Пусть будет дом наш Христовым пристанищем для всех; будем просить у них награды: не серебра, но того, чтобы они сделали дом наш пристанищем Христовым; будем ходить повсюду, привлекать к себе, гоняться, как за добычею; здесь мы скорее сами получаем, нежели оказываем благодеяния.

Ничто столько не уподобляет нас Богу, как благотворительность.

...Мы не должны говорить, что Царство Небесное покупается за деньги: не за деньги, но за свободное решение, обнаруживаемое через деньги. Деньги, однакож, нужны, скажешь? Не деньги нужны, а решение. Имея это последнее, ты можешь и за две лепты купить небо, а без него и за тысячу золотых талантов не купишь того, что можешь купить за две лепты.

Как многие из предстоящих здесь в храме желали бы жить в то время, когда Христос во плоти пребывал на земле, чтобы быть под одним с Ним кровом и разделять с Ним трапезу! Теперь вот это возможно, мы можем приглашать Его на вечерю и вечерять с Ним даже с большею пользою. Будем одевать нагого, принимать странного, питать алчущего, напоять жаждущего, посещать болящего (Мф. 25: 35-36).

Милостыня по скончании мира еще яснее открывается, по смерти человека наиболее просиявает и обнаруживает свои действия, и не требует ни времени, ни труда, ни чего-либо другого трудного. Она действует и во время болезни твоей, и в старости, сопутствует тебе в жизнь будущую и никогда тебя не оставляет. Она делает тебя сильнее мудрецов и ораторов; люди знаменитые по своей мудрости и ораторству имеют у себя многих завистников, а за тех, которые прославили себя милосердием, бесчисленное множество людей приносят молитвы.

Как дети богачей имеют на шее золотое украшение и никогда не снимают его в знак благородства, так и нам всегда должно возлагать на себя милостыню, чтоб показать, что мы дети Милосердного, Который «повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми» (Мф. 5:45).

Готовность помогать нуждающимся у всех любящих Христа ни откуда больше происходит, как только от добросердечия.

Ты принял Меня, — говорит Он, — в жилище свое, Я приму тебя в Царствие Отца Моего; ты избавил Меня от голода, Я избавлю тебя от грехов; ты воззрел на Меня связанного, Я покажу тебя разрешенным; ты принял Меня странника, Я сделаю тебя гражданином Неба; ты подал Мне хлеба, Я дам тебе Царствие всецело в наследие и обладание твое; ты сделал для Меня тайно, Я возвещу явно; сделанное тобою Я считаю милостью, а Мое — долгом; ты воззрел на Меня связанного, и сам не увидишь огня преисподней; ты посетил Меня болящего, и сам не испытаешь ни мытарств, ни наказаний». О, поистине благословенны руки, совершающие такие благодеяния, удостоившиеся послужить Христу! Легко пройдут через огонь ноги, ходившие в темницы для Христа; не испытают тяжести уз руки, касавшиеся Его связанного... ты был с Ним в темнице и будешь с Ним в Царствии. Он исповедует это не стыдясь.

Что ни положишь в руки бедных, все то положишь в надежное хранилище — в руку Божию.

Милостыня есть искусство, которого училище находится на небесах, а учитель не человек, но Бог.

Девственник и постник полезен только себе самому, а милостивый - общая пристань обуреваемых, избавляет ближних от бедности и удовлетворяет нуждам других.

Позаботимся побольше о покровительстве странствующим, чтобы приготовить себе и в будущей жизни наслаждение бессмертными благами. Если будем так делать, то и мы удостоимся принять здесь Христа, и Он Сам примет нас в обителях, уготованных любящим Его, а мы услышим от Него: «Приидите, благословении Отца Моего, наследуйте уготованное вам Царствие от создания мира. Почему и за что? «Ибо голодал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня, был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне» (Мф. 25:34-36).

Милостыня очищает грехи блудников и накопляет благое воздаяние. Милостыня убеляет души и уготовляет вечные наслаждения. О, милостыня, жизнь душ, водительница души, прекраснейшее оружие! Бросьте золото — и получите Христа. Дайте серебро и примите Духа Святаго. Разбросайте медь — и вместе с нею выбросится яд греха.

Не станем смотреть на трату денег, когда их нужно бывает давать бедным, а представим себе происходящие отсюда последствия.

