Ведение

Истинное ведение состоит в терпении скорбей и в том, чтобы не обвинять людей в своих бедствиях.

Знание Бога — соблюдение заповедей Его.

Свет истинного ведения <есть> непогрешительно различать добро от зла.

Имеющий ведение вовсе не должен утверждать своего собственного разумения, но желать всегда иметь подтверждение в Божественном Писании или в природе вещи. Если же нет этого, то ведение не есть истинное, но это лукавство и обольщение...

Ведение есть состояние самое в себе твердое и не изменяемое разумом.

Без памятования о Боге не может быть истинного ведения. Ибо без первого второе ложно.

...Истинное ведение сопряжено со смиренномудрием.

Ведение есть ощущение бессмертной жизни.

Пока разум не освободится от помыслов многих и не придет в единую простоту чистоты, до тех пор не возможет ощутить духовного ведения.

Если сердце не занято познанием, то не можешь стерпеть мятежности телесного устремления.

Ведение каждого настолько бывает истинным, насколько подтверждает его кротость, смиренномудрие и любовь.

Ведение, предшествующее вере, есть ведение естественное, а порождаемое верою есть ведение духовное.

Как масло нужно для свечения светильника, так милостыня питает в душе ведение.

Знание называю не мудрость, но искренне познание Бога и Божественного, которым боголюбивый, не влекомый вниз страстями, возвышается к обожению благодатью Святого Духа.

Знание вещей получается по мере исполнения заповедей; знание же истины по мере надежды на Христа.

Без терпения не построишь башни и без ведения не преуспеешь в добродетели.

Знание, подаваемое Божественною силою, именуется сверхъестественным; и оно более неведомо и выше знание.

Ум, забывающий истинное ведение, ведет с людьми войну за вредное себе, как за полезное.

Духовное ведение, по природе своей, позднее делания добродетелей.

Ведение есть сила Божией благодати.

Ведение тогда только становится хорошим, когда получившего его человека невольно ведет к смирению от стыда, что он имеет его не по достоинству...

Любовь к простору изгоняет ведение.

Утвердись в ведении... и оно предохранит тебя от многих преткновений: ибо не попустит любителю своему сказать или сделать что-нибудь ко вреду слушающих.

Ведущий же есть тот, кто постигает необходимость умозрений, ведущих к блаженству, поскольку уже постоянно и твердо содержит их в себе.

Да воссияет в вас свет ведения неложного, любовь к Богу, отрешающая от мира, и вожделение жизни вечной, умерщвляющее похоти.

Ведение есть ступень, по которой человек восходит на высоту веры, и как скоро достигает таковой, более уже не пользуется им.

Сподобившийся Божественного ведения и любовью стяжавший его просвещения никогда не надмевается духом тщеславия; а не сподобившийся оного весьма легко им кружим бывает.

Возжелав истинного ведения и удостоверения в спасении несомненного, умудрись прежде расторгнуть страстные союзы души с телом и, обнажившись от пристрастия к вещественному, низойди в бездну смирения — и обретешь многоценный бисер спасения, как в раковине, в Божественном ведении сокрытый, и в светлость Царствия Божия тебя предварительно обручающий.

Преподобный Марк Подвижник выставляет три особенные силы вражии, которые подобно трем великим исполинам ратуют как живущих в монастырях, так равно и всех хотящих приблизиться к Богу. Эти три исполина есть : уныние, забвение и неведение, а по другим отцам невежество и неразумие, которые предыдут всем страстям и пролагают удобный путь темному их полчищу.
Бывает, что часто мы не знаем, что нам делать; а если знаем, то часто забываем нужное и полезное для нас; а если помним, то часто от уныния ленимся исполнять должное и таким образом путаемся в сетях вражиих. И наоборот: унывает человек, и от уныния ленится исполнять свои обязанности; от такового уныния и разленения нередко предается он забвению, а находясь в забвении и самозабвении, человек иногда предается такому невежеству, что после, когда опомнится, сам стыдится своих невежественных и неприличных действий и неразумных и безрассудных слов.
Чтобы оградить человека от нападений трех означенных исполинов, преподобный Марк предлагает три средства: первое – ведение, получаемое от чтения Божественных и духовных книг, от слышания Слова Божия и от вопрошения опытных. Второе – благое памятование: памятование Бога и Его вездеприсутствия, по сказанному в Слове Божием: «Очи Господа в десять тысяч крат светлее солнца, и взирают на все пути человеческие, и проникают в места сокровенные» (Сир. 23:27–28); памятование Божественных Его заповедей и всего того, что, по слову апостола, «честно, прелюбезно и достохвально» (Флп. 4:8), и особенно памятование четырех последних – смерти, суда Божия, ада и Царствия Небесного, по сказанному: «Помни о конце твоем, и вовек не согрешишь»
(Сир. 7:39). Третье – прилежное исполнение своих обязанностей относительно того, чтобы удерживать тело свое от излишнего сна, чрево от излишней пищи и пития, язык от празднословия и осуждения, ум от помыслов и попечений суетных, а сердце от похотей лукавых, – чему содействует прежде всего трезвенное внимание и смиренное исполнение молитвенного правила, как церковного, так и келейного, и особенно частое с благоговением произношение молитвы Иисусовой, которую неопытным и начинающим должно первоначально иметь устную, как предписывает святой апостол Павел: «Итак будем через Него непрестанно приносить Богу жертву хвалы, то есть плод уст, прославляющих имя Его»
(Евр. 13:15).

