Плач

Ты пишешь о своих скорбях… Да у кого их нет? Только у разбойника благоразумного нету скорбей. Да ведь он на небе, а мы во долине плачевной, поэтому нам, пока мы облечены в бренную плоть, нам естественно скорбеть и даже плакать о содеянных нами лютых согрешениях. И только плачем, и только молитвой, и только чистосердечным покаянием достигнем той блаженной страны, в которой находится теперь святой благоразумный разбойник… Между прочим, кто здесь только скорбел, болел и страдал, тот только будет удостоен вечной радости и покоя.

Все святые и отрекшиеся [от] мира иноки во всю жизнь свою плакали, в ожидании вечного утешения, по уверению Спасителя мира: «Блаженны плачущие, ибо они утешатся.» (Мф.5:4).

С сокрушением и слезно всякий должен плакать и рыдать о прегрешениях своих; но безмерно более всех нужно плакать и рыдать мне.

Плачем называется преизобильное умиление, соединенное с болезнованием сердца сокрушенного и смиренного, действующее из глубины сердца и охватывающее душу.

...Плачьте почаще; это очень умягчает сердце.

Плач бывает у многих предтечею блаженного бесстрастия, предукрасив, предочистив душу и потребив вещество <т. е. страсти>.

Полезен плач, растворенный упованием на Бога: утешает душу, смягчает сердце, отверзает его ко всем святым, духовным впечатлениям.

Когда же делание плача соединяется с исполнением заповедей Божиих, тогда оно омывает, — о, чудо, — и очищает душу от всякой скверны, и изгоняет из нее всякую страсть и всякую похоть плотскую и мирскую.

Кто облекся в блаженный, благодатный плач, как в брачную одежду, тот познал духовный смех души .

Плач, когда достигнет развития, не может облекаться в многомыслие и многословие, он довольствуется для выражения необъятного духовного ощущения самой краткой молитвой.

Прежде всего молись о приобретении слез, чтобы плачем смягчить тебе ту грубость, какая есть в душе твоей, и, исповедав на себя беззаконие Господу» (Пс. 31:5), получить от Него оставление грехов.

Изумляюсь тому, каким образом плач и так называемая печаль заключают в себе радость и веселие, как мёд заключается в соте.

Часто одно слово истребляет плач; но было бы чудно, если бы одно же слово и возвращало таковой.

Видел я в некоторых крайний предел плача: от скорби болезненного и уязвленного сердца, они чувственным образом извергали кровь из уст.

Плач двоякое имеет действие: и, как вода, погашает слезами весь пламень страстей и омывает душу от скверны, причиняемой ей ими; и опять, как огонь, присутствием Святаго Духа животворит, согревает и обогняет сердце и воспламеняет в нем любовь и вожделение к Богу.

В сказанном: «Плачь над умершим, ибо свет исчез для него» (Сир. 22:9), повелевается не всех умерших оплакивать, но плакать только над тем, кто мертв делами, и кто не ходил путем живых, а потому лишен будущего света.

Поплачем, чтоб вечно радоваться блаженным радованием.

Будем плакать, возлюбленные, будем плакать чтобы поистине возрадоваться во время действительной радости.

Кто производит в других скорбь о проступках, допущенных в жизни, или в познании, так что иные начинают блаженно плакать, тот творит покров плача.

Будем плакать со страхом и трепетом, чтобы за нерадение здешней жизни не оказаться там под гневом Царя Славы и не быть отосланными во тьму кромешную.

Да не иссякнут слезы в очах у тебя, исполненного грехов и неправд; проси милости у Бога, чтобы в день Праведного Суда Он простил тебе долги твои.

Когда подумаешь, что во время молитвы твоей нет тебе нужды плакать о грехах, тогда посмотри, как далеко отстоишь ты от Бога, будучи обязан всегда пребывать в Нем, — и прольешь теплейшие слезы.

Стяжавшие плач в чувстве сердца возненавидели самую жизнь свою, как исполненную труда и причину слез и болезней; тела же своего отвращаются, как врага.

Возлюбим нищету духовную, т. е. смирение, возлюбим непрестанный деннонощный плач, от которого ежечасно произрождается радость душевная и утешение изливается на тех, кои любят Бога. От плача водворяется и кротость в тех, кои подвизаются во истине. Которые плачут, те также алчут и жаждут правды и всеусердно ищут Царствия Божия, превосходящего всякий ум человеческий. И не это только, но и то, что иной делается милостивым и чистым в сердце, полным мира и миротворцем, также  мужественным в искушениях, бывает от непрестанного плача. Плач производит в нас ненависть и ко всякому злу. Им возжигается в душе и божественная ревность, которая ни на минуту не дает человеку покоя, но, не допуская его склоняться на зло со злыми, устремляет на все доброе, исполняя вместе с тем душу мужеством и силою к претерпению всех искушений и скорбей.

