Исидор Пелусиот

Бегите же вослед добродетели, она сильна на то, чтобы держащихся ее умудрить и соблюсти в приличном состоянии. Она часто и в глазах, которые смотрят как-то кротко и тихо, показывает, что внутри есть ум, исполненный смиренномудрия.

У добродетели есть чистое, прославляемое и нескончаемое веселие, порождаемое доброй совестью, взращиваемое премирными венцами, питаемое упованием будущих благ. Но есть у нее и труды, и бдения, и подвиги, при которых возможно преспеяние, потому что ленивый и сонливый не воздвигает победного памятника, воздвигает же тот, кто славно боролся.

Во всяком почти собрании много бывает речей о добродетели, но мало у многих о ней заботы, много же у небольшого только числа. По крайней мере, все, не только любители добродетели, но и враги ее, прославляют ее. Такова красота добродетели! А порок и враги и любители порицают. Такова его гнусность! Но вооруженный настоящим удовольствием, от них заслуживает он одобрение, и будучи зверообразным, предпочитается добродетели, сияющей божественною красотою. Потому надлежит знать, что, если настоящее удовольствие и кажется имеющим более силы, чем оказывающееся полезным впоследствии, то конец его бывает погибелен. Потому лучше идти от трудов к покою, чем от удовольствия к наказанию.

Поняв всю многопревратную и изменчивую неверность здешних дел, старайся приобрести себе известность добрыми более делами, за которые и здесь готова тебе похвала, и будущие награды не погибнут.

Ничто не равно добродетели, не потому только, что она несравнимым превосходством превышает все прочее, но и потому, что и неправильное делает правильным, и неравное уравнивает. Ибо и в нищете не унижается, но и в рабстве не терпит служений несвободных, и в бесславии не скрывается, но и в богатстве не гордится, и в начальстве не превозносится, а, на все это налагая свое умение, подчиняет это правилу и приводит в стройность, не сама следует тому или другому, но все заставляет последовать своему искусству.

Подвижник добродетели в самом подвиге обучается добродетели, и дознает некоторым образом, что она всего полезнее, всего благоприличнее, всего более охраняет нас, и узаконена на пользу.

Когда воздержишься от порока, тогда вправе будешь думать и о добродетели. Ибо, если уберешь с себя порок, то можно будет подумать и о том, за какой вид добродетели взяться тебе. А прежде чем правильно положено начало и основание, излишним считаю рассуждать об окончании и кровле.

Как светильник, показавшись в безлунную ночь, сам собою обращает к себе взоры, так и добродетель, против воли обладающих ею, обыкновенно озаряет всех.

Если за что достоин ты величайших похвал, за то самое тебя порицают люди, добродетели других признающие собственным своим несчастьем, ты не упадай духом. Это самое и служит наиболее сильнейшим доказательством добродетели.

Одна добродетель достаточна к тому, чтобы украсить обладающего ею, ибо ни один начальник не имеет сам по себе вознаграждения, но приобретает почесть в подданных, а любитель добродетели имеет славу в себе самом, и притом неотъемлемую.

Кто упражняется в добродетели, тот имеет светлый венец. А кто преуспевает, не признавая себя преуспевшим, за это самое расположение имеет еще более светлый венец. Ибо равняется успехом — преуспевшему не признавать себя преуспевшим. Лучше же сказать, когда есть такое расположение, и малые успехи делает оно великими; а когда его нет — и великие успехи умаляются. Поэтому кто хочет успехи свои сделать великими, тот не признает их великими, и тогда будут велики.

Если ты упражняешься в добродетели, то не потерпи, чтобы красота ее помрачалась ее изображением. Добродетель — великое дело, и когда свидетельствует не сама о себе, кажется людям более величественною и прекрасною. Если же думаешь, что останешься в неизвестности, если сам себя не выставишь напоказ, то думай напротив, что тогда и просияешь, когда не будешь выставлять себя напоказ. Ибо род человеческий как-то упорен; на величающихся вооружается, а старающимся смиряться с удовольствием уступает над собою победу. Первым, сокращая их честолюбие, приписывает недостатки, которых не имеют, а в последних хвалят; совершенства, которых в них нет. Притом же добродетели и утаиться невозможно, но, хотя на малое время и помрачает ее зависть, немедленно снова она начинает сиять и преодолевает помрачивших. Невозможно утаиться как свету, так и добродетели. И это пусть сказано будет о суде человеческом. Если же тебе желательно познать и суд Божий, то имеем в Божественном Евангелии ясно изображенный приговор фарисею и мытарю.

