Святые «О осуждении»

Никому не выставляй на вид каких–либо его недостатков, ни по какой причине.

Никому не ставь в укор его немощей.

...Никакой человек не может знать судеб Божиих; но Он един ведает все и может судить согрешения каждого, как Ему единому известно. Действительно, случается, что брат погрешает по простоте, но имеет одно доброе дело, которое угодно Богу более всей жизни, а ты судишь и осуждаешь его, и отягощаешь душу свою. Если же и случилось ему преткнуться, почему ты знаешь, сколько он подвизался и сколько пролил крови своей прежде согрешения; теперь согрешение его является пред Богом как бы делом правды? Ибо Бог видит труд его и скорбь, которые он... подъял прежде согрешения, и милует его. А ты знаешь только сие <согрешение>, и тогда как Бог милует его, ты осуждаешь его и губишь душу свою. Почему ты знаешь, сколько слез он пролил о сем пред Богом? Ты видел грех, а покаяния его не видел.

Не судите, — и Бога будете иметь всегда своим защитником.

Грех осуждения так противен Богу, что Он прогневляется, отвращается от самих угодников Своих, когда они позволят себе осуждение ближнего: Он отнимает от них благодать Свою...

Тому, кто не умеет различить, что добро и что зло, не пристало судить, кто добр и кто зол из людей. Человек знающий Бога, — добр; а когда он не добр, то значит не знает Бога и никогда не будет познан от Него: ведь единственный способ к познанию Бога есть доброта.

...Не будем строгими судьями других, чтобы и у нас не потребовали строгого отчета, а мы ведь обременены грехами, превышающими всякое помилование. Будем иметь больше сожаления к тем, которые грешат, не заслуживая снисхождения, чтобы и мы сами могли надеяться на такую к себе милость, хотя, сколько бы мы ни старались, никогда не будем в состоянии оказать такое человеколюбие, в каком имеем нужду от человеколюбивого Бога. Отсюда не безрассудно ли, когда мы сами находимся в столь великой нужде, строго разбирать дела своих собратьев и все делать против самих себя? Таким образом, не столько ты выставляешь его недостойным твоего благодеяния, сколько самого себя — недостойным Божия человеколюбия. Кто строго изыскивает со своего собрата, с того гораздо строже взыщет Бог.

<Некто> видя, что брат его согрешил, вздохнул и сказал: «Горе мне! Как он согрешил сегодня, так согрешу и я завтра». Видишь ли твердость? Видишь ли настроение души? Как он тотчас нашел средство избегнуть осуждения брата своего! Ибо, сказав «так и я завтра», он внушил себе страх и попечение о том, что и он в скором времени может согрешить, и так избежал осуждения ближнего.
Притом не удовлетворился этим, но и себя повергнул под ноги его, сказав: «И он <по крайней мере> покается о грехе своем, а я не покаюсь как должно, не достигну покаяния, не в силах буду покаяться?» Видишь просвещение божественной души? Он не только успел избежать осуждения ближнего, но и себя самого повергнул под ноги его. Мы же, окаянные, без разбора осуждаем, гнушаемся, уничижаем, если что-либо видим, или услышим, или только подозреваем; и, что еще хуже, мы не останавливаемся на своем собственном вреде, но, встречая и другого брата, тотчас говорим ему: «То и то случилось», и вредим ему, внося в сердце его грех. И не боимся мы Сказавшего: Горе напаяющему подруга своего развращением мутным (Авв: 15), но совершаем бесовское дело и нерадим о сем. Ибо что иное делать бесу, как не смущать и не вредить? А мы оказываемся помощниками бесов на погибель свою и ближнего...

...Если человек не будет замечать пороков ближнего, то, с помощью Божиею, родится в нем благость, которою благоугождается Бог.

Кто обвиняет брата своего в пороке его, тот обвинителя себе обретает в Боге.

Многие из людей, судя по себе, произносят приговоры и о других. Сребролюбец не верит, чтобы кто был нестяжателен, невоздержанный — чтобы кто был целомудрен, жестокий — чтобы кто был человеколюбив, любостяжательный — чтобы кто был милосерд; напротив того, целомудренный многих почитает таковыми же, а также нестяжательный и человеколюбивый. Поэтому если будешь судить о всех ты, у которого... о всех один и тот же приговор, то не удивимся, ведь, вероятно, и с тобою случилось то же.

...Те, которые разбирают чужие грехи, нисколько не заботятся о своих собственных...

Если увидишь, что какой-нибудь брат согрешил, не презирай его, не отвращайся от него и не осуждай его, ибо иначе сам впадешь в руки врагов твоих.

