Григорий Нисский

Железо для приготовления из него каких-нибудь вещей мы вверяем опытным в кузнечном искусстве, а не тем, кто не знает его, так и души надобно вручать тому, кто хорошо разумеет, как умягчать их огнем Святого Духа, тому, кто посредством образования разумных органов каждого бы из вас уготовил в сосуд избранный и благопотребный Богу.

Наставление в добродетели тогда было бы достойным веры, когда бы жизнь согласовалась со словами.

Сила слова делает и священника важным и досточтимым, отделяя его через новое благословение от сообщества многих. Вчера и прежде был он одним из простого народа, а сегодня – становится наставником, предстоятелем, учителем, совершителем сокровенных Таинств – и все это он делает, нимало не изменившись по телу или виду. Но, внешне оставаясь тем же, чем и был, он преобразился в невидимой душе некоей невидимой силой и благодатью.

Для жившего безгрешно нет ни тьмы, ни червя, ни преисподней, ни огня, ни чего-либо иного страшного по названию и на самом деле.

Поскольку всякое пророчество Господа оказывается истинным, как свидетельствуют события, а о Воскресении мертвых мы не только научены Словом, но и от самих воскресших получили доказательство обетования, то какой остается повод для неверия?

...Истребителем нашим была смерть, которую Господь тогда привел в бездействие, когда, пребывая недвижимым на том месте, где находился, казался нам субботствующим, поборол же силу смерти, пролагая Собою путь всем умершим к воскресению от смерти.

После своего падения первый человек жил еще многие сотни лет. Но не солгал Бог, когда сказал: «в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (Быт. 2:17), ибо потому, что человек отпал от истинной жизни, над ним в тот же день исполнился приговор смерти, а через несколько лет после постигла Адама и смерть телесная.

Что бывает с железом в огне, когда плавильная печь отстраняет все бесполезное, то совершается с телом через смерть, когда через разрешение смертью отстраняется все излишнее.

Ничего безрассудного, ничего бесполезного не предано от Христовых проповедников и учеников и не принято преемственно Церковью Божией; совершать поминовение усопших в правой вере при божественном и преславном Таинстве – дело весьма богоугодное и полезное.

Есть такие, которые по бессилию человеческого рассудка, судя о Божественной силе по нашим мерам, утверждают, что непостижимое для нас – невозможно для Бога. Они указывают на уничтожение древних мертвецов, на останки обращенных в пепел огнем. А сверх того придумывают еще и такие примеры: рыбу, которая поглотила плоть потерпевшего кораблекрушение, а потом сама сделалась пищей людей и посредством пищеварения перешла в организм съевшего ее. И многое подобное этому и само по себе маловажное и недостойное великой Божией силы и власти описывают в опровержение учения, как будто невозможно Богу теми же путями через разложение восстановить то, что принадлежит человеку. Но мы в кратких словах положим конец красноречивой изворотливости суетных умов и признаем, что разложение тела совершается на то, из чего оно состояло. И не только земля по слову Божию разлагается в землю, но и воздух, и влага переходят в сродное всему, что есть в нас, даже если бы тело человеческое было пожрано плотоядными птицами или свирепыми зверями и смешалось с их плотью, хотя бы прошло под зубами рыб, хотя бы огнем было превращено в пар и пепел. Куда бы кто в предположении своем ни перенес человека, без сомнения, он все еще в мире. А что мир содержится в руке Божией, этому учит боговдохновенное Слово. Поэтому если ты не знаешь и того, что у тебя в горсти, то неужели думаешь, что Божие неведение немощнее твоей силы и не в состоянии с точностью отыскать то, что содержится в Божией длани?

Смерть не стесняется условиями возраста, она не боится находящихся в цвете лет; не над стариками только имеет власть.

После смерти уже никому не будет возможности исцелить памятью о Боге болезнь, причиненную грехом, потому что исповедь имеет силу на земле, а в аду этого нет.

Ни душа не существует прежде тела, ни тело не приготовляется прежде души, напротив же того, одновременно появляются в жизни, а также и пищею им по естеству служат чистота, благоухание и все тому подобное, чем плодоносны добродетели.

Душе, желающей быть невестою Христа, необходимо уподобляться по возможности красоте Христовой.

Не должно ни предполагать, будто бы души, как обольщают себя язычники, вращавшиеся во вселенной, обременившись каким-то пороком, по невозможности идти наравне со скоростью движущегося полюса, ниспали на землю; ни утверждать также, будто бы человек создан сперва подобным изваянию из земли, и для этого-то изваяния сотворена душа. Ибо в таком случае умная природа окажется стоящею менее, чем земное творение.

