Иоанн Златоуст

Подобно тому как обыкновенный огонь, охватывая вещество влажное и промокшее, разводит густой дым, так точно и сильная пламенная страсть, завладевая вялой и слабой душою, производит большой дым.

Увещеваю тех, которыми еще не овладела страсть, не предаваться ей, потому что легче воздержаться, нежели, предавшись, освободиться от нее.

...Кто освободился от страстей, <тот> пребывает в тихой пристани, наслаждается любомудрием и не подвергается никакой неприятности.

Как растравляемые телесные раны делаются неисцелимыми, так и душевные страсти, возбуждаемые и раздражаемые, усиливаются и одолевают преданных им. Человека, невнимательного к себе, они склоняют к славолюбию и надменности, и корыстолюбию вовлекая в роскошь, расслабление и беспечность и мало-помалу – в дальнейшие, рождающиеся от них пороки.

Страсти — это тираны. Если мы будем презирать их, то сделаемся великими; если будем освобождать от них и других, то еще более великими.

...Для христианина не будет никакой пользы, если он, имея веру и дар крещения, окажется подвержен всем страстям; в таком случае и обида будет больше, и стыд сильнее.

Как бурные ветры, падая на тихое море, возмущают его все с самого дна, так что песок смешивается с волнами, — так и страсти, вторгаясь в душу, превращают в ней все вверх дном и ослепляют ее мыслительную способность, особенно страсть к славе...

Преданная страстям душа не может постигать ничего великого и благородного; но, как бы помраченная гноетечением из очей, страдает самой тяжкой слепотой.

И подлинно, одно из труднейших дел – отвергнуть пристрастие и старую привязанность, расторгнуть многосложные соблазны, окрылиться и вознестись до небесных сводов. Как у мучеников тяжел подвиг, так и у этих бывает продолжительная скорбь.

Все другие бедствия действуют извне, а страсти рождаются внутри: отсюда и происходит особенно великое мучение. Хотя бы весь мир огорчал нас, но если мы не огорчаем сами себя, то ничто не будет для нас тяжким.

Каждую из возмущающих нас страстей постараемся исправить, чтобы, воздерживаясь от злых и совершая добрые дела, могли мы в тот страшный день удостоиться человеколюбия Божия.

Не только о том, кто выпил много вина, но и о том, кто питает в душе другую страсть, можно сказать, что он сильно опьянен.

Страсть не есть естественная потребность, но в некотором роде все извращающая болезнь.

Страсть — это некое насилие, способное принудить всякого, одержимого ею, терпеть и переносить все для чего бы то ни было.

Великое дело одолеть собственные страсти, но гораздо важнее убедить и других принять тот же образ мыслей.

Как душа, преданная бездействию и беспечности, легко овладевается страстями, так и душа, непрестанно занятая подвигами благочестия, не имеет даже и досуга подумать когда-нибудь о них, потому что заботливость о подвигах отвлекает ее от всех страстей.

Когда в тебе зародится малая страсть, не смотри на то, что она мала, если ее питать, она разрастется и произведет величайшие бедствия.

Как пленник, хотя бы он обладал бесчисленными богатствами, по тому самому еще более подвергается нападению всех, так и преданный страстями бывает слабее паутины.

Что несноснее и мучительнее состояния человека завидующего, строящего козни, домогающегося чужой собственности? Эти страсти терзают душу сильнее всякого палача.

Как горячка сначала не особенно сильно мучает жаждой болеющих ею, а когда усилится и повысит жар, заставляет уже испытывать невыносимую жажду, и хотя бы кто-нибудь дал им без меры напиться, он не потушит, а только разожжет жар, так точно бывает и со страстью: если в самом начале, когда она вторгается в нашу душу, мы не воспрепятствуем ей и не заключим перед нею дверей, то, войдя, она причиняет уже допустившим ее неисцелимую болезнь.

Страстям Господь попустил овладевать нами, чтобы уничтожить нашу гордость.

Любовь к деньгам, служение гнусным страстям и всякий вообще грех обыкновенно делают старым всякого совершающего их, а ветхое и состарившееся близко к разрушению.

Когда лев сыт, тотчас оставляет попавшееся ему тело. А страсти никогда не насыщаются и не отстают, пока уловленного ими человека не увлекут к диаволу.

Как силы телесные со временем мертвеют и теряют всякую чувствительность, так и душа, одержимая многими страстями, становится мертвой для добродетели. Тогда, что бы ты ни представлял ей, она ничего не чувствует; хотя бы угрожал наказанием или чем другим, она остается бесчувственной.

Если ты при взгляде на красивую женщину почувствуешь к ней страсть, то более не смотри на нее — и освободишься от страсти.

Разве, ты думаешь, не тяжкие узы - грехи и страсти? Ими связываются не только руки, но весь человек.

Откуда происходят страсти? Они происходят не от природы, но от желания.

Как душа, пребывающая в праздности и безопасности, пленяется страстями, так, наоборот,– упражняющаяся постоянно в подвигах благочестия не имеет даже и времени подумать об этом, потому что забота о подвигах поглощает ее.