Человеку в жизни наибольшая слава — знание, но и оно вредит употребляющему его во зло.

Пока кто в этой жизни находится, прежде, сколько бы ни был совершен, по здешнему состоянию, в деятельности и умозрении, отчасти только имеет и знание, и пророчество, и залог Святого Духа, но не во всей полноте, — имея некогда прийти в совершенное состояние, которое достойным показывает истину лицом к лицу, как она есть сама в себе: так что он не часть только полноты будет иметь, но самую полноту всю будет носить в себе по причастию.

Нужно в этом случае следовать учению святого Дионисия Ареопагита: «Соответственно с святым установлением, преданным нам от наших Иерархов, благоговейно внимай священным словам, осеняемый вдохновением от вдохновенного учения, и скрыв святые истины во глубине души, как единообразные, тщательно храни их от людей непосвященных; ибо, по учению Писания, не должно бросать перед свиньями чистого, светлого и драгоценного украшения умных жемчужин» (Сщмч. Дионисий Ареопагит. «О Небесной Иерархии», гл. 2).
Нужно содержать в памяти слово Господне: «Не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас» (Мф. 7:6).
А потому всеми мерами должно стараться скрывать в себе сокровище дарований.
В противном случае потеряешь и не найдешь. Ибо, по опытному учению святого Исаака Сирина, «лучше есть помощь, которая от охранения... больше помощи, которая от дел» (Прп. Исаак Сирин, Слово 89).
Когда же надобность потребует или дело дойдет, то откровенно в славу Божию действовать должно по слову: «Я прославлю прославляющих Меня» (1 Цар. 2:30), потому что путь уже открылся.

Знание без дел, соответствующих ему, еще нетвердо, хотя бы и истинно, ибо всякую вещь подтверждает дело.

Как благочестие есть одно наименование, а заключает в себе многие делания, так и ведение по названию одно, но имеет в себе многие степени познаний и ведения. Ибо и началом телесного делания служит ведение, и без ведения никто не приступает к деланию доброго, и до самого конца, то есть усыновления и восхищения ума на небо во Христе пребывает ведение и видение. Но одно прежде труда, чтобы через него совершалось дело, как здания — орудиями, а другое после веры, чтобы дело охранялось страхом, как стеною. И опять нужны ведение и делание душевных добродетелей для того, чтобы приготовлялись и возрастали райские произрастания. После этого опять нужно ведение ума и духовное делание, то есть внимание ума и устроение душевного нрава, чтобы делатель искусно трудился и хранил заповеди, отчего бывает попечение о произрастаниях и содействие Божие: как солнце, дождь, ветер и возрастание плодов, без которых весь труд земледельца напрасен, хотя, может быть, и разумно совершается: ибо без приклонения свыше не может совершиться что-либо доброе, но и приклонения свыше, и помощи благодати не бывает к не имеющим произволения.

Кто показывает в себе ведение, осуществляемое деятельностью, и деятельность, одушевляемую ведением, тот обрел точный способ истинного в нас богодействия. Кто же имеет какую-либо из сих черт разъединенную с другою, тот или ведение сделал пустою фантазиею... или деятельность  превратил в бездушного идола. Ибо ведение недеятельное ничем не разнится от мечтаний фантазии, не имея в подтверждение свое деятельности, и деятельность неосмысленная есть то же, что идол, не имея одушевляющего ее ведения.

