Григорий Нисский

Мы, люди, у себя дома, в своем естестве и произволе, имеем причины и света и тьмы, делаясь тем, чем сами пожелаем.

О мужестве и о свободе говорят, что одно усматривается в середине между трусостью и дерзостью, а другая — между связанностью мелочами и самовольством.

...Поскольку есть Владычняя заповедь... испытывать Писания (Ин. 5:39), то хотя бы ум наш, не постигая величия мыслей, оказался отстающим от истины, чтобы не показаться презирающими Господню заповедь, совершенно необходимо по мере сил преуспевать в заботе о слове. Поэтому сколько можем — испытаем и предлагаемое Писание. Ибо Давший заповедь испытывать, без сомнения, даст для этого и силу, как написано: Господь даст слово благовествующим силою многою (Пс. 67:12).

Внутрь Божественного святилища таинственно ведет ум Песнею Песней, в которой написанное есть некое брачное приготовление, а подразумеваемое — единение души человеческой с Божественным.

Все Богодухновенное Писание для читающих есть закон не только реальными заповедями, но и историческими повествованиями, понимающих глубоко обучающий знанию тайн и чистому образу жития.

...Кто имеет в виду высшую жизнь, для кого красота есть чистота души, богатство — нищета, отечество — добродетель, город — самые царственные обители Божии, тот земную славу будет считать позором.

...Услаждение вкуса... есть матерь всех по порядку зол. Ибо кому неизвестно, что корнем почти <всех> погрешностей в жизни служит заботливость о гортани? От нее зависят: роскошь, пьянство, чревоугодие, беспорядочное поведение, многоядение, пресыщение, разгульная жизнь, скотское и неразумное падение в страсти бесчестия.

...Никто не возможет служить Богу, разве только тот, кто всех совершеннейшим соделался в мире.

И ухо отворяет окна смерти, вместе с тем, что слышит, принимает в душу многие страсти: страх, печаль, раздражение, удовольствие, вожделение, неумеренный смех.

В смерти никому не будет уже возможности болезнь, причиненную ему грехом, излечить памятованием о Боге, потому что исповедь имеет силу на земле; а во аде этого нет.

...Совершенная жизнь такова, что никакое описание совершенства не останавливает дальнейшего преуспеяния в оной, но непрестанное возрастание в усовершении жизни для души есть путь к совершенству.

...Истинное совершенство и состоит в том, чтобы никогда не останавливаться в приращении к лучшему и не ограничивать совершенства каким-либо пределом.

...Достигшим уже совершенства в жизни добродетельной и очистившим себя... прилично хвалить Бога и быть в таком состоянии, в каком, как веруем, пребывает естество ангельское. Ибо у них, известно нам, нет другого занятия, как только хвалить Бога, и у совершенных в добродетели нет иной заботы, как только устроять жизнь свою, чтобы была хвалою Богу.

В том, что прекрасно по естеству, хотя и невозможно получить все, для имеющих ум великая выгода не остаться не получившим и части. Потому необходимо прилагать все старание о том, чтобы не вовсе лишиться возможного совершенства, но столько приобрести такового, сколько успеем узнать искомое. Ибо, может быть, иметь у себя прекрасное для того, чтобы всегда желать, приобрести его еще  больше, есть уже совершенство человеческой природы.

Для того, кто действительно восстал, никогда не прекратится нужда восставать непрестанно, и для поспешающего ко Господу не истощится путь к продолжению божественного течения. Всегда надлежит восставать, и приближающимся даже к цели в течении своем никогда не успокаиваться.

Вот в подлинном смысле совершенство — не льстиво, не по страху наказания удаляться от порочной жизни, и не по надежде наград делать добро, с какими-нибудь условиями и договорами торгуя добродетельною жизнью; но теряя из вида все, даже что по обещаниям соблюдается надежде, одно только почитать для себя страшным — лишиться Божией дружбы, и одно только признавать драгоценным и вожделенным — сделаться Божиим другом, что, по моему рассуждению, и есть совершенство жизни.

Кто в течение всей жизни достигает большей и большей высоты многими восхождениями, тот не сомневался стать еще выше себя самого, так что жизнь его, подобно орлу, во всем, думаю, усматривается надоблачною, напыщенною, парящею в эфире мысленного восхождения.

