Иоанн Златоуст

Какая надежда учителю, если его паства предана порокам? Какая жизнь? Какое утешение?.. Положим, что <пастырь> не заслуживает осуждения и не подлежит наказанию, но чист от крови всех (Деян. 20:26), — и тогда он будет терпеть неисцельную скорбь; ведь и отцы, даже когда не подвергаются осуждению за своих детей, и тогда скорбят и страдают.

...Не в одних делах, а и в словах тогда дадим отчет. И мы, вверив слугам своим деньги, требуем у них отчета во всем; так и Бог, вверив нам <дар> слова, взыщет за его употребление.

...Учителю особенно нужно иметь незлобие, иначе все будет тщетно. Если рыболовы, часто целый день бросая сети и ничего не поймав, не приходят в отчаяние, то  тем более <не должно отчаиваться> нам... Часто случается, что плуг слова, действуя непрестанным внушением, входит и глубину души и истребляет овладевшую ею страсть. Кто слушал тысячу раз, тот должен что-нибудь почувствовать; невозможно, чтобы человек, слушая непрестанно, нисколько не почувствовал. Таким образом может случиться, что человек, уже готовый убедиться, потеряет все от нашего нетерпения, и произойдет то же, как если бы кто-нибудь неискусный в земледелии, насадив виноград и окопав его в первый год, и во второй, и в третий в надежде получить плоды, но, не получив их и потеряв надежду по прошествии трех лет, оставил бы его в четвертый год, именно тогда, когда должен был получить воздаяние за труды свои.

...К вере посредством одиннадцати рыбаков, неученых, простых, не смевших даже открыть и уста, <Господь> обратил всю вселенную. Эти неученые и простые рыбаки заградили уста философам и как бы на крыльях обтекли всю вселенную, посевая в ней слово благочестия, исторгая терния, истребляя древние обычаи и повсюду насаждая законы Христовы. Ни малочисленность и простота их, ни строгость <возвещаемых ими> повелений, ни привязанность всего рода человеческого к древним обычаям не могли служить для них препятствием, но все это устранила предшествовавшая им благодать Божия, так что они все делали легко, самыми препятствиями возбуждаясь к большей ревности.

...Угроза царя подобна гневу льва для тех, которых взоры устремлены к земле; а для человека, который имеет в виду небо и готов лучше положить душу свою внутри святилища, нежели спокойно взирать на оскорбление священных законов, он маловажнее всякого пса. Подлинно, нет ничего бессильнее преступающего божественные законы, равно как нет ничего сильнее защищающего божественные законы.

...Если только и один кто отойдет из этой жизни без посвящения в таинства — не ниспровергнет ли это всего спасения священника? Ведь погибель и одной души составляет такую потерю, которой не может выразить никакое слово. Если спасение ее имеет такую цену, что и Сын Божий сделался для этого человеком и столько претерпел, то подумай, какое наказание повлечет за собою ее погибель!

Ты пастырь словесных овец Христовых? Собери овец во двор овчий, обрати заблудших, свяжи надломленных, уврачуй истерзанных волками, отгони волков, созови собак на защиту стада, не сонливых, но лающих и собирающих стадо Господне, а тех отгони. Покажи вечно цветущий Злак, прозябший из Марии, укажи бессмертный Источник крещения, омой водою слез оскверненную овцу, переноси всякий труд и тяготу, чтобы получить тебе неувядаемый вененец славы, когда явится Пастыреначальник Христос.

Случается, что миряне живут в благочестии, а священники в неправде, и потому через них не надлежало бы совершаться ни Крещению, ни приношению Тела Христова, если бы благодать искала везде только достойных. Но ныне Господь обыкновенно действует и через недостойных, и благодать Крещения нимало не оскорбляется жизнью священника. Говорю это, чтобы кто-либо, строго рассматривая жизнь священника, не стал соблазняться, рассуждая о том, что он совершает в Таинствах. Ибо человек ничего не привносит от себя, но все это есть дело силы Божией, и Бог освящает вас в Таинствах.

