Исидор Пелусиот

Тот, кто не способен говорить, но славен по жизни и отличается правдой и воздержанием, лучше живущего постыдно и в высшей степени сильного в слове.

Если возведенные в степень священного служения, даже преуспевая едва могут принести пользу, потому что подначальные меньше замечают преуспевания их, как они ни велики, а лучше видят погрешности, как они ни малы, то живущие беспечно и нимало не помышляющие о подчиненных какому пороку не положат начало в тех, кто думает иметь оправдание собственных грехопадений в грехах начальствующих и безбоязненно пускается на всякое беззаконие? Поэтому имеющим священный сан надо быть особенно заботливыми, так как они обязаны дать отчет и за себя, и за подчиненных.

Не всякому человеку можно учить, потому что не все носят и царскую одежду. А если этим не пользуются все, особенно же бедные, которые оскорбили бы величество власти, приводя в уничижение то самое, чем показывалось ее преимущество, то удержись от речей неприличных Церкви, которые не доставляют пользы слушателям, но подвергают оскорблению нашу веру, и неприязненных нам еретиков, не против тебя и не к твоему склоняют обвинению, но возбуждают к поруганию благочестия, потому что не на твое невежество обращают они внимание, но смеются над его бессилием.

Если, исповедуя, что Бог есть, ты поступаешь, как мог бы поступить только думающий, что Бога нет, твое дело не обличает ли твоего слова, и твоя нравственность не опровергает ли утверждаемого тобой? Поэтому тем, что делаешь, исповедуй, что есть Бог, чтобы проповедовали это и слово твое, и нравственность твоя, и тогда слушатели поверят. Если же стоишь на слове, а не заботишься о том, что нужно делать, не соглашусь, что это слово будет в состоянии убедить слушателей.

Говорить должно о том, что достойно слышания, и слушающих поощряет к соблюдению правды и к целомудрию.

Не повелено же нам и бисер пометать пред свиниями, т. е. пред погрязшими в страстях и ведущими жизнь скотскую, да не поперут их ногами, лукавыми своими начинаниями, хуля имя Божие, и обратившись не растерзают вас (Мф. 7:6), ибо сообщение таковым тайн для небрежно сообщающих есть неисправимое растерзание.

Обычно больше пользы приносит жизнь без слов, чем слова без жизни. Ибо пример жизни помогает и молча, а пустые слова и взывая возбуждают неудовольствие. Но если будут соединены слово и жизнь – это станет образцом всякой мудрости.

Всякое слово, не подтверждаемое делом, не только кажется напрасным и пустым, но обращается в укоризну, особенно если произнесено проповедником. Чем с большей готовностью он пользуется им, тем более вызывает недоверия, даже насмешек. Поэтому нужно сперва делать, а потом говорить.

Кто при своем незнании берется учить, тот, будучи одержим крайним невежеством, не способен будет и учиться, потому что в нем не даст этому места мысль о своем знании.

«Как могут сохранить пастыри невредимым и здоровым Тело Христово, ведущее борьбу не с телами, но с невидимыми силами, если не будут иметь добродетель, значительно превосходящую человеческую, и знать всякое лечение, полезное для души?» (святитель Иоанн Златоуст). Наставники, старающиеся вести жизнь, достойную учителей, не только не должны заслужить упреки, но да украшаются божественными преимуществами. Ибо первое требуется от всякого, а последнее – от достигших верха добродетели, которые если и не говорят ничего, самим безмолвием, взывающим громче слова, наставляют учеников, не слух их услаждая, но просвещая души. Считающие, что от учителя не требуется ничего, кроме слов, только утруждают слух и достойны насмешки, а сияющие делами, хотя и несут подвиг в молчании, наставляют души.

У тебя есть собрание слов, услаждающих слух, но не питающих душу. А твое слово должно быть живо. Кто лишен такого слова, тот кимвал звучащий(1 Кор. 13:1). Потому, если присовокупишь и таковое, то будешь сладкозвучным органом, благоприятным и Богу, и людям.

