Иоанн Златоуст

...Если ты любишь славу и честь, то старайся украшать не дом, не коня, а свою душу, между тем как теперь не может быть ничего презреннее тебя, когда душа твоя пуста, а ты выставляешь на вид красоту дома или коня.

Роскошь воспрещена не только в Новом Завете, где больше уже требуется любомудрия, большие предлагаются подвиги, великие труды, многочисленные награды и неизреченные венцы, но не позволялась и в Ветхом, когда находились еще под тенью, пользовались светильником и вразумляемы были понемногу, как дети, питаемые молоком <...> Удовольствие кратковременно и непродолжительно, а скорбь от него постоянна и бесконечна... Таково ведь все человеческое и плотское: не успеет появиться — и улетит. Таково веселие, такова слава и власть человеческая, таково богатство, таково вообще благополучие настоящей жизни; оно не имеет в себе ничего прочного, ничего постоянного, ничего твердого, но убегает скорее речных потоков и оставляет с пустыми руками и ни с чем тех, которые прилепляются к этому.

...Весьма многие жены, по великой изнеженности, пренебрегая заповедь апостольскую... украшаются с великой роскошью, да и не одни жены, но и изнеженные мужи доводят себя до слабости жен, надевая на руки перстни и украшаясь множеством дорогих каменьев, чего надлежало бы им стыдиться и краснеть, то пусть и эти, и те, послушав наших слов, обратят лучше эти драгоценности, приносящие много вреда и мужам, и женам, на украшение души и ее ими украсят. Надетые на тело, даже красивое, они делают его безобразным; напротив, возложенные на душу, даже безобразную, доставляют ей великую красоту. Но как, скажешь, возможно возложить эти драгоценности на душу? Опять руками бедных: они, принимая подаяние, сообщают душе подающего красоту. Им отдай свои драгоценности... а они доставят такую красоту твоей душе, что ты видом своим привлечешь к себе Самого Истинного Жениха, и приобретешь бесчисленные блага...

Находящие себе удовольствие в неумеренных радостях и забавах, кажется, не знают того, что касается их самих, отягчив свою душу некоторою забывчивостью и даже не ожидая пришествия Господня.

Не будем же искать покоя или роскошной жизни; желание этого прилично не мужественному человеку, а червю, более животному неразумному, нежели имеющему разум.

Как терние, с какой бы стороны ни брали его, окровавляет руки, так и роскошь вносит язву и в ноги, и в руки, и в голову, и в глаза — словом, во все члены; она безжизненна и бесплодна, как терние, и гораздо больше его вредна, и вредна для существеннейших частей. В самом деле, она преждевременно приближает к старости, притупляет чувства, омрачает мысль, ослепляет проницательный ум, наполняет тело влагами, скопляет гной, причиняет множество болезней и производит большую тяжесть и непомерную тучность, от чего и бывают постоянные падения, частые крушения.

Воистину раболепствующий перед удовольствиями находится в общении с демонами и соревнует их неистовству...

...Входя во вселенную, <Господь> входил в уничиженном виде, попирая спесь, останавливая безумие, убеждая, чтобы все умеряли себя, не бесчестили бедность, не презирали нищету, не очаровывались богатством, не думали, что человеческая пышность есть великое <дело>, но — что она слабее тени, ничтожнее листьев, обманчивее сновидений.

...Люди, живущие среди постоянной роскоши, заболевают тяжкими и неисцелимыми болезнями...

...Пусть никто не ожидает при неге увидеть небо — этого нельзя! При роскоши пусть никто не надеется пройти узким путем <Христовым> — это невозможно!

Жить роскошно отнюдь не значит жить без горестей; напротив, самая роскошь рождает бесчисленные горести, болезни, неудовольствия; а если и нет этого, <то живущий в роскоши часто грустит> без всякой причины.

Имение сребролюбца нередко разделяют между собой многие, а грехи, сделанные им из-за этого имения, уносит с собой он один, подвергается за них мучительному наказанию и ни в чем не находит никакого утешения.

До каких пор будем мы, например, показывать такую жадность к собиранию денег? Что это за умоисступление — каждый день увлекаться этой мучительною страстью и никогда не чувствовать сытости, но быть едва ли не хуже и пьяных?

Если бы можно было увидеть душу человека, живущего в роскоши и нечестии, то ты увидел бы, что гораздо лучше лежать связанным во гробе, чем быть окованным цепями греховными; лучше иметь на себе лежащий камень, чем тяжкий покров бесчувственности.