Не должно судить никого, хотя бы собственными глазами видел кого согрешающим или пребывающим в преступлении заповедей Божиих, по слову Божию: «Не судите, да не судимы будете» (Мф. 7:1), и еще: «Кто ты, осуждающий чужого раба? Перед своим Господом стоит он, или падает. И будет восставлен, ибо силен Бог восставить его» (Рим. 14:4).
Гораздо лучше всегда приводить себе на память эти апостольские слова: «Посему, кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть» (1 Кор. 10:12).
Ибо не известно, сколько времени мы можем пребывать в добродетели, как опытом это познавший Пророк говорит: «И я говорил в благоденствии моем: "не поколеблюсь вовек"... но Ты сокрыл лице Твое, и я смутился» (Пс. 29:7-8).

...Скажешь, священник не подает бедным и нехорошо управляет делами. Откуда тебе это известно? Прежде, нежели узнаешь достоверно, не порицай, бойся ответственности...
Если даже ты узнал, исследовал и видел, и тогда ожидай Судию, не предвосхищай себе права Христова; Ему принадлежит право судить, а не тебе; ты — последний раб, а не господин, ты — овца, не суди же пастыря, чтобы тебе не быть наказану и за то, в чем обвиняешь его. Но как же, скажешь, мне он говорит, а сам не делает? Не сам он говорит тебе, — если ты повинуешься только ему, то не получишь награды, — тебе заповедует Христос...
Но, скажешь, священник должен быть лучше меня. Почему? Потому, что он священник. Чего же он не имеет более, нежели ты? Трудов ли, опасностей, забот или  скорбей? Чем же он не лучше тебя, имея все это? Но если он и не лучше тебя, то для чего тебе, скажи мне, нужно губить себя самого? Слова твои происходят от гордости. Откуда ты знаешь, что он не лучше тебя?

Если не в состоянии заградить уста осуждающего друга своего, то... остерегись вступить с ним в общение.

...Невеликое дело — не судить того, или сострадать тому, кто находится в скорби и покоряется тебе; но велико — не судить того, кто тебе противоречит, не мстить ему по страсти, не соглашаться с осуждающим его и радоваться вместе с предпочтенным тебе.

От самолюбия и самомнения порождается в нас и другое зло — тяжелое, причиняющее нам вред, именно строгий суд и осуждение ближнего, по которому мы потом ни во что ставим, презираем и унижаем его при случае. Каковой злой навык и порок, происходя от гордости, ею питается и взращивается, и наоборот, ее питает и взращивает; ибо и гордыня наша после всякого действия осуждения подвигается вперед, по причине сопутствующего этому действию самочувствия и самоуслаждения.
Давая себе высокую цену и высоко о себе думая, естественно, свысока смотрим мы на других, осуждаем их и презираем, так как нам кажется, что мы далеки от тех недостатков, каких, как нам думается, не чужды другие. А тут еще и всезлобный враг наш, видя в нас такое недоброе расположение, бдительно стоит рядом и, открывая глаза наши, научает зорко смотреть за тем, что делают и говорит другие, делать из этого заключения, какие потому у них числи и чувства, и по этим предположениям составлять о них свое мнение, чаще всего недоброе, с возведением этой недоброты в закоренелый нрав. Не замечают и не видят эти судьи, что самое начало осуждения — подозрение худобы в других — изображается в мысли действием врага, и им же оно потом раздувается в уверенность, что они и действительно таковы, хотя на деле ничего такого нет.
Но, брате мой, как враг бдительно следит за тобою, высматривая, как бы посеять в тебе зло, смотри еще более ты бдительно сам над собою, чтоб не попасть в расставляемые им тебе сети, и как только он представит тебе какой недостаток в ближнем твоем, спеши поскорее отклонить от себя помысл этот, не давая ему засесть в тебе и разрастись, и вытесни его из себя вон, чтоб и следа его не оставалось, заменив его помышлением о добрых свойствах, какие знаешь в ближнем сем и какие вообще уместны в людях, прилагая к сему, если еще чувствуешь позыв произнести осуждение, ту истину, что тебе не дано на то власти, и что, присваивая себе эту власть, ты сам в этот момент делаешься достойным суда и осуждения не пред немощными людьми, но пред Всесильным Судиею всех — Богом.
Такой переворот помысла есть самое сильное средство не к отогнанию только случайно находящих помыслов осуждения, но и к тому, чтоб совсем отучить себя от этого порока. Второе же, тоже очень сильное к тому средство, есть не выпускать из ума памятования о своей худости, своих нечистых и злых страстях и делах и соответственно тому непрестанно держать чувство своего непотребства. Того и другого — страстей и дел страстных, — конечно, найдется в тебе немало. Если ты не бросил себя и не махнул рукой, говоря: будь что будет, то не можешь не заботиться об уврачевании этих своих нравственных немощей, губящих тебя. Но если ты делаешь это искренно, то у тебя не должно доставать времени заниматься делами других и судебные составлять о них приговоры; ибо тогда, если позволишь себе это, в ушах твоих непрестанно будет звучать: «Лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего» (Мф. 7:5).
К тому же, когда ты строго судишь о каком недобром поступке ближнего, знай, что какой-нибудь корешок этой же самой недоброты есть и в твоем сердце, которое по своей страстности научает тебя строить догадки о других и осуждать их.

