Григорий Нисский

Диавол обольщает и разными способами ласкательствует, чтобы ниспровергнуть, а ниспровергши, тотчас попирает и смеется над лежащим, присоединяет к несчастью посрамление и радуется посрамлению обольщенного.

Изобретатель зла, когда не успел в клевете, не вовсе перестает придумывать козни тем, на кого злоумышлял, а, напротив того, обращает изобретательность на особую военную хитрость, улавливает естество человеческое в порок приманкою удовольствий. И действительно удовольствие, подобно какой-то приманке, ко всякому пороку, как скоро поставлено на вид, жадные души удобно привлекает удочкою погибели; особенно же естество наше без всякой какой-то осторожности вовлекается во зло сладострастием.

Для любящих Бога труд исполнения заповедей удобен и приятен, поскольку любовь к Нему делает для нас подвиг нетрудным и любезным. Поэтому и лукавый, всеми способами усиливается изгнать из наших душ страх Господень и преступными удовольствиями разрушить любовь к Нему. Ибо он обладает большим искусством, как скоро найдет стражей беспечными, найти время и вторгнуться в труды добродетели и всеять в пшеницу свои сорняки: имею в виду злословие, гордость, тщеславие, желание почести и прочие произведения зла. Итак, нужно бодрствовать и отовсюду наблюдать за врагом, чтобы, если по своему бесстыдству и устроит какую-либо кознь, сокрушить его, прежде чем коснется души.

Никто да не осмеливается врагов ополчение обратить в бегство, не взяв в руки апостольского всеоружия (Еф. 6:11). И конечно, всякому известен способ божественного того вооружения, которым постол Павел стоящего перед дружиною врагов делает неуязвимым вражескими стрелами. Ибо, разделив добродетели на виды, каждый вид добродетели апостол Павел сделал особенным оружием, пригодным для нас в каждом обстоятельстве. С верою соединив и соткав справедливость, из них вооружаемому приготовляет броню, прекрасно и безопасно ограждая воина той и другой. А если вера и справедливость отделена одна от другой, то оружие не может сделаться безопасным для того, кому вручается. И вера без дел правды недостаточна ко спасению, а также праведность жизни для спасения небезопасна сама по себе, не в сопряжении с верою. Поэтому, как бы вещества какие, соединив в этом оружии веру и правду, Апостол приводит у воина в безопасность вместилище сердца, ибо под бронею разумеется сердце. А голову доблестного обезопасит надеждою, означая этим, что хорошему воину приличествует, как некое перо на шлеме, иметь в высшем упование чего-либо возвышенного. И щит, оружие прикрывающее, есть несокрушимая вера, которую не может пронзить острие рожна. Под рожнами же, какие мечут в нас неприятели, будем, конечно, разуметь разнообразные нападения страстей. Но спасительное оружие, которое вооружает правую руку доблестно подвизающихся с врагами, есть Святой Дух, страшный, когда противодействует, и спасительный, когда сообщается принимающим. И всякое евангельское учение доставляет безопасность ногам, так что ни одна часть тела не оказывается обнаженною и открытою для принятия удара.

Полчище сопротивных не могло быть истреблено иначе, как воскресшим за нас Господом.

Когда «очи мои всегда к Господу» (Пс. 24:15), тогда недейственным останутся сети сопротивника, которыми он строит козни тому, что в душе драгоценного.

И ночью и днем блуждая по воздуху, они есть делатели и слуги злобы, и тщательно строят против нас козни. Они изнемогают от зависти и ненависти, которых хорошо избегать, если мы, люди, хотим быть своими Богу, тогда как они ниспали из содружества с добром.

...Диавол, после получения нами достоинства усыновления в Крещении, сильнее злоумышляет против нас, бросая завистливые взоры, когда видит красоту  новорожденного человека, спешащего к небесному жительству, откуда он ниспал, и возбуждает на нас огненные искушения, стараясь отнять и второе украшение, как отнял первое. Но когда почувствуем его нападения, должны прилагать к себе Апостольское изречение: «.Неужели не знаете, что все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть его крестились» (Рим. 6:3). Если же мы соделались сообразны смерти Его (Флп. 3:10), то за тем грех в нас совершенно мертв, будучи пронзен копьем Крещения, как тот блудник ревнителем Финеесом (Числ. 25:7—8). Итак, беги от нас, ненавистный, ибо хочешь ограбить мертвого, некогда бывшего в союзе с тобою, ныне потерявшего способность ощущать удовольствия.