Пусть кто-нибудь происходит из самого славного отечества и знаменитого рода, изобилует богатством всякого вида, в красноречии достиг наибольшей высоты, все произведения древних носит у себя в устах, величается и силою, и красотою, и славою, и правом начальства, удостоился самой царской власти, возложил на себя венец и багряницу, но если не имеет он добродетели, то поставлю его в ряду невольников. Но если кто по своей справедливости, по целомудрию, по мужеству, по благоразумию мудрец, то причислю его к мужам царственным. А если любитель добродетели лучше имеющего все сказанное выше в совокупности, то не имеющего всего этого в совокупности, так как сойтись всему вместе и невозможно, будет он гораздо еще блаженнее и славнее, потому что те блага скоро гибнут, а добродетель бессмертна.

Добродетель имеет не только награду, но и венец, и громкую славу. Но несправедливо поступишь, доведываясь о каждом ее виде, есть ли за это награда. Ибо большая будет награда тому, кто делает не из награды. Если ты в подлинном смысле будешь любителем добродетели, то узнаешь, что и без воздаяния добродетель сама по себе есть награда, венец и украшение, имея воздаяние в себе самой. Но поскольку, как настоящий наемник, тщательно допытываешься о награде, то в слышащих это возбуждаешь подозрение, что, говоря предположительно, если бы не было награды, ты не стал бы упражняться и в добродетели. Впрочем, как бы ты ни думал, только упражняйся в добродетели, которая любителей своих делает славными здесь, и еще славнейшими там.

Возлюбите добродетель, которая удобно приведет вас и к Божественной вере.

Кому известны дела блистательнейшие дел добродетели, которая своим любомудрием и неправильности делает правильными, в неравных обстоятельствах сохраняет одинаковый образ мыслей, повсюду уготовляет себе громкую славу, падших в бедствия утешает, возгордившихся в благоденствии уцеломудривает? Поэтому к ней устремляй взор души своей, в ее красоту всматривайся, чтобы, когда сделаешься пламенным ее любителем, все тебя хвалили и провозглашали.

Кто возлюбил добродетель в старости, тот все остальное время тратит на то, чтобы прийти в возможность загладить грехи свои в первом, втором и третьем возрасте, и все старание его истощается на это. Но и в таком случае часто недостает ему времени. Если падения его были неизвинительны и велики, то отходит к нелицеприятному Судье, нося на себе остатки язв. А кто с юного возраста охватил добродетель, тот не тратит на это времени, и не сидит как бы в больнице, врачуя с трудом исцелимые раны. Напротив того, с вступлением в жизнь получает славные награды. Он с самого начала пути восхищается победными памятниками и провозглашениями, и присоединяет победы к победам.

Хорошо делать добро друзьям; лучше — всем нуждающимся; всего же лучше — даже врагам. Первое исполняют и мытари и язычники; второе — повинующиеся Божественному закону; а третье — ведущие образ жизни, приличный небу.

Любители добродетели всего выше. И поставили себя выше не только малодушия, но и страхов, и опасностей, и всякой превратности, не в том смысле, что не терпят этого, но в том, что таковая жизнь божественна, что пренебрегают встречающиеся с ними бедствия.

Всякое дело бывает отлично хорошо при заботливом ухаживании, а без заботливости скоро пропадает, особенно же добродетель требует, чтобы услуживали ей ежедневным в ней упражнением, а без возделывания теряет листья, и губит плод.

Для того, чтобы быть добродетельным, недостаточно подвижничества, но при подвижничестве надобно быть скромным.

Добродетель любителей своих делает славнейшими, хотя они в благоденствии, хотя в злополучии. Ибо благоуспешных делая более славными, при встретившихся затруднительных обстоятельствах не попускает им впасть в малодушное уныние, и служит для одних украшением, а для других прибежищем.

