Святые «О целомудрии»

Будем подвизаться ради чистоты даже до смерти и храниться от всякой нечистоты, которая несвойственна естеству, по словам первого между пророками – Моисея. В особенности будем остерегаться разврата. Ангелы пали и низвергнуты из своего состояния славы и чести, позволив глазам непозволительное воззрение. Нет ничего хуже, как смотреть с желанием на женщину. Многие погибли из-за женщин. Всему же этому поводом было нечистое желание. Не будьте рабами ни скверных, ни естественных страстей, ни постыдных желаний, столь мерзких перед Богом. Имя Божие напишите в сердцах ваших; непрестанно да раздается внутри вас голос: вы – Церковь Бога живого и место Святого Духа. Человек, обольщенный нечистым желанием, перед Богом подобен бессловесным животным, лишенным всякого разума.

Перед Богом тело целомудренное драгоценнее чистой жертвы.

Повергни перед Господом немощь естества твоего, сознай бессилие твое во всех отношениях, и примешь дарование целомудрия неприметным образом.

...Где обитает целомудрие, там никогда не должен возникать худой помысл в сердце человека праведного.

...Целомудрие состоит не в том только, чтобы воздерживаться от блуда и от плотских удовольствий, но чтобы свободным быть и от прочих страстей.

Возлюби целомудрие до крайней степени, чтобы вселился в тебя Дух Божий.

Целомудрен не тот, кто в труде, во время борьбы и подвига, говорит о себе, что прекращаются тогда в нем нечистые помыслы, но кто истинностию сердца своего уцеломудривает созерцание ума своего, так что не внимает он бесстыдно непотребным помыслам.

Возлюби целомудрие, чтобы не постыдиться во время молитвы своей перед Богом.

Некоторые говорят, что по вкушении плотского греха невозможно называться чистым; а я опровергая их мнение, говорю, что хотящему возможно и удобно привить дикую маслину к доброй. И если бы ключи Царства Небесного были вверены девственнику по телу, то мнение такое, может быть, имело бы основательность. Но пусть все, думающие таким образом, будут посрамлены, потому что и тот, кто имел тещу, был чист и носил ключи Царствия.

Велик, кто пребывает бесстрастным при осязании; больший, кто не уязвляется видением и помышлением о красотах небесных угашает огонь, который возгорается при виде земных красот. Отгоняющий сладострастного пса молитвою подобен борющемуся со львом, а кто противоречием низлагает его, подобен уже прогоняющему врага своего; тот же, который и прилог вовсе уничтожает, хотя и пребывает в теле, но уже воскрес из гроба. Если признак истинной чистоты состоит в том, чтобы и в сонных мечтаниях пребывать без движения, то, конечно, предел блуда означает то, чтобы и наяву от одних помыслов терпеть истечения.

Кто хочет с объедением и насыщением победить беса блуда, тот подобен угашающему пожар маслом...

Тщащийся о целомудрии и вожделевающий блаженной чистоты, которую не погрешил бы кто, назвав бесстрастием, да бьет нещадно и порабощает плоть, со смиренномудрым помыслом Божественную призывая благодать, — и получит желаемое. Откармливающий же тело, без воздержания в ястии и питии, измучен будет духом блуда. Ибо когда вода в большом количестве угашает пламень, так голод и жажда, или вообще всякое воздержание со смирением душевным, уничтожают разжжение плоти и срамные мечтания.

Чист тот, кто <плотскую> любовь отражает любовию <божественною> и телесный огонь угасил огнем невещественным.

Без целомудрия невозможно сделаться своим Богу.

Представь Господу немощь своего естества, сознавая во всем свое бессилие, и неощутительным образом получишь дарование целомудрия.

Усердно молись Господу, чтобы даровал тебе дух совершенного целомудрия. Чтобы и в ночных мечтаниях убегать тебе козней лукавого...

У кого недостает целомудрия, тот развратен; а кто им избыточествует, тот сожжен совестию, как определяет Апостол (1 Тим. 4:2). Один неудержимо утопает в удовольствиях, другой и браком гнушается наравне с прелюбодейством; поведение же, усматриваемое посредине между сими, есть целомудрие...

