Иоанн Златоуст

Если изрыгаемые злоязычником слова так много огорчают других, то еще гораздо большую скорбь причинят они душе, породившей их.

Хотя бы в твоем злословии и была истина, и в таком случае оно преступно.

Рассказы, выводящие наружу чужие грехи и раскрывающие нечистую жизнь, оскорбляют и возмущают душу тех, кто их слышит.

Бог украсил твои уста столькими ангельскими песнопениями, удостоил их брашна не ангельского, но свыше-ангельского — Своего лобзания и Своих объятий, и ты предаешься злословию? Оставь это, прошу тебя. Такое поведение производит великие бедствия и несвойственно душе христианской.

Когда две противоположные двери стоят одна прямо против другой, и когда поднимется сильный ветер, то как скоро затворишь одну из дверей, и сквозного ветра не будет, ветер ничего не сделает, напротив, потеряет много силы. Так и здесь две двери: твои уста и уста оскорбляющего тебя и злословящего. Если закроешь уста свои, то уничтожишь всю силу ветра, если же откроешь их, то он сделается неукротимым.

Кто произносит постыдные слова, тот не себя только срамит, но распространяет великую заразу и между ближними и обращающимися с ним.

Если поймешь, что, говоря худо о брате, ты источаешь из уст своих грязь, если будешь представлять, что клевещешь на того, кто составляет один из членов Христовых, что поедаешь собственную плоть свою, что Страшный тот и нелицеприятный Суд делаешь для себя еще более строгим, что стрела твоя убивает не пораженного ею, но тебя, пустившего ее.

Злоречивого человека все сторонятся, как бы пахнущего гнилью, как какой-то гадины или жука, питающегося навозом, — чужими бедствиями.

Полезно не оскорбляться злословиями других и не раздражаться обидами ближних! Можно и от них получить себе великое и важное благо, как было и с мытарем.

Не сквернословь. Неужели это трудно? Но если бы и не было повелено, не следовало ли бы нам самим сделать это, чтобы не показаться бесчестными? Напротив, сквернословие трудно, как видно из того, что человек стыдится в душе и краснеет, когда случится ему сказать что-нибудь подобное, и даже не решится сказать, если не будет в пьяном виде.

Вспомни о достоинстве твоих уст. Ты называешь Бога своим Отцом и в то же время порочишь своего брата?

Ты не вонзил зубов в плоть ближнего, но вонзил в его душу злую речь, ранил ее худыми словами, сделал тысячу зол и себе самому, и ему, и многим другим; потому что, осуждая ближнего, ты, во-первых, причинил зло и тому, кто тебя слышал. Если это грешник, то он делается беспечным, нашедши себе сообщника в грехе; а если праведник, то впадает в гордость и надмевается из-за чужого греха, получая повод высоко думать о себе самом. Вместе с тем ты, во-вторых, повредил всей Церкви, потому что все слышащие не грешника осуждают, но поражают укоризнами весь народ христианский. Не слышно, чтобы неверные говорили, что такой-то блудник и развратник, но, вместо виновного, они порицают всех христиан. Затем, в-третьих, ты подал повод к уничтожению славы Божией, потому что имя Божие славится, когда мы живем хорошо, а когда грешим, оно хулится и бесчестится. В-четвертых, ты посрамил того, о ком распускаешь худую молву, сделал его через то более бесстыдным, и нажил в нем себе врага и неприятеля. В-пятых, ты сделал самого себя достойным взыскания и наказания, взявшись за такие дела, которые нисколько не касаются тебя.

Как открыв гробы, мы наполнили бы города заразою, так и скверные уста, открываемые с бесстыдством, заражают всех обращающихся с ними тяжелейшею болезнью.

Гораздо хуже кусающих тело те, которые делают это словами. Первые кусают зубами тело, а последний угрызает словами душу, наносит рану доброй славе, причиняет рану неисцельную. Поэтому он подвергнется тем большему наказанию и мучению, чем тягчайшее причиняет угрызение.