Бог все сотворил на добро и причастным существенного дал рассудок, отличающий лучшее, познанная которым благовременность употребления каждой вещи доставляет употребляющим ощущение прекрасного. Поскольку же погрешил человек в правом суждении о сущем, лукавым советом совращен у него правильный судящий рассудок, то перемена во времени, что в каждой вещи было полезного, превратила это в испытание противоположного. Если кто, предложив на столе все приготовленное для пиршества, положит вместе и какие-либо приборы, служащие к удобному принятию пищи... или небольшие ножи... или остроконечные серебряные приспоспобления... для удобного черпания вареных овощей; и потом кто-либо из приглашенных на пир, изменив употребление положенных на столе вещей, каждою воспользуется не надлежащим образом, ножом зарежет или себя, или кого-нибудь возле себя, а острием выколет глаз или у ближнего, или свой, то иной скажет, что такой-то во зло употребил приготовление дающего пир. Хотя устроивший пиршество сам предуготовил причину происшедшего, но в худом лежащего на столе употреблении, доведенном до этой беды, виновен безрассудно воспользовавшийся положенным.

...Наклонность к худому происходит не отвне, по какой-либо понуждающей необходимости, но вместе с соизволением на зло составляется самое зло, тогда приходя в бытие, когда избираем его; само же по себе, в собственной своей самостоятельности, вне произвола, зло нигде не находится состоящим. Из сего ясно открывается самоправная и свободная сила, какую Господь естества устроил в естестве человеческом для того, чтобы от нашего произволения зависело все, и доброе и худое.

Зло мы понимаем не как нечто самостоятельное в нашей природе, но смотрим на него как на отсутствие только добра.

...Так как зло представляется чем-то противоположным любви, а Бог есть всесовершенная добродетель, то вне Бога зло, которого свойство состоит не в том, что оно в бытии, но в том, что оно не в добре... Слово «зло» есть наименование того, что вне понятия о добре. Зло представляется столько же противоположным добру, сколько несуществующее противоположно существующему. Итак, поелику мы по свободному устремлению отпали от добра, то, как о тех, которые не во свете, говорится, что видят тьму (ибо ничего не видеть значит видеть тьму), так и в нас, отпадших от добра, осуществилось тогда неосуществленное естество зла, и дотоле пребудет, пока мы вне добра. Если же свободное движение нашей воли прервет сношение с несущественным и сблизится с Сущим, то и это, что теперь во мне, не имея более бытия, вовсе не будет иметь и того, чтобы оставаться во мне, потому что зло, вне произволения взятое, само по себе не существует...

Зло не самостоятельно, потому что не от Сущего имеет свою особность. А что не от Сущего, то, конечно, не существует особым естеством.

Отступившие от связи с добрым, и отступлением от лучшего осуществившие зло прилагают все старание, и всячески примышляют, как и других присоединить к общению во зле.

Вне свободного произволения нет никакого самобытного зла; но зло потому и называется злом, что оно не добро.

Если в одном и том же, что одному служит во зло, а другому нет, разность произволения то и другое показывает в противоположности, то ясно, что никакое зло не может состояться без нашего произвола.

Зло зарождается как-то внутри, составляемое свободным произволением тогда, как происходит какое-то удаление души от хорошего.

Как здоровье и болезнь, так и благость и злоба имеют состоятельность при взаимном отрицании, так что отсутствие одного делается осуществлением другого.

Грех не есть существенное свойство нашей природы, но уклонение от нее. Подобно тому, как и болезнь и уродство не от начала в нашей природе, но составляют противоестественное мнение, так и деятельность, направленную ко злу, должно признавать как бы каким искажением врожденного нам добра.

Высокое унижено; созданное по образу небесного оземленилось; поставленное царствовать поработилось; сотворенное для бессмертия растлено смертью; пребывающее в райском наслаждении переселено в эту болезненную и многотрудную страну; воспитанное в бесстрастии обменяло сие на жизнь страстную и кратковременную; неподвластное и свободное ныне под господством столь великих и многих зол, что невозможно исчислить наших мучителей.

...Тлетворные порождения греха действительно составляют род жаб, зарождающихся, как в грязи, в нечистом сердце человеческом.

...Зверями были для меня прежде грехи, Зверями как львы, которые страшили пастью и остриями когтей терзали меня. Но пришли помощники – милость и истина (Пс. 56:4) — это прекрасная чета, потому что и милость не без суда, и истина не без милости. И ими-то избавляюсь от сопребывания с этими зверями.

Чтобы терния этой жизни <грехи> не уязвляли босых и ничем не охраняемых ног, наденем на ноги жесткие сапоги, а это – воздержание и строгая жизнь, которая сама собой сокрушает и стирает острия терний, препятствует греху, начав с малого и незаметного, проникать во внутренности.

