Иоанн Златоуст

В брате, которого ты бьешь, скрывается Христос, и ты снова побиваешь Его.

Если и любомудрый человек часто может совсем не чувствовать оскорбления, то тем более Бог, Существо бессмертное и неизменяемое, слава непреходящая и неподвижная. Ведь и люди уподобляются Богу в этом отношении тогда, когда они нисколько не чувствуют обиды от тех, которые желают вредить им, когда они не оскорбляются наносимыми им обидами, не чувствуют ударов, когда их бьют, и насмешек, когда другие смеются над ними. «Но возможно ли это?» — спросит кто-нибудь. Возможно, даже весьма возможно всякий раз, как ты не скорбишь по поводу случившегося. «И как возможно, — спросят, — не скорбеть?» А я спрашиваю: как можно скорбеть? Скажи мне: если бы тебя оскорбило собственное твое дитя, то неужели ты эту обиду счел бы за действительную обиду? Неужели ты стал бы скорбеть? Нет. А если бы ты стал обижаться, то не смешон ли ты тогда будешь? Будем и мы таким же образом относиться к ближнему, и тогда не потерпим ничего неприятного, ведь обижающие другого неразумнее детей; не будем требовать, чтобы нас не обижали, но, будучи обижены, перенесем обиду великодушно, так как в этом и состоит истинная честь. Почему же так? А потому, что в этом ты — господин, а в том — другой. Разве ты видел, чтобы пораженный адамант сам ударил?
«Такова, — ответишь ты, — его природа». Но ведь и тебе, по доброй твоей воле, возможно сделаться таковым, каков он по природе. Что же? Разве ты не знаешь, что отроки не опалились в печи, а Даниил во рве не потерпел никакого зла? И сейчас это может случиться. И нас окружают львы, гнев и похоть, имеющие опасные зубы и растерзывающие всякого подвергшегося их нападению. Будь же таким, как Даниил, и не позволяй этим страстям впиваться зубами тебе в душу. Но, скажешь, Даниилу во всем помогала благодать. Правда, но помогала потому, что ей предшествовала собственная его воля. Таким образом, если и мы пожелаем сделаться подобными ему, то благодать и сейчас готова помогать. Как ни голодны звери, они не прикоснутся к твоему ребру. Если они устыдились тогда, когда увидели тело раба, то неужели не усмирятся теперь, когда увидят члены Христовы, а таковы мы — верующие?

Когда ты наносишь обиду, тогда побеждает тебя не человек, а, что гораздо постыднее, низкая страсть, потому что тобою овладел гнев; когда же ты молчишь, ты победил, без труда воздвиг себе трофей и будешь иметь тысячи людей, готовых увенчать тебя и сознающих ложь злословия. Кто возражает, тот своими возражениями показывает, что он уязвлен, а кто уязвляется, тот внушает подозрение в том, что сознается в сказанном о нем; а если ты ответишь смехом, то ты смехом уже опроверг худое о тебе суждение.

Обижающие ближних воюют против собственной души своей и оказываются ниже и презреннее всех.

Обижающий ближнего не представляет Бога перед своими глазами; если бы он представлял Его, то и не обижал бы, страшась Судии, не преступал бы закона, приводя на память угрозу Законодателя. Поступают же так не в силу неведения, а вследствие дерзости, подобно тому как разбойники пустыни совершают разбои не потому, чтобы не знали о судьях и судах, а потому, что не думают о них по своему безумию и не боятся.

Хорошо — не обижать, но гораздо лучше и достойнее любомудрой души — не мстить за обиды.

Если же ты не делаешь только никакой неправды другим, а отвращаешься от них и смотришь с неудовольствием, и в душе твоей имеется свежая рана, то ты еще не исполнил заповеди, преподанной Христом.

Если хочешь отомстить обидчику, смолчи, - и тем нанесешь врагу смертельный удар. Если же будешь отвечать на укоризну укоризною, то зажжешь огонь.

Во время самых обид приучайся не оскорблять другого, и тогда, будучи оскорбляем, не будешь чувствовать скорби. Представь, что обижающий тебя в исступлении и не в своем уме, и тогда не будешь досадовать на обиду. Случается, что беснующиеся бьют нас, однако мы не только не гневаемся на них, но и жалеем их. Поступай и ты так — пожалей об обижающем, — он ведь одержим лютым зверем — яростию, демоном неистовым — гневом.

Не кляни обижающего тебя, иначе ты оскорбление претерпишь, а плода лишишься, — понесешь вред, а награды не получишь. А это крайне безумно — претерпевши труднейшее, не перенести легчайшего.

Если бы мы были мудры, то могли бы и не обижаться и не чувствовать никаких оскорблений. Тебя обидел кто-нибудь, но ты не почувствовал обиды и не опечалился? Тогда ты не обижен: напротив, скорее ты поразил, чем сам поражен. Когда обидевший видит, что его удар не достигает до души оскорбляемых им, тогда сам он сильно терзается; и как обижаемые молчат, то удар обид сам собою обращается назад и поражает того, кем он послан.