Уха своего не подставляй, чтоб услышать худое о других, но будь снисходительно жалостлив к людям, и жив будешь.

Для сохранения мира душевного также всячески должно избегать осуждения других. Неосуждением и молчанием сохраняется мир душевный. Когда в таком устроении бывает человек, то получает Божественные откровения.

...Увы и горе тем, которые осуждают и поносят других, будто злых, потому что они будут ввержены злыми бесами во тьму кромешную, где будет плач и скрежет зубов.

...У кого сердце в страстях, перед тем никто не свят, но по страстям, которые в сердце его, думает он, что и всякий человек таков же.

Если кто в присутствии твоем начнет осуждать брата своего... скажи осуждающему со смирением: «Любезный брат, прости меня, ибо я грешен и немощен, и повинен тому, о чем ты говоришь, потому не могу этого переносить».

Согрешил кто-нибудь и строго осудил другого, совершившего тот же грех: за это в тот день он подвергнется наказанию не такому, какого требует свойство греха его, но больше чем двойному и тройному, — потому что Бог назначит ему наказание не сообразно с тем, в чем он сам согрешил, но за то, что строго осудил другого, который согрешил в том же.

Если нам не позволено судить о жизни друг друга, то тем более о жизни отцов, т. е священников.

Как добрый виноградарь вкушает только зрелые ягоды, и кислые оставляет, так и благоразумный и рассудительный ум тщательно замечает добродетели, какие в ком-либо увидит; безумный же человек отыскивает пороки и недостатки.

За какие грехи осудим ближнего, телесные или душевные, в те впадем сами; и иначе не бывает.

Кто истинно приносит покаяние, тот не занимается осуждением ближнего, а только оплакивает грехи свои.

Если осуждаешь ближнего, учит преподобный Антиох, то вместе с ним и ты осуждаешься в том же, в чем его осуждаешь. Судить или осуждать не нам надлежит, но единому Богу и Великому Судье, знающему сердца наши и сокровенные страсти естества (Прп. Антиох. Слово 49).
Итак, возлюбленные, не будем наблюдать за чужими грехами и осуждать других, чтобы не услышать: «Сыновья человеческие, у которых зубы - копья и стрелы, и у которых язык - острый меч» (см. Пс. 56:5).
Ибо когда Господь оставит человека самому себе, тогда диавол готов стереть его, как мельничный жернов зерно пшеничное.

Кто всегда размышляет о тех последних наказаниях, каким должен подвергнуться за грехи свои, того мысль незанята осуждением других...

...<Господь> грех ближнего уподобил сучку, а осуждение — бревну. Так-то тяжело осуждение, превосходящее всякий грех.

Люди большею частью судят и о других по себе. Так, постоянно пьянствующий нелегко поверит, что есть люди, живущие трезво; привязанный к распутным женщинам считает распутными и тех, кто живет честно; похититель чужого нелегко поверит, что есть люди, которые раздают и свое.

Когда начинает кто при тебе пересуждать брата своего, потупь лицо свое.

Чтоб не осуждать других, надо глубоко восчувствовать свою греховность и скорбеть о ней, оплакивая душу, будто мертвую. Некто сказал: «Когда свой мертвец дома, не станешь заботиться о мертвецах в соседстве».

Человекоубийцы-бесы побуждают нас или согрешить, или, когда не грешим, осуждать согрешающих, чтобы вторым осквернить первое.

Потому мы и бываем строгими судьями чужих грехов, а на свои не обращаем никакого внимания, что не знаем Писаний, что не изучаем законов Божественных.

Если бы мы не сделали даже никакого другого греха, то уже один грех осуждения может свести нас в преисподнюю геенну.