...Не оставляйте без попечения братий ваших, и имейте в виду не свою только пользу, но пусть каждый <из вас> старается исхитить ближнего из челюстей дьявола, отвлечь от беззаконных зрелищ и привести в церковь, с любовью и кротостью показывал ему, какой великий вред — там, и какие великие блага — здесь.
...Видя твою настойчивость, когда-нибудь, может быть, и придет в себя и, тронутый твоею заботливостью, отстанет от гибельных удовольствий. И никогда не говори, что я говорил ему и раз, и два, и три, и много раз, но ничего не успел. Не переставай говорить, потому что, чем дальше будешь продолжать, тем больше умножится и твоя награда.

Если мы, приучая зверей к нашим словам, таким образом укрощаем их, то не гораздо ли более через... духовное учение мы можем исправлять людей, когда там и здесь есть великое различие и между врачевствами, и между врачуемыми? Ведь и грубость в нас не такова, как в зверях: у них она зависит от природы, и у нас от воли, да и сила слов неодинакова: там она происходит от человеческой мысли, а здесь — от силы и благодати Духа.

Быть благоразумными особенно нужно тем, от которых зависит спасение других, и столько нужно им иметь в себе добродетели, чтобы можно было уделять ее в пользу других. Если вы не будете такими, то и сами не спасетесь... Через вас и другие заблудившиеся могут образумиться, а если вы утратите свою силу, то погубите с собою и других. Поэтому чем важнее возложены на вас обязанности, тем более вы должны иметь ревности... Другие, если и много раз согрешат, все-таки могут быть прощены, но учитель если согрешит, не может ничем извинить себя и должен понести тягчайшее наказание.

Если не можешь дать ответ вопрошающему — не выдумывай что попало в оправдание своего незнания; лучше тебе понести даже нечестие пред человеком, чем нести наказание за ложное учение пред Богом. Если не можешь обратить сотни — позаботься о десятке; если десяти не можешь — не пренебрегай и пятерыми; если и пять не можешь — не презирай и одного. Бог определяет венцы, сообразуясь не с числом исправленных, а с намерением исправляющих.

Представим себе, сколько тяжелых трудов переносят пастухи овец, заботясь о бессловесных. Часто занесенные снегом по три дня сплошь остаются они в таком положении, или по целым месяцам скитаясь по суровой пустыне, наполненной самыми свирепыми зверями. А если столько забот бывает о бессловесных, то какое извинение будем иметь мы, когда нам вверены разумные души, а мы спим таким глубоким сном? Можно ли тут думать об отдыхе? Можно ли искать покоя? Напротив, для этих овец не должно ли идти повсюду и подвергать себя тысяче смертей? Или вы не знаете цены этого стада? Не для него ли твой Владыка совершил бесчисленные деяния и пролил даже Свою Кровь? А ты ищешь покоя? Что же может быть хуже таких пастырей? Разве ты не понимаешь, что и Христово стадо окружено волками, которые злее и свирепее ливийских? Неужели ты не представляешь себе, какую душу должно иметь тому, кто принимает на себя начальство в Церкви? Народные правители, совещаясь о делах маловажных, дни и ночи проводят в бодрствовании, а мы, подвизающиеся для неба, спим и днем. Кто же после этого избавит нас от наказания за такую беспечность? Если бы даже надлежало резать тело, если бы надлежало испытать бесчисленные смерти, то не следовало ли бы спешить на все это, как на торжество?

Священник сам должен настолько во всем превосходить тех, за кого молится, насколько предстоятелю следует превосходить находящихся под его покровительством. А когда он призывает Святого Духа и совершает Страшную Жертву и часто прикасается к общему для всех Владыке, тогда, скажи мне, с кем наряду мы поставим его? Какой потребуем от него чистоты и какого благочестия? Подумай, какими должны быть руки, совершающие эту службу; каким должен быть язык, произносящий такие слова; какой чистой и святой должна быть душа, приемлющая такую благодать Духа? Тогда и Ангелы предстоят священнику, и целый сонм Небесных Сил, и место вокруг жертвенника наполняется ими в честь возлежащих на нем.

