Иоанн Златоуст

Отвергнем же плотские мудрования. А какие - плотские? Tе, которые утучняют и услаждают тело, но причиняют вред душе, каковы например: богатство, роскошь, слава, любовь плотская; всё это относится к плоти. Не будем же любить приращение богатства, но будем всегда искать бедности; она - великое благо.

...Чтобы нам достигнуть <истинных благ>, будем стремиться к добродетели мучеников, мужеству, ревности, вере, презрению настоящего, желанию будущего. Можно преуспевать во всем этом и вне гонения. Пусть даже костер и не разложен впереди, зато в наличности страсть сильнее <его>; пусть и нет звериных зубов, зато теснит ярость мучительнее зверя; пусть и не стоят по сторонам палачи, терзая бока, зато лежит внутри зависть, съедающая дух мучительнее всякого палача. Итак, нужно нам, приготовившись к борьбе с этими страстями и поставив оплотом против них силу любомудрых помыслов, так совершать настоящую жизнь и быть всю жизнь в подвиге, чтобы, потрудившись немного времени, непрестанно быть увенчанными и наслаждаться вечных благ, всегда будучи с Господом и вкушая того сожительства, превосходящего всякое слово и мысль...

Подвизающимся нельзя во время борьбы ни напиваться, ни прелюбодействовать, чтобы не ослабить сил, ни заниматься чем-нибудь другим; но, воздерживаясь совершенно от всего, они занимаются только упражнениями.

Если будешь иметь в виду трудность подвигов, дело покажется тяжелым и невыносимым, а если будешь смотреть на награду, оно будет легко и удобоносимо.

Бог постоянно ожидает, не позовет ли Его кто-нибудь, и никогда не оставит без ответа призывающего как должно.

Бог не лицеприятен... Он подает свою помощь всем, кто к Нему обращается.

Потерпевшие кораблекрушение и плывущие на досках призывают людей, находящихся вдали, и те немедленно приходят на помощь, хотя не имеют с ними ничего общего, а заметили их только из-за несчастья. Тем более Бог – человеколюбивый и Благой по Своему существу – избавит находящихся в несчастии, если только они захотят прибегнуть к Нему и искренне призвать Его, оставив надежды на людей.

Если мы хотим удостоиться помощи свыше, должны просить того, что согласно со справедливостью, чтобы силой свойством крещения склонить к себе Спасающего правых сердцем.

Если Господь увидит, что мы прилагаем все возможное старание и угодное Ему предпочитаем человеческому, то проявит и Сам такую заботу о нас, что мы сделаемся непобедимыми.

Божии распоряжения — они чудны и необычайны! Когда люди начинают уже отчаиваться в своих делах, тогда-то Бог и являет непреоборимую во всем силу Свою.

Как гной, скопившийся в светлом зрачке глаза, ослепляет и помрачает свет его, так и ум, занятый пороками, помрачается и ослепляется в душе нашей.

...Нет никого из проводящих жизнь в пороке, кто не испытывал бы безмерных мук, как в то время, когда замышляет злые дела, так и тогда, когда осуществляет свой замысел на деле.

Пусть никто не осуждает нас, что мы назвали человека порочного худшим дикого зверя. Зверь хотя не имеет кротости от природы, но легко может быть обманут и проявить себя тем, что он есть; а от человека, замышляющего зло и принимающего на себя различные виды, остеречься гораздо труднее, нежели от дикого зверя; часто он одевается шкурой овцы, а внутри скрывает волка; поэтому многие неосторожные и впадают в его сети.

...Если ты имеешь много телесных преимуществ, а душевных не имеешь, то как же ты не хуже бессловесных? Представь себе кого-либо самого порочного, живущего в неге и изобилии: конь способнее его к войне, вепрь крепче, заяц быстрее, павлин красивее, лебедь благозвучнее, слон больше, орел зорче, все птицы богаче. Почему же ты достоин чести обладать бессловесными? По разуму... опять ты хуже их, потому что, когда ты, имея разум, бываешь глупее бессловесных, то лучше было бы, если б ты сначала не был разумным.