У премудрости божественной речь идет наравне с землею, а мысль небошественна; у мудрости же внешней образ выражения блестящий, а дело пресмыкается по земле... Красноречие может быть орудием премирной мудрости, если будет ей служить, как тело душе или как лира играющему на лире, не внося от себя ничего нового, но истолковывая ее небошественные мысли. Если же извращает оно порядок и, когда должно быть в рабстве, почтет для себя возможным управлять, лучше же сказать, самовластвовать, то по справедливости будет осуждено на изгнание.

Достоин похвал не тот, кто искусством и силою слова затрудняет уразумение истины, но кто излагает ее безыскусственно.

Да не думают о себе иные из возведенных на учительскую кафедру, что они, как распоряжающиеся подвигом других, сами свободны от подвигов. Да не считают они достаточным для себя только провозглашать победивших. Они сами должны быть подвижниками, увенчанными за достоинство и всякую добродетель, и тогда пусть поощряют подвизающихся и провозглашают победивших.

Кажется, как говорят иные, чужими украшаешься ты трудами, от других собираешь плоды пота; но хотя они винят тебя в этом, а я с удовольствием хвалю тебя за это. Ибо гораздо лучше иметь во устах хотя бы и чужие писания, нежели быть праздным, лениться и празднословить.

Кто берется учить других, тому надо сперва сделать, потом говорить. А кто не делает, тот не вправе и говорить. Первый сопричтен будет к первоверховным, а второй не только понесет наказание, но и здесь возбудит смех, потому что сделается для слушателей предметом осмеяния. Поэтому надо или говорить, делая, или, не делая, хранить молчание и связывать язык уздой искренности, способной породить и раскаяние.

Что солнце во вселенной, то и глаз в теле; и как, если солнце по видимому угаснет, все придет в замешательство, так, если угаснет и глаз; и ноги, и руки, и все почти тело сделаются бесполезными. К чему же сказал я это? К тому, что учитель есть глаз в теле Церкви. Поэтому, если он светел, т. е. сияет лучами добродетелей, то будет светло и все тело, которым он правит и о котором проявляет  надлежащее попечение. А если он темен, т. е. делает достойное тьмы, то помрачится все почти тело; потому что, хотя иные из состоящих в чине членов и здравы и выполняют, что им следует, и нимало не терпят вреда от испорченности учителя, однако же не имеют столько же, как и он, силы, когда повреждение поедает главнейшие части тела, и порок поощряет и прочих соревновать наставнику, остающихся же здравыми осуждает, и всеми способами старается и их ввергнуть в ту же болезнь.

Священство есть божественное достояние, оно драгоценнее всякого имущества. Оскорбляют же его больше всех те, которые исполняют дело плохо и которых не надлежало бы вовсе посвящать, чтобы малосмысленные не осмеливались на самое священство обращать вины исполняющих его плохо. Ибо, оставив в стороне оскорбляющих его, обращаются с жалобами на священство, когда ему надлежало бы найти защиту себе как терпящему поругание от людей мерзких, которым непозволительно и касаться его. Ибо если в мирских начальственных должностях иное есть сама должность, а иное проходящий ее не как должно, и должность остается в своем чине и достоинстве, а поругавший ее несет крайнее наказание, — то по какой причине в священстве смешивают эти вещи, и грехи исполняющих это не как должно покушаются приписывать самому священству? Потому пусть умолкнут уничижающие священство за <недостойных>... и сами на себя не навлекают карающего меча; но их, если не соглашаются стать любомудрыми, да порицают как губителей, как врагов благочестия и добродетели, священство же прославят и увенчают как определяющее всякому, что кому следует. Ибо при его содействии и возрождаемся, и причащаемся Божественных Тайн, без которых невозможно стать причастными небесных наград, по неложным изречениям самой Истины, изрекающей в одном месте: если кто не родится водою и духом, не войдет в Царство Небесное (Ин. 3:5).

...Если ради Духа Божия получили власть <отпускать грехи>, то грехами своими удаляющие от себя Духа не имеют, конечно, этой власти; имеют же только знающие Духом Святым, кто достоин оставления и кто — осуждения.

