Исидор Пелусиот

Наложи бразды на раздражительность, чтобы, наскочив на рассудок, не угасила и благоразумия.

Считающие себя победителями в двух жестоких страстях, разумею раздражение и любостяжание, одерживают победу, которая тягостнее всякого поражения. Ибо бывает и такая победа, которая хуже поражения, и не нужно радоваться победе, которая приобретается несправедливо. Доставляемое ею удовольствие, веселя на малое время, с течением времени порождает вечный стыд.

Раздражение и гнев, кажется мне, есть почти одно и то же; но первое указывает на быстрое движение страсти, похищающее и способность мыслить, а последний — на долговременное пребывание в страсти. Почему первое называется так от слова "воспламенение", а второй от слова "вскисать" и желать мести.

Как вино, вливаемое сверх сытости, наполняет собою все отверстия, полости и оболочки чувства, и разумность превращает в безумие, так и раздражение, выходя из собственного своего чина, приводит ум в упоение, делая мысль неистовой, и бесчинными поступками нарушая чин трезвенности. Поэтому будем воздерживаться от того и другого, ни питием, ни раздражительностью не разрушая твердыни ума.

У людей в обычае, хотя и чуждо это Божественным законам, превозноситься над многими или родом, или мудростию, или имуществом, или красотой, или чином. Но все это нимало не помогает гордости тех, которые из земли взяты и снова в землю обратятся.

Бесстыдное око, поднятая высоко шея, непрестанное движение бровей, порывистая поступь, способность не краснеть ни от какой срамоты — признаки души самой гнусной, отпечатлевающей на теле явные черты страстей своих.

Старайся безумие высокомерия сдерживать браздами скромности, приобрети себе наружность, приличную человеку благонравному, и ни глазами, ни бровями, ни языком, ни походкою не показывай в себе следа такой болезни.

Для многих первоначальные успехи были виной несказанных зол; ибо, воздвигнув себе не по достоинству один или два победных памятника, когда самая дерзость подавала надежду, превознесшись неожиданной удачей и решившись на дела большей важности, подвергали крайней опасности и заслуженное первоначальной успешностью. Поэтому нужно рассуждать о себе в соответствии с естеством человеческим и, как преуспевал, не терять из виду и горестного, помышлять о внезапных переменах, и не думать и не выражаться о себе сверх меры, так и погрешая, вразумлять человеческую немощь и не желать, чтобы все для вас, как для Бога, пребывало бессмертным.

Усиление грехов даже Божественное и бесстрастное естество как бы принуждает из естественной благости переходить в противоестественный гнев, Божию естеству не благоугодный, для нас же при всем этом полезный.

Уважив Божие долготерпение, держись добродетели. Ибо не до конца будет терпеть пренебрегаемый Судия, но наложит сильную руку. Почему наперед указывает и оправдывается, что на подлежащих ответственности произносится Им непогрешительный приговор. «Долго молчал Я, терпел, удерживался; теперь буду кричать, как рождающая, буду разрушать и поглощать всё» (Ис. 42:14); а этим как бы выражает: «Если образумитесь, Я наперед сказал, что будет. Если же станете упорствовать, то вина не на Мне; вы сами вынудили постигающее вас наказание».

Если и весьма теперь долготерпит Божий гнев, призывая к покаянию, то впоследствии без замедления строже накажет не уваживших столь великого человеколюбия. Поэтому многие здесь еще не избегли непреодолимой руки, но постигнуты были такими бедствиями, которые великостью своей затмили всякое плачевное представление, многие же, избежав по видимому здешних наказаний, горчайшие вкусили там, когда правдивый Суд отмерил им, сколько было должно.

Не обвиняй Божия правосудия в беззаботности, но удивись Его долготерпению, которое сейчас призывает к покаянию, и тем отнимает предлог к оправданию.