Зеркало, когда устроено искусно и сообразно с потребностью, тогда на чистой своей поверхности в точности показывает черты видимого в нем лица; то же произошло и с душою; уготовав себя сообразно с потребностью и отринув от себя всякую вещественную скверну, отразила она в себе чистый образ ничем не поврежденной Красоты.

Истинная и совершенная душа по естеству одна, умная и невещественная, посредством чувств соединенная с естеством вещественным.

Здравием для души служит исполнение Божественной воли, равно как и наоборот, отпадение от благой воли есть болезнь души, оканчивающаяся смертью. Потому, так как сделались мы немощными, когда в раю, оставив добрый образ жизни, без меры вкусили яда непослушания, и потому природою нашей возобладала жестокая и смертельная болезнь, то пришел истинный Врач, по закону врачебного искусства исцеляющий зло противоположным ему, и одержимых недугом потому, что отступили от Божией воли, освобождает опять от болезни единением с Божией волей.

Сколько понимаем, человек первоначально не имел недостатка ни в одном из божественных благ; делом его было только хранить, а не приобретать сии блага. Но злоумышление врагов соделало его лишившимся того, что имел, не сохранившим того доброго жребия, какой дан ему Богом в самом естестве.

Так как человеческая природа в суждении о добре обманом <диавола> введена в заблуждение, то в воле нашей произошла наклонность к противоположному. В жизни человеческой преобладает всякое зло, потому что смерть тысячами путей вмешалась в природу – всякий вид греха становится как бы путем смерти к нам.

Человеческое естество, будучи образом превысшего Блаженства, и само отличается красотой, когда являет в себе изображение блаженных черт.

Богатый и щедрый Угоститель естества нашего, убрав всякого рода красотами это жилище <землю>, приуготовив этот великий и всем снабженный пир, потом уже вводит и человека, вменив ему в занятие... наслаждаться созданным. Поэтому в основание устройства полагает в человеке сугубое начало, смешав с земным Божественное, чтобы ради того и другого иметь ему наслаждение, какое сродно и свойственно тому и другому; наслаждаясь и Богом, по естеству Божественному, и земными благами, по одному с ним чувству.

В ком не померкла красота, теми ясно подтверждается верность сказанного, что человек сотворен как Божие подобие.

Как преемством принадлежащего каждому роду продолжается естество живых существ, так что по закону природы рожденное есть то же с родившим, так и от человека рождается человек, от страстного страстный, от грешника грешник. Потому в рождающихся некоторым образом составляется грех, вместе и рождаемый, и возрастающий, и оканчивающийся пределом жизни.

Наш Творец, как бы наложением некоторых красок, т. е. добродетелями, расцветил изображение до подобия с собственною Своею красотою, чтобы в нас показать собственное Свое начальство. Многовидны и различны эти как бы краски изображения, которыми живописуется истинный образ: это не румянец, не белизна, не какое-либо смешение этих цветов одного с другим, не черный какой-либо очерк, изображающий брови и глаза, не какое-либо смешение красок, оттеняющее углубленные черты, и не что-либо подобное всему тому, что искусственно произведено руками живописцев, но вместо всего этого — чистота, бесстрастие, блаженство, отчуждение от всего худого; и все с ним однородное, чем изображается в человеке подобие Божеству. Такими цветами Творец собственного Своего образа живописал наше естество. Если же отыщешь и другие черты, которыми обозначается Божественная красота, то найдешь, что и таковых подобие в нашем образе сохраняется в точности.

Имел человек до грехопадения многочисленные качества, которых никто не возможет представить словом. Разумею равночестие с Ангелами, дерзновение перед Богом, созерцание премирных благ, возможность и нам украситься неизреченною красотою блаженного Естества, показывая в себе Божественный образ, сияющий красотою души. На место же этого появились в нас лукавый рой страданий, злое гнездо огорчений.

Человек приведен Творцом в бытие, чтобы быть одушевленным подобием Божественной и превысшей силы.

Поскольку естество в нас двояко, одно тонко, духовно и легко, а другое грубо, вещественно и тяжело, то по всей необходимости в каждом из них есть стремление, с другим несогласное и особенное, потому что духовное и легкое имеет свое парение к высокому, а тяжелое и вещественное всегда клонится и несется к низменному. Потому, так как движения их естественно противоположны, невозможно преодолевать одному из них, пока не изнемогло другое в естественном своем стремлении. Занимающая же середину между ними, свободная наша сила и произволение, от себя сообщают и крепость естеству слабеющему, и расслабление усиливающемуся. Ибо на которой стороне будут, той и доставят победу над другою стороною.

Нужно прежде быть человеком, а затем уже называться именем, принадлежащим этому естеству.

Божественная красота человека не во внешних чертах, не в приятном складе лица и не какою-либо доброцветностью сияет, но усматривается в невыразимом блаженстве добродетели.