Кто славен делами добродетели, тот является подлинным украшением Священства, а кто, не имея внутренних достоинств, прикрывается их внешним благолепием, величаясь только одним саном, тот по Суду Истины причисляется к поддельным людям.

Многобедственный из пророков Иеремия видел ореховый жезл — изображение священства, в котором видимое и наружное и, как сказал бы иной, первоначальное есть нечто вяжущее, суровое и имеющее вкус острый, а сокровенное и внутреннее постоянно, твердо и имеет силу укреплять. Потому и многотрудное в священстве надлежит переносить мужественно, и наград за это ожидать ревностно.

...Епископ должен быть украшен всеми добродетелями, и своими признавать чужие бедствия; не для себя, но для подчиненных живет он, и его жизнь испытуется тысячами глаз и языков.

Определяя путь к Священству, скажу, что принявший эту власть прежде чем понес на себе власть божественных законов, приступил к ней не ко благу подначальных. А кто упражнялся в роли подчиненного и оказался искусным в начальнических добродетелях, тот приступает к служению, имея самое высокое качество – опытность. Первый, принимаясь воспитывать других прежде, чем благоустроил себя, погрешает против Истины; а другой, прежде благоустроив себя и изведав дело на опыте, окажется способным благоустраивать других.

Бог возжигает светильник — иерея, и поставляет на свещнике — на светоносной его кафедре, чтобы, как молниями, озарял Церковь и догматами, и деяниями, свободными от всякой тьмы; а народы, видя лучи животворного светения, к ним направляли шествие и прославляли Отца светов.

Спрашивающим будем давать не околичные, косвенные и принужденные ответы, но прямые и свободные, потому что священные глаголы указуют ясные врачевства от всех грехов. Как врачи, предлагая больным одно лекарство за другим, не окажут им пользы, но сделают вред, так и неумеющие против каждого грехопадения употребить верных способов врачевания и во врачебном искусстве неопытные, увеличивают страдания, потому что, намереваясь быть премудрее Божиих словес и уча тому, что им представляется истинным не только себя самих, но и прибегавших к ним, как к пристани, обманывают ложною надеждою, ввергая их в море вопросов.

Не одно и то же – грешить мирянину и священнику; и это явствует из Закона, потому что за согрешившего иерея повелевается приносить такую же жертву, как и за весь народ (Лев. 4:3). Но если бы грех не был равносилен, Закон не поставил бы приносить равную жертву. Большим же делается грех не по естеству, а по достоинству совершающего. Ибо если падает тот, кто должен держать в порядке других, то это падение делается более важным из-за достоинства падшего.

Если возведенные на степень священного служения и преуспевая... едва могут оказать пользу <потому что успехи подчиненных, как они ни велики, усматривают медленнее, а погрешности, как они ни малы, видят скорее>, то живущие беспечно и нимало не промышляющие о подчиненных какому пороку не положат начала и тех, которые в грехах начальствующих думают иметь оправдание собственных грехопадений и небоязненно пускаются на всякое беззаконие? Потому имеющим священный сан надлежит наипаче быть заботливыми как обязанным дать отчет и за себя, и за подчиненных.

Оскорбить почтившего тебя Бога – страшнее всякого бедствия и наказания. Ибо не столько... будет мучения, сколько стыда за оскорбление Того, Кто тебя прославил... Поэтому принявшие Священство должны блюсти себя как храм и стать недоступными для всякой самовольной и низкой страсти.

...Епископ как образ Христов исполняет дело Христово и облачением своим показывает всем, что он уподобляется благому и великому Пастырю, будучи поставлен нести на себе немощи паствы.

Не жалуйтесь... на Божественный Промысл за то, что если не повелел, то и не воспрепятствовал священнодействовать <недостойному>; напротив того, подивитесь Его долготерпению, которое в скором последствии времени, если <он> не образумится, таким подвергнет его наказаниям, что жалующиеся ныне восхвалят нелицемерный приговор.

...Лучший способ учения не тот, чтобы сперва дозволить пороку овладеть человеком, впоследствии же употребить меры, как изгнать порок, но тот, чтобы первоначально и сделать, и устроить все то, от чего естество человеческое было бы недоступно пороку.