Не нарушай повелений Владыки, чтобы не быть осужденным, не думай о коварстве, не возвышай одного, не унижай другого; богача не чествуй первым местом за столом и не презирай бедного, не могущего тебе принести даров; но будем соблюдать равенство ко всем. С обвинением не спеши, пустых речей не допускай, по слуху никогда не осуждай: многие обвиняют по зависти и вражде.
Тот, кому вверено словесное стадо Христово, должен быть кротким и исследовать согрешающих с большою осторожностью; и когда найдешь согрешившим, не извергать тотчас из церкви, чтобы сатана, ухватившись, не сделал человека своим. Когда человек отлучен архиереем, берет его сатана в свои объятия, и не отступает от него, пока он предается ему. Иерей не должен часто отлучать, ни проклинать. Ввиду этого ты, пастырь, не должен без разбора отвергать овцу, ни отлучать от стада; но, когда найдешь согрешившим, позови его наедине и в одном упрекни, в другом побуди его отстать от зла, — и раз, и дважды, и трижды; и если он послушает твоих увещаний, ты приобрел брата своего. Прежде всего снизойди к нему: отпускающему отпустится. И не поноси ничего скрытого, и не гневайся, что обращается к тебе; если после трех внушений он исправится через покаяние — тогда пусть будет принят.

Будем, возлюбленные, оказывать всякое уважение тем, кому дарована сила Святого Духа. Священнический сан имеет великую важность: «Кому простите грехи, тому простятся» (Ин. 20:23). Поэтому и апостол Павел говорит: «Повинуйтесь наставникам вашим и будьте покорны» (Евр. 13:17) и почитайте их «преимущественно с любовью» (1 Сол. 5:13). Ты заботишься только о себе и, если хорошо устроишь свое благосостояние, ты не ответствен за других. А священник, хотя и хорошо устроил собственную жизнь, если не станет усердно заботиться о тебе и обо всех вверенных ему, то вместе со злыми пойдет в преисподнюю и может погибнуть не за свои, а за ваши дела, если не исполнит как должно всего, к чему он призван. Итак, зная, как велика опасность для них, оказывайте им доброе расположение. Это имеет в виду и апостол Павел, когда говорит: «...ибо они неусыпно пекутся о душах ваших, и притом не просто, но как обязанные дать отчет» (Евр. 13:17). Поэтому следует относиться к иереям с великим уважением. Если же и вы, вместе с другими, будете нападать на них, то и ваши дела не будут иметь успеха. Ибо пока кормчий в хорошем расположении духа, находящиеся на корабле вне опасности. Но если они раздражают его неприязненным и обидным обращением с ним, тогда он не может ни быть внимательным, ни исполнять как должно свое дело и против воли подвергает их бесчисленным опасностям. Так и священники, если будут пользоваться у вас уважением, могут содействовать вашему спасению; если же вы будете огорчать их, то они опустят руки... Вспомни, что Иисус Христос сказал иудеям: «На Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи; итак все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте» (Мф. 23:2–3); а священники сидят уже не на Моисеевом, но на Христовом седалище, ибо они приняли Христово учение, как об этом и Павел говорит: «Мы – посланники от имени Христова, и как бы Сам Бог увещевает через нас» (2 Кор. 5:20). Не видите ли, как все покоряются мирским начальникам, хотя часто бывают лучше их по роду, и по жизни, и по уму. Но из уважения к тому, кто их поставил, ни о чем таком не думают и благоговеют перед волей царя, каков бы ни был получивший от него начальство. Вот какой показываем страх, когда человек рукополагает! Когда же Бог рукополагает, мы презираем рукоположенного, поносим, уязвляем бесчисленными ругательствами и изощряем язык на священников, тогда как нам запрещено осуждать и братий! Чем же можно это извинить, если в своем глазу не замечаем бревна, а в глазу другого тщательно замечаем сучок? Не знаешь ли, что, осуждая таким образом других, ты готовишь самому себе строжайший суд? Зная все это, будем и Бога бояться, и священников Его почитать, воздавая им всякую честь, чтобы и за собственные добрые дела, и за почтение, оказываемое им, получить от Бога великое воздаяние.