Порочная жизнь унижает догматы о воскресении, о бессмертии души, о суде и принимает много противного: судьбу, необходимость, неверие в Промысл. Душа, погрязшая в многочисленных пороках, старается изобретать для себя подобного рода утешения, чтобы не скорбеть при мысли, что есть Суд и что нас ожидает воздаяние за добро и зло. Такая жизнь производит бесчисленное множество зол, делает людей зверями и даже бессмысленнее зверей; что есть в каждой породе зверей порознь, то она часто соединяет в одном человеке и извращает все.

Таковы все люди порочные, сознающие за собой множество зол: они часто пробуждаются от сна с беспокойными мыслями, со смущенными глазами; все возбуждает в них подозрение, все приводит их в ужас, душа их исполнена тяжкого предчувствия и боязни, смущается и изнывает от страха и ужаса. Ничего не может быть бессильнее, ничего безумнее такой души; как беснующиеся не способны владеть собой, так и она собой не владеет. Как она может прийти в сознание, подвергшись такому омрачению? Между тем если бы она любила тишину и спокойствие, то могла бы познать свое благородство. Но когда ее возмущает и устрашает все: и сновидения, и слова, и действительные явления и подозрения, — то как она может прийти в самосознание, находясь в таком неспокойном и расстроенном состоянии?

Что может быть несчастнее человека, живущего порочно, который, кроме того, что раболепствует имуществу, еще оскорбляется достоинствами других, славу других считает собственным наказанием, призывает суд сам на себя, терзается своей совестью, мучится в своей душе, становится палачом для самого себя?

Так обыкновенно действует порок: всегда враждуя против добродетели, он свои преступления старается ей приписывать.

Когда сребролюбие, самолюбие и непокорность соединяются вместе, то чего еще недостает для совершенной погибели? Тогда все развращается и образуется огромное болото грехов.

Человек, предавшийся неправым действиям, хотя бы был окружен тысячью стен, ничем не отличается от безоружного и незащищенного.

Порок есть мрак, возлюбленный; он есть смерть, есть ночь: ничего не видим из того, что нужно, ничего не делаем из того, что приличествует. Как мертвецы безобразны и вонючи, так и души порочных исполнены великой нечистоты; глаза их закрыты, уста сомкнуты, недвижимы остаются они на ложе порока, лучше же сказать — они даже более жалки тех, которые терпят это. Те мертвы в том и другом отношении, а они бесчувственны относительно добродетели и живы относительно порока. Если кто ударит мертвеца, он не почувствует, не станет мстить, но будет точно сухое дерево; так и душа, утратившая жизнь, поистине засыхает: тысячи ран ежедневно она получает и не чувствует, остается ко всему невосприимчивой.

Природа сама в себе не заключает порока, но принимает его по свободному произволению души, увлекаясь беззаботностью.