...Как ты, непотребный <священник>, освящаешь других? Как ты, нечистый, очищаешь? Как ты, раболепный, приуготовляешь сынов Божиих? Самому тебе должно очиститься и потом очищать; не святотатствовать и тогда уже стать священником.
...Перестань губить не свою только душу, но и многие другие, за которые умер Христос. Размысли, к чему клонится это зло, когда тех, кого искупил Христос, отдав за них не золото, но честную Кровь Свою, ты губишь своею жизнью?

...Тайноводствуемый в рассуждении спасительных залогов <крещаемый> не терпит вреда, если священник и нехорошей жизни, но сам он несомненно <надлежит быть твердо уверенным в этом> воспользуется этими божественными и превосходящими всякое слово благодеяниями, а священник даст страшный отчет в собственной своей жизни, и в такой же мере увеличится его наказание, в какой воздавалась ему честь. Ибо кто и почтенный священством не делается добрым, тот по справедливости достоин большего наказания. Потому никто из приемлющих на себя Божественное это тайнодействие, которое приявшим отверзает небеса, да не заботится о том, что терпит от сего вред в рассуждении залогов спасения; и когда сам впадет в грех, да не думает в жизни иерея найти для себя благовидное оправдание. Говорю же это не потому, что все иереи таковы, да не будет этого! Если на некоторых и падает этот упрек, то иные не подлежат ему. И если некоторые не оказали преспеяний, то не все же лишены их. Напротив того, желаю показать, что, хотя бы и все были таковы, просвещаемый не терпит ни малого вреда. А если ты почитаешь это за человеческие только рассуждения, то попытаюсь уверить тебя Божественным словом. Что было мерзостнее Валаама? Однако же язык его употреблен Богом для благословений. Что сквернее Каиафы? Однако же он пророчествовал, и благодать касалась языка, но не касалась сердца. Если же хочешь узнать нечто более необычайное, то при помощи ворона, птицы нечистой, питал Бог небошественного Илию. Потому не сомневайся, если и посредством некиих грешных иереев <ибо не надлежит, да это и несправедливо, обвинять всех> подаются Божественные и преестественные дарования.

Не всякому, кто бы то ни был, должно... желать себе епископства, а только тем, которые в жизни управляются Павловыми законами. Посему, если усматриваешь в себе оную строгость жития, с радостью приступай к восхождению на такую высоту. А если нет у тебя оной, пока не приобретешь, не касайся неприкосновенного; опасайся приближать вещество к истребляющему его огню.

Наставники, старающиеся вести жизнь, приличную учителям, не только да блюдут себя неподлежащими упрекам, но да украшаются и божественными преимуществами. Ибо первое требуется от всякого, а последнее — от достигших верха добродетели, которые, если и ничего не говорят, самим безмолвием, взывающим громче слова, образуют учеников, не слух их услаждая, но просвещая души. Полагающие, что от учителя не требуется ничего, кроме слов, утруждают слух и производят смех; а сияющие делами, хотя и в молчании подвизаются, назидают души взирающих.

...Надлежит вооружить язык не столько на обвинение <нечестивого>, сколько на плачевные и молитвенные о нем возглашения. Ибо обвиняемый, как вероятно, более возбуждается к пороку, а оплакиваемый, может быть, и одумается.

...Чем большей сподобились <недостойные священники> чести, тем большее понесут наказание за то, что не исправило их благодеяние...

Не одинаковое... понесем наказание, если согрешим прежде, чем сподобились Священства, и после того, как удостоились его. В последнем случае наказание будет гораздо более тяжким. Ибо те, которые, сподобившись такого сана, не сделались лучше, достойны более строгого наказания. Величие сана естественным образом делается причиной большего наказания.

Божественные постановления повелевают удостоившимся Священства быть в трудах и подвигах преимущественно перед всеми, чтобы подначальные, видя трудящимися тех, которые имеют право приказать, от стыда проявляли больше ревности к доблестной жизни. Обыкновенно же воздействует не столько слово, сколько нрав учащих.