Нет ничего хуже высокомерия, оно лишает нас самого обыкновенного благоразумия, выставляет глупцами или, вернее, делает безумными.

Тому, кто хочет учить смирению и кротости, следовало бы самому подать примеры этих прекрасных добродетелей, чтобы и словами наставлять, и делами поучать.

Чем ты превозносишься? Тем ли, что учишь посредством слов? Но мудрствовать на словах легко; научи меня своею жизнью, — вот самый лучший способ учения.

Если бы можно было исторгнуть и показать мое сердце, то вы увидели бы, как не тесно помещаетесь в нем все вы — и жены, и дети, и мужи. Такова сила любви: она делает душу пространнее неба.

Все начинают судить о священнике не как о существе, облеченном плотию и имеющем человеческую природу, но как об Ангеле, не причастном никаким слабостям.

Священники, если будут пользоваться у вас надлежащею честью, в состоянии будут устроить и ваши дела, как следует; а если вы будете опечаливать их, то ослабите их руки и сделаете то, что они вместе с вами легко будут увлечены волнами, хотя бы они были и весьма мужественны.

Так как люди изнемогают от ран греховных, то ты, пастырь, уврачуй их, налагая на раны их умягчающий пластырь — пророческие слова и Евангельское учение, оздоровляя их наставлениями и увещаниями Ветхого и Нового Заветов, убеждая их отстать от греха и оставить дьявольское заблуждение.

Подобно тому как блестящая луна, рассеивая ночной мрак, прекрасно освещает как бы факелом путь мореплавателям и путешественникам и таким образом делает беспрепятственным путешествие для каждого, точно так же и учитель Церкви, разливая посредством слова, подобно луне, свет богопознания, приводит к Истине — Христу как тех, которые в настоящем житейском море идут по скорбному пути удовольствий, так и тех, которые ведут христианский образ жизни. И Священное Писание называет обыкновенно учителей Церкви, ведущих святую жизнь, сообразно достоинству их, луною и звездами.

Учить нетрудно, но показать путь, которым с удобством можно достигнуть этого, — вот дело, достойное удивления.

Мы, которым не дозволено судить братьев наших, неужели станем изощрять язык свой против священников?
Разве достойно какого извинения то, когда в своем глазу мы не замечаем бревна, в чужом же глазу тщательно рассматриваем сучок? Разве ты не знаешь, что, судя так, ты готовишь себе суд еще тяжелее? Я говорю это, не оправдывая тех, кто правит священство недостойно, но сожалея и плача над ними. Однако, я говорю, что на этом основании они не могут быть судимы подчиненными, хотя бы жизнь их и заслуживала сильного порицания. Ведь если Бог сделал слышным Свой голос через ослицу и если через прорицателя даровал духовные благословения, действуя через неразумные уста и через нечистый язык Валаама, ради иудеев, которые оскорбляли Его, — тем более Он устроит все Свое ради вас, благомыслящих, хотя бы священники были очень дурны, и пошлет Духа Святаго.

Врач душ! Вырежь мечом духовным распухшие и покрытые гноем язвы гордости, омой водой учения нечистоту страстей, исцели раны, нанесенные душам человеческим грехом, пользуясь для того, как говорит Христос, вином и елеем; вином свяжи, чтобы ослабевший человек не предавался более вожделениям, а елеем смягчи душевные страдания и обещай скорое отпущение прежде соделанных прегрешений. Не пренебрегай нищим, принимая в расчет денежную выгоду, и не презирай богатого из-за отвратительного богатства, но одинаково призывай и бедного и богатого к воздержанию. Не лишай никого надежды, даже и самого отчаянного грешника, чтобы не ввергнуть в бездну греха, но протяни руку свою погибающему, говоря: Господь пришел спасти не праведников, но грешников, — чтобы они, став ревностными и уклонившись от зла, стали творить добрые дела и спаслись. Делай все ради выздоровления больных, питая себя надеждою спасаемых, т. е. радостью, ожидаемою от Бога.