Тот, кто оказывает другому милость, должен радоваться, а не печалиться. Не безрассудно ли, в самом деле, облегчая скорбь другого, самому скорбеть? Тогда ты делаешь свое подаяние уже не милостыней.

Бог за тебя предал Сына, а ты не даешь и хлеба Ему, за тебя Преданному, за тебя Убиенному.

Оказывающий внимание бедному и нищему не только уничтожает рукописание своих грехов, но и заключает условие, говорящее: дающий нищему, дает взаймы Богу.

Не грешники только спасаются милостью, но и праведники ограждаются милостью.

Подлинно, не так вода по природе своей омывает нечистоты тела, как милостыня силою своею обтирает нечистоту души.

Если уничтожится милосердие на земле, то все погибнет и истребится.

Милосердие без девства возводило имеющих его на небо, девство без милосердия не в силах было сделать это.

Бог требует не изобилия приношения, но богатства душевного расположения, которое выражается не мерою подаваемого, но усердием подающих.

В совершающем благотворение должно быть то и другое: и щедрость, и веселое расположение. Зачем  скорбишь, оказывая милосердие, и тем лишаешься плода ты жесток и бесчеловечен. Ведь если ты сам скорбишь, то как можешь ободрить того, кто в горе? Приятно то, чтобы он не подозревал ничего дурного, а также и то, когда подаешь ему с радостью, потому что для людей ничего не представляется столько унизительным, как принимать что-нибудь от других, если только ты особенною веселостью не отвратишь подозрения и не покажешь, что сам получаешь больше, чем даешь, что скорее роняешь, чем восстановляешь принимающего.

Обращай внимание не на трату денег, но на пользу от этой траты. Если сеятель радуется, хоти и сеет к неизвестности на будущее, тем более должен радоваться возделывающий небо. Если ты и мало дал, но с радостью, то дал много, равным образом, если ты и много подал, но с прискорбием, то из многою сделал мало.

Все мы, люди, природой побуждаемся к милосердию, и нет в природе нашей другого настолько доброго свойства, как это.

Милостыня - царица добродетелей, весьма скоро возводящая людей в Небесные своды, наилучшая защитница.

Как на море нельзя плыть далее берегов, так и земная жизнь не может стоять без милосердия, снисхождения и человеколюбия.

Мы всеми силами стараемся приобрести землю и за несколько Десятин земли и домов не только не жалеем денег, но даже проливаем кровь; для приобретения же Неба не хотим пожертвовать и избытками, между тем как могли бы купить его за малую цену и купив, обладать им вечно. Потому-то мы и подвергнемся крайнему наказанию, если придем туда обнаженными и нищими, и не за свою только бедность в милостыне будем терпеть несносные мучения, но и за то особенно, что и других вовлекаем в подобное состояние. В самом деле, если язычники увидят, что и мы, христиане, сподобившись великих таинств, привязаны к земному, то тем более сами будут привязываться к нему. Этим мы собираем сильнейший огонь на свою голову. Нам надлежало бы учить их презирать все, а мы, вместо того, больше всех возбуждаем в них пристрастие к богатству. Как же мы можем спастись, когда должны будем подвергнуться наказанию за гибель других?

Милостыня — это великая красота и драгоценность, великий дар или, лучше, великое благо. Если мы научимся презирать деньги, то научимся и прочему. Смотри, сколько добра происходит отсюда: подающий милостыню, как должно давать, научается презирать деньги; научившийся презирать деньги исторг корень зол. Потому-то он делает добро не столько другим, сколько себе; не только потому, что милостыне предлежит воздаяние и награда, но и потому, что душа делается любомудрою, высокою и богатою. Дающий милостыню приучается не дорожить ни деньгами, ни золотом, а приучившийся к этому сделал весьма великий шаг к небу и уничтожил бесчисленные предлоги к вражде, ссоре, зависти и печали.

Благочестивый не хочет казаться благочестивым и не принимает на себя такого вида, хотя бы ему грозило подвергнуться из-за этого презрению; а обманщик, у которого обман составляет ремесло, представляется весьма благочестивым, так что его трудно распознать. От этого бывает, что тот, кто делает добро людям по-видимому неблагочестивым, попадает на благочестивых, а кто ищет почитаемых благочестивыми, часто попадает на неблагочестивых.

Если же случится что-нибудь, наносящее вред благочестию, то, хотя бы пришлось претерпеть тысячи смертей, ни от чего не будем уклоняться.