Доброе неведение лучше худого знания. Кто не знает причины, тот скоро может дойти до истинной причины; а кто, не познавши истинной причины, вымышляет ложную, тот нелегко может принять истинную; но много требуется от него труда и пота для того, чтобы уничтожить прежнее.

Пока мы живем в смертном теле, мы воспринимаем знание, соответственное смертной природе. Поэтому Бог ничего не говорил нам соответственно Своему совершенству, но соразмерял то, что говорил, с нашей слабостью.

Великое благо в том, чтобы знать, что такое тварь и кто Творец, что такое создание и кто Создатель.

Какая польза знать, что положено делать, не делая этого? Никакой, напротив, за это будет даже большее осуждение.

Многие, возвращаясь от гробов умерших, омывают себя, а возвращаясь со зрелищ, не воздыхают, не проливают слез, хотя мертвый не оскверняет, между тем как грех полагает такое пятно, которого нельзя смыть тысячью источников, а только одними слезами и раскаянием. Между тем никто не чувствует этой скверны.

Лучше грязью или навозом вымарать себе все лицо, чем смотреть... на беззаконие <в театре>, потому что для глаза не так вредна грязь, как любострастный взгляд и вид обнаженной женщины.

Много зла причиняют городам зрелища зла великого, мы даже и не знаем — насколько великого.

...Ты, оставив источник Животворящей Крови, эту страшную Чашу, течешь на диавольский источник зрелища смотреть плавающую в нем блудницу и потопить там свою душу. В этой воде — море любострастия, не тела потопают, а души гибнут.

Не столько грешит тот, который представляет в театре, сколько в сравнении с ним ты, который заставляешь это делать; и не только заставляешь, но и заботишься о том, радуешься и смеешься, хвалишь представление, всячески пособляешь демонской работе.

Если зрелища не производят на тебя никакого впечатления, то тем большего ты достоин осуждения за то, что служишь соблазном для других, поощряя такие зрелища, оскверняешь свой взор, а со взором и душу.

Ты подай нуждающемуся, а не давай пляшущему, чтобы с деньгами не погубить тебе и души его. Через неуместную щедрость ты становишься виновником его погибели.

На площади ты не станешь смотреть на обнаженную женщину, а еще менее дома, — ты оскорбишься таким зрелищем, а в театр идешь, чтобы оскорбить честь и мужского и женского пола, и осрамить глаза свои.

Если похоть часто, как какой-нибудь хитрый разбойник, тайно входит и здесь в храм, где псалмы и молитвы, и слышание Божественных слов, и страх Божий, и великое благолепие, то как могут быть свободны от этой злой похоти те, которые сидят в театре и ничего здравого не видят и не слышат, а будучи исполнены гнусности и беспечности, подвергаются воздействию через все чувства — и через слух, и через зрение?

Пребывание на зрелищах порождает прелюбодеяние, невоздержность и всякое бесстыдство.

Если хочешь смотреть и услаждаться взором, то смотри постоянно на свою жену и люби ее, этого не воспрещает никакой закон. Если же будешь взирать на чужую красоту, то оскорбишь и свою жену, отвращая от нее взгляд, и ту, на которую смотришь, так как касаешься ее вопреки закону.

Что может быть бесстыднее того взора, который располагает и внешние глаза — смотреть на создания Божии, как на зло?

...Глаза Бог дал тебе не для того, чтобы ты сладострастно смотрел ими, но чтобы украшал их целомудрием...

Глаз для того и создан, чтобы мы, видя им творения Божии, прославляли их Создателя.

