Григорий Нисский

Душа, намеревающаяся возлететь к Божеству и прилепиться ко Христу, должна изгнать из себя всякий грех, — имею в виду кражу и хищничество, прелюбодеяние и корыстолюбие, и блуд, и болезнь языка, и все роды прегрешений, как явных, так и тайных, каковы, например: зависть, неверие, злонравие, обман и весь потаенный рой пороков, которые, как и явный род грехов, равно ненавидит Писание и пренебрегает ими.

Грех делает нас нечувствительными к чести, даруемой нам благодатью, и порождает стремление к бездуховной жизни. Ибо все, совершающееся вне истинного разума, есть бездуховность, а бездуховность и бессмысленность свойственны скотам.

Все доброе и спасительное, сделанное для людей Богом, совершено по благодати и благости, а нами не подано никакой причины к оказанию нам добра. Напротив того, мы пребываем во всяком пороке; Бог же не отступает от собственного Своего естества, но что Он есть, то и творит, так как благому по естеству неестественно было бы сделать что-либо иное, кроме свойственного Ему.

...Жених водворяется не в запустевшей добродетелями душе, но разве в том, кто... сделается сосудом аромата, источающим благовоние; такой, став чашею премудрости, приемлет в себя божественное и чистое вино, от которого в приявшем бывает веселие.

...Некоторым образом тот входит в единение с Богом, кто прилепляется к Нему упованием и делается с Ним едино.

Душа, вступившая в единение с Богом, не имеет сытости в наслаждении, чем обильнее наполняется Услаждающим, тем сильнее действуют в ней пожелания.

Наказание гееннским огнем грозит и готовится только тем, которые живут в грехах и не преклоняются к простертым рукам Христовым.

Величие Сына Божия должно быть познаваемо не из одних чудес, сделанных Им во плоти. Они незначительны, если сравним их с величием прочих дел; а ты взгляни на небо, посмотри на его красоты, пронесись мыслью по всему пространству земли, по глубинам водным, охватив мыслью весь мир и представив в своем разуме надмирное Естество, узнай, что это есть истинные дела Пожившего с тобою во плоти.

Невозможно иначе сделаться причастником Святаго Духа, как обитал на высоте этой жизни. Приобщаются Святаго Духа только те, кто помышляя о небесном, переставив свое жилище от земли на небо, и живут в жилище высокого образа жизни.

В умопостигаемом естестве истинную жизнь составляет общение с Богом, а отпадению от Него название — смерть.

Божество не есть что-либо представляемое в очертании. Напротив, Божеству свойственно быть везде, все проникать и ничем не ограничиваться.

Все сотворенное должно почитать чуждым Божеского естества, а служить и чтить должно одно несозданное Естество, Которого свойство и признак, что Оно никогда не имело начала бытия и не будет иметь конца.

Господь не запретил вовсе гнева, потому что иногда такое стремление души можно употреблять и на добро, но гневным когда-либо быть на брата без всякой доброй цели, запретил заповедью, сказав: «всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду» (Мф. 5:22). Ибо присовокупление слова «напрасно» показывает, что и обнаружение раздражения часто бывает своевременно, когда страсть эта вскипает при наказании греха.

...Как имеющий человеческое естество владеет всеми свойствами естества, так и достигший совершенства любви с Первообразом совершенства имеет и все соединенные с ним виды добродетелей.

Все совершенства, которые заключаются в понятии добродетели... произрастают от корня любви, так что имеющий ее и в прочих добродетелях не имеет недостатка.

Для любящих Бога труд исполнения заповедей удобен и приятен, поскольку любовь к Нему делает подвиг нетрудным и радостным. Поэтому и лукавый всеми способами усиливается изгнать из наших душ страх Господень и преступными удовольствиями разрушить любовь к Нему. Ибо он обладает большим искусством, если найдет стражей беспечными, найти время и вторгнуться в труды добродетели и посеять среди пшеницы свои сорняки: злословие, гордость, тщеславие, желание почестей и прочие произведения зла.

Любовь – глава добродетелей; от нее всякая вера и всякая надежда; от нее терпение и непоколебимость во всем благом; от нее преумножение всякого духовного дарования.

Предавший все свое сердце и душу и помышление Богу и не привязанный ни к чему иному, что составляет предмет забот в этой жизни, находится в высшей степени любви.

Как жестокий и злобный недоступен для приходящих, так сострадательный и милостивый сострадает нуждающимся... милость есть исполненное любви расположение к скорбящим и претерпевающим бедствие.

Слово Божие повелевает последующему заповедям Божиим все, что бы он ни делал, делать, имея в виду Его одного, и Ему единому угождать, не гоняясь ни за какою славою от людей, но избегая похвал от них и гордости, всего себя являть жизнью и делами, чтобы зрители их — не сказал Господь: удивились старающемуся показать себя, но «прославили Отца вашего, Который на Небесах» (Мф. 5:16).

