Когда воздержишься от порока, тогда вправе будешь думать и о добродетели. Ибо, если уберешь с себя порок, то можно будет подумать и о том, за какой вид добродетели взяться тебе. А прежде чем правильно положено начало и основание, излишним считаю рассуждать об окончании и кровле.

Как светильник, показавшись в безлунную ночь, сам собою обращает к себе взоры, так и добродетель, против воли обладающих ею, обыкновенно озаряет всех.

Добродетель имеет не только награду, но и венец, и громкую славу. Но несправедливо поступишь, доведываясь о каждом ее виде, есть ли за это награда. Ибо большая будет награда тому, кто делает не из награды. Если ты в подлинном смысле будешь любителем добродетели, то узнаешь, что и без воздаяния добродетель сама по себе есть награда, венец и украшение, имея воздаяние в себе самой. Но поскольку, как настоящий наемник, тщательно допытываешься о награде, то в слышащих это возбуждаешь подозрение, что, говоря предположительно, если бы не было награды, ты не стал бы упражняться и в добродетели. Впрочем, как бы ты ни думал, только упражняйся в добродетели, которая любителей своих делает славными здесь, и еще славнейшими там.

Возлюбите добродетель, которая удобно приведет вас и к Божественной вере.

Кому известны дела блистательнейшие дел добродетели, которая своим любомудрием и неправильности делает правильными, в неравных обстоятельствах сохраняет одинаковый образ мыслей, повсюду уготовляет себе громкую славу, падших в бедствия утешает, возгордившихся в благоденствии уцеломудривает? Поэтому к ней устремляй взор души своей, в ее красоту всматривайся, чтобы, когда сделаешься пламенным ее любителем, все тебя хвалили и провозглашали.

Кто возлюбил добродетель в старости, тот все остальное время тратит на то, чтобы прийти в возможность загладить грехи свои в первом, втором и третьем возрасте, и все старание его истощается на это. Но и в таком случае часто недостает ему времени. Если падения его были неизвинительны и велики, то отходит к нелицеприятному Судье, нося на себе остатки язв. А кто с юного возраста охватил добродетель, тот не тратит на это времени, и не сидит как бы в больнице, врачуя с трудом исцелимые раны. Напротив того, с вступлением в жизнь получает славные награды. Он с самого начала пути восхищается победными памятниками и провозглашениями, и присоединяет победы к победам.

Ищи добродетели, избавляющей от всего худого. Если она требует потов и трудов, то не избегай ее за это, но возлюби еще более, рассуждая, что и во всем прочем приобретенное потом и трудами, даже и малое что-либо, желаемо; а доставшееся само собою, даже великое что-нибудь, пренебрегается.

Не нужно дивиться, если лукавые ведут борьбу с добрыми. Напротив того, было бы удивительно, если бы  дело шло иначе. Ибо, хотя кажется это крайне несообразным, и словом неизобразимо, и на деле несносно, однако же бывает не без причины. Тьма противится свету. Грабители погасив светильники, обращаются к грабежу. И лукавые, нрав добрых почитая обличением своей жизни, стараются искоренить их.

Иди средним путем добродетели; потому что излишества и недостатки, отводя от пути прямого, оканчиваются пороками.

Из награды делающие, что должно, ниже благоискусных в добре по любви к нему, но лучше делающих это по страху, а не по любви, и лучше в большей мере, чем в какой сами уступают над собою победу упражняющимся в добродетели по любви к ней.

Имеющим у себя сокровище добродетелей гораздо более прилично бодрствовать, чем не приобретшим ничего хорошего. У одних есть, а у других нет, что и стеречь. И не столько печалит неприобретение чего-либо, сколько лишение того, что было в руках.

Если упражняющимся в добродетели можно с дерзновением и теперь проводить жизнь, и после здешней жизни предстать Божию судилищу, то возлюбивших порок и теперь преследует, и там преследовать будет стыд. Поэтому ухватимся за добродетель и стремительно убежим порока.

Кто заботится о живущих с ним, трудится для них, и как увеселяется их благоденствием, так печалится затруднительными их обстоятельствами, тот сильный ловец дружбы.

Как, если кто, взяв меч, ходит по дорогам, намереваясь кого-нибудь убить, но, не нашедши его, возвращается, не исполнив намерения, то не избегает приговора, что он — убийца, потому что признается таким по намерению, а не по совершению дела, так и женщина, которая очень наряжается и ходит по торгу или выглядывает в окно для того, чтобы уловлять юношей, хотя и не успеет уловить, осуждается, как уловившая, потому что со своей стороны сделала она все, и яд растворила, и силок поставила, и сеть раскинула со всем усердием. А если и мужчина для той же цели будет наряжаться изысканнее, чем свойственно мужчине, то и он подпадет неминуемому осуждению, хотя и не найдется пожелавшей вкусить приготовленного пития. Но если женщина идет степенно, целомудренно, честно, а кто-нибудь, увидев ее, уязвится, вина не на той, на которую смотрят, но на уязвившемся.

