Иоанн Златоуст

Представь любостяжание, когда бываешь чужд этой страсти. Нет ничего гнуснее, ничего отвратительнее хищения и любостяжания.

Как погасим пламень корыстолюбия? Можно погасить его, хотя бы даже он поднялся до самого неба. Нам стоит только захотеть — и мы, без сомнения, одолеем этот пламень. Как усилился он вследствие нашего желания, так от желания и уничтожится. Разве не свободная наша воля зажгла его? Следовательно, свободная воля в состоянии будет и погасить. Только пожелаем. Но каким образом может явиться в нас такое желание? — Если обратим внимание на суетность и бесполезность богатства, на то, что оно не может нам туда сопутствовать, что и здесь оно оставляет нас, что хотя оно пребывает здесь, однако язвы от него идут с нами туда; если посмотрим, как велики там уготованные богатства, и что если сравним с ними земное богатство, то оно покажется ничтожнее грязи; если заметим, что оно подвергается бесчисленным опасностям, что оно доставляет временное удовольствие, смешанное с огорчением, если хорошо рассмотрим иное богатство, т. е. то, которое уготовано в Вечной Жизни, — будем тогда иметь возможность презреть богатство земное; если вникнем в то, что последнее нисколько не приумножает нам ни славы, ни здоровья, ни чего-либо другого, а, напротив, погружает нас в бездну погибели; если узнаешь, что, несмотря на то что ты здесь богат и имеешь много подчиненных, отходя туда, ты отойдешь одиноким и нагим. Если мы будем часто повторять и слышать это от других, то, может быть, возвратится к нам здоровье, и мы избавимся от этого тяжкого наказания.

Любовь к богатству противна любви к поучениям.

Ничто столько не подвергает нас власти диавола, как желание большего и любостяжание.

Кто желает Царства Небесного, тот смеется над корыстолюбием.

Когда мы, имея повеление давать другим свое собственное, похищаем чужое, то какая остается нам надежда спасения?

Душа, будучи однажды пленена корыстью, уже не может легко и удобно удерживаться, чтобы не сделать или не сказать чего-либо такого, что прогневляет Бога, так как она делается уже рабою другого господина, и притом такого, который повелевает ей все противное Богу.

Глаза корыстолюбца не успокаиваются до тех пор, пока не похитят у других всего, потому что смотрят не по-человечески, но по-зверски.

Любовь к богатству — страсть неестественная. Естественные пожелания вложены в нас с самого начала, а о золоте и серебре долгое время даже не было известно, существуют ли они. Отчего же усилилась эта страсть? От тщеславия и крайней беззаботности.

Если бы даже не было диавола, если бы никто не работал против нас, и в таком случае бесчисленные пути отовсюду ведут сребролюбца в геенну.

Если бы ты и мало погряз в море корысти, с трудом можешь выйти из него и, как в водовороте, сколько бы ты ни старался, не преодолеешь легко стремления воды, так и еще гораздо хуже, впавши в бездну этой страсти, погубишь себя со всем своим имуществом.

Чистых мыслей, когда они не доставляют денег, корыстолюбцы не допускают, а мыслей грязных и действительно звероподобных держатся из-за денег и бесстыдно усвояют их, губятаким образом красоту души своей.

Корыстолюбец — вор и разбойник, даже хуже, потому что бесчеловечнее. Вор не настолько, по крайней мере, дерзок, он таится и налагает руку ночью, как бы стыдясь и боясь греха, напротив, корыстолюбец, поправ всякий стыд, с открытым лицом среди площади грабит всех, будучи в одно и то же время и вором, и мучителем. Он не подкапывает стен, не гасит светильника, не открывает сундука, не разламывает печатей. Но что? Он поступает более дерзко, чем те: на глазах обижаемых он выкидывает все вон, с дерзостью открывает все и заставляет их самих выкладывать свое имущество. Это верх насилия! Он тем гнуснее воров и разбойников, чем бесстыднее и бесчеловечнее. Потерявший что-нибудь вследствие обмана хотя и скорбит, но немало утешается тем, что обидевший его, по крайней мере, боится его самого; а тот не только претерпел зло, но еще подвергся презрению, не имея возможности противиться наглости, так как возбудил бы только больший смех.