«Как вам кажется? У одного человека было два сына; и он, подойдя к первому, сказал: сын! пойди сегодня работай в винограднике моем. Но он сказал в ответ: не хочу; а после, раскаявшись, пошел. И подойдя к другому, он сказал то же. Этот сказал в ответ: иду, государь, и не пошел. Который из двух исполнил волю отца? Говорят Ему: первый» (Мф. 21:28–31). Христос опять притчами обличает иудеев, намекая как на неповиновение их, так и на покорность отверженных прежде язычников. Ибо здесь под двумя сыновьями подразумеваются язычники и иудеи. Язычники, не давая обещания о послушании и не слышав закона, самим делом оказывали послушание. А иудеи, хотя говорили: «Всё, что сказал Господь, исполним и будем послушны» (Исх. 19:8), на самом деле не оказывали покорности закону. Потому, чтобы иудеи не подумали, что закон и без исполнения приносит им пользу, Христос показывает, что это самое и осуждает их. Согласное с этим говорит и Павел: «Не слушатели закона праведны пред Богом, но исполнители закона оправданы будут» (Рим. 2:13). Потому, чтобы иудеи осудили сами себя. Спаситель заставляет их самих произнести приговор.Когда же они, не понимая цели притчи, произнесли приговор, тогда Он уже раскрывает им смысл притчи и говорит: «Мытари и блудницы вперед вас идут в Царство Божие, ибо пришел к вам Иоанн путем праведности, и вы не поверили ему, а мытари и блудницы поверили ему; вы же, и видев это, не раскаялись после, чтобы поверить ему» (Мф. 21:31–32). Если бы Он просто сказал: «Блудницы вперед вас идут в Царство Божие», то слова Его показались бы им тяжкими; но теперь, когда сами они объявили свое мнение, то слова Его для них окажутся не такими тяжкими. Для этого же Он называет и причину. Какую же? Иоанн, говорит Он, пришел к вам, а не к ним, и притом путем праведным. Ибо вы не можете обвинить его, как человека нерадивого и бесполезного. Он вел и жизнь безукоризненную и имел большую заботливость, однако вы и тогда не послушали его. После этого следует другое осуждение: мытари уверовали; затем еще обвинение: вы, и увидев это, не одумались, чтобы поверить ему после, тогда как вам надлежало сделать это прежде. А это не заслуживает никакого прощения. Слова «вперед вас идут» не потому сказаны, что иудеи последуют мытарям, но потому, что и они, если захотят, могут войти в Царство Божие. Ибо ничто так не возбуждает грубых людей, как ревность; потому Христос всегда говорит: «Многие же будут первые последними, и последние первыми» (Мф. 19:30). Для того Христос и ставит в пример блудниц и мытарей, чтобы иудеи возревновали. Ибо грехи блудниц и мытарей есть грехи величайшие, происходящие от грубой любви, один – к телу, другой – к деньгам. Притом Христос поучает, что верить Иоанну – значит истинно повиноваться закону Божиему. Итак, блудницы входят в Царство Божие не по одной благодати, но и по правде. Ибо входят они уже не как блудницы, а как послушные и верующие, чистые и переменившиеся. Обличив иудеев во всем этом, Христос наконец наносит им самый тяжкий удар: «Вы же, и видев это, не раскаялись после, чтобы поверить ему». Плохо не делать доброго в самом начале, но еще большего осуждения достоин тот, кто и после не исправляется.

Хвалить без разбора все, доброе и худое, свойственно не другу, но льстецу и насмешнику...

Сколько вреда делают нам друзья, когда хвалят и ласкают нас, столько же пользы приносят враги, говоря о нас дурно, хотя и справедливо, если только мы захотим надлежащим образом воспользоваться их порицаниями. Ведь друзья, из любви, часто и льстят нам; а враги обличают наши грехи. По самолюбию мы не видим своих недостатков, а они по вражде смотрят за нами внимательнее и своим злословием поставляют нас в необходимость исправиться; и вот вражда их становится для нас источником величайшей пользы, потому что, вразумляемые ими, мы не только познаем свои грехи, но и отстаем от них.

Добродетельному человеку, идущему тесным и скорбным путем и исполняющему заповеди Христовы, невозможно заслужить от всех людей похвалу и удивление, потому что велика сила зла и вражда к добродетели. Поэтому Господь, зная, что человеку, строго подвизающемуся в добродетели и от Него одного ожидающему похвалы, невозможно пользоваться похвалою и доброю славою от всех людей, называет несчастными тех, которые из-за похвалы людской не заботятся о добродетели. Похвала от всех может служить величайшим доказательством того, что хвалимые немного заботятся о добродетели. Да и как будут все хвалить добродетельного, если он станет изымать обижаемых от обижающих, терпящих зло от желающих делать зло? Опять, если он захочет исправлять согрешающих и хвалить живущих добродетельно, то не естественно ли, что одни будут его хвалить, а другие — порицать? Поэтому Господь говорит: «Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо!» (Лк. 6:26).