Тот, кто терпит обиду от какого-нибудь великого человека, находит немалое удовлетворение чувству гордости в самом превосходстве делающего ему зло; тот же, кто терпит от человека ничтожного и презренного, испытывает гораздо большее огорчение и считает свою скорбь нестерпимой. Но ты обращай внимание не на то, смеются ли над нами люди, а на то, смеются ли справедливо и заслуженно; и если справедливо, то, хотя бы они и не смеялись, мы должны плакать; если же несправедливо, то, хотя бы все смеялись над нами, будем почитать себя счастливыми, а о них плакать как о самых несчастных людях, нисколько не отличающихся от беснующихся.

Ничто так не умилостивляет Бога, как любовь ко крагам и благотворение обижающим нас. Когда кто-нибудь обидит тебя, ты смотри не на него, но на дьявола, который побуждает его к тому; на дьявола изливай весь свой гнев, а о нем даже жалей, так как он находится под влиянием дьявола.

Подумай, как много ты виновен, и не только не отказывай в прощении обидевшим тебя, но сам спеши к огорчившим тебя, чтобы и у тебя было основание получить прощение, чтобы найти извинение собственных твоих неправд.

Обличитель несносен для грешников не только тогда, когда они слышат его голос, но и тогда, когда только видят его.

Нет стыда в том, когда нас другие исправляют, напротив, стыдно удалять от себя тех, кто исправляет нас и делать это во вред собственному спасению.

Сильное обличение, когда оно делается с кротостию, особенно может трогать. Гораздо скорее можно тронуть кротостию, нежели пристыдить строгостию.

Если ты говоришь и правду, но с гневом, то все погубил, будешь ли ты обличать, или вразумлять, или делать что-нибудь другое.

Ничто ведь не имеет такого влияния на душу, ничто столько не способно восстановить ее и исправить ее непостоянство <как обличение>.

...Советы твои пусть будут кратки, потому что <грешник> не нуждается в длинных нравоучениях; извинения же пусть будут неоднократны и часты, а больше всего ссылайся на любовь, прикрывая ею строгость речей своих и оставляя дальнейшее на его волю; скажи: «Я только предлагаю и советую тебе это, а послушаться зависит от тебя; я не заставляю и не принуждаю тебя, но предоставляю все собственному твоему рассуждению». Если таким образом мы будем приниматься за обличение, то мы легко сможем исправлять согрешающих.

Действительно, обличение само по себе невыносимо, если оно не растворено утешением. Как при разрезе раны, хотя и спасительном, страждущий не выносит болей сечения и разреза, если не будет употреблено многих средств, смягчающих боль, так и здесь.

Обличающий грешников, если и ничего другого не делает, по крайней мере, не попускает им идти далее.

По самому существу слушание замечаний тягостно, и в особенности, когда это случается с престарелым человеком, а если замечания делаются к тому же юношею, то это становится втройне безрассудным. Поэтому и нужно смягчать обличение кротостью и дружелюбием. Можно ведь обличать без жестокости, если кто захочет упражняться в этом; только для этого требуется большое благоразумие, однако это возможно.

Весьма много добра для жизни нашей произойдет от того, если все мы будем и обличать согрешающих, и сами легко переносить обличения во грехах.

Когда враг будет поносить тебя за грех, который ты сознаешь за собой, а ты, слыша это, не ответишь ему оскорблением, а горько восстенаешь и станешь умолять Бога, то тотчас же изгладишь весь грех.

Что лекарства для ран, то обличения для грехов.

Обличающий должен много обдумывать, чтобы обличение было принято охотно; нужно много благоразумия тому, кто прилагает это врачевство; лучше сказать, обличающий должен иметь больше мудрости, чем режущий тело.

Мы потому и тяжки для других со своими обличениями, что сами раздражаемся, когда нас обличают. Если бы брат твой узнал, что, обличив тебя, он похвален тобою, то и сам отплатил бы тебе тем же, когда бы ты стал обличать его.

У тех, кто лечит тела, бывает так, что наносящий сечение сам нисколько его не чувствует, а раздирается от болей один только тот, кому производится сечение; у врачующих же души дело обстоит не так, — если только я не ошибаюсь, судя по себе о других, — а сам говорящий первый испытывает боль, когда порицает других.

Если ты видишь согрешающего брата, то обличи его не всенародно, но как повелел Христос: «Между тобою и им одним» (Мф. 18:15), притом не браня и не нападая на лежащего, но соболезнуя и сокрушаясь; будь и сам готов выслушать обличение, если ты согрешишь в чем-нибудь.

Можно и ругать, и обличать, но с мудростью; растворенное ею обличение не бывает противным, тяжким и несносным.

Для вас лучше в продолжение краткого времени потерпеть жжение от наших слов, чем вечно страдать от того пламени преисподней.

Как отвергающий лекарства неразумен, так и не принимающий обличении безрассуден.

Восстань против тщеславия; если кто скажет против тебя что-нибудь, не убойся выслушать о себе плохое ради Христа.