...Прогневать Бога и сделать что-либо Ему неугодное — вот истинное несчастие!

Счастье легко может обольстить и развратить людей невнимательных.

Хотя бы ты вел жизнь изнеженную и распутную, непременно будешь более мудрствовать, увидев участь людей в чужих несчастиях. Тогда непременно придет тебе на мысль и тот Страшный день с его различными наказаниями. А когда будешь помнить и размышлять об этом, непременно отвергнешь и гнев, и удовольствие, и пристрастие к житейским вещам и сделаешь душу свою тише самой тихой пристани.

Люди, сознающие за собою много грехов, если и потерпят какое-нибудь несчастье, по крайней мере, могут найти причину происходящего, взвешивая свои грехи и таким образом устраняя смущение, рождающееся от неизвестности. Опять если что-нибудь подобное испытают люди, несознающие за собою ничего, но украшенные добродетелями, то, зная учение о воскресении и думая о будущих воздаяниях, знают, что приключающаяся им борьба служит основанием и для бесчисленных венцов.

Определять счастье жизни на основании роскоши и богатства, и настоящих вещей свойственно не людям, обращающим внимание на свое собственное благородство, но людям, сделавшимся лошадьми и ослами.

Сколько зла происходит от раздражения и гнева! И что особенно тяжело — когда мы находимся во вражде, то не хотим сами положить начало примирению, но ожидаем других: каждый стыдится прийти к другому и примириться. Смотри, разойтись и разделиться не стыдится, напротив, сам полагает начало этому злу; а прийти и соединить разделившееся стыдится, подобно тому, как если бы кто отрезать член не усомнился, а сростить его стыдился. Что скажешь на это, человек? Не сам ли ты нанес великую обиду и был причиною вражды? Справедливость требует, чтобы сам же ты первый пришел и примирился, как бывший причиною вражды. Но если <другой> обидел и тот был причиною вражды? И в этом случае следует <начать примирение> тебе, чтобы тебе больше удивлялись, чтобы тебе иметь первенство как в одном, так и в другом: как не ты был причиною вражды, так не тебе быть и причиною ее продолжения; может быть, и тот, сознав вину свою, устыдится и вразумится. Но он высокомерен? Тем более ты не медли прийти к нему; он страдает двумя болезнями: гордостью и гневом. Сам ты высказал причину, почему ты первый должен прийти к нему: ты здоров, ты можешь видеть, а он во тьме; таковы именно — гнев и гордость. Ты свободен от них и здоров; приди же к нему как врач к больному. Говорит ли кто-нибудь из врачей: такой-то болен, поэтому я не пойду к нему? Напротив, тогда врачи и идут к больному, когда видят, что он сам не может к ним прийти; о тех, которые могут <прийти сами>, они менее заботятся как о больных неопасно, о лежащих же — напротив. А не тяжелее ли всякой болезни гордость и гнев? Не подобны ли этот сильной горячке, а та — развившейся опухоли? Представь, каково страдать горячкою и опухолью. Иди же, угаси его огонь; ты можешь сделать это при помощи Божией; останови его опухоль как бы примочкою. Но что, скажешь, если от того самого он еще более возгордится? Тебе нет до этого нужды, ты сделаешь свое дело, а он пусть отвечает сам за себя; только бы нас не упрекала совесть, что это произошло от опущения с нашей стороны чего-нибудь должного... <Священное Писание> повелевает идти, примириться и благотворить врагу не с тем, чтобы собрать на него горящие уголья (Рим. 12:20), но чтобы он, зная это, исправился, чтобы трепетал и боялся этих благодеяний больше, чем вражды, и этих знаков любви больше, чем обид. Для враждующего не столько опасен враг, причиняющий ему зло, сколько благодетель, делающий ему добро, потому что злопамятный вредит хотя немного и себе, и ему, а благодеющий собирает уголья огненные на главу его. Поэтому, скажешь, и не должно делать ему добра, чтобы не собирать на него угольев? Но разве ты хочешь собрать их на собственную голову? Это и происходит от памятозлобия. А что, если я еще более усилю <вражду>? Нет, в этом виновен будешь не ты, а он, если он подобен зверю, если и тогда, как ты благодетельствуешь, оказываешь ему честь и желание примириться, он упорно будет продолжать вражду, то он сам на себя собирает огонь, сам сожигает свою голову, а ты нисколько не виновен.