Женская ласка, по моему мнению, могущественнее страха, обольщающая убранством и слагающая с себя одежду сластолюбия, женщина — этот оратор сильный в очаровании невнимательных, это давнее оружие диавола, которым он низложил многих мужественных.

Если можно, надлежит избегать всяких собеседований с женщинами, как располагающих к какой-то изнеженности. Если же, по требованию обстоятельств, или по делам о снабжении нищих, это невозможно, то надобно говорить с ними, смотря вниз; потому что во многих, или и во всех, побежденных красотою женскою, «смерть входит в наши окна» (Иер. 9:21), преодолевшая даже великого пророка и царя, когда посмотрел он на этот смертоносный водоем.

Вечной жизни предоставлено то, чтобы слава была наивеличайшая, с великим преизбытком превосходила и слово, и разум, и настоящее состояние.

...В будущем веке... не все насладятся одними и теми же благами, так как и несправедливо было бы, чтобы сделавшим неравное воздано было равным.

Не пышность, не гордость, не суетная слава вводят в высшую светлость, но добрый нрав, досточестная жизнь, невыказывающее себя общение с нуждающимися, потому что здешними похвалами уничтожается вознаграждение за благотворение. Но кто ищет будущей награды, тот и сейчас принимает начатки, и там приобретает богатую награду.

...Или перестань вести жизнь любомятежную, или знай, что и здесь подлежишь Божиим казням, и там не избавишься от наказания.

Заботься о том, что бессмертно, о том же, чего вскоре не будет, не прилагай заботы. Здешнее, добро ли оно или худо, имеет конец, и притом скорый, а тамошнее и предела не знает и конец ему неизвестен.

Кто занят житейским, тот не представит себе ничего небесного, ничего ангельского.

Сказанное в законе не просто, но имеет двоякий смысл, прикровенный для людей грубых и открытый для людей ума тонкого.

Если заботишься о телесном здоровье, то уважай довольство малым, потому что от последнего происходит первое. Если же роскошью доводишь тело до того, что оно тучнеет и скачет, то, сам того не примечая, не только вооружаешь его против души и делаешь необузданным, но еще приготовляешь в нем корень и источник неисцельных болезней.

Скудость во всем называют матерью здравия.

Если наблюдаешь пост в яствах, то для чего же допускаешь мясоястие в злословии? Ибо лучше пресыщаться яствами, нежели сквернить себя злословием. А если от яств воздерживаешься, а сквернишь себя злословием, то уподобляешься человеку, который недолго молится, а большую часть времени богохульствует.

...Кто незаконно отверзает уста, заключенные Божественными уставами, тот, как видится, отверзает их сам на себя...

Не унывай духом, если ты почувствуешь, что острейшие изощренных копий языки уготованы на тебя, но ожидай, что через это-то наипаче будешь ты знаменит.

Хотя любителям добродетели не иметь врагов почитаю делом невозможным, однако же и вражду можно им обращать на добро. Если любомудрые не падают, то делают тем пользу себе, а врагам обращается это в наказание. Но если падают, то пользуются от врагов; потому что нередко постигшее человека злословие исцеляет душевную болезнь, которой он не знал или о которой нерадел. И благоискусным нужны или искренние друзья, или пламенеющие злобой враги. Одни советами, а другие злоречием предотвращают падения. А как дружба сейчас для свободного слова безгласна, на лесть и приветы она говорлива и громогласна, а на совет и выговор нет у нее голоса, то от врагов должно выслушивать истину и исправляться.

Как грамматики и софисты, взяв детей к себе, говорящих нечисто, отпускают от себя говорящими чисто, не языки у них переделывая <что невозможно>, но влагая в них искусство, и душ не переменяя, а изгоняя из них леность, так и Божественная мудрость, изгоняя порок и незнание, влагает разумение и знание.

Известно, что многое для нас темно и неуловимо человеческим рассуждением, но известно и то, что непостижимо для нашего разумения, к нашей же пользе, не способствует нашему спасению.

И для тех, которые полагают, что все ограничивается настоящею жизнью, как думаю, приличнее кончина жизни, чем жизнь невежественная. А если справедливо это в рассуждении их, то тем более в рассуждении нас, которые имеем цель в вечности и обязаны ежедневно изощрять разум Божественными словами.