Монах и всякий христианин подвергается той же вине и порокам, за которые вздумал бы осуждать других. Следовательно, всякому должно судить только себя самого, осмотрительно, осторожно наблюдать за собою во всем, а не расследовать жизнь и поведение других.
Кроме сказанной причины, и потому опасно судить о других, что мы не знаем необходимости или причины, по которой они делают, может быть, правильно перед Богом или извинительно то, чем мы соблазняемся и оказываемся безрассудными судьями их и этим допускаем нелегкий грех, думая о своих братьях иначе, чем как должно.

О тебе худо отзывается кто-нибудь? А ты скажи: если бы он знал все, то и не это только сказал бы обо мне. Вы удивляетесь сказанному? Но так должно поступать.

...Надлежит душевное око от чужих погрешностей обратить на собственные свои и приучать язык говорить строго не о ближних, но о себе самом, ибо плодом сего бывает оправдание.

...Несмотря на то, что этот грех <осуждения> подвергает такому наказанию, а нисколько не доставляет удовольствия, мы все бежим на зло, как будто стараясь и соревнуя войти в геенскую пещь не одною, а многими дорогами.

...Великий грех — уязвленному многими беззакониями не обращать внимания на свои грехи, а любопытствовать и говорить о том, что есть худого в других.

Речь об одном и том же может быть и грехом, и не грехом, судя по чувству, с коим произносится... Но лучше всячески воздерживаться и от суждений...

Верующий никого не осуждает, веруя, что мы все — в епитимиях, что всех имеет судить Бог, и что каким судом кто судит других, таким и сам будет судим.

Если видишь, что брат грешит, и наутро свидишься с ним, то не признавай его в мысли своей грешником, ибо не знаешь, что, может быть, когда ушел ты от него, сделал он по падении своем что-нибудь доброе и умилостивил Господа воздыханиями и горькими слезами.

Человеческий суд никогда не совершается по истине, не только потому, что не соблюдаются права, но и потому, что если бы судья и не был подкуплен деньгами или подарками, если бы был свободен от гнева и доброжелательства, то часто самые обстоятельства бессильны открыть истину: или случается какое-либо недоразумение, или не бывает налицо верных свидетелей.

Птица, из страха быть пойманной на земле, летает по воздуху и строит себе гнездо, для отдыха и сна, в самых высоких местах: там она спит беззаботно, зная, что никто не может достать или поймать ее. Но известно, как ухитряется обмануть ее птицелов: приходит к тому месту, расстилает тенета и посыпает на виду семена; этой пищей сманивает он птицу с той высоты, она слетает и попадается в лов. Подобным образом делает и диавол, уловляя несовершенных христиан своими хитростями и низвергая их со своей высоты. Так он действовал, когда прикрылся змием и сказал Еве: нет, не умрете, но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло (Быт. 3: 4—5). Услышав эти слова, Ева склонилась к нему сердцем и думала, что тут истина, потому что не рассудила о том как следует. Но когда вкусила сама и дала вкусить Адаму, тогда случилось с ними то великое несчастие: они пали оба со своей высоты. Таким же образом поступает диавол и с несовершенными христианами, когда, не зная, как различить доброе от худого, следуют они своим склонностям, довольствуясь своим суждением и мнением; когда отцов своих, совершенных, умеющих верно различать добро от зла, — не спрашивают, — а следуют желаниям своего сердца, думая, что они и сами достигли уже совершенства и получили благословение отцов своих.

Бесстрастно говорящий о грехе брата говорит по двум причинам: или чтобы его исправить, или чтобы принести пользу другому. Если же он говорит самому ли ему, или другому без этих целей, то говорит, осуждая или оклеветывая брата, и такой не избежит оставления от Бога, но непременно впадет или в то же, или в другое прегрешение, и, быв обличен и укорен другими, посрамится.

«Если бы вы знали, что значит: милости хочу, а не жертвы, то не осудили бы невиновных» (Мф. 12:7). Итак, чтобы избавиться от греха осуждения, надо иметь милостивое сердце. Милостивое сердце не осудит не только кажущегося нарушения закона, но и очевидного для всех. Вместо суда оно воспримет сожаление и скорее будет готово плакать, чем укорять. Действительно, грех осуждения есть плод немилостивого сердца, злорадного, находящего услаждение в унижении ближнего, в очернении его имени, в попрании его чести. Дело это – дело человекоубийственное, и творится по духу того, кто есть человекоубийца изначально. Бывает много и клеветничества, которое из того же источника, ибо дьявол потому и дьявол, что клевещет и всюду распространяет склонность к клевете. Поспеши возбудить в себе жалость всякий раз, как придет злой позыв к осуждению. С жалостливым же сердцем обратись потом с молитвою к Господу, чтобы Он всех нас помиловал, не того только, кого хотелось осудить, но и нас, и, может быть, больше нас, чем того,– и замрет злой позыв.