Что делаешь ты, человек? Видишь брата, который стремится в пропасть, оставил заботу о спасении, не знает, что нужно делать, — и не протягиваешь руки, не порицаешь, не обличаешь его? Желаешь лучше не навлечь на себя его гнева, не показаться ему неприятным, чем позаботиться о его спасении? Будешь ли ты иметь какое-либо прощение у Бога, какое-либо извинение? Оттого-то все и извратилось, оттого-то все в нашей жизни и смешалось в беспорядке, что мы ни сами не выносим мужественно обличений, ни других не желаем обличать. Потому мы и бываем ненавистны со своими обличениями, что сами приходим в ярость, когда нас обличают. Если бы брат твой знал, что, обличив тебя, он заслужит от тебя похвалу, то и сам отплатил бы тебе за обличение такой же платой.

Обличения, высказываемые перед всеми, часто делают обличаемых более бесстыдными, и многие из грешников, если видят, что им можно быть незаметными, легко решаются исправиться, а если они уже у многих потеряли хорошее мнение, то иные из них впадают в отчаяние и предаются бесстыдству.

Мы теперь хотя сами себя называем грешными, недостойными, и говорим многое другое, но если кто-нибудь другой скажет о нас что-либо подобное, то мы раздражаемся, свирепеем. Видишь ли, что у нас нет исповедания грехов и даже благоразумия? Ты сам называешь себя таким; не досадуй же, когда слышишь то же от других, когда обличают тебя другие. Когда другие оскорбляют тебя, тогда через это обличаются грехи твои; они на себя налагают тяжесть, а тебя приводят к любомудрию.

В самом деле, если друг обличил тебя справедливо, исправь грех.

Не думайте, будто вы угождаете вашим братьям, когда, увидя, что они делают что-либо дурное, не обличаете их со всею строгостью.

Если нужно против кого-нибудь восстать, то это можно сделать и без гнева, и даже удобнее и благоразумнее, чем как с гневом: тогда ничего не потерпишь неприятного.

Великое благо — быть в состоянии терпеть обличения; великое благо — уметь обличать, — это есть признак величайшей заботливости о ближнем.

Когда ты согрешишь, не жди обличения со стороны другого, но прежде, чем будешь обличен, сам осуди свой поступок, потому что, если другой обличит тебя, твое исправление является добрым делом не твоего исповедания, а обличения другого.

Обличающему нужна именно великая кротость, чтобы расположить обличаемого перенести болезненное врачевание. Не видите ли у врачей, когда они прижигают или отсекают, с какою кротостью они применяют врачевство? Чем более должны так поступать обличающие, потому что обличение сильнее огня и железа приводит в раздражение. Врачи всячески стараются, чтобы сделать отсечение спокойнее и как можно легче, и для того, приступив к нему и исполнив несколько, останавливаются, чтобы дать отдохнуть больному. Так должно делать и обличения, чтобы обличаемые не отстранились от нас. Если бы при этом нам пришлось выслушать оскорбления и даже получить удары, мы не должны останавливаться. И подвергающиеся болезненному врачеванию много кричат против врачующих, однако врачи не смотрят ни на что, а только на здоровье страждущих. Так и здесь нужно делать все, чтобы обличение принесло пользу, нужно переносить все, имея в виду предстоящую награду.

Вот отличие самое важное, вот великая честь, вот слава самого высокого любомудрия — великодушно терпеть обличение.

Если же должно избегать людей лживых и коварных, то тем более — развратителей, проповедующих нечестивое учение... которые отклоняют от добродетели и увлекают к пороку.

Если ты будешь обращаться с людьми добрыми, то таковы будут и твои порождения; а если — со злыми, и при этом не будешь осторожен, то получишь от них великий вред.

Если мы отсекаем сгнившие и неизлечимые члены, опасаясь, чтобы все тело не подверглось той же заразе, и делаем это не из пренебрежения к ним, а из желания предохранить прочие части тела, то тем более должно поступать так по отношению к людям, общество которых зловредно для нас. Если мы можем и их исправить и сами не потерпеть вреда, то должны употребить на то все старание. Если же и они не исправятся, и мы получим вред, в таком случае необходимо их отвергнуть и бросить. От этого и они сами часто получают гораздо более пользы. Потому-то и <апостол> Павел убеждал таким образом: извергните развращенного из среды вас (1 Кор. 5:13), и: дабы изъят был из среды вас сделавший такое делою (1 Кор. 5:2). Пагубно, истинно пагубно обращение со злыми людьми. Не так скоро пристает зараза и короста губит подвергшихся этой болезни, как злые нравы людей порочных... Пусть же никто не имеет порочного друга.

Не столько дым и смрад тяготит глаза, сколько обращение со злыми людьми огорчает душу.

Как тела часто погибают от заразы испорченного воздуха, так точно и душа часто терпит вред от общения с людьми порочными, и как здоровый глаз, взирая на  больного, поражается, и страждущий чесоткою сообщает свою болезнь и здоровым, так точно случается часто и с душою от общения с людьми порочными.

Если дружба с кем-нибудь вредит и влечет к участию в нечестии, то, хотя бы то были родители, удались от них.