Когда ты увидишь врага истины, исцели его, позаботься о нем, возврати к добродетели, подавай наилучший пример своею жизнью, наставляй неукоризненным словом, покровительствуй и имей заботу, и употребляй все средства к исправлению, подражая наилучшим врачам. Ведь и врачи не всегда одним только способом врачуют болезни; но когда видят, что рана не исцеляется одним лекарством, прилагают другое, а если нужно, третье, иногда рассекают, а иногда обвязывают. Так и ты, пастырь, сделавшись врачом души, пользуйся всяким способом врачевания по заповедям Христовым, чтобы получить тебе награду и за свое спасение, и за то, что ты доставлял пользу другим.

Следует относиться к ним (иереям) с великой заботливостью. Если же вместе с другими нападаете на них и вы, тогда и ваши дела не будут в хорошем состоянии. Пока кормчий чувствует себя хорошо, будут в сохранности и едущие с ним. Если же они станут бранить его и будут относиться к нему со враждой, он будет не в состоянии ни трудиться, ни бодрствовать, ни сохранить своего искусства и, не желая, подвергнет их тысячам опасностей. Так и иерей: если он будет пользоваться со стороны вас заботливостью, он надлежащим образом управит и ваши дела. Если же вы повергнете их в уныние, тогда отдадите вместе с собой и их во власть волн, хотя бы они были очень храбры.

...Если же поставил Христос священников, неужели мы выскажем по отношению к нему (священнику) небрежение, неужели оскорбим его, неужели обременим бесчисленными поношениями?

«Скажет кто-нибудь: как воскреснут мертвые и в каком теле придут? Безрассудный! То, что ты сеешь, не оживет, если не умрет. И когда ты сеешь, то сеешь не тело будущее, а голое зерно, какое случится, пшеничное или другое какое; но Бог дает ему тело, как хочет, и каждому семени свое тело... Так и при воскресении мертвых» (1 Кор. 15:33-35, 42). Если семена прежде не умрут, не сгниют и не истлеют, не произрастят колоса. И как ты, когда замечаешь, что семя подвергается порче и тлению, не только не сомневаешься, но тем самым еще тверже убеждаешься в его воскресении <ибо если бы семя осталось целым без повреждения и разрушения, то и не воскресло бы>, так рассуждай и о своем теле.

Смерть — палач неумолимый, смерть — приговор неотвратимый, смерть — насильник рода нашего нелицеприятный, смерть — убийца незамаскированный, смерть — путник природный, смерть без доклада является перед лицом царей, смерть — хищник, и днем и ночью с одинаковым искусством совершающий свое дело, смерть — грабитель, похититель правды, смерть только для праведных является желанным гостем. Слыша это, возлюбленные, будем бодрствовать и трезвиться, чтобы не уснуть опять сном греховным.

...Когда увидишь, что кто-либо из ближних отошел отсюда, не ропщи, но умились сердцем, войди в самого себя, испытай совесть, помысли, что и тебя немного после ожидает такой же конец.

...Даже и смерть бывает лучше жизни: та избавляет тебя от бурь и опасностей, а эта поставляет тебя среди их и подвергает бесчисленным наветам и нуждам, из-за которых ты почтешь и жизнь не жизнью.

Перестанем скорбеть о смерти, а примем на себя печаль раскаяния, позаботимся о добрых делах и о лучшей жизни. Будем думать о прахе и об умерших, чтобы помнить, что и мы смертны. При таком воспоминании нам трудно пренебрегать своим спасением. Пока есть время, пока еще возможно, будем лучше приносить плоды, или исправляться, если мы согрешили по неведению, чтобы нам, если день смерти застигнет нас нечаянно, не пришлось искать времени для покаяния, и уже не находить его, просить милости и возможности загладить грехи, но не получить желаемого.