...Грехи, имея в себе скрытую гибель, желательными кажутся на первый взгляд, по какому-то обольщению для неосмотрительных столько же привлекательными, как и дело доброе.

Душа человеческая не иначе отчуждается от Бога, как страстным расположением. Поскольку Божество всегда бесстрастно, то постоянно пребывающий в страсти отлучается от общения с Божеством.

Причиною греха не иное что, а единственно то, что люди к тем средствам достигнуть желаемого, какие у них под руками, не хотят присовокупить и Божию помощь. Если усиленному старанию предшествовать будет молитва, то грех не найдет доступа к душе. Пока в сердце твердо памятование о Боге, недействительными остаются примышления сопротивника; потому что в делах сомнительных везде за нас ходатайствует правда.

Пророк Давид болезнями смертными и бедами (Пс. 114:3) назвав грехи, указывает и предел, к которому окончательно приводит свойство греха, и который есть не иное что, как скорбь и болезнь.

Борющемуся с помощью добродетели с каким-либо грехом нужно уничтожить в себе начала злых дел. Ибо с истреблением начала уничтожается следующее за ним. Так Господь учит в Евангелии, говоря об умерщвлении первенцев зол, когда повелевает умертвившим в себе похоть и гнев не бояться уже ни скверны прелюбодеяния, ни ужасов убийства, потому что то и другое не бывает само собою, если гнев не породит убийства, а похоть – прелюбодеяния. Поэтому, убивающий первенца, без сомнения, убивает и последующее за ним поколение, как и поразивший голову змеи умерщвляет ее целиком.

Душа, намеревающаяся возлететь к Божеству и прилепиться ко Христу, должна изгнать из себя всякий грех, — имею в виду кражу и хищничество, прелюбодеяние и корыстолюбие, и блуд, и болезнь языка, и все роды прегрешений, как явных, так и тайных, каковы, например: зависть, неверие, злонравие, обман и весь потаенный рой пороков, которые, как и явный род грехов, равно ненавидит Писание и пренебрегает ими.

Грех делает нас нечувствительными к чести, даруемой нам благодатью, и порождает стремление к бездуховной жизни. Ибо все, совершающееся вне истинного разума, есть бездуховность, а бездуховность и бессмысленность свойственны скотам.

Все доброе и спасительное, сделанное для людей Богом, совершено по благодати и благости, а нами не подано никакой причины к оказанию нам добра. Напротив того, мы пребываем во всяком пороке; Бог же не отступает от собственного Своего естества, но что Он есть, то и творит, так как благому по естеству неестественно было бы сделать что-либо иное, кроме свойственного Ему.

«О, Господи Боже! Ты сотворил небо и землю великою силою Твоей и простертою мышцею, для Тебя ничего нет невозможного» (Иер. 32:17). «Вот, Я Господь, Бог всякой плоти, есть ли что невозможное для Меня?» (Иер. 32:27). «Поднимите глаза ваши на высоту небес и посмотрите, кто сотворил их? Кто выводит воинство их счетом? Он всех их называет по имени: по множеству могущества и великой силе у Него ничто не выбывает» (Ис. 40:26).«Разве ты не знаешь? разве ты не слышал, что вечный Господь Бог, сотворивший концы земли, не утомляется и не изнемогает? разум Его неисследим» (Ис. 40:28).«Нет столь святаго, как Господь, ибо нет другого, кроме Тебя; и нет твердыни, как Бог наш» (1 Цар. 2:2).«Ибо у Бога не останется бессильным никакое слово» (Лк. 1:37).«Благодарим Тебя, Господи Боже Вседержитель, Который еси и был и грядешь, что Ты приял силу Твою великую и воцарился» (Апок. 11:17).«Иисус, воззрев на них, говорит: человекам это невозможно, но не Богу, ибо всё возможно Богу» (Мк. 10:27).В Божеском естестве изволению сопутствует могущество и мерой Божиего могущества служит воля.

...В то время, как занимаемся сим обозрением <Песни Песней>, должно, как думаю, предать забвению помышления о делах супружеских... и во всем приложить к себе предписания законодателя <Моисея>, как скоро намереваемся приступить к духовной горе Боговедения, где женственный род помыслов с вещественным их заготовлением оставляется дольней жизни; всякая же неразумная мысль, если появится близ таковой горы, как бы камнями какими-то, побивается более твердыми мыслями. Ибо и при этом едва ли стерпим глас сей трубы <Священного Писания>, звучащей нечто великое, необычайное, превышающее силы внемлющих, — глас, усиливаемый самою непроницаемостью мрака, в котором Бог, огнем попаляющий на такой горе все вещественное.