Не будем дорожить похвалою человеческою и не будем всячески добиваться славы от людей, но ради Того Единого, Который испытует сердца и утробы, будем совершать дела добрые и убегать нечестия.

Ты, сам о себе говоря много дурного, негодуешь, если не слышишь себе от других тех похвал, какие воздаются великим праведникам.

Если хвалит безумный, это хуже оскорбления; если ругает разумный, это равно похвале. Сказал и некоторый мудрец: если кто, восхваляя, произнесет это громким голосом, принимай слова, как поношение.

...Как ни велика сила похоти, но если ты оградишь себя страхом Божиим, то победишь ее неистовство.

Такова-то эта злая и неукротимая похоть: как скоро она возьмет верх над рассудком, то не оставляет в нем никакого чувства благопристойности, а все окутывает тьмой и мраком ночи.

Если грех вооружил смерть, то вполне ясно, что праведность, сообщаемая благодатью уничтожает ее и ниспровергает все царство греха.

Один человек, праведно живущий, в состоянии будет избавить весь народ от гнева Божия.

Рождество Христово — праздник увенчания всех добродетелей, источник и корень всех благ наших; праздник, которым небо отверзто, Дух ниспослан, преграда уничтожена.

Удовольствие от кушаний и от бездействия отнюдь не таково <как кажется>, но все это кратковременно и скоропреходяще. Не будем же заботиться о такой жизни. Если мы посмотрим, кто приятнее проводит время, трудящийся ли и живущий в бедности или предающийся роскоши, то найдем, что первый. Во-первых, самое тело последнего изнежено и расслаблено; потом, телесные чувства его не в здравом состоянии, но слабы и безжизненны; а без этого нет и приятного ощущения здоровья. Какой конь бывает полезнее, утучняемый в бездействии или употребляемый на работу? Какой корабль — плавающий или стоящий без движения? Какая вода — текучая или стоячая? Какое железо — употребляемое в деле или не употребляемое? То блестит и уподобляется серебру, а это покрывается ржавчиной и остается бесполезным и даже теряет часть вещества своего. Нечто подобное происходит и в празднолюбивой душе: как бы ржавчина покрывает ее и истребляет ее светлость и все прочее. Чем же можно уничтожить эту ржавчину? <Точильным камнем> скорбей; они делают душу полезной и способной на все. Скажи мне, может ли она посекать страсти, когда острие ее притупилось и гнется, как олово? Может ли наносить раны диаволу? И кому может быть приятен человек, утучняющий плоть свою и движущийся наподобие тюленя?

Вина прелюбодеяния зависит не только от тех, которым наносится позор, но и от тех, которые наносят его.

Если хочешь смотреть и услаждаться взором, то смотри постоянно на свою жену и люби ее: этого не воспрещает никакой закон. Если же ты будешь смотреть на чужую красоту, то оскорбишь и жену свою, отвращая от нее глаза свои, и ту, на которую смотришь, так как касаешься ее вопреки закону.

Блуд состоит не только в соитии или совокуплении телесном, но и в бесстыдном взгляде.

Корень прелюбодеяния — похотливый взгляд глаз.

Взирающий на женщину с желанием (Мф. 5:28), будет ли он мирянином или монахом, одинаково будет наказан за это прелюбодеяние.

Когда начнешь исправлять худую привычку, то хотя бы раз, хотя бы два, три раза, хотя бы двадцать раз преступил закон, не отчаивайся; вставай и принимайся опять за тот же труд — и непременно останешься победителем.

...Бог печется не только о жизни, но и о смерти праведных, и не только о смерти, происходящей но естественному закону, но и о бывающей часто по особой воле Его.

Как врача мы уважаем не только тогда, когда он питает, но и тогда, когда изнуряет голодом, не только когда выводит на улицу, но и когда заключает дома, не только когда намащает, но и когда жжет и отсекает, — потому что, хотя эти действия противоположны, но имеют в виду одну цель, — так и Бога должно прославлять за все, и тем более, что там человек, а здесь Бог, и что те действия часто имеют противоположный исход, а дела Божии совершаются с величайшею премудростию и промышлением.