Смирение рождается от многих добродетелей, само же рождает — совершеннейшие, также и ведение, благодарение и молитва и любовь, ибо эти добродетели всегда возрастают. Например, смиряется человек как грешник, и плачет, и от этого воздерживается и переносит произвольно и невольно бывающие скорби от демонов, ради подвига, и от людей, к испытанию веры, чтобы обнаружилось, имеет ли он надежду на Бога, или надеется на человека, или на свою крепость и мудрость. Будучи испытан в терпении и в том, чтобы все предоставлять Богу, получает он великую веру, о которой говорит Господь: Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле? (Лк. 18:8). И через эту веру получает победу над противниками, а получив ее, познает свою немощь и неразумие от Божией силы и премудрости, на нем проявляющейся. И начинает благодарить в смирении души и трепещет, боясь, чтобы как-нибудь, подобно прежнему, не впасть в преслушание Бога. И от чистого страха, бывающего без греха, и от благодарения, терпения же и смирения, которого удостоился от ведения, начинает надеяться получить, по благодати, милость. От опыта же совершающихся на нем благодеяний, ожидает и боится, чтобы не оказаться как-нибудь недостойным таковых даров Божиих, и отсюда возрастает в смирении и молитве от сердца, а по мере того, как возрастает в нем это, с благодарением, получает он большее ведение. И так от ведения приходит в страх и от страха в благодарение и в высшее ведение. И отсюда — естественно любит Благодетеля и с радостью желает угождать Ему вследствие ведения как должник. И тотчас умножается в нем ведение, и он созерцает вместе с особенными благодениями Божиими и общие, не возмогая благодарить за которые, плачет, и снова, удивляясь благодати Божией, утешается. И иногда бывают у него прискорбные слезы, иногда же опять, от любви, проливает слезы, сладчайшие меда, при духовной радости, которая происходит от неизреченного смирения. Когда поистине желает он всякой воли Божией и ненавидит всякую честь и покой и почитает себя ниже всех, так что отнюдь не думает, чтобы кто-либо из людей был таким должником по всему пред Богом и людьми, как он. И потому почитает искушения и скорби за великое благодеяние, а радость и покой – большой потерей. И первые любит от всей души, откуда бы они ни приходили, а последних боится, хотя бы и от Бога бывали к испытанию. Когда он пребывает в этих слезах, ум начинает получать чистоту и приходит в первоначальное свое устроение, т. е. в естественное ведение, через которое была им потеряна любовь к страстям. Ведение это некоторые называют мудростью, потому что ум видит при нем вещи согласно с их естеством. И опять некоторые называют рассмотрением, потому что достигший его познает некоторую часть сокровенных таинств, т. е. намерение Божие, заключающееся в Божественных Писаниях и в каждом создании. Рассмотрение рождается от рассуждения и может постигать сущность чувственных и мысленных созданий, и поэтому называется видением существующего, т. е. творений; но оно естественно и происходит от чистоты ума. Если же кто-либо удостоится, для общей пользы, получить прозорливость, то это превыше естества. Ибо один только Бог провидит все во всех, и ведает, для чего Он создал каждую вещь, или слово Божественного Писания, и, по благодати, дарует достойным знание. Так что видение чувственных и мысленных творений Его, называемое мудростью, есть рассмотрение и естественное ведение, которое прежде было в естестве, но страсти помрачили ум; и если Бог, через деятельную добродетель, не отнимет страстей, то ум не может видеть. Но прозорливость не такова; она есть благодать и превыше естества. Однако и рассмотрение не бывает без Бога, хотя оно и естественно.

От упразднения по Богу делается ум рассмотрительным и начинает предусматривать сети, уготовляемые диаволом, сокрытые и тайно хитрые, но будущего не провидит, как пророки, ибо это превыше естества и дается от Бога для общей пользы. Рассмотрение же естественно, и когда ум очистится, является и оно из под власти страстей, как из под мрака, в котором прежде скрывалось, ради же смиренномудрия приходит благодать и открывает душевное зрение, которое было ослеплено диаволом, и человек тотчас начинает видеть вещи по естеству, и не обольщается более внешним видом вещей, как прежде, ибо беспристрастно смотрит таковой на золото, серебро, драгоценные камни и не обольщается, не судит о них пристрастно, но, подобно святым отцам, знает, что из земли все это, как и другие вещи мира. Видит человека и познает, что он из земли и в землю возвратится; и не просто только помышляет это, потому что и все люди по опыту знают то же, но, будучи обладаемы страстьми, бывают пристрастны к вещам. Если же кто-либо, по превозношению, думает, что он без первых трудов и добродетелей достиг того, чтобы видеть вещи по естеству, это не удивительно, потому что превозношение заставляет и слепых считать себя видящими, и неразумных по пустому величаться. Если бы так легко было видеть вещи по естеству, от одних только размышлений, то излишний был бы плач и происходящее от него очищение, и не только это, но и многообразные подвиги, и смирение, и благодать свыше, и бесстрастие. Но не так это, не так! Часто бывает это удобнее для людей более простых сердцем, у которых ум чист от дел этого мира и от лукавств его; если случится такому быть в повиновении у опытного и духовного отца; или, подобно древним, по Домостроительству благодати, прежде чем уразумеет кто-либо налево или направо (Притч. 4:27).