Добродетель не признает бесчестием — всем быть равного достоинства по нравам, но не надлежит также любить тебе невозможное, а, напротив того, оставив это, нужно желать соответствующего. Ибо и посвященный в божественные тайны Моисей и богомудрый Павел в ином не достигали того, чего просили, но были научены, что просили не на пользу себе.

Ищи добродетели, избавляющей от всего худого. Если она требует потов и трудов, то не избегай ее за это, но возлюби еще более, рассуждая, что и во всем прочем приобретенное потом и трудами, даже и малое что-либо, желаемо; а доставшееся само собою, даже великое что-нибудь, пренебрегается.

Не нужно дивиться, если лукавые ведут борьбу с добрыми. Напротив того, было бы удивительно, если бы  дело шло иначе. Ибо, хотя кажется это крайне несообразным, и словом неизобразимо, и на деле несносно, однако же бывает не без причины. Тьма противится свету. Грабители погасив светильники, обращаются к грабежу. И лукавые, нрав добрых почитая обличением своей жизни, стараются искоренить их.

Иди средним путем добродетели; потому что излишества и недостатки, отводя от пути прямого, оканчиваются пороками.

Из награды делающие, что должно, ниже благоискусных в добре по любви к нему, но лучше делающих это по страху, а не по любви, и лучше в большей мере, чем в какой сами уступают над собою победу упражняющимся в добродетели по любви к ней.

Имеющим у себя сокровище добродетелей гораздо более прилично бодрствовать, чем не приобретшим ничего хорошего. У одних есть, а у других нет, что и стеречь. И не столько печалит неприобретение чего-либо, сколько лишение того, что было в руках.

Из телесных преимуществ каждое легко утрачивается и имеет временную приятность, таковы, например, красота, сила, быстрота, потому что они с разрушением тела обратятся в ничто. Одной только добродетели, как питаемой в бессмертной душе, не обыкла касаться превратность. Поэтому надлежит всеми силами подвизаться в добродетели, а не почитать за великое казаться только подвизающимся. Но не пренебрегите ее из жадности к богатству; оно малоценнее добродетели. Богатство легко отнимется или тайно, или по превосходству сил, а добродетели не лишит, хотя бы разлучился ты с телом.

Если упражняющимся в добродетели можно с дерзновением и теперь проводить жизнь, и после здешней жизни предстать Божию судилищу, то возлюбивших порок и теперь преследует, и там преследовать будет стыд. Поэтому ухватимся за добродетель и стремительно убежим порока.

Не знаешь, кажется, что превосходнейшие деяния сопровождаются обыкновенно завистью, и не могут избежать ее люди, громко прославляемые. Потому, узнав это, освободись от смущения. Ибо лучше, упражняясь в добродетели, терпеть осуждение от тех, кому не хотелось бы, чтобы кто-либо был благоискусен, чем, возлюбив порок, заслуживать рукоплескание от не приобретших правого суждения о делах.

...Если делает добро ради самого добра, то заслуживает большую награду, нежели делающий это ради награды. А если делает ради Божественной награды, то будет поставлен во втором ряду. И если делает ради похвалы, то и получит то, ради чего сделал. Но кто не делает должного ни ради самого добра, ни ради Божией награды, ни ради человеческой похвалы, тот... даже и не человек, а злой демон.

И сам я не безгрешен, и друзей ищу не безгрешных; потому что безгрешных и не найду. Но у кого преспеяний много и они велики, а недостатков мало и они не важны, тех включаю в список друзей, а в ком нахожу противное сказанному, тех и не включаю, и не исключаю. Не включаю, чтобы не дали повода клеветать на весь сонм; потому что у всякого в обычае судить о человеке по его приближенным. Но и не исключаю, оставляя им добрую надежду. И одними пользуюсь как советниками и друзьями, а с другими не бранюсь, но поддерживаю возможный мир, стараясь сохранить апостольское предписание: если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми. (Рим. 12:18). Советую же удерживаться от порока и держаться добродетели. Но если совет мой обратят они в повод к вражде, то немалую причинят мне печаль тем, что не воспользовались, а не тем, что изъявили неприязнь.

Кто заботится о живущих с ним, трудится для них, и как увеселяется их благоденствием, так печалится затруднительными их обстоятельствами, тот сильный ловец дружбы.