Милостивый весьма блажен, потому что плод милости делается собственным достоянием милующего. Ибо одинаково доброе дело есть то и другое – и себя самого миловать, и сострадать беде ближнего.

Божественные заповеди, которых смысл с первого взгляда понятен, надлежит исполнять не лениво и не принужденно, но подобно голодающим, с желанием насытиться предлагаемым, чтобы пища эта послужила для нас напутствием к здравию. А какие понятия сокровенны, например: что такое сущность Божия? Что было до сотворения? Что вне видимого? Какая была нужда в сотворенном? — и все подобное, исследованием чего занимается одно любопытство, о том не разыскивать должно, но познание этого предоставить единому Святому Духу, испытующему, как говорит Апостол, глубины Божии (1 Кор. 2:10).

Делание заповедей сейчас отличившегося добрыми делами веселит надеждою, а потом, усладив благими надеждами, присоединяет свойственное достойным веселие, когда изрекает Господь сделавшим доброе: «придите, благословенные, наследуйте уготованное вам Царствие» (Мф. 25:34).

Если ты предотвратил бедствие войны, одним даром для тебя служит награда, другим – сам подвиг, потому что если бы за это и не ожидалось воздаяния, мир сам по себе, для имеющих ум, дороже всякой о нем заботы. Поэтому избыток Божия человеколюбия можно познать в том, что Он награждает не за труды и посты, но, можно сказать, за удовольствия и радости; ибо из всего, что радует, главное есть мир, который каждому желательно иметь в такой мере, чтобы не только самому пользоваться им, но, по великому обилию его, уделять и неимеющим. Ибо сказано: «блаженны миротворцы» (Мф. 5:9), а миротворец тот, кто дает мир другим. Но никто не сообщит другому того, чего не имеет сам. Поэтому желательно, чтобы прежде ты сам исполнился благами мира, а потом уже наградил ими имеющих в них нужду.

Вступившим в жизнь брачную неудобно с душевным спокойствием посвящать себя жизни божественной, а тем, которые совершенно удалились от этой бурной жизни, очень легко без всякого развлечения предаваться высочайшим упражнениям.

Церковь сладкопением углубляет смысл сказанного, когда сама музыка раскрывает, насколько возможно, мысль, заключенную в тексте. Этой приправой, как сладостями, придается вкус пище уроков.

Для добродетели главное – Божия помощь, которой удостаивается тот, кто обрел Божию милость.

О добродетели знаем мы от апостола, что у нее один предел совершенства – не иметь предела.

Только утвердившаяся в нас забота о добродетели есть нечто постоянное. Ибо кто преуспел в чем-либо высоком, например, в целомудрии, скромности, благочестии или в чем-то другом из возвышенных евангельских заповеданий, тот при возрастании в них имеет не мимолетное и не неустойчивое, но непоколебимое, длящееся всю жизнь удовлетворение.

Кто желает добродетели, тот приобретает то, чего возжелал. Потому – блажен желающий целомудрия, ибо исполнится чистоты. А насыщение ею производит не отвращение, но усиленное желание; и насыщение и желание взаимно возрастают в равной степени. Ибо за желанием добродетели следует приобретение желаемого, и приобретенное благо приносит в душу непрекращающуюся радость. Таково свойство этого блага, что не только в настоящем, но на все времена доставляет действительную радость. Преуспевающего в добре радует и воспоминание о жизни, проведенной правильно, и сама жизнь в настоящем, и ожидание воздаяния, которое вижу не в чем ином, как в той же добродетели, так как она и есть дело преуспевающего и дается как награда за преуспеяние.

Если душа занята добродетелью и не развлекается ничем внешним, она запечатлена печатью истины.

Подвиги добродетели нужно нести с радостью, а освобождение души от страстей просить у Бога, Таким образом, душа станет превыше самой себя и сильнейшей злобы врагов, и предоставит себя в жилище поклоняемому и Святому Духу, и примет от Него бессмертный мир Христов, и в Нем соединится с Господом.

Сила же и красота Сына Божия – Отец. Этот Сын снова сделал твердым расслабленное грехом человеческое естество, чтобы оно не уклонялось больше в порок и не допускало греховной бури.

Для чего пришел Господь? Чтобы извлечь тебя из бездны греха, возвести «на гору Господню» (Пс. 23:3 и далее), если ты воспользуешься царской колесницей, то есть добродетельным образом жизни. Ибо нельзя взойти на эту гору, если не будут сопутствовать тебе добродетели, для этого ты должен иметь «руки неповинные» – не оскверняться никаким лукавым делом и «сердце чистое» – не обращаться душой ни к чему суетному и не замышлять против ближнего никакого коварства. Награда за это восхождение есть «благословение». Господь дарует такому человеку назначенную Им «милость».

«И Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины» (Ин. 1: 14)
Не брак соорудил Божественную плоть, но Сам Он делается ваятелем собственной плоти, начертанной Божественным перстом...

