Иоанн Златоуст

Будем же всегда помышлять об этом судилище, и таким образом мы сможем постоянно пребывать в добродетели.

Будем же бояться Бога... будем бояться Его, и тогда, хотя бы мы попали в плен, будем славнее всех.

Страх Божий не только отгоняет от нас злые страсти, но и с великим удобством вводит всякую добродетель.

...Страх... чем глубже проникнет в душу нашу, тем более очистит весь грех невоздержания.

Пусть будет присущ нам страх Божий, и тогда ничто не опечалит нас, будет ли то бедность, или болезнь, или плен, или рабство, или что-нибудь другое прискорбное, но даже и это все станет содействовать нам к достижению противоположного.

Бойся Владыки Бога, не человека. Если ты убоишься человека, то и им будешь осмеян, и Владыку прогневишь, а если — Бога, то и для людей будешь почтенен, и Богу любезен.

Страх Божий составляет истинное блаженство...

Как чадолюбивый отец, имеющий упрямого и нерадивого сына, желая вразумить его, ищет ремней, грозит веревками, говоря: «Свяжу, высеку, убью», и бывает страшным на словах, чтобы таким образом обуздать пороки юноши, так точно и Бог постоянно угрожал, желая страхом сделать иудеев лучшими.

Ничто так не истребляет греха, а добродетели не способствует расти и процветать, как непрестанный страх.

Мы находимся в столь жалком расположении духа, что если бы не было страха геенны, то, может быть, и не пожелали бы сделать что-нибудь доброе.

Бога одного нужно бояться, страшиться и трепетать, чтобы перед Его взором не сделать чего-либо преступного.

Подлинно, ничто так не губит человека, как потеря страха Божия, равно как, наоборот, ничто так не спасает, как обращение взоров сюда.

Как только посетит тебя лукавый помысл, извлеки этот меч, т. е. страх Божий себе представь, и ты посечешь всякую вражескую силу.

Когда страх Божий обитает внутри нас, то нам не нужны никакие внешние ограждения, а когда нет его — тщетно все внешнее.

Впавший в забвение страха Божия обрекается на непрестанные заботы, беспокойства и скорби.

Нет зла, которого не уничтожал бы страх Божий. Как огонь, приняв железо, хотя бы самое испорченное и покрытое большою ржавчиною, делает его ясным и светлым, очищая его и совершенно исправляя повреждение, так и страх Божий в короткое время совершает все и не допускает ничему человеческому вредить тем, которые проникнуты им.

Тот, кто приступает к закону и к Законодателю Богу со страхом, вступает в общество святых и причисляется к праведным; а кто отвергает страх Божий и с гордостью приступает к Божественному закону, тот и не удостаивается благодати, но бывает чужд благочестия.

Тот, кто сохранил страх Божий, преследует ложь, имея судью в собственной совести.

Как дуб, глубоко пустивший свои корни в недра земли и тщательно обвязанный, не может быть вырван никаким порывом ветра, так точно и душу, пригвожденную страхом Божиим, ничто не в состоянии будет низвергнуть, потому что пригвождение еще сильнее укоренения.

Ничто, ничто так не губит человека, как если сняться с этого якоря (страха Божиего), а равно ничто так не спасает, как если всегда держаться на нем. Если мы, имея перед глазами человека, с меньшею решительностью приступаем ко грехам, а часто не делаем ничего неуместного, стыдясь людей, то рассуди, какою безопасностью мы будем пользоваться тогда, когда будем иметь перед глазами Бога. Ведь при таком нашем настроении нигде не нападет на нас диавол, потому что труд его был бы бесполезен. Когда же диавол заметит, что мы блуждаем вне и бродим без узды, то он, воспользовавшись нашим начинанием, наконец, получит возможность и совсем разлучить нас от стада.

Где страх, там погашен гнев, усмирена злая похоть, искоренена всякая безумная страсть.

Страх геенны приносит нам венец Царствия.

Богобоязненный — сам собственный ковчег, сам наследник собственного богатства, уходит с сокровищем благочестия, переносится с богатством надежд, несет, путешествуя, приобретенные добродетели, находит небо своим домом, присоединяется к числу праведных, наслаждается вечной славой Царства и с дерзновением приходит к Царю, взывая: Ты восстановил мне мое наследие!

Человеку, имеющему всегда Бога в уме своем, не должно делать ничего беззаконного, но страшиться неусыпающего ока Его, и под опасением казни от Него заботиться всегда о справедливости.

Того, Который будет нас судить, не боимся, а перед теми, которые не могут сделать нам никакого вреда, мы трепещем и боимся от них бесчестия.

Как необузданный конь, сбросив узду с своих уст и свергнув всадника с своего хребта, несется быстрее всякого ветра и бывает неприступным для встречающихся, когда все разбегаются и никто не осмеливается удержать его, так и душа, отвергнув обуздывающий ее страх Божий и отбросив управляющий ею разум, бегает по странам нечестия до тех пор, пока, стремясь в бездну погибели, свергнет в пропасть собственное спасение.