Частое прощение твоих прегрешений обучило тебя грешить непростительно. Поэтому, употребив узду воздержания, попытайся остановить себя в стремлении в бездну и сделай, чтобы лечение прощения стало не бесполезным, и чтобы не постигло наконец тебя Божественное правосудие, как неблагопризнательного и бесчувственного.

Не вопи на Божие долготерпение, по причине благоденствия нечестивых, которые, оскорбляя добродетель и увенчивая порок, даже превозносятся тем. Напротив того, удивляйся этому долготерпению, по причине безмерной благости призывающему их к покаянию, и молись, чтобы они пришли в себя, и ты избавился от соблазна, они — от наказания, а вера — от осмеяния. Если же, до конца будут они упоены изобилием, неистовствуя в безумии и бешенстве; из того, что потерпят там, познают, что лучше было бы вести себя целомудренно.

Если пренебрегаешь ты, несчастный, Божиим медлением и долготерпением, то устыдись хотя настоящего. Ибо многие, не имея в виду будущего, уклоняются того, что осмеивается здесь. Если же пренебрегаешь тем и другим, то здесь возбудишь смех, а там — плач.

Поскольку Божественный Промысл щадит согрешающих больше, чем сколько видит их щадящими себя самих, то потому, водясь долготерпением, взывает царственной и человеколюбивой проповедью: «Покайтесь, ибо приблизилось Царствие Небесное (Мф. 3:2). Но если согрешающие, ни во что не ставя это увещание, признают долготерпение небрежением, то, может быть, и сейчас, без сомнения же, когда настанет время суда, не пощадит уже не удостоивших пощады себя самих, но подвергнет самым жестоким наказаниям пренебрегших долготерпение.

Всего несообразнее с разумом терпение Божие, принимающее к покаянию, обращать в напутствие к большим грехам. Если же потому, что не понесли еще наказания, надеетесь, что и не будете наказаны, то вполне знайте, что Божество как человеколюбиво, так нелживо и всемогуще. Оно оказывает человеколюбие, и первые грехопадения оставляет ненаказанными, давая время к исправлению, однако же, если прегрешения более и более усиливаются, взыскивает за них напоследок, и подвергает наказанию за все в совокупности.

Божие долготерпение да не побуждает тебя к пороку, но да призывает к добродетели. Ибо ни с чем не сообразно терпеть вред от блага, а такое долготерпение есть благо же; оно порождает милость кающимся, и суд нераскаянным.

Не чистотою только тела... но и невозмущаемостью духа определяет девство богомудрый Павел.

Девство божественно и преестественно, законный брак честен, а блуд беззаконен; потому первое достойно небес, второе — земли, а третье — ада; первому уготован венец, второму — соразмерная похвала, а третьему — наказание.

Сказанное о девстве: «Не все вмещают слово сие, но кому дано» (Мф. 19:11), сказано не в том смысле, что это дается по какому-то жребию, в таком случае Бог не назначил бы им в награду Небесного Царства. Напротив, этим показывается, что, во-первых, подвизающиеся этим вышеестественным подвигом имеют нужду в Божией помощи; во-вторых, этот совет сходит с неба не как закон, но предлагается в виде совета; в-третьих, девство дается тем, которые победили невоздержание, призывают содействие свыше, хранят себя постами и бдениями, а не предаются зверю нерадением и роскошью. Если бы давалось оно по жребию, то излишней была бы награда. Не по милости оно дано, но желающим принять; а кто не хочет, тем и не будет дано.

Дела не требуют слов, потому что и сами собою видимы. Нужно же более, чтобы слова стали делами, а именно слова отличающиеся степенностью. Поэтому, если угодно тебе сделаться славным в том и другом, то и поступай так, чтобы дело служило вместо слова, и говори так, чтобы слово было вместо дела.

Никто не сподобится небесной радости, не отличаясь признаками добродетели. Поскольку некоторые, хвалясь ею на словах, в действительности делают достойное не торжества, но наказания, то явно, что у них одно на языке, но другое на сердце. Не подражать им следует, но горько о них плакать.