Не отваживайся, как учитель, подавать советы слушателям, если великой и продолжительной заботой не укрепил для этого сил своих.

Намеревающемуся приступить к созерцанию всего сущего должно очистить себя во всем, быть чистым и нескверным по душе и по телу, омывшим с себя нечистоту соответственно душе и телу, — чтобы могли мы оказаться чистыми перед Тем, Кто видит сокровенное, и чтобы благоприличие в видимом сообразно было внутреннему расположению души.

Созерцание... Бога совершается не по видимому и не по слышимому, и никаким из обыкновенных понятий не объемлется; ибо сего око не виде, и ухо не слыша, и это не есть что-либо из входящего обыкновенно на сердце человеку (ср.: 1 Кор. 2, 9). Напротив того, намеревающемуся приступить к уразумению высокого надлежит предочистить нрав свой от всякого чувственного и бессловесного движения, омыв ум от всякого мнения, составляемого по какому-либо предположению, и отлучив себя от привычного собеседования с своею сожительницею, т. е. с чувственностью <она есть как бы супруга и сожительница нашей природы>; и когда станет кто чист от всего этого, тогда уже осмеливаться ему приступить к горе' (ср.: Исх. 19, 10).

Когда, при взгляде на истинные блага, все земное бывает презренно, тогда в бездеятельности остается телесное око, потому что душа, став совершеннее, не привлекается тем, что оно показывает, взирая умом на одно то, что выше видимого. Так и слух делается каким-то мертвым и бездеятельным, потому что душа бывает занята тем, что выше разума.

...Спасение даруется Тобою, Господи, людям не за дела праведности, но по одной Твоей благодати.

Иным бывает спасение и посредством страха, когда удаляемся от зла, взирая на угрозы наказанием в преисподней; а иные преуспевают в добродетели по надежде на награду, предоставленному жившим благочестиво, приобретая доброе не по любви, но по ожиданию воздаяния. Но кто стремится душою к совершенству, тот гонит от себя страх.

Если в какой-либо части тела бывает прилив испорченного и гнилого сока, и делается в том месте воспаление, то всего необходимее, чтобы скопившаяся влага, по устремлении ее к наружности, прорвалась в каком-либо особом месте и нарыве. Так, в ком бывает прилив недуга сребролюбия, в том страсть всего чаще склоняется к невоздержанию.

Иную враждебную и беззаконную мысль невозможно угасить иначе, как приводя ее в уничтожение стыдом; потому что стыд от сделанного в жизни худо делается глубоко утвердившеюся пропастью и отделяет собою человека от греха.

Тело наше, наподобие пузыря, на малое время облекает наш дух; затем мы исчезаем, не оставив в жизни никакого следа кратковременного пребывания духа в нашем теле.

...В том состоит здравие тела, чтобы ничто в нас не получало перевеса над другим. Итак... для поддержания своего здоровья мы должны сохранять такое состояние тела, чтобы никакой части из тех, из которых мы составлены, не придавать неправильным употреблением пищи и пития: ни излишнего увеличения, ни уменьшения...

...Кто во всю жизнь преуспевал в нетлении, тот, конечно, не приемлет в себя никакого тления.

В жизни будущей не будет пригодно то, что составляет для тела потребность сейчас, но устройство нашего тела будет сродно и соответственно наслаждению таковой жизнью и стройно приспособлено к пользованию ее благами.

Невозможно иначе свергнуть с себя лукавое владычество тления, пока не восприимет над нами снова владычества животворящая сила Божия.

Жизнь нашего тела состоит в исполнении и лишении, совершающемся двояким образом, через пищу и питье, затем через вдыхание и выдыхание воздуха, без чего плотская жизнь естественно не может существовать.

...Нет в Троице чего-либо сотворенного или служебного; нет чего-либо привнесенного, как бы прежде не бывшего, а впоследствии привзошедшего... Ни в чем у Сына не было недостатка перед Отцем и у Святаго Духа перед Сыном; но непременна и неизменна есть всегда та же Троица.

Церковный догмат провозглашает, что во Отце и Сыне и Святом Духе — одна сила, одна благость, одна сущность, одна слава, таково же и все прочее, исключая разность Ипостасей.

Пусть каждый убедит себя, что он ничтожнее не только брата, живущего с ним, но и всякого человека; ибо, сознавая сие, он будет подлинно учеником Христовым.