Благий и праведный наш Судия, как во всем, так без сомнения и в плаче, судит по мере сил естества; ибо я видел, что иные источают малые слезные капли, как капли крови, а другие без труда проливают целые источники слез. Но я судил о труждающихся более по труду, а не по слезам. Думаю, что и Бог так же судит.

После стяжавших неотъемлемое богатство нищетою в духе, Единый блаженный объявляет причастниками блаженства своего плачущих, говоря: блаженны плачущие, ибо они утешатся (Мф. 5:4). Почему же Христос Господь так тесно сочетал с нищетою плач? Потому что он никогда не разлучен с нею. Но печаль при мирской нищете смерть души делает, говорит Апостол; а печаль при нищете по Богу покаяние нераскаянно во спасение души делает (2 Кор. 7:10). Притом за непроизвольной нищетой следует непроизвольный плач, а за произвольной — произвольный. Поскольку ублажаемый здесь плач соединяется с нищетой по Богу, то подразумевается, что он ради нее бывает и от нее, как от причины, во всем зависит, и только в связи с нею духовен и произволен...
Приидем же и мы, в блаженной нищете духом, припадем и восплачемся перед Господем Богом нашим (Пс. 94:6), чтоб и прежние грехи омыть, и неподвижными на зло самих себя сделать, и причастия Духа Утешителя сподобиться и Им пребыть утешаемыми, Ему славу воссылая с Безначальным Отцем и Единородным Сыном, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Всякого исправляет повседневный плач: ведь он слаще пищи и питья.

Блаженны те, которые всегда горько плачут о грехах своих, потому что их осенит наконец свет и горькие слезы их преложит в сладость.

Верный человек, добре всегда внимающий заповедям Божиим, когда творя все, что требуют заповеди Божии, помыслит о высоте их, т. е. о том непорочном житии и чистоте, какие они изображают, тогда, исследуя меру свою, найдет себя крайне немощным и бессильным достигнуть такой высоты заповедей, найдет, что он крайне нищ и недостоин принять Бога, или возблагодарить Его и прославить, так как не приобрел еще в собственность себе никакого блага. Но таковый, помышляя о всем, сказанном мною, с чувством душевным, без всякого сомнения восплачет плачем таким, который есть воистину наиблаженнейший плач, приемлющий и утешение и делающий душу кроткой. Утешение и радость, которые рождает плач, есть залог Царствия Небесного.

Плач, являющийся тотчас, как родится человек, показывает, что слезы есть неотлучные спутники настоящей жизни. Как пища и питие необходимы для тела, так слезы необходимы для души; так что если кто не плачет каждодневно, — не говорю каждочасно, да не отягчу, — явно показывает, что у него душа в расстройстве и гибнет, как истощаемая голодом. Итак если, как доказано, плач и слезы есть спутники человеческого естества, то никто да не отрицается от этого естественного блага; никто да не лишает себя этого блага, по лености и нерадению; никто да не будет жестокосерд по злобе и лукавству, и по гордости души, и да не попустит себе ниспасть в состояние жестокости камня; но да ревнует всякий, прошу вас, со всем усердием и тщанием держать плач и слезы, как заповедь Божию, и хранить их со вниманием в сердце своем, ограждая их там нищетою, смирением, простотою и незлобием души, терпением искушений и непрестанным поучением и Божественных Писаниях, каясь всегда и воспоминая свои прегрешения, — и никто да нерадит о этом спасительном делании плача. Если же кто вознерадит об этом, разленясь и отчаясь во спасении своем, пусть не говорит по крайней мере, что это невозможно и для тех, которые ревнивы и тщательны. Говорящий так заключает врата Царства Небесного: ибо кто говорит, что невозможно плакать и сокрушаться, тот явно тем утверждает, что невозможно и очиститься, а без очищения никто не спасается, никто не ублажается Господом, никто не узрит Бога.