Самым прямым правилом дружбы признаю следующее: без притворства соглашаться с братией, не завлекать в дружбу ласкательством, не заводить вражды тайно; но душу иметь для всего открытую, простое сердце, простой язык; а более того еще более простую жизнь.

В делах житейских хотящих чего-либо не сопровождает непременно и возможность, потому что дела великие превышают личные силы людей; в делах же духовных хотящих чего-либо сопровождает и сила, потому что все по мере сил совершаемое с успехом оказывается достигающим до небес. Постому жена вдовица, ввергнувшая две лепты в священную сокровищницу, воспевается как превзошедшая всех царей и цариц, потому что Судия увенчал не то, что ею вложено, но ее произволение, которым посвящено Богу все ее достояние.

Ереси, как думаю, порождены двумя с трудом преодолеваемыми страстями: или любоначалием, или предубеждением. Одни, не желая быть в числе подчиненных, а другие, после предзанятых ими понятий, не соглашаясь учиться, посеяли семена нового учения, не желая оставаться при том, что утверждено.

Много ересей порождал диавол и у язычников, хотя были ему подвластны, и водил он их туда и сюда, как хотел, — и у иудеев, хотя доводил их до того, что с неистовством предавались идолослужению и человекоубийствам. А если еще больше порождает у христиан, то никто да не дивится этому. Ибо до пришествия Христова во плоти видя, что все упоены пороком, и никто, так сказать, не был трезв вполне, диавол мало рассеивал семян излишества. Но когда снизошло с небес спасительное Слово, Которое принесло нам уставы небесного жительства, а диаволу угрозами согрешающим указало ожидающее его наказание, ибо изрекло: «идите в огонь, уготованный диаволу и служителям его» (Мф. 25:41), тогда общий всех враг, видя, что и наш род спокойно и постепенно свергает с себя порок и принимает добродетель, нечестие осуждает на изгнание, охватывает же благочестие, и услышав произнесенный на него приговор, сильнейшую воздвиг на нас бурю и породил ереси. Не имея более силы противостать благочестию, старается его именем приводить многих в нечестие, маской благоговения пытается извратить истину, и нередко просиявших доблестною жизнью побеждает развращенными догматами. Ибо одно у него дело и об одном старание — всех вместе, насилием ли то, или подложными догматами, погрузить вместе с собою в пучину погибели. Поэтому, представляя это в уме, пусть и ересеначальники, когда размыслят, что они более всех готовы упасть в величайшую опасность, перестанут сеять семена противления истине — и слушатели их не станут более служить им по одному предубеждению и трудиться против истины, чтобы великая, слово и ум превосходящая заслуга Спасителя, сколько до них собственно касается, не оказалась недействительною. Но и те, которые хвалятся правыми догматами, изобличают же себя небрежностью жизни, да перестанут делать то, что показывает в них не истинных учеников благочестия, и с правою верою да соединяют и доблестную жизнь, чтобы всем нам услышать о себе царское хвалебное провозглашение.

Как мореходцы в виде пищи скрывают приманку и нечаянно уловляют рыб, так лукавые поборники ересей, красным словом прикрывая худые свои мысли, как удою, увлекают простодушных на смерть.

Ни багряного цвета ткани, ни слившегося с золотом блеска разноцветных камней не нужно почитать убранством для женщины, потому что многие из них, будучи грубого нрава и гоняясь за такими нарядами, соделались для сожителей отвратительными и ненавистными. Напротив того, красота души слагается из добродетелей, и в супруге усиливает любовь и служит средством к поддержанию взаимного благорасположения.

Как, если кто, взяв меч, ходит по дорогам, намереваясь кого-нибудь убить, но, не нашедши его, возвращается, не исполнив намерения, то не избегает приговора, что он — убийца, потому что признается таким по намерению, а не по совершению дела, так и женщина, которая очень наряжается и ходит по торгу или выглядывает в окно для того, чтобы уловлять юношей, хотя и не успеет уловить, осуждается, как уловившая, потому что со своей стороны сделала она все, и яд растворила, и силок поставила, и сеть раскинула со всем усердием. А если и мужчина для той же цели будет наряжаться изысканнее, чем свойственно мужчине, то и он подпадет неминуемому осуждению, хотя и не найдется пожелавшей вкусить приготовленного пития. Но если женщина идет степенно, целомудренно, честно, а кто-нибудь, увидев ее, уязвится, вина не на той, на которую смотрят, но на уязвившемся.