...Невозможно тому овладеть страстями других, кто не преодолел собственных своих. Он делает то же, что и иной военачальник, у которого в собственном его городе междоусобная война, и он не в состоянии привести в согласие этот страждущий междоусобием и мятущийся город, но обещается преодолеть внешних врагов. Ему вправе иные сказать: «Не знаешь, может быть, безумный, что не столько губительны враги иноплеменные, сколько свои домашние. Поэтому надлежит прежде угасить войну внутреннюю и потом уже бороться с врагами внешними».

...Посвяти себя чтению Священного Писания, и оно тебя сделает иереем. Ибо если покоришься законам его, и то, что получил ты <священство> недолжным образом, вручено тебе будет как должно.

Делать и учить — всего превосходнее, а делать и не учить — недостаточно, потому что хромает на одну сторону. Для этого у человека есть и дар слова. Если бы делать значило учить, то не было бы сказано: кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном (Мф. 5:19). Ибо какую силу возымеет доблестная жизнь, когда предстоит спор о догматах, и защитник неправого учения неудержимо устремляется против догматов правых? А не делая, учить — это имеет, по-видимому, листья, но лишено плода, и не остается без осмеяния, посрамления и осуждения.

Не все люди одержимы одними и теми же болезнями, и не все уступают одному и тому же лечению; но как недугов много, они разнообразны и бывают всякого рода, так много должно быть и различных пособий.

Страшно и крайне страшно вступать ныне в священство. Одно из двух приключится с вступающим: или живя по древним и апостольским правилам, будет ненавидим и злокозненно преследуем теми, которые вкравшийся ныне вредный и беззаконный обычай хранят как божественный закон, и живущих право осуждают на изгнание, или сам, подклонясь под иго, и своего не пощадит спасения, и соблазнит других многих, за которых понесет жестокие наказания. Потому блаженное дело — не быть когда-либо плененным таковою любовию. Если же кто и не плененный будет рукоположен; то да держится первоначальной цели, и с дерзновением да обновит древние и апостольские порядки, не содействуя в грехопадениях тем, которые изменяют ныне священству, и думают о себе, что им возможно все говорить и делать.

И врача, как он ни искусен, и врачебных пособий, как они ни многочисленны и ни многоценны, и болезни, как они ни удобоизлечимы, больше имеет силы произволение больного, если уверит себя, что он болен, и постарается пользоваться врачеванием. Ибо если стечется все сказанное, и не будет оставлено ничего из приводящего к здравию, ничего не возымеет своей силы, как скоро произволение больного противодействует и противоборствует всему этому.

Или перестань услаждаться чужими бедствиями, пробуждая и раздражая усыпленное непотребство, или, делая это, не приступай к досточтимому алтарю, потому что соблазняешь и не допускаешь приступать к нему многих, которым несносно видеть такую нечистоту, неотступно остающуюся при нескверном жертвеннике.

Иерей Божий, поскольку приближается к Богу, должен, подобно многоочитым животным (Иез. 10:12), весь быть оком, и так же, как они, все знать и все видеть. Итак, поскольку не знаешь ты этого, научись со смирением, и не подвергай осмеянию светоносного священства, которое оскорбляешь, всем изменяя, и леностью, и продажею.

Думаю, что учителю всеми мерами должно домогаться этих двух преимуществ — чистоты по жизни и достаточной силы в слове, которую если назовет кто тенью дел, не погрешит против истины, чтобы, как в благоустройство приводить ученика, так и уцеломудривать непокорного. Ибо как обучающие чистописанию, взяв доску, с великим изяществом выводят буквы, и отдают начавшим обучаться, чтобы, сколько могут, подражали этому, так и нашим наставникам надлежит представлять жизнь свою ученикам, как некий ясно начертанный образец, чтобы, сколько можно, подражали этому.

Сан священства для решившихся жить недостойно этой почести делается приращением наказания.

Не думай одним средством врачевать всех, но, предлагая приемы, соответствующие болезням и силам страждущих, надейся одержать над ними верх.