Как скоро поток греха остановится в стремлении к погибели, <тогда> примет свое начало движение к добродетели. Как на поприще только прекращение движения делает возможным движение обратное, а пока не остановишься, не можешь обратиться в противную сторону: так и порок, если не остановишь его, не даст места добродетели.

...Добродетель и оскорбляемую лобзаю и люблю, а порок и венчаемый признаю гнусным, и ненавижу.

Искренние любители добродетели и, живя в теле, исправляют города, и, сложив с себя тело, оставляют по себе жало любви, потому что гробы их подлинно славны, и род их почтен, и память их вечно продолжается. Да и справедливо, потому что приобрели они добродетель, к которой не может прикоснуться кончина.

Те, которые изощряют душу в добродетели, как природные некие облики Божественного любомудрия, по необходимости пребывают в союзе с телом и, довольствуясь самым нужным, ненавидя же возмущающую сердце любостяжательность, как источник всякого порока, избавляют себя от тьмочисленных зол.

Добродетель... есть достояние божественное, богоугодное, блаженное, бессмертное, непрепобеждаемое забвением. Ибо славна у людей и приснопамятна у Бога...

...Душа, если оградит себя всеми добродетелями, и осенит <себя> Божественным содействием, достигает того, что все ухищрения осаждающих ее оканчиваются для них стыдом и смехом.

Знай, что в трудах добродетели пребывать постоянно от первого возраста до кончины невозможно, если ожидание наград не будет проливаемых потов растворять понемногу, и беспечально, легко, некоторым образом с веселием, отсылать к скорому окончанию подвигов. Потому, если увидишь человека, который избегает трудов добродетели — этих приятнейших услаждений для здравомыслящих, то знай, что для него не цветет благая надежда.

Чти добродетель, а не счастью услуживай. Ибо добродетель достояние бессмертное, а счастье легко рушится.

Слепотствует лик добродетелей, если не руководствует им правое учение. Не действенно и правое руководственное учение, если нет при сем лика добродетелей. Если же учение, стоя во главе, предводительствует, а добродетели сопровождают, то лик сей во всяком случае будет увенчан, как совершивший подвиг законно.

Обетовавший венец упражняющемуся в добродетели два дает дара: один — самое дело, а другой — награду за дело. Ибо самый подвиг, как он ни труден, кажется мне даром, не меньшим награды за подвиг, если только как добродетель служит основанием венцу, так и венец дается не без добродетели.

...Если есть в нас какое-либо назнаменование добродетели, какой-либо признак честности, какой-либо знак трезвенности и осторожности, то должны мы так думать и быть уверенными, что это Божий дар, и Богу воздавать достойную хвалу.

Не думай подвигами в добродетели отразить клеветы. На добродетельных наипаче злоумышляют люди, не заслужившие чести, потому что не упражняются в  добродетели, но завидуют почитаемым за добродетель. Потому лучше, подвизаясь мужественно, переносить злонравие завистливых, нежели, избегая зависти, отказываться от добродетели.

Одно только богатство добродетелей безопасно сохранит при себе приобретший его.

Бегите же вослед добродетели, она сильна на то, чтобы держащихся ее умудрить и соблюсти в приличном состоянии. Она часто и в глазах, которые смотрят как-то кротко и тихо, показывает, что внутри есть ум, исполненный смиренномудрия.

У добродетели есть чистое, прославляемое и нескончаемое веселие, порождаемое доброй совестью, взращиваемое премирными венцами, питаемое упованием будущих благ. Но есть у нее и труды, и бдения, и подвиги, при которых возможно преспеяние, потому что ленивый и сонливый не воздвигает победного памятника, воздвигает же тот, кто славно боролся.

