Святые «О пороке»

Отцы говорят, что невозможно кому-либо совершенно очиститься от плотских пороков, если не осознает, что весь труд и старание его не могут быть достаточны для достижения такого совершенства, и если не убедится, будучи научен не столько наставлением преподающего, сколько расположением, усилием и опытом собственным, что достигнет его не иначе, как по милосердию и при помощи Божией. Ибо для получения столь величественной и столь превосходной награды за чистоту и непорочность, каков бы ни был употреблен труд поста, бдения, чтения, уединения, отшельничества, не может быть достоин того, чтобы получить ее по заслугам своего старания или труда. Ибо собственный труд или человеческое старание никогда не заменит Божественного дара, если он, по милосердию Божию, не будет сообщен желающему.

Страх Божий понуждает нас вести борьбу с пороком; и, когда мы боремся, Господь истребляет его.

...Через упражнение в <пороке> мы принимаем некоторый чуждый и противный естеству навык, т. е. приходим в навык некоего губительного недуга, так что, если даже пожелаем, не можем исцелиться без многой помощи, без многих молитв и многих слез, которые могли бы преклонить к нам милосердие Христово.

Как гной, скопившийся в светлом зрачке глаза, ослепляет и помрачает свет его, так и ум, занятый пороками, помрачается и ослепляется в душе нашей.

Невозможно представить иного происхождения пороку, кроме отсутствия добродетели. Как за отнятием света последует мрак, а при свете его нет? Так, пока в естестве добро, порок сам по себе неосуществим; удаление же лучшего делается происхождением противоположного.

Горе нам, что диавол уловляет нас сластолюбием, болезнями, нуждами и всеми кознями своими: однако мы не хотим оставить своих пороков.

Допустив в себе начало порока, не говори: он не победит меня. Ибо насколько ты предался ему, настолько уже побежден им.

Не желай знать пороков ближнего твоего и не принимай на него подозрений, внушаемых тебе врагом; если же они и возникают в тебе, по греховности нашей, то старайся обращать их в добрые помышления.

Избегать порочной жизни могут и плохие люди; потому что открытый порок для многих ненавистен.

Желаешь ли преодолеть в себе порок — преодолеешь смирением.

Как порог в реке обращает в другую сторону стремление вод, так порок отвращает знание от сердца.

Добродетельному стыдно быть защитником порочных; это почти то же, что собственною ногою стать на стезю порока.

Человек не вдруг умирает с голода; но для порочных худая жизнь есть смерть.

Тогда возненавидишь порок, когда рассудишь, что это демонский блещущий над нами меч.

Как свежая рана удобно излечивается, так противное этому бывает с многовременными душевными язвами, которые неудобно врачуются, хотя и врачуются.

...<Порок> — это лукавое и противное Христовой заповеди употребление того, что дано нам Богом для доброй цели...

Нет ничего бессильнее человека порочного; он побеждается собственным своим оружием; как железо гибнет от ржавчины и мех от моли, так и грешник от порока.

...Душа, как скоро привыкнет к отступничеству, наполняется сильной невоздержностию, любостяжательностию, ненасытностию, лживостию и всяким злонравием, и наконец, погружаясь в крайнее зло, низвергается в бездну порока.

Порок отлучил людей от Бога и разлучил между собой, потому со всей стремительностью надлежит бежать от порока и идти вслед добродетели, которая приводит нас к Богу и связывает нас друг с другом.

Порок, когда следуют за ним, чернит своих делателей, а добродетель, когда упражняются в ней, преуспевших делает светлыми.

...Зараженный... каким-нибудь пороком очень скоро отстанет от него и исцелится, если всегда будет ходить в церковь и постоянно слушать поучения; но кто прервал связь с этим собранием, уклонился от отеческого наставления и убежал из врачебницы, тот, хотя и кажется здоровым, скоро подвергнется болезни.

...Если в жизни добродетельной напечатлеваются черты самого Божества, то явно, что жизнь порочная делается образом и лицом противника.

Если же говоришь, что противная сила крепче, и порок вполне царствует над человеком, то обвиняешь в несправедливости Бога...

Вот верх благ, венец надежд, предел всякого блаженства — естеству не возмущаться более пороком...

Как добродетель обыкновенно рождается от скорбей и бесчестия, так и порок от сластей и тщеславия.

...Нет никого из проводящих жизнь в пороке, кто не испытывал бы безмерных мук, как в то время, когда замышляет злые дела, так и тогда, когда осуществляет свой замысел на деле.

Порок, когда неудержимо неистовствует и не допускает уцеломудрения, обыкновенно одним только наказанием может быть остановлен.

Пусть никто не осуждает нас, что мы назвали человека порочного худшим дикого зверя. Зверь хотя не имеет кротости от природы, но легко может быть обманут и проявить себя тем, что он есть; а от человека, замышляющего зло и принимающего на себя различные виды, остеречься гораздо труднее, нежели от дикого зверя; часто он одевается шкурой овцы, а внутри скрывает волка; поэтому многие неосторожные и впадают в его сети.

...Господь внедрил в нас такое расположение к добродетели и такое отвращение от порока, что ее одобряют все и непричастные к ней, а порок осуждают и отвращающиеся от него и предающиеся ему.

...Расположенность к пороку приносит погибель любящему зло.

Порок есть тьма, есть смерть, есть ночь; <вследствие его> мы не видим того, что нужно, не делаем того, что должно.