...Кто все свои душевные силы очистил от всякого вида зла, для того, смело говорю, становится ясным единое по естеству прекрасное, которое есть причина всякой красоты и блага. Ибо как чистый от гноя глаз ясно видит все, что находится на небе, так и душа через нерастление получает способность созерцать оный свет; и истинное девство и стремление к нерастленности ведут к той цели, чтобы при помощи их можно было видеть Бога.

...Естество простое, чистое, однообразное, непреложное, неизменяемое, всегда одно и то же, никогда из Себя не выходящее, потому что не допускает до Себя возможности быть в общении со злом, пребывает беспредельным в добре, не видя даже перед Собою и предела, потому что не имеет в виду ничего противоположного. Потому, когда человеческую душу привлекает к общению с Собою, тогда по преимуществу в лучшем в равной тому всегда мере ставит ее выше, нежели сколько она причастна, потому что душа по причастии превосходнейшего становится непрестанно выше себя самой и, возрастая, не останавливается в возрастании; добро, которого она причастна, однако пребывает наравне с нею, и душа, всегда более и более причащающаяся, наравне с тем находит его непрестанно в преизбытке.

...В душу, исполненную гнева и зависти или имеющую в себе другой какой порок, не может вселиться благой Жених, ибо кто найдет способ согласить между собою то, что по естеству чуждо и не имеет ничего общего? Послушай Апостола, который учит, что нет никакого общения света со тьмою, или правды с беззаконием (2 Кор. 6:14), или сказать кратко — всего того, чем представляется нами и именуется Господь по различию усматриваемых в Нем совершенств, — со всем тем, что по противоположности почитается злом.

...Жених водворяется не в запустевшей добродетелями душе, но разве в том, кто... сделается сосудом аромата, источающим благовоние; такой, став чашею премудрости, приемлет в себя божественное и чистое вино, от которого в приявшем бывает веселие.

...Кто удостоился видеть Самого Бога, тот имеет плодом не другое что, как то самое, что он удостоился видеть Бога. Ибо верх всякой надежды, предел и главную цель всякого желания, Божия благословения, всякого обетования и неизреченных благ, превышающих, как веруем, чувство и разум, составляет то, что возжелал видеть Моисей, чего желали многие пророки и цари, но чего удостаиваются одни чистые сердцем, которые потому самому и именуются подлинно блаженными, что они Бога узрят (Мф. 5: 8).

...Некоторым образом тот входит в единение с Богом, кто прилепляется к Нему упованием и делается с Ним едино.

Устроение небесных чудес, взывающее о являемой в существах премудрости и проповедующее в видимом великую славу Божию, по сказанному: небеса поведают славу Божию (Пс. 18:2), по ясности и доброзвучности наставления само делается велегласною трубою, как говорит один из пророков: вострубил Бог свыше. А кто очистил себя и изострил слух сердца, тот, приняв этот звук, разумею производимый обозрением существ, путеводится им к ведению Божией силы, так что проникает разумом туда, где Сам Бог.

Душа, вступившая в единение с Богом, не имеет сытости в наслаждении, чем обильнее наполняется Услаждающим, тем сильнее действуют в ней пожелания.

Наказание гееннским огнем грозит и готовится только тем, которые живут в грехах и не преклоняются к простертым рукам Христовым.

Величие Сына Божия должно быть познаваемо не из одних чудес, сделанных Им во плоти. Они незначительны, если сравним их с величием прочих дел; а ты взгляни на небо, посмотри на его красоты, пронесись мыслью по всему пространству земли, по глубинам водным, охватив мыслью весь мир и представив в своем разуме надмирное Естество, узнай, что это есть истинные дела Пожившего с тобою во плоти.

Невозможно иначе сделаться причастником Святаго Духа, как обитал на высоте этой жизни. Приобщаются Святаго Духа только те, кто помышляя о небесном, переставив свое жилище от земли на небо, и живут в жилище высокого образа жизни.

В умопостигаемом естестве истинную жизнь составляет общение с Богом, а отпадению от Него название — смерть.

Божество не есть что-либо представляемое в очертании. Напротив, Божеству свойственно быть везде, все проникать и ничем не ограничиваться.