Истинно целомудрен, кто не целое только тело хранит от блуда, но и каждый член телесный; когда, например, глаз и язык соблюдает целомудрие, каждый в собственной его деятельности, и во внутреннем человеке душевные помышления не входят в сочетание с порочными мыслями.

Кто телесными трудами и потами ведет брань с этим соперником, тот подобен связавшему врага своего слабыми веревками; кто воюет против него воздержанием и бдением, тот подобен обложившему врага своего железными оковами; а кто вооружается смиренномудрием, безгневием и жаждою, тот подобен убившему своего супостата и скрывшему его в песке. Под именем песка разумей смирение, потому что оно не произращает поля для страстей, но есть земля и пепел.

Каким образом и способом связать мне плоть свою, этого друга моего, и судить ее по примеру прочих страстей? Не знаю. Прежде, нежели успею связать ее, она уже разрешается; прежде, нежели стану судить ее, примиряюсь с нею; и прежде, нежели начну мучить, преклоняюсь к ней жалостию. Как мне возненавидеть ту, которую я по естеству привык любить? Как освобождусь от той, с которой я связан навеки? Как умертвить ту, которая должна воскреснуть со мною? Как сделать нетленною ту, которая получила тленное естество? Какие благословные доказательства представлю той, которая может противоположить мне столько естественных возражений? Если свяжу ее постом, то, осудив ближнего, снова предаюсь ей; если, перестав осуждать других, побеждаю ее, то, вознесшись сердцем, опять бываю ею низлагаем. Она и друг мой, она и враг мой, она помощница моя, она же и соперница моя; моя заступница и предательница. Когда я угождаю ей, она вооружается против меня. Изнуряю ли ее, изнемогает. Упокоиваю ли ее, бесчинствует. Обременяю ли, не терпит. Если я опечалю ее, то сам крайне буду бедствовать. Если поражу ее, то не с кем будет приобретать добродетели. И отвращаюсь от нее, и объемлю ее. Какое это во мне таинство? Каким образом составилось во мне это соединение противоположностей? Как я сам себе и враг, и друг? Скажи мне, супруга моя — естество мое; ибо я не хочу никого другого, кроме тебя, спрашивать о том, что тебя касается; скажи мне, как могу я пребывать неузвляем тобою? Как могу избежать естественной беды, когда я обещался Христу вести с тобою всегдашнюю брань? Как могу я победить твое мучительство, когда я добровольно решился быть твоим понудителем? Она же, отвечая душе своей, говорит: «Не скажу тебе того, чего и ты не знаешь; но скажу то, о чем мы оба разумеем. Я имею в себе отца своего — самолюбие. Внешние разжжения происходят от угождения мне и от чрезмерного во всем покоя; а внутренние от прежде бывшего покоя и от сладострастных дел. Зачавши, я рождаю падения; они же, родившись, сами рождают смерть отчаянием. Если явственно познаешь глубокую мою и твою немощь, то тем свяжешь мои руки. Если гортань умучишь воздержанием, то свяжешь мои ноги, чтобы они не шли вперед. Если соединишься с послушанием, то освободишься от меня; а если приобретешь смирение, то отсечешь мне голову...

Кто хочет бороться со своею плотию и победить ее своими силами, тот тщетно подвизается, ибо если Господь не разорит дома плотской похоти и не созиждет дома душевного, то всуе бдит и постится думающий разорить.

Кто одним воздержанием покушается утолить блудную брань, тот подобен человеку, который думает выплыть из пучины, плавая одною рукою. Соедини с воздержанием смирение, ибо первое без последнего не приносит пользы.

Кто целомудрием и воздержанием обуздывает сластолюбие, для многих кажущееся неодолимым, тот, имея душу, свободную от всякой гнусной страсти, вправе восхищаться многими и славными победами.

