ним обнажено, хотя бы казалось то и скрытным.

Знаю, что Бог человеколюбив, и знаю, что самым строгим наказаниям подвергает Он пренебрегающих Его человеколюбием, о чем свидетельствуют и события, и Священное Писание. Потому не будем грешить, полагаясь на человеколюбие, но, помня о правосудии, образумимся, потому что покаяние открывает Судии путь к милосердию.

Велико, проницательно и неусыпно око Божественного Правосудия; не только назирает делаемое явно, но преследует и то, на что отваживаются втайне, и подмечает движения сердечные. Посему имея такового Судию, будем держаться добродетели и удерживаться от порока, потому что за добродетель вознаградит, а за порок накажет.

Примирение нас друг с другом всего вожделеннее для Бога Слова. Ибо Тот, Кто примирил небесное с земным, прекращает и наши вражды, не позволяя возникнуть им, а возникшее исторгая с корнем.

«Ты ищешь, – говорит Господь, – человеколюбия; а обиженный тобою ищет отмщения. Ты называешь Меня милосердым, а он – правдивым. Ты просишь снисхождения, а он вопиет, что не оказано ему помощи. Успокой его, справедливо вопиющего, и не будешь лишен Моего благоволения; примирись с обиженным, и тогда умоляй о Моем примирении с тобой. Не оказываю благоволения обидевшему, пока сетует обиженный. Не малый, но высокий и великий даю тебе дар, отлагаю исследование дела, не произношу немедленного приговора; даю тебе время удовлетворить обиженного».

Если дозволить гневу идти вперед рассудка, то все перевернешь вверх дном.

Кротким и убедительным словом надлежит сокращать, лучше же сказать, обучать тех, которые водятся непримиримым гневом, чтобы отлагали это произвольное безумие.

Если Бог и Спаситель наш, вочеловечившись, предал нам, что Всесвятой Дух восполняет собою Божественную Троицу, в призывании во время Крещения сопричисляется к Отцу и Сыну как освобождающий от грехов, и на таинственной трапезе простой хлеб делает собственным Его воплощения Телом, то как же ты, поврежденный в уме, учишь, будто бы Дух Святой создан, или что он — творение и рабского естества, а не сродствен Владычней зиждительной и царственной сущности и не единосущен с Нею? Ибо если Он — раб, то да не сопричисляется ко Владыке, и если творение, то да не поставляется наряду со Творцом. Но Он присоединяется и сопричисляется; потому что надлежит верить точному Учителю таких догматов Христу, преподающему несомненное учение о Своей сущности, хотя и не так это представляется тебе, мудрецу, величающемуся, что знаешь небесное даже паче Бога, или, лучше сказать, дерзко витийствующему против Бога.

Хула на Сына Человеческого потому может быть прощена, что хулящие Его злословят Его до тех пор, пока, по слепоте душевных очей, не видят, что в лице Его непостижимым образом Божество соединилось с бренной плотью, то есть злословят по неведению сокровенного в Нем Божества. Но когда очистят душу свою, то, уразумев воплощение Божества, делаются верующими и этим избегают осуждения. Но что касается хулителей Святого Духа, то эти обнаруживают явную злобу и неблагодарность, потому что вооружаются против очевидных дел Божиих. Так, иудеи, хотя ясно видели, что Иисус Христос Божественной силой исцелял больных и изгонял бесов, тем не менее говорили, что Он это делал силою веельзевула. А хула, которая касается Божества, не может быть прощена.

...Сам <Господь> учит о сущности достопоклоняемого в Божестве Духа, изрекая единое имя Божественной Троицы и тем означая единство единой сущности. Если же не веришь Божию Сыну, Который выражает точное понятие о тождеродном с Ним Духе и научает тому, что выше ума человеческого, то построение наших доказательств излишнее дело, потому что земная наша скиния едва находит и то, что под ногами, а что сокровенно на небе и превышает наше чувство, то знает и открывает Он — Живый на Небесех (Пс. 2:4).

Вратами адовыми Слово Божие (Мф. 16:18) назвало мучительство безбожников и хулы еретические, так как, всему этому противовосстав, Божия Церковь с одними борется, а другими не преодолевается.