...Плач есть скорбное некое ощущение утраты того, что увеселяет. Если же понят нами плач человеческий, то пусть очевидное послужит некоторым путеуказанием к незнаемому, и сделается явным, что такое плач ублажаемый, за которым следует утешение.
Ибо если здесь плач производится лишением благ, какие у кого есть, и никто не станет оплакивать того, что желает утратить; то надлежит прежде узнать самое блат, что оно такое в действительности, а потом составить понятие о человеческом естестве; ибо сим достигнется и то, чтобы преуспеть в ублажаемом плаче. Например, из живущих во тьме, когда один родился в темноте, а другой привык наслаждаться внешним светом, но насильно стал заключенным, настоящее бедствие не одинаково действует на обоих. Ибо один, зная, чего лишился, тяжелым для себя почтет утрату света; а другой, совсем не знавший такой благодати, проживет беспечально, как выросший во мраке, и рассуждая, что не лишен ни одного из благ. А потому пожелание насладиться светом одного поведет ко всякому усилию и примышлению снова увидеть то, чего лишен насильно; а другой состарится, живя в темноте, потому что не знал лучшего, признавая для себя благом настоящее. Так и в рассуждении того, о чем у нас речь, кто возмог усмотреть истинное благо и потом уразумел нищету человеческого естества, тот, конечно, почтет душу бедствующею, оплакивая то, что настоящая жизнь не пользуется оным благом. Потому, кажется мне, слово ублажает не печаль, но познание блага, по причине которого человек страждет печалью о том, что нет в жизни сего искомого.

...Как иной царь без войска пред всяким врагом бессилен и удобопобедим для него, — даже не кажется и царем, а одним из обыкновенных людей; равно как опять и войска без царя или военачальника легко рассеиваемы бывают и уничтожаемы, так есть и плач в отношении к другим добродетелям. Посему воображай, что все добродетели новоначальных суть как бы войско, собранное на одном месте, а царь добродетелей, или военачальник, есть блаженный плач и слезы сокрушения. Он ставит в бранный строй все воинство добродетелей, воодушевляет, наставляет и определяет добре, как надлежит воевать, где, когда и какие употреблять оружия и против каких врагов, каких рассылать разведчиков и каких поставлять вокруг стражей, что надлежит говорить с теми, которых присылают враги, сколько и как; ибо иной раз можно одним этим переговором вспять обратить их всех и победить, иной же раз возможно их обратить вспять и победить совсем не приняв их к переговору... Все это распределяет и установляет плач...

Послушайте, жены, которые любите плакать и предаетесь безмерной скорби: вы поступаете по-язычески. Если же скорбеть об умерших свойственно язычникам, то, скажи мне, кому прилично сокрушаться и терзать ланиты? Зачем плачешь ты, если веруешь, что умерший воскреснет, что он не погиб, что смерть есть сон и покой?

Не вкусившие сладости слез и умиления и не ведающие, какова их благодать и каково действие, думают, что они ничем не отличаются от тех, которые проливаются по умершим, выдумывая при этом многие пустые предположения и недоуменные умозаключения, говоря, что эти слезы свойственны нам по природе. Когда же гордость ума склонится к смирению, а душа смежит свои очи от прелести видимых благ и устремит их к одному ведению первого невещественного Света, оттрясет всякое чувство к миру и сподобится утешения Духа свыше, тогда слезы, как вода источника, исторгаются из нее, услаждают ее чувства и исполняют мысли ее всякого радования и божественного света; и не только это, но и сокрушают сердце и делают смиренномудрым ум, познавший высшее. Всего этого не может быть в тех, которые плачут и рыдают по иным причинам.

Незначительные ручейки от дождя уносят легкие стебельки, глубокие же реки и речки, бурные горные потоки в состоянии увлекать с собой коряги и тяжелые камни. Взвесь свои грехи: если прегрешение твое незначительно, достаточно и немногих слез, если грех велик, то больше должен быть и поток слез. Если же у тебя есть уверенность в жизни и готовность плакать, и сердце сокрушенное, и еще не все слезы ты выплакал о себе самом, то удели и мне часть слез: плачь о грехах брата.

Так и мы должны плакать об оставлении грехов наших. К чему да убедят нас слова Порфироносного Пророка: «Возврати, Господи, пленников наших, как потоки на полдень.
Сеявшие со слезами будут пожинать с радостью. С плачем несущий семена возвратится с радостью, неся снопы свои.» (Пс.125:5–6) и слова Исаака Сирина: «Омочи щеки свои плачем очей твоих, да покоится на тебе Святой Дух, и омоет тебя от скверны злобы твоей. Умилостиви Господа твоего слезами, да придет к тебе».