Исидор Пелусиот

Единомыслие есть начало и основание всех благ для человека, и надлежит никому не подавать повода к брани и ссоре. Но если где увидишь, что нанесен вред благочестию или обижены немощные, не предпочитай мира истине, напротив того, стань мужественно, до крови против греха неся подвиг.

Любовь плотская, как пресмыкающаяся по земле, поскольку устанавливается между телами скорогибнущими, и сама гибнет, течет, увядает, наподобие цветов. Ведь и огонь не продолжает гореть после истребления вещества, давшего пищу пламени, но с ним вместе исчезает; и привязанность не сохраняется при оскудении того, что воспламеняло ее.

...Сущий воистину Богом, соделался воистину Человеком из двух естеств, Единый Божий Сын, не изменивший того, чем был, когда стал тем, что — мы.

...Ложесна, породившие Господа нашего Иисуса Христа, отверз, прошедши чрез них, Сам <Бог Слово>, зачатый бессеменно, и потом оставил их запечатанными, Сей истинно сделавшийся человеком и истинно Сущий Бог, Единый в обоих естествах, Достопоклоняемый.

Приходит на землю Тот, Кто и в естество вложил семена добродетели, и научал законом, и проповедовал через пророков. Поэтому с пришествием Небесного Царя необходимо стало, чтобы узаконены были догматы, приличные Небу, и в Священных Евангелиях, как бы в Царских постановлениях, предписан был образ жизни, соответственный и угодный более Ангелам, чем людям.

Пришествие Сына Божия во плоти, сделавшееся целебным для грехов человеческих, устрашило всех: и людей, и демонов, одних уверив в пощаде их естества, как вступившего в единение с Богом, а других, принудив отказаться от злоумышления против этого естества, как сделавшегося, наконец, безгрешным.

Как рождение Господа было от девственного естества и все дело Воплощения совершилось без умаления чистоте, так и Воскресение было из запечатанного гроба, потому что и то и другое совершено вочеловечившимся Богом.

Если все имена, усвояемые Божественному и чистому естеству, превышают меру человечества, то всего приличнее для нас уподобляться Божеству в возможном и сообразном с нашею природою. Что же это такое? — Смиренномудрие.

Довременное, вечное, непосредственное, превосходящее всякое слово и всякий ум исхождение Христа от Отца Писания называют рождением, с намерением не страсть этим обозначить, но утвердить единосущие. Ибо рождаемое действительно единосущно с рождающим.

Надобно знать и веровать, что Бог есть, а не входить в пытливое исследование о том, что такое Бог. Потому, учение о сущности оставив как недоступное и вовсе неуловимое, превышающее всякое исследование, упорядочим жизнь свою и нрав свой как несомненно обязанные дать в этом отчет.

Потому что Бог наш есть огнь поядающий (Евр. 12:29), то по чистоте своей созерцающие Бога справедливо называются углием, как воспламеняемые единением с Богом и оказывающиеся светилами в мире.

Признаю справедливым — слушателям, когда говорящий о предметах высоких не соответствует их  достоинству, не осуждать его бессилия, но удостаивать извинения, слагая вину на величие предмета.

Тому, кто касается предметов высоких и покушается истолковать смысл Священных Писаний, не только нужно иметь язык достойный и чистый, но и сердце благочестивое и благоговейное. Нужно следовать за Писаниями, а не указывать им путь и не по собственному произволу навязывать им смысл. Ибо осмеливающимся искажать и перетолковывать их угрожает великая опасность.

Если хочешь уподобиться Христу, то прощай падшим грехи великие, потому что на малые и как бы общие не обращают многие и внимания, и прощают их по одной просьбе, а грехи тяжкие отпускаются только теми, у которых высока совесть пред Богом.

Как дети, обучающиеся первым начаткам письменности, внимательно смотрят, как наставник водит писалом, охотно и с послушанием принимая сделанные им начертания, так и изучающие божественное должны следовать за учителями с детскою простотою и неколеблющимся согласием, ибо, говорит Господь, утаено это от премудрых и разумных и открыто младенцам (Мф. 11:25).

Божественное Писание ты должен толковать только со знанием дела и разумно исследовав силу его. Но не отваживайся касаться неприкосновенных и непостижимых тайн недостойными руками. Ибо дерзостный Озия, осмелившись возложить руку на неприкосновенное, извергнут из святилища.

Если чрез меру дерзки пытливо доведывающиеся о путях, т. е. о Домостроительствах Божиих, то не простираются ли за пределы великой дерзости скверным языком своим ведущие слово о Самом Боге, особенно когда допытываются, что такое Бог?

Глаз не может пристально смотреть на солнечный круг, а если и смотрит, то напрасно утруждает себя; и нечистый ум не в состоянии на пользу себе уловить что-нибудь святое.