Одни из женщин, не имея терпения скрывать женские болезни, если они благообразны и богаты, гордятся блеском обделанных в золото драгоценных камней, а если безобразны и бедны, мастями и подкрашиванием глаз ухищряются придать себе красоту. А те, которым желательно, чтобы почитали их честными, хотя довольствуются природною красотою, однако же не отказываются придавать ей лучший вид. Истинно же целомудренные, прилагая все старание о том, чтобы позаботиться о душе, не отказываются и телу, как орудию души, услужить в меру, но почитают делом недостойным и низким для себя украшать тело и величаться им, чтобы оно, по природе будучи рабом, не возгордилось перед душою, которой вверено право владычества; напротив того, обучают тело знать свойственный ему чин и не выставляют его в виде приманки служить разжиганием и поводом к непотребству, но по возможности отнимают у него все, что обратилось бы в пищу этому огню. И вот от одного правдолюбивого мужа слышал я достойный внимания и памяти рассказ. Однажды юноша, похотливый и женский прислужник, увидел прекрасную девицу, сильно ею пленился, и употреблял все ухищрения удовлетворить своему пожеланию, но девица с самого начала сделала ему отказ; потому что была благородна, целомудренна, дала обещание и душу и тело соблюсти Христу неприкосновенными. Но когда услышала, что юноша ведет себя, как неистовый и бешеный, изобрела способ, которым бы и свою соблюсти невинность и в нем угасить огонь. Остригши, лучше сказать, обривши все благолепие волос и пеплом, смешанным с водою, помазав лицо, она велела юноше войти к ней. Потом сказав вошедшему: «Неужели любишь ты это безобразие?» И юноша, как бы придя в себя из своего неистовства, не только угасил в себе огонь вожделения, но даже сделался пламенным любителем целомудрия.

Женская ласка, по моему мнению, могущественнее страха, обольщающая убранством и слагающая с себя одежду сластолюбия, женщина — этот оратор сильный в очаровании невнимательных, это давнее оружие диавола, которым он низложил многих мужественных.

Если можно, надлежит избегать всяких собеседований с женщинами, как располагающих к какой-то изнеженности. Если же, по требованию обстоятельств, или по делам о снабжении нищих, это невозможно, то надобно говорить с ними, смотря вниз; потому что во многих, или и во всех, побежденных красотою женскою, «смерть входит в наши окна» (Иер. 9:21), преодолевшая даже великого пророка и царя, когда посмотрел он на этот смертоносный водоем.

Вечной жизни предоставлено то, чтобы слава была наивеличайшая, с великим преизбытком превосходила и слово, и разум, и настоящее состояние.

...В будущем веке... не все насладятся одними и теми же благами, так как и несправедливо было бы, чтобы сделавшим неравное воздано было равным.

Если бы объял кто словом и собрал воедино все в совокупности блаженство людей со времени их происхождения на земле, то не нашел бы того равным и десятитысячной доле будущих благ. Даже в сравнении с самым малым из них, настоящие блага в большей мере уступают в достоинстве, чем в какой тень и сновидение далеки от действительности. Лучше же сказать, сколько душа предпочтительнее тела, столько же будущие блага выше настоящих.

Не пышность, не гордость, не суетная слава вводят в высшую светлость, но добрый нрав, досточестная жизнь, невыказывающее себя общение с нуждающимися, потому что здешними похвалами уничтожается вознаграждение за благотворение. Но кто ищет будущей награды, тот и сейчас принимает начатки, и там приобретает богатую награду.

...Или перестань вести жизнь любомятежную, или знай, что и здесь подлежишь Божиим казням, и там не избавишься от наказания.

Заботься о том, что бессмертно, о том же, чего вскоре не будет, не прилагай заботы. Здешнее, добро ли оно или худо, имеет конец, и притом скорый, а тамошнее и предела не знает и конец ему неизвестен.