Чтобы земля не осталась совершенно не имеющей части и доли в пребывании естеств духовных и бесплотных, для этого наилучшим промышлением приведено в бытие естество человеческое, когда духовная и Божественная сущность души облечена землянистою частию, чтобы сообразно этой части, сродной с гнетущей вниз и телесным, душа жила в земной стихии, имеющей нечто близкое и однородное с сущностью плоти. Цель же сотворенного та, чтобы во всей твари духовным естеством прославляема была всего превысшая Сила, когда небесное и земное одним и тем же действованием, разумею обращение взора к Богу, соединяется между собой к одной и той же цели. Это же действование — обращение взора к Богу, не что иное есть — как жизнь, свойственная и сообразная духовному естеству. Ибо как тела, будучи земными, поддерживаются земной пищей и в них примечаем некоторый род жизни телесной, одинаково совершающийся в бессловесных и словесных, так надлежит предположить, что есть и некая умом постигаемая жизнь, которою естество соблюдается в существовании. Если же плотская пища, будучи чем-то притекающим и утекающим, самым прохождением своим влагает некую жизненную силу в тех, в которых она бывает, то приобщение истинно сущего, всегда пребывающего и вечно неизменяющегося, не гораздо ли более сохраняет в бытии приобщающегося? Поэтому, если свойственная и приличная духовному естеству жизнь та, чтоб быть причастным Бога, то не произойдет приобщения между противоположными, если желающее не будет некоторым образом сродно с тем, чего приобщается. Ибо, как глаз услаждается светом, потому что в себе самом имеет естественный свет для воспринятия однородного с ним, и ни перст, ни другой какой из членов тела не производит зрения, потому что ни в каком другом члене не заготовлено природою света; так, чтобы сделаться причастником Божиим, совершенно необходимо в естестве приобщающегося быть чему-либо сродному с тем, чего оно приобщается. Поэтому Писание говорит, что человек сотворен по образу Божию, чтобы, как думаю, подобным взирать на подобное; обращать же взор к Богу, как сказано выше, есть жизнь души. Поскольку же незнание истинно доброго, подобно какому-то туману, затемняло несколько зрительную силу души, а сгустившийся туман стал облаком, так что в глубину незнания не протекает луч истины, то с удалением света необходимо оскудела в душе и жизнь. Ибо сказано, что истинная жизнь души производится приобщением доброго, при незнании, препятствующем богопознанию, душа, не будучи причастницею Божиею, лишается жизни.

Все сотворенное должно почитать чуждым Божеского естества, а служить и чтить должно одно несозданное Естество, Которого свойство и признак, что Оно никогда не имело начала бытия и не будет иметь конца.

Душа человеческая на пределах двух естеств, из которых одно бесплотно, духовно и чисто, а другое — телесно, вещественно и неразумно. Как же скоро, освободившись от привязанности к жизни грубой и земной, по причине добродетели, обратит взор к сродному ей и Божественному, то не останавливается в исследовании и изыскании начала существ, — то есть на том, какой источник красоты их, откуда наливается сила, что источает из себя премудрость, обнаруживающуюся в сущности; приводя же в движение все силы рассудка и всю мысленную способность исследования, с пытливостью домогается постигнуть искомое, пределом постижения поставляя для себя только действенность Божию, даже до нас простирающуюся, которую ощущали в жизни своей. И как воздух, передаваемый землею воде, не останавливается на дне озера, но  образовавшийся пузырек стремится наверх, к сродному себе, и тогда прекращает движение к верху, когда выйдет на самую поверхность воды и смешивается с окружающим воздухом, — так и подобное нечто бывает и с душою, которая исследует божественное; когда от дальнего простирается к ведению превысшего и, постигнув чудеса Его деятельности, не может идти пока далее в любозначительности своей, но дивится и благоговеет перед Тем, Чье бытие познается только потому, что действует. Видит она небесную красоту, блистание светил, быстрое круговращение полюса, чинное и стройное течение звезд, к своему началу возвращающийся круг четырех годовых времен, землю, сообразующуюся с окружающим ее, и собственные свои действия изменяющую по различию движения в том, что выше над нею, многоразличные породы животных, живущих в водах и получивших себе в удел движение по воздуху, и живущих на суше; всякого рода виды растений, разные травы, отличающиеся одна от другой качеством, силою, наружностью, свойства плодов и соков; взирая и на все другое, в чем обнаруживается Божия действенность, душа по чудесам видимого заключает разумом, что есть Уразумеваемый по этим делам. В будущий же век, когда прейдет все видимое, по слову Господа, Который сказал: «небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут» (Мф. 24:35), и мы перейдем в ту жизнь, которая выше и зрения, и слуха, и мысли, тогда, может быть, не от части уже, не из дел только познаем естество Благого, как теперь, и не из действенности видимого уразумеется нами превысшее, но, без сомнения, иначе будет постигнут род неизреченного блаженства, и откроется иной способ наслаждения, которому сейчас несвойственно взойти и на сердце человеку. А пока пределом в ведении неизреченного душе служит проявляющаяся в существах действенность.