Если Бог всегда одинаков, и никогда ничего не приобретает, то всегда Он — Отец. А если всегда Отец, то всегда имел и Сына. Следовательно, Сын совечен Отцу.

Оскверненному не нужно отверзать уст, не говорю о догматах, но даже и о чем-либо ином, пока не очистит себя искренним покаянием. Ибо, если грешнику сказал Бог: «что ты проповедуешь уставы Мои» (Пс. 49:16), то тем более заградил Он уста тому, кто, находясь в таком состоянии, усиливается входить в исследование догматов, потому что догматы столько же выше оправданий, сколько небо выше земли и душа — тела. Итак, будучи побеждаем другими в жизни, перестань состязаться о догматах, чтобы не нанести поражения и догмату, потому что многие имеют обычай по мнению о том, кто говорит, делать заключение и о том, что он говорит.

Часто дивился я тем, которые ни во что не ставят веру и доблестное житие, входят же в пытливые исследования и разыскания о том, чего и найти невозможно, и исследования о чем прогневляют Бога. Ибо когда усиливаемся познать то, что не угодно было Богу сделать доступным нашему ведению, тогда не познаем этого (ибо возможно ли это попреки Божией воле?), и останется одна только за это изыскание угрожающая нам опасность. Потому, оставив изыскание об этом, как сверхъестественное и нимало не доступное, и прибегнув в пристань правой веры и доблестного жития, здесь обретаем себе безопасность.

По таинственным уставам непристойно, лучше же сказать, безрассудно, проникать во святилища недостойным еще и преддверий.

О Божией сущности и о Божием величестве уму рассуждать следует боголепно и возвышенно, лучше же сказать — сверхъестественно; и неисследимое, невыразимое, если потребует нужда, выражать языком для слушающих благочестиво, с пользою и по мере возможности, утверждаясь в делах Промысла, и удостоверяясь в том, что Бог есть, а не в том, что Он такое, потому что первое познаваемо и уловимо, а второе непознаваемо и неисследимо.

Если пожелаешь с доброй мыслью и разумно читать Священное Писание, то будешь исполняться не только любви к Божественной мудрости, но и той преданности догматам, на которой основан подобный небесному образ жизни.

Осмелившиеся искажать или превратно истолковывать Божественные слова впали в грех, неискупимый никаким оправданием или извинением. Думая, что измыслили нечто более мудрое, они ввергли себя самих и поверивших им в пучину невежества. Извращая многие священные изречения, увлекая и насильно уводя слушателей к своей цели, они отступили от воли Законодателя.

Кто намеревается вести слово о Боге, тому надлежит просиять общежительными добродетелями; а любителю порока непозволительно даже и язык подвигнуть о Божиих оправданиях и о Боге, потому что оскорбительно для Божественных законов, когда произносятся языком оскверненным.

Непозволительно как неосвященным слышать священное, так оскверненным проникать взором в святилище: закон этого не дозволяет, лучше же сказать, это запрещает Божественное слово, определенно возглашая: «Не давайте святыни псам» (Мф. 7:6). Почему, хотя имею что сказать, но не могу говорить об этом вам, а лучше посоветую воздержаться от порока и придерживаться добродетели.

...Богу не угодны жертвы от неправды, и не приемлет Он даров незаконных. Не всякий, кто бы ни захотел, делает благотворение, но только тот, кто достойно Бога и приобрел, и обещал жертву.

Если кто-нибудь скажет: «Намереваюсь нечто пожертвовать», — благоискусные иереи повелевают отдать это нищим; если же жертвующий предупредил, и уже сделал пожертвование, не только не делают ему выговора, но и с кротостью приемлют не как предпочитающие одно другому, потому что и Христос пришел не для того, чтобы наполнить церкви серебром и золотом, но чтобы не привести в колебание пожертвовавшего.

Ты не смущайся, если, изобилуя душевными благами, бываешь смиряем телесными немощами; но представляй, что это или принесет тебе венцы, или сократит твое самомнение.

Большое употребление вина всего скорее производит упадок и в наружном виде, и в самой действительности, помрачает паче ум и обременяет тело... умеренность — матерь здравия и виновница трезвенности.

Вино, если пьешь вовремя и в меру, как почтенное тобою, делается причиною веселия, а если упьешься им, мстит за оскорбление и подвергает наказанию оскорбивших, готовя им осмеяние, стыд, поругание и раны.

Пьянство... служит причиною стольких зол, что Слышатель неизреченных глаголов в раю поставляет его вне Царствия Божия. Потому не будем пренебрегать этой великой болезни, как малого недуга.

«Вино веселит сердце человека» (Пс. 103:15), употребляемое умеренно в потребность телу, употребляемое же сверх потребности называется блудным, укоризненным и непотребным. Ибо невинно вино, укоризненно же пьянство; «не упивайтесь вином, от которого бывает распутство» (Еф. 5:18), говорит Божественное Писание. Да и сама природа, возмущаемая неумеренностью, делается учительницею доброго поведения.