Если же кто скажет: как делает Отец, когда Он в день седьмой почил от всех дел Своих, — тот пусть узнает образ Его делания. Каким же образом Он делает? Промышлением, сохранением всего сотворенного. Когда ты видишь восходящее солнце, бегущую луну, озера, источники, реки, дожди и движение природы — в семенах, в телах наших и в бессловесных животных, — и все прочее, чем держится вселенная, то и познавай в этом непрестающее делание Отца...

Почему же мы будем исследовать <действия> Бога, Который так превосходит нас во всем, Который есть Сама Премудрость и никогда не ошибается? Тому, у кого следовало бы требовать отчета, будем верить беспрекословно; а от Того, Кому одному должны верить, будем требовать оправдания и отчета в Его действиях, и негодовать, что этого не знаем? Свойственно ли это душе благочестивой? Нет, прошу и умоляю, не будем доходить до такого безумия, но о всем, в чем недоумеваем, будем говорить: "судьбы Твои - бездна великая!" (Пс. 35:7). Даже и то, что мы не все знаем ясно, есть дело премудрости Божией. Если бы мы повиновались Богу потому, что знали бы причины событий, то не велика была бы нам награда, и наше повиновение не было бы выражением веры; когда же мы, не зная их, с любовью покоряемся всем Его повелениям, по истинному послушанию и искренней вере, тогда доставляем величайшую пользу душам нашим. Мы должны быть убеждены в одном только, что Богом все посылается для нашей пользы, а самого способа не исследовать, и не роптать, и не унывать, когда не знаем его. Знать его для нас и невозможно, и бесполезно: первое потому, что мы смертны; второе потому, что мы скоро увлекаемся гордостью. С своими детьми мы делаем много такого, что им кажется вредным, а на самом деле полезно для них; однако и они не смеют спрашивать о причине, и мы не убеждаем их предварительно в пользе того, что намерены делать с ними, но только внушаем им повиноваться приказаниям родителей и ни о чем более не спрашивать. Если же мы так относимся к родителям, которые одной с нами природы, и не ропщем на них, то на Бога, Который превосходит нас настолько, насколько Бог выше людей, как будем роптать за то, что мы не все знаем?

Когда Вышняя Десница являет свое промышление, тогда все делается легким и сносным, и люди жестокие оказываются кротчайшими.

...В древности пророчества изрекаемы были не для того, чтобы иудеи только узнавали будущее, но чтобы, узнав, получали отсюда пользу, чтобы от страха угроз они делались более благоразумными и от обещания благ — более усердными к исполнению добродетели, познавая из того и другого и силу Божию, и попечение Его о них.

Когда ты молишься до изнеможения и не получаешь просимого, то подумай, сколько раз ты слышал, как просил у тебя нищий, и ты не внимал ему, между тем он не досадовал, не оскорбил тебя. Ты поступал так по  жестокосердию; но Бог по человеколюбию делает и то, что не внемлет тебе. Итак, если ты не считаешь себя заслуживающим порицания за то, что по жестокосердию не внимаешь подобному тебе рабу, то можешь ли порицать Владыку, когда Он не внимает рабу Своему по человеколюбию?

...Господь и в словах молитвы, полагая для нас правила и пределы, до которых должны простираться прошения наши о житейских предметах, повелел нам говорить следующие слова, исполненные всякой мудрости: хлеб наш насущный дождь нам днесь (Мф. 6: 11), т. е. дневную пищу.

Чтобы молящийся был услышан, это зависит, во-первых, от того, если мы достойны получить; во-вторых, если мы молимся согласно с законами Божиими; в-третьих, если молимся непрестанно; в-четвертых, если не просим ничего житейского; в-пятых, если исполняем все должное и со своей стороны, и, наконец, если просим полезного. Как от этих условий зависит быть услышанным, так от противных условий — быть неуслышанным, хотя бы молящиеся были праведники.