Небольшой огонь подчас уничтожает большой запас вещества; так, одна какая-либо добродетель прогоняет все страсти.

Оковы для души — не железо, а рабский страх, любостяжание и бесчисленные страсти. Вот что связывает, хотя бы тело и было свободно. Но от тела, скажешь, рождаются и страсти? Это пустое извинение и ничтожная отговорка. Если бы действительно от тела рождались эти страсти, то им были бы подвержены все. Как никому нельзя избежать усталости, сна, голода и жажды, потому что все это естественно, так никто не избежал бы и подчинения страстям, если бы они были таковы. Если же многие избегают их, то ясно, что такого рода недостатки рождаются от беспечности души.

Страсти нарушают даже отдых, даруемый природой, и совершенно преодолевают силу сна своим жесточайшим насилием.

Часто волны страстей, превосходящие своей свирепостью морские волны, нападают на нашу душу и производят в ней большое смущение. Человек беспечный и нерадивый, когда начинается буря, тотчас же приходит в смущение и смятение и смотрит со страхом, как душа терпит крушение и потопляется страстями. Напротив, сильный и мужественный человек, поставив как бы кормчего у руля разум над страстями, не перестает принимать все меры, пока не направит ладью в тихую пристань любомудрия.

Тот достоин бесчисленных похвал, прославлений и почестей, кто обуздывает беснующуюся природу и спасает лодку во время самой жестокой бури.

Великое нужно старание, чтобы знать, в чем состоит <дерзновение>... Старание необходимо потому, что с... добродетелями смешиваются пороки: с дерзновением — дерзость, с кротостию — малодушие. Каждому должно смотреть, чтобы, предаваясь пороку, не приписывать себе добродетели...

Представляя себе, что мы, облеченные телом, вынуждены бываем бороться с силами бестелесными, будем ограждать себя оружием духовным.

У нас есть и союзница в борьбе — сестра поста, разумею молитву; смерть ли, искушение ли, или какое-либо другое из зол, — все уничтожается молитвою и постом.

Невозможно же, чтобы все страсти овладевали нами в одном возрасте; но они разделены, и это по человеколюбию Божию, чтобы, напав на нас вместе, они не сделались неодолимыми и борьба с ними не была для нас слишком трудною. Какое неразумие — быть не в состоянии побеждать и раздельные страсти, но покоряться им во всякое время и еще гордиться тем, что укрощается не нашим старанием, но самим возрастом.

Кто пленен страстью особенно сильною, тот понесет не столь большое наказание; а кто уловлен страстью слабою, гот лишится всякого оправдания.

...После победы потребна бодрость, иначе то, что тебе удалось низложить, снова может подняться. Если мы не стоим, восстает то, что нами низложено.

Не станем бояться брани и избегать борьбы, но не будем и беспечны, потому что враг нашего спасения постоянно бодрствует и все предпринимает против нашего спасения.

Те, кто с верой и любовью поклоняются Кресту, знают присущую ему силу и пользуются ею для победы над диаволом.

Подвиги в начале более легки, а лучше сказать, нам и не потребуется бороться, если мы не отворим дверей врагу и не примем семени порока.

Дерзновение и мужество - это когда кто отваживается на опасности и смерть, презирает и дружбу и вражду для угождения Богу.

Нужна нам великая бдительность, так как и брань у нас непрерывная и никогда не знает перемирия.

Когда в тебе зародится малая страсть, не смотри на то, что она мала, но представь, что она, будучи питаема, производит величайшие бедствия. В доме, когда мы видим загоревшимся малый клочок льна, то смущаемся и поднимаем шум, потому что смотрим не на начало, а от начала заключая к концу, беспокоимся и бегаем, чтобы погасить пожар.

Тем, которые с сильным рвением устремляются на врагов, свойственно быть иногда поражаемыми и падать.

При наступлении этой особой войны и сражаться будем особым способом: обратим к небу песнопения; вместо копьев устремим туда псалмы; вознесем к Богу молитвы; непрестанными слезами умилостивим Божий гнев, разорвем сеть худых дел; разрушим твердыню зла; будем сражаться оружием добродетели; панциря праведности не пробивает стрела; щиту веры не наносит вреда молния; Бог не попускает сокрушить шлем надежды: вышний гнев не раздирает хитона смиренномудрия.

Ты не имеешь дерзновения? Но великое дерзновение, великая польза в том и состоит, чтобы считать себя не имеющим дерзновения; равно как стыд и крайняя опасность — считать себя имеющим дерзновение.

Если мы при старании укрощаем слонов и диких коней, то тем более можем укрощать наши страсти. Почему же мы так нерадивы во всю жизнь?

Восстань против тирании, гордости; восстань против нападений гнева, против мук желания; и это — раны, и это — мучения. Скажи мне, какое из мучений всех ужаснее? Не то ли, когда душа мучается и терзается? Там, в телесных мучениях, страдает больше тело, а здесь все относится к душе. Она болеет, когда человек гневается, завидует или что-нибудь подобное делает или, лучше сказать, когда страдает; ведь иметь гнев, зависть — не значит действовать, но страдать; потому и называются страстями души, ранами, язвами. Подлинно, это страдание, и даже ужаснее страдания.