Господь, носимый еще в матерней утробе, включен в народную перепись и заплатил кинсон кесарю, узаконяя нам быть покорными власти, когда нимало не вредит сие благочестию. Посему будем и мы подражать тому, чему научил нас Сам Бог наш, обнищавший по Домостроительству, и не станем под предлогом нашей нищеты отрекаться от подати.

...Надлежит всеми мерами уступать власти в том, в чем не терпят вреда ни благочестие, ни добродетель; а, напротив того, делаются от скромности их чтителей более царственными и достославными.

Начальственная власть, если не срастворяется кротостью и не цветет в ней Богу служащая снисходительность, есть паче безрассудство и жестокость. Если же соединена с кротостью, а кротостью правит справедливость, то она — и правота, и благость, и путь правосудия, и тишина в делах.

Законную власть не обращай в варварство бесчинными нравами, но украшай приличными ей делами: с унывающими духом обходись кротко, низших уравнивай с высшими; и тогда возжжешь светлый пламенник правосудия, потому что справедливость служит поджогою светильнику доброго правления.

...Каждый получит мзду свою по мере труда своего, а не по следствиям труда. Содержа это в мыслях, наставники и ученики да стремятся к добродетели, не давая места никакой отговорке.

Дела большею частью оцениваются по начинаниям, а не по совершению; и венец сплетается за решимость, а не за конец дела.

Если преуспевала одна душа, то пусть она одна и будет увенчана. Если же и тело разделяло с нею подвиги, то с ним да будет и увенчана. Это и справедливо, и основательно, и разумно, и весьма прилично.

Думаю, что дарования даются не просто, но по мере предуготовления разума в принимающих.

Если и нам желательно, чтобы провозгласили нас победителями и увенчали, то принесем в жертву самих себя; никакая смертная и житейская страсть да не найдет в нас места, но, расставшись со всем, будем говорить и делать только достойное небес.

Любителю добродетели надлежит отказываться от всего излишнего, ибо не в пище только, но и в одежде, и в месте жительства, и в домашней утвари, и в ином подобном попечении надобно уважать необходимую потребность и не нарушать довольства малым. Что пользы, если постишься, но копишь деньги; или не копишь, но ищешь помещения, которое  превышало бы потребность? Что приобретешь, если пользуешься скромным жилищем, но украшаешься изысканной одеждой?

Умеренное содержание и душе приносит пользу, и тело делает здоровым; а содержание роскошное вредит и душе, и телу, не давая места в одной — благоразумию, а в другом — здоровью. И первое усмиряет даже врожденные пожелания, а последнее возбуждает желания противоестественные.

...Чтобы не взыграть нам невоздержанием, которое подвергает нас опасности забыть Бога, обуздаем виновницу всего этого — пресыщение, тщательно наблюдая, чтобы вкушать только по необходимости и в меру – и не усилится брань чревоугодного упоения.

Кто избрал для себя самую воздержную и довольствующуюся малым жизнь, тот славен и велик душою, но недорог в жизни.

...Хотя умерщвление неприятелей на войнах кажется делом законным и победителям воздвигаются памятники, возвещающие их заслуги, однако же если разобрать тесное сродство между всеми людьми, то и оно не невинно; потому Моисей предписал и убившему человека на войне пользоваться очищениями и кроплениями.

Если Бог и из несуществующего силен привести в бытие все, что Ему угодно, то тем более из приведенного в бытие может обновить существовавшие уже и в землю обратившиеся тела. А что Воскресение будет, и как оно будет, этому научит тебя и тайна посеваемого, и возбуждение всех растений, умирающих зимою и оживающих летом.

Поскольку как скоро раздражение порвет бразды возницы — рассудка, мысль уносит часто человека за пределы естества, то апостол Павел, помыслив в такой беде, не только самое лучшее, но и скоро действующее, лечение, сказал: «солнце да не зайдет во гневе вашем» (Еф. 4:26), т. е. прежде, чем это солнце придет на запад, познайте свое естество, угасите раздражение, успокойте мысль, возлюбите родство, преобладающее и над зверями, чтобы настоящая ночь не сделала страсть неизлечимою. Ибо дьявол, найдя тогда удобное время, сильнее раскалит случившееся, подстрекнет на отомщение, поощрит на вражду, побудит к жалобам, произведет злопамятство и породит из этого тысячи зол. Богомудрый же Павел, чтобы пресечь это, повелел как можно скорее примиряться; почему и присоединил: «да не дадите места дьяволу» (Еф. 4:27), который и малое страдание незаметно обращает в великое, и удобоисцеляемое делает трудным к исцелению, или и неисцелимым.