Изучивший многие знания и искусства, хотя бы он был даровитее всех людей, не приобретает, без сомнения, глубоких сведений в каждом, потому что время, какое должно употребить на упражнение в первом искусстве и на изучение того, тратится на изучение другого искусства. Напротив того, хотя преимуществует знанием многих искусств, но не преимуществует перед каждым из обучившихся до совершенства одному искусству. Поэтому и ты не желай знать все. Ибо следствием этого будет то, что не приобретешь точного сведения о каждом предмете. Но имея в виду одну цель, туда напрягай взор понимания. В таком случае овладеешь делом.

Самое Божественное познание — доблестные дела.

Страстный любитель зрелищ делается неистовым в плотской любви. Потому бегай первого, чтобы не произошло с тобою последнего. Лучше не давать укорениться болезни, чем исторгать из себя укоренившуюся, что для иных кажется трудно, а для иных и невозможно.

Не телу только надлежит быть неприкосновенным, но и взглядам очей девственными, отсюда и название: зеница ока по-гречески, что значит дева, и не должно допускать, чтобы очи бесстыдно и невоздержно услаждались чужими красотами, чтобы зрение не могло руководить их и к делу.

Похотливому взору, услаждающемуся чужою красотою, Спаситель справедливо угрожал наказанием, избавляя нас от самых дел и от великого затруднения, чтобы красота, вторгшись посредством глаз, не поработила ума и, заняв в душе существенные ее части, не убедила помыслы уступить место страсти, по возобладании которой зло делается трудно излечимым, чтобы не сказать, неисцельным. Потому берегись, чтобы самоуправная страсть сластолюбия, овладев душою, излечения ее не сделала, если не вовсе невозможным, то затруднительным.

...Избавление от нужд, хотя они сами по себе кажутся иным безвыходными, достигается в трудных обстоятельствах — мужеством, а в благоуспешных <потому что сие нередко посылается для испытания> — великодушием.

Сострадательностью и кротостью старайся облегчать бедствия впадших в искушения, кротким словом усиленно приводя их в благодушие и исторгая корень уныния. Ибо если узнают от тебя, что искушения хотя и посланы были на них справедливо, но сделают облегчение падений, и хотя попущены на не сделавших ничего плохого, но доставят им венцы, — не только не дадут в себе место унынию, но еще исполнятся радости.

Стой непоколебимо, и настигшие тебя искушения останутся бездейственными, а замышляемые исчезнут прежде, чем испытаешь их; потому что непреклонность духа делает ухищрения неисполнимыми.

Не впадать в искушение, может быть, и невозможно, не быть же побежденным — возможно. Поэтому, как многие из людей, будучи погружены в невежество, в бедах бывают безутешны сердцем, так управляемые целомудренным помыслом отражают от себя беды не только тем, что переносят их мужественно, но и тем, что помышляют о венцах.

Хотя искушение кажется нескончаемым, надобно полагать ему конец; мудростью и добродетелью, а не отчаянием... прекращает его человек... когда привыкает мужественно переносить встретившееся. Ибо если дело это и тяжело, то добродетельный облегчает тяжесть благоразумием, умея равнодушно переносить скорби.

Мы, если впадем в искушения, не будем роптать на Божие долготерпение, но Его более держаться, как обретающего исходы в самой неисходности и удобные средства при всей затруднительности.

...Как нехорошо тревожить слух мужей досточестных, так весьма полезно вразумлять небоязненно делающих, что делать непозволительно. Ибо великим недостатком в мужестве будет — намеревающемуся искоренить какое-либо зло не решиться даже вымолвить слово, как будто молчание само собою может уврачевать зло.

Более приятным и желательным почитаю быть побежденным, чтя истину, нежели, солгав, победить; потому что, когда храню истину, если почтут меня и побежденным, я победил, а когда одержу верх обманом, если почтут меня и победившим, я побежден.

Кто вначале отпал от истины, тот, без сомнения, совратится с предположенного пути и придет к срамному концу.

Премудро, что истинно, когда это просто и кратко, а ложь ужасна, хотя по видимому прикрашена силою речи и красными словами.

Истине не делай насилия спорными изречениями и не оскорбляй ее, софистическим искусство, омрачая точное знание; но признавая, что все ниже истины, произноси о ней искренний и неподкупный приговор.

Похвал достоин не тот, кто истину преодолевает искусством, но кто безыскусственно выражает ее. Поэтому, отложив в сторону силу в слове, держись истины и, ее имея в виду, сообразуй с нею жизнь свою. Ибо, хотя возможешь вводить в заблуждение людей, но и от них всего чаще будешь обличаем, однако же не обманешь не дающегося в обман Судию.

...Не обещать дара Богу — безбедное дело, а дать обет и отказаться от исполнения — достойно осуждения.