Где страх, там нет зависти, где страх, там не мучает сребролюбие.

Кто не живет в страхе, тому невозможно быть добродетельным, равно как и живущему в страхе невозможно грешить.

Не бойся сердца князя, но бойся Держащего это сердце в руке. Где Бог благоволит, там и в огне обретается роса; а когда Бог поборает, тогда и в удовольствии является сражение и спор. Не были ли потреблены огнем вавилоняне, стоявшие вне печи?

Если мы не станем различать, чего должно бояться и что презирать, то наша жизнь будет исполнена многих заблуждений, многих опасностей.

Нет, нет ничего сильнее того, кто с великой ревностью держит вкорененным в себе страх Божий, но хотя бы угрожал ему огонь, или железо, или звери, или что бы то ни было другое, он презирает все с великою легкостью.

Сколько душ пошло в ад за то, что презрели страх Божий, рассчитывая обеспечить себе кратковременный покой; не успев в своих расчетах, они в преисподних земли оплакивают теперь свои блудодеяния, свое легкомыслие, распущенность, лукавство и несговорчивость.

Не стыдись, сын, исповедовать грехи свои; ведь есть стыд, который приводит ко греху, и есть стыд, который составляет славу и красоту.

Есть же хотя немного стыда и в человеке бесстыдном, потому что Бог насадил стыд в нашей природе.

Великий стыд — это грех! Если мы сделаем его, то должны не только стыдиться, но и закрывать лицо свое и называть себя несчастными, как погрешившие.

Кто сейчас опасается стыда от людей только, а не стыдится делать что-либо непотребное перед всевидящим Богом, притом не хочет и покаяться, и исправиться, тот в будущий день не перед одним или двумя человеками, а в виду всей вселенной будет выставлен на позор.

Ты сделал что-нибудь худое или только подумал о том и скрываешь от людей? А от Бога не скроешь. Но ты нисколько об этом не заботишься, а глаза людей — вот что страшно тебе.

Когда нужно наречь имя младенцу, то, еще не называя его именем святого, как древние делали прежде всего, но засветив светильники и дав им различные имена, называют младенца именем того, который прогорит долее всех, предполагая, что дитя от того проживет дольше.

...Ничто так не угнетает и не возмущает душевного ока, как толпа житейских забот и рой пожеланий...

«Тотчас истекла кровь и вода» (Ин. 19:34). Не без значения и неслучайно истекли эти источники, но потому, что из того и другого составлена Церковь. Это знают посвященные в Таинства: водою они возрождаются, а Кровью и Плотью питаются. Так, отсюда получают свое начало Таинства; и потому, когда ты приступаешь к страшной Чаше, приступай так, как бы ты пил от самого ребра.

Тому, кто намеревается приступить к священным и страшным Таинствам, нужно быть внимательным и бодрым, свободным от всякого житейского попечения, исполненным великого целомудрия и великой ревности, исторгнуть из ума всякие помыслы, чуждые Таинствам, и сделать жилище свое во всех отношениях чистым, как намеревающемуся принять самого Царя.

Истинное благочестие – поклонение Богу в духе и истине. Тот, кто приходит в храм с верой и усердием, выходит с бесчисленными сокровищами. Как только священнодействующий произнесет первые слова, они исполнят присутствующих всяким благоуханием и духовным богатством. И хотя бы потом постигли их бесчисленные бедствия, они все перенесут легко, получив здесь от Божественных Писаний достаточное побуждение к терпению и мудрости.

Человек ничего не привносит в Таинства от себя, но все — дело силы Божией; Бог действует на вас в Таинствах.

...Когда тело получает преобладание над душой, оно само сохраняется, а душа гибнет.

Если бы мы совершали добродетель одною душою, то нам не нужно было бы заботиться о теле. Для чего же и вообще мы так созданы? А если и тело много участвует в этом, то не крайнее ли безумие — пренебрегать им?

...Чем больше тело питается и тучнеет, тем больше душа истощается и становится немощною.

...Когда тело делается изнеженным, то по необходимости вместе с ним и душа испытывает то же зло, потому что отправления души по большей части соответствуют состоянию тела.

Если ты действительно можешь указать зло, происходящее от тела, то обвиняй плоть; но если ты на основании одного только названия хочешь порицать плоть, то смотри, чтобы тебе не пришлось обвинять и душу, потому что и лишенный истины человек называется душевным человеком (1 Кор. 2:14), и полчища демонов называются духами злобы (Еф. 6:12).

В какое бурное море обратило нашу жизнь угождение этому телу? Сколько произвело оно волнений, сколько смущения, сколько потрясений, сколько крушений, сколько беззаконий и грехов, сколько несчастий и ужасов?.

Как тело по смерти страшно, зловонно и безобразно, между тем как прежде, когда управляла им душа, было светло, приятно, весьма благообразно, проникнуто было разумом и обладало большою способностью к деланию добрых дел.