Быть в Сущем значит быть действительно; но если что отпало от Сущего, то оно уже и не в бытии; потому что быть в пороке не значит в собственном смысле быть.

...Порок... есть нечто неподводимое под правила, и у человека нет средств делать злых добрыми.

...Если ты имеешь много телесных преимуществ, а душевных не имеешь, то как же ты не хуже бессловесных? Представь себе кого-либо самого порочного, живущего в неге и изобилии: конь способнее его к войне, вепрь крепче, заяц быстрее, павлин красивее, лебедь благозвучнее, слон больше, орел зорче, все птицы богаче. Почему же ты достоин чести обладать бессловесными? По разуму... опять ты хуже их, потому что, когда ты, имея разум, бываешь глупее бессловесных, то лучше было бы, если б ты сначала не был разумным.

...Порочным пожеланиям не нужно дозволять рождаться, а зарождающиеся подавлять внутри и иссушать в самом корне.

...Никто, пребывающий в пороке, пусть не отчаивается... потому что он может превзойти и совершенных.

...Порок не остается навсегда хранимым сам собою, но всякий раз бывает порождаем иным, когда благородное, бодрое, скорое и гордое в нашем естестве впадает в вожделение сочетания с безгласным и бессловесным.

Порок ласкает и манит душевную волю мирскими пожеланиями и плотскими удовольствиями.

...В пороке... за удовольствием следуют болезни и мучения, так что от этого само удовольствие пропадает.

Порочная жизнь унижает догматы о воскресении, о бессмертии души, о суде и принимает много противного: судьбу, необходимость, неверие в Промысл. Душа, погрязшая в многочисленных пороках, старается изобретать для себя подобного рода утешения, чтобы не скорбеть при мысли, что есть Суд и что нас ожидает воздаяние за добро и зло. Такая жизнь производит бесчисленное множество зол, делает людей зверями и даже бессмысленнее зверей; что есть в каждой породе зверей порознь, то она часто соединяет в одном человеке и извращает все.

...Порок есть не что иное, как оскудение добродетели.

Таковы все люди порочные, сознающие за собой множество зол: они часто пробуждаются от сна с беспокойными мыслями, со смущенными глазами; все возбуждает в них подозрение, все приводит их в ужас, душа их исполнена тяжкого предчувствия и боязни, смущается и изнывает от страха и ужаса. Ничего не может быть бессильнее, ничего безумнее такой души; как беснующиеся не способны владеть собой, так и она собой не владеет. Как она может прийти в сознание, подвергшись такому омрачению? Между тем если бы она любила тишину и спокойствие, то могла бы познать свое благородство. Но когда ее возмущает и устрашает все: и сновидения, и слова, и действительные явления и подозрения, — то как она может прийти в самосознание, находясь в таком неспокойном и расстроенном состоянии?

...Нет ничего хуже человека, преданного порокам, хотя бы он был царем; и напротив, нет ничего выше человека, стяжавшего добродетель, хотя бы он был узником.

Самомнение и гордость суть причины хулы; сребролюбие же и тщеславие — немилосердия и лицемерия.

...Пороки противны природе, так что если они более господствуют над нами, то это... служит признаком большой с нашей стороны лености.

...Все, происшедшее от скотского бессловесия и взятое в отдельности, при худом употреблении ума стало пороком; как и наоборот, если рассудок восприимет власть над таковыми движениями, то каждое из них превратится в вид добродетели. Так раздражительность производит мужество, робость — осторожность, страх — благопокорность, ненависть — отвращение от порока, сила любви — вожделение истинно прекрасного, а величавость нрава возвышает над страстями, и образ мыслей сохраняет непорабощенным злу. Такой вид возношения духа похваляет и великий Апостол, повелевая постоянно помышлять о горнем (Кол. 3:2). Так можно найти, что всякое таковое движение, возносимое возвышенностью мысли, сообразуется с красотою того, что по образу Божию. Но поскольку есть какая-то тяжелая и вниз стремящаяся наклонность греха, то чаще бывает иное, ибо тяжестью бессловесного естества более увлекается вниз владычественное души, нежели сколько тяжелое и перстное возносится вверх возвышенностью мысли. Потому нередко окаянство наше делает, что не узнаем Божия дара; потому что плотские страсти налагаются, подобно гнусной личине, на красоту того, что по образу <Божиему>.

...По искоренении порока на его место вводится добродетель, а по преуспеянии в этом, мудрование плоти не восстает уже против духа, и не может восстать, потому что умерщвлена его сила противиться, но делается готовым ко всякому надлежащему служению, пребывая благопокорным и послушным владычеству духа. Ибо когда прогнан воитель — защитник порока, а на место его вошел поборник добродетели, облекшийся в броню правды и вооруженный мечом духовным, оградившийся защитительным вооружением — шлемом спасения, щитом веры, имеющий на себе всякое духовное вооружение (Еф. 6: 14—17), тогда раб — тело – боится своего господина и с готовностью принимает повеления преобладающего, по которым при служении тела преуспевает добродетель.

Как добродетель заключает в себе самой награду еще прежде венцов, так порок заключает в себе самом мучение еще прежде наказания.

...Сребролюбие, тщеславие, гордость и множество всяких пороков соединяются нераздельным союзом. Таким образом, если и один какой-нибудь порок начнет усиливаться в нас, то он будет доставлять приращение и прочим.

Нет ничего ничтожнее и бессильнее порока, хотя бы он был окружен бесчисленным богатством, хотя бы имел великую внешнюю власть.