Вечную Жизнь и неизреченную радость на Небесах дает благодать Духа, а достоинство принять дар и вкусить благодать получает в человеке любовь по вере и трудам.

В умопостигаемом естестве истинную жизнь составляет общение с Богом. В отпадении от Него – смерть.

Когда, увидев истинные блага, душа презрит все земное, тогда бездействует глаз, потому что душа, став совершеннее, не привлекается зримым, взирая умом только на то, что выше видимого. Так и слух делается мертвым и бездеятельным, потому что душа бывает занята тем, что выше разума.

Всякий желающий Жизни Вечной, как скоро обрящет Сына Божия, разумею, истинного и не лживого, обретает в Нем все, чего искал, поскольку и Сам Он есть Жизнь и в Самом Себе имеет жизнь.

Поскольку из Божественной проповеди для всякого явно, что настанет время изменения, нужно не о времени любопытствовать и не изыскивать каких-нибудь умозаключений, которыми иной ослабит в душе надежду на Воскресение, но, подкрепляясь верой, стараться доброй жизнью закупать будущую благодать.

Когда придет Царствие Божие, тогда все, обладающее нами теперь, обратится в ничто, потому что тьма не терпит присутствия света; не останется болезни после возвращения здоровья; не действуют страсти при появлении бесстрастия; бездейственна смерть; исчезает тление, когда воцаряется в нас жизнь.

Кто без труда сосчитает жестоких мучителей жизни нашей, этих неистовых и свирепых властелинов? Жестокий властитель — раздражение, другие подобные — зависть, ненависть, страсть гордыни. Какой-то бешеный и свирепый мучитель, презирающий нас, как невольников — невоздержанный помысел, порабощающий себе для страстных и нечистых услуг.

...Не тело причина страстей, но свободная воля, производящая страсти. Ибо тело движется соответственно своей природе, направляя свои стремления к тому, что служит к сохранению его состава и продолжению <жизни>.

По той причине, что стал ты выше сластолюбия, не имеешь уже права безотчетно предаваться другому роду страсти. Всякая страсть, пока будет страстью, есть падение; в замене же страстей одной другою нет никакой разности падений. Кто поскользнулся от скользкости удовольствий, тот пал; и кто запнулся по гордости, также пал. Ни одного же рода падений не изберет для себя имеющий ум, но равно должен избегать всякого падения, пока оно будет падением.

Душа, отрешившаяся от земного пристрастия, делается несущеюся к небесам и скорою в этом движении ввысь, воспаряя от земного в высоту. И как свыше ничто не пресекает ее стремления, то, конечно, непрестанно становится она выше и выше себя самой, по вожделению небесного.

...Сколько в душе страстей, столько у врагов способов привязаться к нам и напасть на нас; помысл, подобно некоему члену души, часто выводится... из своего состава и получает неправильное положение, если человек не приуготовит себя упражнением и не преуспеет достигнуть безопасности и непреткновенности в сих борьбах законным подвижничеством...

Кто надеждою на Бога одержал верх над многими и сильными врагами, тот, как бы приведя в некое забвение показанные им труды, снова восстает на борцов, еще более сильных и могущественных.

К нашей жизни не имели бы и доступа страсти, если бы с самого начала распознавали мы хорошее.

Примышление есть способность открывать неизвестное, отыскивающая дальнейшее при помощи ближайших выводов из первого познания о том, что составляет предмет занятий. Ибо, составив некоторое понятие об искомом, мы, при помощи вновь находимых понятий, соединяя выводы с тем, что понято в начале, ведем до конца начатое нами исследование.

Способность примышления на благо сообщена Богом человеческому естеству; но у злоупотребляющих способностью примышлять она часто служит и содействует изобретениям бесполезным. Итак из того, что примышление может создавать ложное и заведомо не существующее, не следует, что оно не может исследовать подлинно сущее и истинно существующее; самая способность к первому служит для здравомыслящих свидетельством способности и ко второму.

Умственному мышлению не естественно иметь столько силы, чтобы возвысить нас над пределами нашей природы, возвести к непостижимому, и недоступное для разумения обнять нашим знанием.

При всяком приражении искушения мы имеем только одну защиту – покаяние. И кающийся всегда бывает победителем того, кто всегда нападает.

...Обученный Божественным тайнам, без сомнения, знает, что людям свойственна и естественна жизнь, уподобляющаяся Божественному естеству, а жизнь чувственная, провождаемая в деятельности чувствилищ, дана естеству для того, чтобы знание видимого сделалось для души путеводителем к познанию невидимого...

Знание самого себя бывает средством очищения грехов, происходящих от неведения.

Ныне время плакать; а время смеяться предоставлено в надежде, потому что настоящая печаль соделается матерью ожидаемого веселия.