Если избежишь роскошества, то отнимешь повод и к корысти, и к хищничеству, и к пьянству, и к тысяче зол, — заранее отсечешь корень греха.

Когда ты стараешься украшать стены, пол и все прочее, а на душу, одетую в грязные лохмотья, томящуюся голодом, исполненную язв, терзаемую тысячами псов, не обращаешь внимания, то какому, скажи мне, не подвергнешься ты наказанию?

Такие люди, облекаясь в дорогие одежды, думают, что становятся уже выше человеческой природы, а не помышляют, сколь великой ответственности подвергают себя, худо распоряжаясь тем, что им вверено от Господа, и охотнее дозволяя моли истреблять свои одежды, чем желая дать какую-нибудь часть из них рабам, и таким образом уже приготовляют для себя жесточайший огнь геенны.

Для чего, скажи мне, позволяешь ты быть съедаемой ржавчиной золоту и серебру, которые следовало бы передать в руки бедных, чтобы, положив их в это безопасное хранилище, в свое время, когда особенно будешь нуждаться в их помощи, мог ты получить от них пособие? Напитанные тобой здесь, они в тот день откроют тебе двери дерзновения и примут тебя в вечные кровы свои. Не допустим также, чтобы и одежды наши съедаемы были молью или без употребления тлели в кладовых, когда столь многие нуждаются в одежде и ходят почти нагими. Предпочтем моли раздетого Христа и оденем Его, неимущего одежды, ради нас и нашего спасения. Эти блага - гибнущие, сгнивающие, напрасно и без нужды расходуемые, постарайся употребить с пользой, чтобы тебе не потерпеть убытка от их потери, а приобрести от них, напротив, величайшую прибыль. Крайне и даже безмерно бесчеловечно — тратя столь многое для своего наслаждения, излишнее заключать в сундуки и кладовые, не желать облегчить нужды единокровных, отдавать лучше ненужное нам на съедение моли, или червям, на расхищение ворам, и подвергнуться за это наказанию, чем распорядиться им по надлежащему и получить за то награду.

Будем пренебрегать золотыми одеждами; будем пренебрегать деньгами, чтобы не пренебречь нам своего спасения.

Если ты увидишь людей, которые живут в изобилии, но ведут жизнь порочную, то, хотя бы вся вселенная считала их блаженными, ты считай их жалкими и несчастными.

Тот, кто проводит роскошную и распущенную жизнь, представляется счастливее всех, но на самом деле он всех несчастнее, потому что предает душу свою во власть жестоким владычицам и мучителям - страстям.

Рассказывают про одного языческого философа, что он, войдя в богатый дом, блещущий множеством золотых украшений, мраморов и колонн, и видя, что пол повсюду устлан коврами, плюнул в лицо господина дома; и когда, затем его стали обвинять, сказал, что он вынужден был плюнуть ему в лицо, так как нельзя было сделать этого нигде в другом месте дома. Видишь ли, как смешон и презрен для всех, имеющих ум, тот, кто украшает только внешность?

Ничто так не любезно демону, как роскошь и пьянство — источник и мать всех зол.

Не будем считать блаженными тех, которые живут роскошно, но будем думать о кончине их: здесь грешность и пресыщение, а там червь и огонь.

Не смотри на роскошествующих только тогда, когда они возлежат, но посмотри на них тогда, когда они встанут, последуй за ними и увидишь, что они более походят на скотов и бессловесных, нежели на людей.

Если душа предана роскоши и удовольствиям, то легко склоняется на грех; она близка и к гордости, и невоздержанию, и тщеславию, и зависти, и коварству, и клевете.

От ваших пиров рождаются у вас худые пожелания; отсюда распутные дела, отсюда жены ваши оказываются в презрении, а блудницы в чести; отсюда гибель домов, бесчисленные бедствия, все приходит в беспорядок, и вы, оставив чистый источник, устремляетесь к грязному болоту.

Роскошь делает людей свиньями и хуже свиней. Свинья валяется в грязи и питается калом, а сластолюбивый человек приготовляет себе стол отвратительнейший, придумывая непозволенные связи и беззаконную любовь. Такой нимало не различается от бесноватого: он так же бесстыдствует и неистовствует. О бесноватом мы, по крайней мере, жалеем, а этого отвращаемся и ненавидим.