Поняв всю многопревратную и изменчивую неверность здешних дел, старайся приобрести себе известность добрыми более делами, за которые и здесь готова тебе похвала, и будущие награды не погибнут.

Ничто не равно добродетели, не потому только, что она несравнимым превосходством превышает все прочее, но и потому, что и неправильное делает правильным, и неравное уравнивает. Ибо и в нищете не унижается, но и в рабстве не терпит служений несвободных, и в бесславии не скрывается, но и в богатстве не гордится, и в начальстве не превозносится, а, на все это налагая свое умение, подчиняет это правилу и приводит в стройность, не сама следует тому или другому, но все заставляет последовать своему искусству.

Подвижник добродетели в самом подвиге обучается добродетели, и дознает некоторым образом, что она всего полезнее, всего благоприличнее, всего более охраняет нас, и узаконена на пользу.

Когда воздержишься от порока, тогда вправе будешь думать и о добродетели. Ибо, если уберешь с себя порок, то можно будет подумать и о том, за какой вид добродетели взяться тебе. А прежде чем правильно положено начало и основание, излишним считаю рассуждать об окончании и кровле.

Как светильник, показавшись в безлунную ночь, сам собою обращает к себе взоры, так и добродетель, против воли обладающих ею, обыкновенно озаряет всех.

Добродетель имеет не только награду, но и венец, и громкую славу. Но несправедливо поступишь, доведываясь о каждом ее виде, есть ли за это награда. Ибо большая будет награда тому, кто делает не из награды. Если ты в подлинном смысле будешь любителем добродетели, то узнаешь, что и без воздаяния добродетель сама по себе есть награда, венец и украшение, имея воздаяние в себе самой. Но поскольку, как настоящий наемник, тщательно допытываешься о награде, то в слышащих это возбуждаешь подозрение, что, говоря предположительно, если бы не было награды, ты не стал бы упражняться и в добродетели. Впрочем, как бы ты ни думал, только упражняйся в добродетели, которая любителей своих делает славными здесь, и еще славнейшими там.

Возлюбите добродетель, которая удобно приведет вас и к Божественной вере.

Кому известны дела блистательнейшие дел добродетели, которая своим любомудрием и неправильности делает правильными, в неравных обстоятельствах сохраняет одинаковый образ мыслей, повсюду уготовляет себе громкую славу, падших в бедствия утешает, возгордившихся в благоденствии уцеломудривает? Поэтому к ней устремляй взор души своей, в ее красоту всматривайся, чтобы, когда сделаешься пламенным ее любителем, все тебя хвалили и провозглашали.

Кто возлюбил добродетель в старости, тот все остальное время тратит на то, чтобы прийти в возможность загладить грехи свои в первом, втором и третьем возрасте, и все старание его истощается на это. Но и в таком случае часто недостает ему времени. Если падения его были неизвинительны и велики, то отходит к нелицеприятному Судье, нося на себе остатки язв. А кто с юного возраста охватил добродетель, тот не тратит на это времени, и не сидит как бы в больнице, врачуя с трудом исцелимые раны. Напротив того, с вступлением в жизнь получает славные награды. Он с самого начала пути восхищается победными памятниками и провозглашениями, и присоединяет победы к победам.

Хорошо делать добро друзьям; лучше — всем нуждающимся; всего же лучше — даже врагам. Первое исполняют и мытари и язычники; второе — повинующиеся Божественному закону; а третье — ведущие образ жизни, приличный небу.

Любители добродетели всего выше. И поставили себя выше не только малодушия, но и страхов, и опасностей, и всякой превратности, не в том смысле, что не терпят этого, но в том, что таковая жизнь божественна, что пренебрегают встречающиеся с ними бедствия.

Всякое дело бывает отлично хорошо при заботливом ухаживании, а без заботливости скоро пропадает, особенно же добродетель требует, чтобы услуживали ей ежедневным в ней упражнением, а без возделывания теряет листья, и губит плод.