Какая польза, если кто даже смиряется и соблюдает посты, но при этом сребролюбив, любостяжателен и, будучи привязан к земле, вводит в свою душу мать всех зол – сребролюбие?

Не станем воспламенять в себе страсть к большим и большим приобретениям и через то приготовлять себе только больший и жесточайший огонь, огонь неугасимый, пламень нестерпимый.

Когда злой навык или страсть к корысти будет сильно обольщать тебя, вооружись против них этой мыслью: презревши временное удовольствие, я получу великую награду. Скажи душе своей: ты скорбишь о том, что я лишаю тебя удовольствия, но радуйся, потому что я готовлю для тебя небо. Ты трудишься не для человека, но для Бога; потерпи же немного, и ты увидишь, какая произойдет отсюда польза, пребудь твердою в жизни настоящей, и ты получишь неизреченную свободу. Если таким образом будем беседовать с душою, если будем представлять не одну тяжесть добродетели, но и венец ее, то скоро отвлечем ее от всякого зла.

Имение сребролюбца нередко разделяют между собою многие, а грехи, сделанные им из-за этого имения, уносит с собою он один.

Проклят жертвенник корыстолюбия! Если придешь к жертвеннику идолов, почувствуешь от него запах крови козьей и крови быков; если же подойдешь к жертвеннику корыстолюбия, почувствуешь тяжелый запах человеческой крови. А если остановишься здесь, то не заметишь сжигаемых крыльев птиц, ни запаха от того и поднимающегося дыма, но умерщвленные человеческие тела. Иные бросились с крутизны, другие накинули на себя петлю, иные перерезали ножом горло. Ты видел жертвы грубые и бесчеловечные? Хочешь ли посмотреть еще на более жестокие, сравнительно с этими? Я покажу тебе не только человеческие тела, но и души человеческие, которые там приносятся в жертву. Ведь и душу можно приносить в жертву, соответствующей душе, потому что как для тела есть смерть, так и для души.
Принесение в жертву души особенно и совершаются на жертвеннике корыстолюбия. Не удовлетворяются они, не останавливаются на крови человеческой, но если вы не принесете самой души, жертвенник корыстолюбия не насыщается, если не примет душ обоих, души приносящего жертву и приносимого. Ведь необходимо прежде быть принесенным в жертву тому, кто ее приносит, и таким образом он совершает жертвоприношение и, будучи мертвым, приносит в жертву живого.

Любостяжатель же преимущественно живет во тьме, и на всех распространяет великий мрак.

Демон враждует против человека, а не против подобных ему демонов, а корыстолюбец старается всячески причинить зло и ближнему, и родному, не стыдясь самой природы.

С корыстолюбием неразлучна болезнь высокомерия, и чем кто более собирает богатства, тем более усиливается и эта болезнь.

Заметьте вы, сребролюбцы, и подумайте, что стало с предателем Иудой. Как он и денег лишился, и душу свою погубил. Такова тирания сребролюбия. Ни деньгами не воспользовался, ни жизнью настоящей, ни жизнью будущей, но вдруг лишился всего.

До каких пор это неистовство наживы? До каких пор эта неугасимая печь будет все наступать и пожигать? Разве вы не знаете, что этот пламень производит тот вечный неугасимый огонь, что это изнурение рождает того ядовитого червя?

Те, которыми овладела безумная страсть и любовь к собиранию богатства, истощают на это все свои силы и никогда не насыщаются, потому что сребролюбие есть ненасытное опьянение.

Корыстолюбие легче преодолеет не тот, кто вращается среди мира, но тот, кто пребывает в горах; первый легко и побеждается им, а побежденного корыстолюбием надо причислять к идолослужителям ( Кол. 3:5). Последний, если имеет деньги, с охотою отдаст родным все, между тем как первый не только оставит их без внимания, но и обидит не меньше чужих.

Будем же пренебрегать деньгами, чтобы не пренебречь своей душой.