Роскошь пагубна не только для души, но и для упитанного тела.

Такая забота о теле и такое украшение его свидетельствуют о безобразии души, роскошь тела обнаруживает голод души, богатство его одежд выставляют на вид ее наготу. Невозможно ведь, чтобы тот, кто заботится о душе и дорого ценит ее благообразие и красоту, заботился о внешнем украшении, точно так же, как невозможно занятому наружностью, красотою одежды, золотыми украшениями приложить надлежащее старание о душе. В самом деле, может ли когда-либо возвыситься к познанию своих нужд, или войти в размышление о предметах духовных душа, совершенно предавшая себя земному, пресмыкающаяся, так сказать, по земле, никогда не могущая вознестись мыслью вверх, но поникшая к низу под собственною тяжестью бесчисленных грехов.

Не так речные потоки размывают и заставляют оседать берега, как роскошь и удовольствия легко подрывают все опоры нашего здоровья.

Все люди веселые, роскошные, живущие для богатства, для почести и чрева хотя и слушают иногда, что им говорят о Боге, но на деле не показывают ничего великого и возвышенного, потому что однажды навсегда прилепились к грязи и праху.

Возложи на человека очень сильного и большого тяжесть, превышающую силы его, и увидишь его вместе с ношею поверженным и лежащим на земле. Навали слишком много груза на корабль, и причинишь страшное кораблекрушение. Таковы плоды и роскоши.

От роскоши двойная брань, т. е. и тела, и души, двойная буря, двойные болезни, и притом болезни неисцельные, сопровождающиеся великими несчастьями.

Зараза и ограниченность самолюбия сокращает и умаляет любовь, которая широка и простирается на всех.

Корень и источник всех зол, от которого все они происходят, — чрезмерное самолюбие. Преданный этой страсти не наблюдает даже и за своими делами.

Кто самолюбив, тот в особенности и не любит себя; а кто братолюбив, тот и любит себя гораздо более.

Если ты имеешь много заслуг и не знаешь за собою ничего худого, но считаешь себя имеющим дерзновение, то всякая молитва твоя недействительна...

Ты одобряешь себя, отвергаемый Богом; ты венчаешь себя в самохвальстве, но погубил венец свой через осуждение; ты хвалишь себя как безгрешного, а оказался повинным во грехе; ты выдвигаешь себя как исполнившего закон, а, прикоснувшись к закону, оскорбил Законодателя; кричал перед всеми о своих добродетелях и превратил их в грехи.

Признак крайнего безумия, возлюбленный, величать себя похвалами без всякой нужды и нужды настоятельной; это не значит говорить по Господу, а больше служит знаком глупости и лишает нас всякой награды за многие подвиги и труды.

Кто понимает в себе и бесчисленные совершенства, но, если только он не думает о себе, как о последнем между всеми, его совершенства не принесут ему никакой пользы.

Великое зло — говорить о себе что-нибудь великое и дивное.

Пусть кто-нибудь совершит бесчисленные подвиги и сотворит всякую добродетель; но если он станет высоко думать о себе, то будет самый жалкий и несчастный человек.

Не мал и этот недостаток, когда кто считает себя мудрым и во всем полагается на свои суждения: отсюда и происходит вышесказанное, т. е. что называют доброе злым, а злое добрым.

Нет ничего презреннее и бесчестнее человека гордого, славолюбивого и очень много о себе думающего.

Ради чего и почему, человек, ты много думаешь о себе? Спустись с тщетной твоей высоты, рассмотри ничтожность своей природы; ты земля и пепел, прах и пыль, дым и тень, трава и цвет травный. И живя с такою природою, ты высоко думаешь о себе, скажи мне?

Кто говорит о себе самом что-либо великое, тот делает собственное свидетельство подозрительным и нередко таким образом восстановляет против себя многих из слушателей.

...Не возносись безумно выше того, что ты есть, и не думай больше, чем подобает человеческой природе; не надмевайся, если тебя хвалят, не ищи славы и не считай себя чем-то великим, потому что иначе будешь как птица, не имеющая опоры и носимая то туда, то сюда.

...Поистине царь есть тот, кто побеждает гнев, и зависть, и сладострастие, подчиняет все законам Божиим, сохраняет ум свой свободным и не позволяет возобладать душою страсти к удовольствиям.

Лучше тот, который, при малых познаниях, владеет страстями, чем соединяющий с ораторским искусством худые и гордые мысли.