...Когда увидишь, что кто-либо нуждается во врачевстве для тела или для души, не говори себе: почему не помог ему такой-то и такой-то? Нет, избавь <страждущего> от болезни и не обвиняй других в беспечности. Если бы ты... скажи мне, нашел лежащее золото, то неужели сказал бы себе: почему такой-то и такой-то не подняли его? Напротив, не поспешишь ли унести его прежде других? Так рассуждай и насчет падших братьев и попечение о них почитай находкою сокровища. Ибо, если ты на падшего возлиешь, как бы масло, слово учительное, если обвяжешь его кротостью, если исцелишь терпением, он обогатит тебя более всякого сокровища... Чего не может сделать ни пост, ни лежание на земле, ни всенощные бдения, ни другое что-либо, то делает спасение брата. Подумай, сколько раз согрешали уста твои, сколько произнесли срамных слов, сколько извергли богохульств, сколько ругательств — и все это ты можешь возместить попечением о падшем, потому что одним этим добрым делом можешь очистить всю эту скверну.

...Если мы будем молиться за друзей, то мы еще нисколько не лучше язычников и мытарей, а если будем любить врагов, то по мере сил человеческих становимся подобными Богу... (Мф. 5: 44—45).

Когда ты стоишь между двумя враждующими сторонами, то будь на стороне обижаемых, а не обижающих...

С одним только повелено нам быть во вражде — с диаволом: с ним никогда не примиряйся.

Если... ты не хочешь быть оставленным без внимания, когда бы случилось тебе пасть, то и сам не пренебрегай падшими, но оказывай им всякую любовь и почитай за величайшее благо возможность спасти брата.

Станем все переносить, и делать, и терпеть, лишь бы врагов <наших> примирить с нами. Будем доискиваться не того, справедливо или несправедливо они злобятся на нас, а только того, чтобы они перестали враждовать против нас.

...Коли ты выжидаешь, чтобы <враждующий> наперед почтил тебя, а потом уже и ты почтишь его, то ничего особенного не сделаешь, потому что кто предупредил почтить тебя, тот предвосхитит и всю награду за состоявшееся между вами примирение.

...Кто спасает бедного, получает честь и награду пастыря, разумеется — того Пастыря, Который предал Себя за нас и избавил нас от мысленных зверей, а кто причиняет вред и обиды, ставится в ряд зверей.

...Если даже сам останешься чистым и непорочным, но не умножишь своего таланта и погибающего брата не обратишь ко спасению, то потерпишь одинаковую с <евангельским> рабом тем участь.

Когда нужно исправить брата, не отказывайся, хотя бы приходилось пожертвовать и жизнью. Владыка наш умер за нас, а ты не издашь даже и слова? И какое будешь ты иметь прощение, какое представишь извинение? Как ты предстанешь с дерзновением, скажи мне, пред судилищем Христовым, равнодушно взирая на гибель стольких душ?..
Если бы ты видел, как человека, законно осужденного, ведут на казнь, а ты мог бы освободить его от рук палача, то не сделал ли бы ты всего, чтобы избавить его от казни? Между тем, видя брата своего, влекомого не палачом, а диаволом в ров погибели, не хочешь подать даже и совета, чтобы отнять его у этого жестокого зверя?

Если Христос, будучи Богом, будучи причастником неизреченного Божественного существа, воспринял Крест и потерпел все прочее, свойственное человеку, ради нас и нашего спасения, то чего не обязаны оказать мы в отношении к тем, которые имеют одинаковую с нами природу и суть члены наши, чтобы исхитить их из пасти диавола и привести на путь добродетели?

Если же ты будешь ждать, чтобы враг наперед пришел и попросил прощения, то ты не получишь такой пользы: он предвосхитит награду и приобретет себе все благословение; а когда ты сам придешь, то не останешься ниже его, но победишь гнев, преодолеешь страсть, обнаружишь великое любомудрие, послушавшись Бога, и сделаешь более приятною последующую жизнь, избавившись от хлопот и тревоги.

<Вражда> заставляет и слова, которые говорятся в одном смысле, принимать в другом, заставляет заподозривать движения и все, что ни есть, перетолковывать в худую сторону, и тем ожесточает и раздражает <человека>, делая его хуже бесноватых, так что он не хочет ни называть, ни слышать имени того, против кого враждует, но произносит <против него> всякие бранные слова.