Отсеки телесные страсти, отсеки и душевные; ибо чем душа честнее тела, тем честнее очищать душу, нежели тело. Если и очищение тела есть одно из похвальных дел, то смотри, сколь важнее и выше очищение души.

Не стыдно ли, не крайне ли бессовестно говорить: если не дашь мне награды, то я и не буду целомудренным? Могу сказать на это вот что: хотя бы ты и сохранил целомудрие, ты никогда не будешь целомудренным, если делаешь это из-за награды; ты ведь нисколько не ценишь добродетели, если не любишь ее за нее саму.

Боголюбивые души, когда слышат пение мирских или духовных песен, исполняются чистейшего утешения, любви Божественной и слез; между тем как в сластолюбивых возбуждаются совсем противные чувства.

Как целомудренная женщина, нося на лице знамения непорочности, умаляет надежды смотрящих на псе похотливо, так и целомудренная душа, нося на чувствах признаки добродетелей, пресекает чаяния намеревающихся растлить ее красоту. Ибо кто осмелится приступить, видя такое око, в котором срастворены кротость и благородство? Кто не почтет недоступною для себя и беседу с таким языком, который стал храмом степенности? Кто, примечая, что и другие чувства соделались орудиями добродетели, не убоится подать худой совет?

...Если кто научится целомудрию, то жену свою будет считать милее всех, станет смотреть на нее с великою любовью и иметь с нею большое согласие; а с миром и согласием войдут в тот дом все блага.

Никто в продолжении дня не представляй себе в уме случающихся во сне мечтаний; ибо и то есть в намерении бесов, чтобы сновидениями осквернять нас бодрствующих.

...Когда воспоминание о женщине станет бесстрастно, тогда заключай, что вступил ты в пределы целомудрия. Когда же представляемый тобою образ ее за душу тебя берет, тогда знай, что ты еще чужд этой добродетели. Но и в первом случае не останавливайся на таких помыслах и долго не беседуй мысленно с женским образом, потому что страсть эта любит возвращаться назад, и опасность от нее близка.

Все вы, желающие обучиться чистоте, услышьте еще об одной хитрости и коварстве обольстителя душ, и будьте осторожны. Некто собственным опытом изведал сей обман его и сказывал мне, что бес плотского сладострастия весьма часто вовсе скрывает себя, наводит на инока крайнее благоговение и производит в нем источники слез, когда он сидит или беседует с женщинами, и подстрекает его учить их памятованию о смерти, о последнем Суде и хранению целомудрия, чтобы эти окаянные, прельстившись его словами и притворным благоговением, прибегнули к этому волку, как к пастырю; но тот окаяннейший, от близкого знакомства получив дерзновение, наконец подвергается падению.

Не верь во всю жизнь твою этому бренному телу и не надейся на него, пока не предстанешь Христу.

Поскольку для успеха во всех добродетелях и для преодоления всех пороков необходима благодать Божия, и от нее зависит победа, то для этой добродетели (чистоты) преимущественно нужна особенная помощь Божия и особенный дар, как это из учения отцов и из самого опыта очищения от плотской скверны ясно открывается тем, которые заслужили приобрести его. Ибо не чувствовать жала похоти плоти некоторым образом значило бы пребывающему в теле выйти из плоти, и облеченному бренною плотию стать выше природы. И потому невозможно человеку, так сказать, на своих крыльях взлететь к столь высокой небесной награде, если благодать Божия даром целомудрия не возведет его от грязи земной. Ибо плотяные люди никакою добродетелию так близко не уподобляются духовным ангелам в образе жизни, как заслугою и благодатию целомудрия, посредством которого, еще пребывая на земле, они имеют жительство на небесах (Флп. 3:20), которое, по отложении плотского тления, по обетованию будут иметь в будущей жизни святые, которые уже и здесь в бренной плоти владеют им.

Целомудрие есть чистота души и тела.

Возлюби же худость риз и пищи, и священное бдение — матерь целомудрия.

Никто из обучившихся хранению чистоты да не вменяет себе приобретение ее; ибо невозможное дело, чтобы кто-нибудь победил свою природу; и где природа побеждена, там познается пришествие Того, Кто выше естества; ибо, без всякого прекословия, меньшее упраздняется большим.