Воспринявший все наше, чтобы дать нам взамен Свое, воспринял болезни и смерть... не для того, чтобы Самому иметь то, что принял, но чтобы очистить от этого естество человека, уничтожив в Естестве непорочном подобные качества, принадлежащие нам.

Единородный Сын Божий, облекшийся плотью человеческой и сделавшийся Ходатаем между Богом и людьми, исповедуется доступным страданиям по плоти, но бесстрастным по Божеству.

Божество мы понимаем чуждым всякой телесности; поэтому единство Сына с Отцом было не по человеческому виду, но по общению Божеского естества и могущества. А что это подлинно так, особенно ясно из слов, которые Христос говорил Филиппу: «Видевший Меня видел Отца» (Ин. 14:9), ибо познанием величия Сына открывается нам, как в образе, Первообраз.

Благость, премудрость, справедливость, могущество, недоступность тлению – все открывается в понятии Божия Домостроительства о нас. Благость познается в желании спасти погибшего. Премудрость и справедливость явлены в способе нашего спасения. А могущество видно в том, что Бог явился в подобии человеческом, в униженном виде нашего естества и подал смерти надежду, что она в силах овладеть Им, как и людьми; в ее власти. Он совершил то, что свойственно Ему по Божеству; свойство же Света – уничтожение тьмы, а Жизни – истребление смерти.

Наш человеколюбивый Спаситель добровольно воспринял оскорбительное и бесчестное для Себя, чтобы спасти гибнущего от обмана; снизошел в нашу жизнь, поскольку провидел и славное восхождение из нее, согласился умереть по человечеству, поскольку заранее знал и о Воскресении.

Спаситель наш Иисус Христос есть Сын Божий и называется так по естеству, а не именуется только Сыном, в несобственном смысле этого слова, как мы, будучи тварью; Он не имел начала, но вечен; потому по самой Ипостаси Своей Он и в бесконечные веки будет царствовать с Отцом.

Господом сделался Тот, Который был вначале Словом и Богом. Ибо, будучи тем, чем был: и Богом, и Словом, и Жизнью, и Светом, и Благодатью, и Истиной, и Господом, и Христом, и всяким высоким и Божественным именем стал и в воспринятом человеке, который ничем таким не был, чем было Слово – а вместе с тем и Христом и Господом,– не потому, что Божество приобрело что-нибудь в приращение Себе, но потому, что в Божеском естестве усматривается всякое высокое достоинство. Таким образом соделывается Господом и Христом, не Божеством восходя к приращению благодати, но человеческое вводя в общение Божества, что и означается наименованием Христа и Господа.

Добрый Пастырь Христос служит всем и злаком для питания, и водою, утоляющей жажду, и пищей, и шатром, и стезей, и водительством, распределяя Свою благодать соответственно каждой нужде.

Христос избавил нас Своею Кровию от смерти и грехов: Он и искупил нас, и не обнаружил никакого превозношения в отношении к искупленным, призывая мертвых к жизни, исцеляя всякую болезнь душ и телес.

Мы исповедуем, что Божество находилось в Страждущем и что бесстрастное естество не подвергалось страданиям. Если Божество не имеет нужды ни в рождении, ни в воскресении, то очевидно, что и страдание Христа совершилось не так, как будто бы страдало Само Божество, но так, что Оно находилось в Страждущем и по единении с Ним усваивало Себе Его страдания. Ибо естество Божеское, соответственно соединившись как с телом, так и с душой и соделавшись одно с каждым из них, поскольку «дары и призвание Божие непреложны», как говорит Писание (Рим. 11:29), ни от одного из них не отделяется, но всегда пребывает в неразрывной связи с ними, потому что ничто не может отделить от соединения с Богом.

...Всякое слово без дел являемое, как бы ни было красноречиво составлено, подобно бездушному изображению, которому краски и цвета придают некоторый вид живости; а кто сотворит и научит (Мф. 5:19)... тот есть истинно живой человек, цветущий красотой, действующий и движущийся.

Да не ослабевает слово, привлекающее к прекрасному, хотя иной, как младенец и несовершенный умом, по непривычке к искушениям, детски боится их. Ибо вредоносный и тлетворный демон о том и старается, чтобы подчинившийся ему человек не на небо взирал, но поникал очами к земле и делал в себе из брения плинфы.

Вполне прекрасно и весьма полезно повествованиями о добродетели питать юношей и укреплять мужей. Слух есть вид чувства самый полезный и не менее зрения способный служить к научению, ибо посредством ушей ясно вводит учение в душу, и немаловажно то, хорошие или дурные слышать повествования.

Чистым очам Церкви свойственно размягчающею силою щек приуготовлять телу такую пищу, чтобы в сказанном не усматривалось ничего глубоко скрытого и неясного, но все было видно насквозь, свободно, далеко от всякой обманчивой скрытности и глубокости, ясно и для младенцев.

Кто принял истинное Священство и подчинил себя великому Архиерею, тот, конечно, и сам пребывает иереем вовек, и смерть не помешает ему остаться иереем навсегда.