Есть, действительно есть возможность облегчить наказание усопшего грешника, если пожелаем. Так, если будем совершать за него частые молитвы, если будем подавать милостыню, то хотя бы он сам был и недостоин, Бог услышит нас. Если ради Павла Он спасал других и ради одних милует других, то не сделает ли того же самого и ради нас? Из собственного его имения, из твоего, из чьего хочешь, окажи помощь, возлей на него елей или, по крайней мере, воду. Он не может представить собственных дел милосердия? Пусть они будут совершены за него. Таким образом, жена может ходатайствовать за мужа, сделав за него необходимое для его спасения. Чем в больших он виновен грехах, тем более необходима для него милостыня. И не поэтому только, но и потому, что теперь она уже не имеет той силы, но гораздо меньше, ибо совсем не все равно, творит ли ее кто-либо сам, или другой за него. Итак, чем она меньше по силе, тем более мы должны увеличивать ее по количеству. Собери вдовиц, скажи имя покойного, пусть они творят за него молитвы и моления. Это преклонит на милость Бога, хотя не он сам, но другой за него совершит милостыню. Это сообразно с человеколюбием Божиим. Стоящие вокруг и плачущие вдовицы могут спасти если не от настоящей, то от будущей смерти. Многие получили пользу от милостыни, совершаемой за них другими, ибо если они и не совершенно помилованы, то по крайней мере получили некоторое утешение. А если кто, ты скажешь, одинокий, чужой всем и никого у него нет? За то самое он и подвергается наказанию, что не имеет никого – ни столь близкого, ни столь добродетельного. Поэтому если мы сами не добродетельны, то должны стараться обрести добродетельных друзей, жену, сына, для того чтобы получить какую-нибудь пользу через них, хоть малую, но все-таки пользу. Не напрасны бывают приношения за усопших, не напрасны молитвы, не напрасны милостыни. Все это установил Дух Святой, чтобы мы приносили друг другу взаимную пользу, ибо видишь: тот получает пользу через тебя, а ты получаешь пользу ради него. Ты истратил имущество, чтобы сделать другому доброе дело,– и стал для него виновником спасения, а он для тебя стал виновником милости. Не сомневайся, что это принесет благой плод. Великая честь – быть помянутым в присутствии Господа, во время совершения Страшной Жертвы, неизреченных Таинств. Как перед лицом сидящего царя всякий может испрашивать, чего хочет; когда же он уйдет со своего места, тогда что бы ты ни говорил, будешь говорить напрасно; так и здесь: пока предлежат Таинства, для всех величайшая честь – удостоиться поминовения. Ибо смотри: здесь возвещается то страшное таинство, что Бог предал Себя в Жертву за вселенную. Вместе с этим тайнодействием благовременно воспоминаются и согрешившие. Подобно тому как в то время, когда празднуются победы царей, прославляются и те, которые участвовали в победе, и освобождаются те, которые в это время находятся в узах; а когда пройдет это время, то не успевший получить уже не получит ничего; так и здесь: это – время победного торжества. Ибо «всякий раз,– говорит апостол,– когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете» (1 Кор. 11:26). Зная это, будем помнить, какие утешения мы можем доставить усопшим: вместо слез, вместо рыданий, вместо надгробных памятников – милостыни, молитвы, приношения; будем совершать это в утешение им, дабы и им, и нам сподобиться обетованных благ.

...Если умерший был грешник и много оскорбил Бога, в таком случае должно плакать или, лучше, — не плакать только, потому что отсюда для него нет никакой пользы, но и делать то, что может принести ему некоторое облегчение: милостыню и приношения. А впрочем, и в этом случае нужно радоваться, потому что у него отнята возможность грешить. Если же — праведник, то еще более должно радоваться, потому что он находится в безопасности и уже избавился от неизвестности будущего.