Кто верует, тот соблюдает целомудрие и не оскверняет себя ни блудом, ни прелюбодеянием, ни другими нечистотами, но хранит чистоту и целомудрие: ибо уверен, что оскверняющие тела свои не спасутся.

Воздержание и целомудрие состоит не в одной только непорочности тела, но и в скромности и благоприличии самого одеяния.

Целомудрие есть воздержание и победа над искушающими нас удовольствиями.

С новоначальными телесные падения случаются, обычно, от наслаждения пищей; со средними они бывают от высокоумия, и от той же причины, как и с новоначальными; но с приближающимися к совершенству они случаются только от осуждения ближних.

Упитанная многоядением и многоспанием плоть — великая преграда целомудрию. Истинное же целомудрие и в сонных мечтаниях пребывает неподвижным. Ибо если ум во сне услаждается ими, то это служит признаком, что он носит во глубине болезнь этой страсти. Если же благодатью Божией сподобится он во сне беседовать с Богом, то явно, что он пребывает для этой страсти неприкосновенным; почему и во всякое время бывает души и тела бодрым стражем, держа их в мирном между собою устроении, и как пес некий, бодрствуя над ними по причине злокозненных волков, и через то избегая хищничества.

Если любишь целомудрие, отгоняй срамные помыслы упражнением в чтении и продолжительною молитвою...

Целомудрие и беседа с женщиною — то же, что львица с овцою в одном доме.

Целомудренным по праву называется не тот, кто по нужде целомудрен, но кто, имея возможность наслаждаться удовольствиями, любит произвольное целомудрие. Одни потому самому, что не могут сделать, что было бы для них желательно, имеют часто на себе вид скромности, но, получив возможность, изобличаются. Люди же доблестные тогда особенно и оказывают терпеливость и держатся правды, когда данное человеку полномочие порождает неправду.

В Задонске подвизался известный в свое время подвижник Георгий. Рано постиг он всю суету мирской жизни и ушел в монастырь, но и этим не удовольствовался, а избрал себе совершенное уединение – затвор. Здесь, в посте, молитве, богомыслии проводил он время, но искушения не оставляли его.
Когда он был еще в миру, то любил чистой любовью одну девушку, и образ ее часто вставал перед ним, смущая его душевный покой. Однажды, чувствуя свое бессилие в борьбе, он воскликнул: «Господи! Если это мой крест, то дай силы понести его, а если нет, то изгладь из моей памяти само воспоминание о ней».
Господь услышал его, и вот той же ночью он видит во сне девушку необычайной красоты, облаченную в золотые одежды, в ее взоре светилось столько неземного величия и ангельской чистоты, что Георгий не мог оторвать от нее глаз и с благоговением спросил:
– Кто ты? Как твое имя?
– Мое имя – Целомудрие, – ответила девица, и видение кончилось.
Придя в себя, подвижник возблагодарил Господа за вразумление. Образ, виденный им во сне, так запечатлелся в уме его, что совершенно изгнал все другие образы.
И я прошу вас – изгоните все образы из головы и сердца вашего, чтобы там был только один образ Христа.

Целомудрие же и чистота — это не внешняя только жизнь, но — «сокровенный сердца человек» (1 Пет. 3:4), когда хранит себя чистым от скверных помыслов.

Змий сладострастия многообразен: не вкусившим сладости греха он внушает, чтобы только однажды вкусили ее и перестали, а вкусивших коварный побуждает воспоминанием опять к совершению греха. Многие из первых, потому что не знают этого зла, бывают свободны и от борьбы, а из последних многие, как познавшие опытом эту мерзость, терпят притеснения и брани. Впрочем, часто случается и совсем противоположное этому.

Лисица притворяется спящею, а бес целомудренным; та хочет обмануть птицу, а этот — погубить душу.

Целомудр тот, кто и в самом сне не ощущает никакого движения или изменения в том устроении, в котором он пребывает.