Будем устраняться от уязвлений блудной красотой, закроем глаза на то, что возбуждает сладострастные желания; пусть преданы будут позору все беспорядочные удовольствия. Пусть оберегает плоть целомудрие, пусть чистота живет в членах; будем настраивать себя на благородные мысли, будем блистать делами света, украсим себя чистой жизнью. Чистым сохраним тело – храм Духа: «Если кто разорит храм Божий, того покарает Бог» (1 Кор. 3:17).

Не для того Бог создал тебе глаза, чтобы ты делал их орудием прелюбодеяния, но для того, чтобы, взирая на Его творения, благоговел перед Творцом.

Господь наш Иисус Христос, зная слабость нашей природы и беспечность воли, дал закон, запрещающий и возбраняющий излишние взгляды, чтобы издали еще погасить загорающийся в нас пламень.

Бог по той причине оставил хотя некоторую часть идолопоклоннической закваски, чтобы она служила стыдом для идолослужителей.

Идоложертвенное дурно не по природе своей, но производит осквернение по расположению вкушающего.

Как человек будет почитать то, что он делает? Это происходит не из иного чего-либо, а только — из тупости.

Скажи мне, что ты станешь говорить язычнику, как скоро сам наживаешься и воруешь? Отступи, скажешь, от идолослужения, познай Бога, не стремись к серебру и золоту. Но разве он не засмеется и не скажет в ответ: сперва научи этому самого себя. Ведь не одно и то же - идолопоклонствовать, будучи язычником, и совершать тот же самый грех, будучи христианином.
Не говори мне, что ты не кланяешься золотому идолу, но докажи мне, что не делаешь того, что повелевает золото. Ведь бывают различные виды идолопоклонства: один почитает своим господином маммону, другой признает богом чрево, а третий — грубейшую страсть. Но ты не приносишь им в жертву волов, как язычники? Правда, зато ты — что гораздо хуже — приносишь им в жертву свою душу. Ты не преклоняешь перед ними колени и не кланяешься? Но ты с очень большою покорностью исполняешь все то, что прикажут тебе и чрево, и золото, и господствующая страсть. И греки потому именно и гнусны, что обоготворили страсти, назвав желание — Афродитою, ярость — Аресом, пьянство — Дионисом. Если ты не делаешь изваяния идолов, как язычники, зато с большим усердием подчиняешься тем же страстям, делая члены Христовы членами блудницы, оскверняя себя и прочими беззакониями.

Для тебя солнце создано и прекрасным и вместе бессильным: прекрасным, чтобы по нему ты познал  Владыку; бессильным, чтобы ты не называл его своим владыкою. Но оно, говорят, питает растения и семена. Что же: неужели поэтому и навоз — бог? Ведь и он также питает растения.

Разве не знаешь, что если кто будет оскорблять образ царя, нанесет оскорбление первообразу достоинства?

Разве Владыку нашего можно видеть глазами? Он незрим и безвиден по существу, а изображается и бывает видимым по человечеству.

Бог не только не посылает искушения сверх силы, но и при искушении по силе присутствует, поддерживая нас и укрепляя, если мы сами наперед привнесем должное с нашей стороны: готовность, надежду на Него, благодарность, твердость и терпение...

...Ничто не делает людей так славными и достойными удивления и ничто так не преисполняет бесчисленных благ, как множество искушений, опасностей, труды, скорби, уныния, постоянные козни...

...Великость искушения может облегчать бремя грехов...

...Нерадивый и беспечный, лишь подует на него легкий ветерок искушения, тотчас колеблется и падает, не от  свойства искушения, но от слабости своей воли.

Молитва — сильное оружие среди искушений.

...Святые больше всего нуждаются в <искушениях>, потому что ничто так не влечет к гордости, как сознание заслуг и дерзновенная душа. Чтобы они не потерпели ничего подобного, Бог и попустил быть искушениям и  скорбям, которые могли бы смирять их и побуждать во всем соблюдать меру.

Бог попускает искушение для испытания.

...Возможность переносить <искушения> зависит от помощи Божией, которую мы приобретаем собственным нашим расположением.