Христианина истинного и кажущегося распознаем по характерным свойствам. Свойства подлинного христианина – те, которые мы находим во Христе: доступным для нас мы подражаем, а недоступные нашей природе чтим и поклоняемся им.

Познав, что Христос есть «освящение» (1 Кор. 1:30), мы должны исповедать силу освящения не словами, но жизнью, свободной от всякого скверного и нечистого дела и мысли.

Нужно, чтобы жизнь твоя была псалмом, который не помышлениями провозглашается, но из высшего и небесного производит чистый и внятный звук.

Христос именуется также камнем (1 Кор. 10:4); это имя требует от нас твердости и неуклонности в добродетельной жизни, чтобы мы твердо переносили страдания и являли дух крепкий и недоступный всякому нападению греха. Через это и подобное и мы станем камнем, подражая, сколько возможно, в изменчивом естестве, неизменяемости и непрелагаемости Владыки.

Христианин отличительным своим признаком имеет веру в Отца и Сына и Святого Духа, она есть облик по таинству истины образовавшегося.

Если определение говорит, что христианство — подражание Богу, то не принявший еще слова таинства, какою увидит у нас жизнь проводимую, как он уверен, по подражанию Богу, таковым будет почитать и наше Божество. Так что если он увидит примеры всего благого, то уверует, что Божество, нами чтимое, благо. Если же кто будет предан страстям и зверообразен, и в своих нравах сообразно различным страстям будет отображать виды различных зверей и затем станет именовать себя христианином, тот, поскольку его имя обещает и возвещает подражание Богу, своею жизнью подает неверным повод порицать Божество, в которое мы веруем. Поэтому и Писание возвещает таковым страшнейшую грозу, говоря: «горе тем, ради кого имя Мое оскорбляется в народах» (Ис. 52:5).

Тем, которые именуют себя именем Христовым, прежде необходимо быть тем, чего требует имя, а за тем уже усваивать себе это название.

Слово Божие повелевает исполняющему заповеди Божии делать все, имея в виду Его одного и Ему единому угождать, не гоняясь за славой у людей, избегая похвал и тщеславия; всего себя являть жизнью и делами, чтобы видящие их прославляли Отца нашего Небесного.

Спаситель наш Иисус Христос есть Сын Божий, и называется так по естеству, а не именуется только Сыном, в не собственном смысле этого слова, как мы, будучи тварию; что Он не имеет начала, но вечен; почему по самой Ипостаси Своей Он и в бесконечные веки будет царствовать с Отцом.

Господь соделавшись выкупом нашей смерти, собственным Воскресением разрешил узы смерти и Своим Вознесением проложил путь всякой плоти, и, будучи сопрестольным и равночестным Своему Отцу, в день суда по достоинству жизни произнесет приговор над судимым.

Сила же и красота Сына — Отец. Сей-то Сын расслабленное грехом естество человеческое снова сделал твердым, чтобы оно не уклонялось более в порок и не допускало до себя греховной бури.

Удары, наносимые Ему, относятся к рабу, в котором Господь, а почести к Господу, при Котором раб; но через соединение и сродство то и другое делается общим, так что Владыка приемлет на Себя рабские раны и раб прославляется Владычнею честью.

Не два Христа и не два Господа, но один Христос и один Господь, и Божеское естество, соединившись с человеческим, сохранило неслиянными свойства того и другого по причине единения естеств, приписываются и общие действования, так как и Божеское принимает на Себя немощи раба, и человеческое спрославляется честью Владычнею, и, силою срастворения, Божеское естество претворяет в себя человеческое...

...Надлежит и нам не скорбеть о кратковременном замедлении уповаемого, но прилагать старание о том, чтобы не соделаться недостойными уповаемых благ.

У кого недостает целомудрия, тот развратен; а кто им избыточествует, тот сожжен совестию, как определяет Апостол (1 Тим. 4:2). Один неудержимо утопает в удовольствиях, другой и браком гнушается наравне с прелюбодейством; поведение же, усматриваемое посредине между сими, есть целомудрие...

...Кто камнем целомудрия мечет в невоздержный помысел, в удовольствиях собирающий дрова в пищу огню, тот и помысел побеждает этим метанием, и оружие всегда носит в руке.