«Наступает время, в которое все, находящиеся в гробах, услышат глас Сына Божия; и изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло – в воскресение осуждения» (Ин. 5: 28–29).«Тогда отдало море мертвых, бывших в нем, и смерть и ад отдали мертвых, которые были в них; и судим был каждый по делам своим» (Апок. 20:13).«И многие из спящих в прахе земли пробудятся: одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление» (Дан. 12:2).«Царь мира воскресит нас, умерших за Его законы, для жизни вечной» (2 Мак. 7:9).«Иная слава солнца, иная слава луны, иная звезд; и звезда от звезды разнится в славе» (1 Кор. 15:41). Как, ты скажешь, а разве настоящее тело не духовно? Духовно, но то будет гораздо более духовно. Ибо ныне обильная благодать Святого Духа часто вовсе удаляется от много согрешающих... А тогда не так, но постоянно Он будет пребывать в теле праведных, и будет Его власть, несмотря на пребывание самой души.

Как боец спешит уйти с арены, чтобы избавиться от ран, и борец желает окончания зрелища, чтобы освободиться от трудов; так и ведущий добродетельную, строгую и суровую жизнь желает смерти, чтобы и освободиться от настоящих трудов, и беспрепятственно получить уготованные венцы, приплыв в тихую пристань и переселившись туда, где уже не нужно опасаться кораблекрушения.

Не смерть — зло, а плохая смерть — зло.

Никто не заботится, чтобы душа была добра, тогда как при доброте души нет никакой нужды в <земных> благах, а без нее нет никакой пользы и от них. Как для невесты, хотя бы ее брачный чертог был убран золотыми покровами, хотя бы окружали ее сонмы благовиднейших и прекрасных женщин, розы и венцы, хотя бы и жених был прекрасен, и служанки и подруги и все были благовидны, нет от того никакой пользы, если она сама крайне безобразна; если же она прекрасна, то и без всего этого нет для нее никакого вреда, а напротив <польза>, потому что безобразная при этом будет казаться еще безобразней, а прекрасная без этого будет еще прекраснее, — так точно и душа, если она добра, не только в этом не нуждается, но даже помрачает этим свою красоту.

Как тело, изнуренное постом, нуждается в некотором отдыхе, чтобы могло потом с живою ревностью опять выступить на подвиги поста, так и душа требует отдохновения и успокоения. Не всегда нужно напрягать ее, не всегда и послаблять ей; но иногда делать одно, а иногда другое, и таким образом управлять и состоянием души, и вожделениями плоти.

Когда <душа> очищена и не имеет в себе никакой возмутительной страсти, тогда она зорко видит то, на что ей взирать должно. Когда же она, будучи помрачена страстями, погубит свою доблесть, тогда неспособна делается ни к чему высокому, скоро утомляется и падает, склоняется ко сну и лености, опускает из виду то, что могло бы способствовать ей к добродетели и жизни добродетельной, и не обращается к ней с ревностью.

Когда Бог прощает грехи, то не оставляет шрама, не попускает остаться и следу, но вместе со здоровьем дарует и благообразие, вместе с освобождением от наказания дает и оправдание и делает согрешившего равным несогрешившему. Хотя бы у человека были тысячи ран, но если он покается и сделает что-нибудь доброе, Бог так залечивает их, что не остается ни шрама, ни следа, ни знака грехов.

...Когда зло приписывается плоти, а добро — духу, то душе нет уже места. Но это совершенно не так, потому что воздержание страстей есть дело души и ей принадлежит; и если она, находясь посреди добродетели и порока, употребляет тело на должное, то и его делает духовным, а если удаляется от духа и предается злым пожеланиям, то и сама становится более земною.

Такова испорченность души: она помрачает разум и человека, однажды совратившегося с прямого пути, низвергает в бездну.

Красота душевная приобретается добродетелью и благочестием.

Господь устроил члены нашего тела так, чтобы они были полезны нам к деланию добра, а управление ими предоставил бестелесному существу, т. е. душе.

Когда у нас душа терзается внутренними страстями, нет пользы ни от внешней власти, ни от царского седалища.

Смерть души — нечестие и беззаконная жизнь. Следовательно, и жизнь души — служение Богу и приличные тому нравы; нравы же святые и приличные служению Богу образует и удивительным образом сберегает в наших душах молитва.