Пусть же не воспламеняется и не овладевает тобою сребролюбие, но пусть пожигается и истребляется эта безумная страсть духовным огнем, пусть отсекается мечом Духа. Это будет добрая жертва... жертва прекрасная, которая приносится на земле, но тотчас принимается на Небо.

...Нет столь бесчувственного, как корыстолюбец; он враг вселенной; он досадует, что существуют другие люди; он желает, чтобы везде была пустыня и чтобы он один обладал всем, и многое подобное он думает.

Не демон причиняет уныние, но оно делает демона сильным и внушает худые помыслы.

Уныние есть тяжкое мучение души, неизреченная мука и наказание более горькое, чем всякое наказание и мучение.

...Уныние тягостнее всех бедствий... оно — вершина и глава несчастий...

Никогда не будем унывать в скорбях и, увлекаясь своими помыслами, не будем предаваться отчаянию. Но, имея большое терпение, будем питаться надеждой, зная благое Промышление о нас Господа.

Кто питается благими надеждами, того ничто не может повергнуть в уныние.

Если же Бог сотворил нас только по любви, чтобы мы наслаждались вечными благами, и к этому устраивает и направляет все от первого дня до настоящего времени, то что побуждает нас предаваться сомнению и отчаиваться?

Облако уныния, когда становится перед нашей душой, не дозволяет свободно проходить слову, а задушает его и насильственно задерживает внутри.

Чрезмерное уныние вреднее всякого демонского действия, потому что и демон если в ком властвует, то властвует через уныние, а если уничтожишь уныние, то и от демона не потерпишь никакого вреда.

Отчаяние гибельно не только потому, что закрывает для нас врата Небесного Града и приводит к великой беспечности и беззаботности, но и потому, что ввергает в сатанинское безумие.

Чтобы не унывать ни в каких тяжких обстоятельствах, будем внимательны к повествованиям Писания.

Не будем отчаиваться в своем спасении. Хотя бы поверглись мы в самую бездну порока, можно опять подняться, сделаться лучше и вовсе оставить порок.

Как воры при наступлении ночи, погасив огонь, легко могут и похитить имущество, и умертвить владельцев его, так и диавол, вместо ночи и мрака наведя уныние, старается похитить все охраняющие помыслы, чтобы душе, лишенной их и беспомощной, нанести бесчисленные раны.

Уныние и непрестанные беспокойства могут сокрушить силу души и довести до крайнею изнеможения.

Почему «печаль мирская производит смерть» (2 Кор. 7:10)? Потому что чрезмерная печаль обыкновенно доходит или до сомнения, или до пагубного богохульства.

Если ты приходишь в отчаяние, то диавол, как достигший цели, остается возле тебя, а Бог, как оскорбленный хулою, оставляет тебя и тем увеличивает твое бедствие.

Душа, пораженная скорбью и объятая облаком уныния, не в состоянии ни спокойно выслушать что-либо полезное, ни сказать.

Душа, однажды отчаявшись в своем спасении, уже не чувствует потом, как она стремится в пропасть.

Диавол для того и ввергает нас в помыслы отчаяния, чтобы истребить надежду на Бога, этот безопасный якорь, эту опору нашей жизни, этого руководителя на пути к Небу, это спасение погибающих душ.

Тем, которые помышляют о небесном, а не о земном, необходимо преодолевать не только гнев и похоть, и прочие страсти, но и уныние; потому что оно может причинить нам больше зла, чем эти страсти, и с ним должно мужественно бороться тем, кто не хочет совсем погибнуть.

Душа, отчаявшаяся в спасении, никогда не отстанет от безумия, но, отдав бразды спасения безрассудным страстям, носится всюду, внушая ужас встречным, так что все ее избегают и никто не осмеливается удержать; она бежит через все места нечестия, пока, наконец, увлекаемая в самую бездну погибели, не лишится своего спасения.

Никто из людей, даже дошедших до крайней степени зла, не должен отчаиваться, даже если приобрел навык и вошел в природу самого зла.

Для христианина должны быть только два повода к унынию — когда или сам он, или ближний его оскорбит Бога.