Загрузка плеера...

Скажи мне, прошу тебя, кто бы ты ни был, не желающий учиться тому, что касается Бога и божественных вещей, а покушающийся более учить о том, — скажи мне, вышел ли ты из ада, т. е. из греха, и вступил ли на поверхность земли? Также, как случилось тебе выйти из этого ада, по каким ступеням восходил ты оттуда и кто были твои помощники и споспешники? Был ты смраден и источал тление или, лучше скажу, смерть господствовала в тебе и ты был мертв, — скажи же мне, каким способом ожил ты? Как победил ты смерть греховную и убежал из рук ее? И опять после того, как, вышедши из ада, вступил ты на землю, скажи, каким способом избавился ты от тления и клятвы? И еще, как поднялся ты с земли и восшел на небо? На какую колесницу воссел ты, или какое облако взяло тебя от земли? Открой нам все это и расскажи; и тогда мы примем тебя, если и о Боге будешь вести беседу со страхом, мерно и сдержанно. Если же без того, о чем я сказал и прежде исполнения заповедей Христовых, дерзостно покусишься ты беседовать о Боге, то мы отвратимся от тебя, как от вышедшего из ума и бесноватого.


Симеон Новый Богослов  

Думаю, что учителю всеми силами нужно стремиться к двум преимуществам – чистоте жизни и достаточной силе слова, чтобы как приводить учеников к должному состоянию, так и учить мудрости непокорных. Ибо как обучающие чистописанию, взяв доску, с изяществом выводят буквы и отдают начавшим обучаться, чтобы насколько могут, подражали этому, так и нашим наставникам нужно представлять свою жизнь ученикам, как некий ясно начертанный образец, чтобы, насколько можно, ей подражали. Если же ученики, видя не только безукоризненную, но и чудную жизнь, не устремляются к добродетели, то уже всякий поставит это в вину не учителю, но беспечности учеников. Поскольку же иные спрашивают, почему бы от предосудительных поступков учеников не удерживать страхом, спросим и мы: каким же страхом действовать наставнику? Сделать выговор? Но это, повторяемое многократно, не имело силы. Убеждать жезлом? Но это не позволено. Отлучить? И это было испытано. Изгнать из города? Но у него нет такой власти. Обещать Небесное Царство? Но беспечным это кажется сказкой. Угрожать Судом? Но слушатели смеются над этим. И вот те, кого не нужно было бы включать и в число подчиненных, осмеливаются самовольно вступать на учительскую кафедру и мечтают владеть алтарем – не овладевшие сами собою; думают управлять другими – неспособные управить себя самих; от них-то дела церковные приходят в расстройство.


Исидор Пелусиот  

Господь учил в синагоге Капернаумской, и все дивились учению Его: «Ибо Он учил их, как власть имеющий, а не как книжники» (Мф. 7:29). Эта власть – не тон повелительный, а сила влияния на души и сердца. Слово Его проходило внутрь и покоряло совесть человеческую, указывая, что все так и есть, как Он говорил. Таково и всегда слово, проникнутое Божественной силой, слово от Духа. Таково оно было и у святых апостолов, и после них у всех влиятельных учителей, говоривших не от учености, а от того, как Дух им давал провещать. Это – дар Божий, приобретаемый трудами не только над исследованием истины, но более над сердечным жизненным усвоением ее. Где это совершится, там слово проникает убедительностью, потому что переходит от сердца к сердцу; отсюда и власть слова над душами. Книжникам, говорящим и пишущим от учености, не дается такая сила, потому что они говорят от головы и в голову пересыпают свое умствование. В голове же нет жизни, а только ее верхушка. Жизнь в сердце, и только исходящее из сердца может воздействовать на целые эпохи жизни.


Феофан Затворник  

Ученики говорили Господу, чтобы отпустил народ купить себе еды в селах, но Господь сказал им: «не нужно им идти, вы дайте им есть» (Мф. 14:16). Это было перед чудом насыщения пяти тысяч народа, кроме женщин и детей, пятью хлебами и двумя рыбами. Такое событие, имевшее особое значение в жизни Господа, представляет еще такой урок. Народ есть образ человечества, алчущего и жаждущего истины. Когда Господь сказал апостолам: «Вы дайте им есть», то этим предуказал им их будущее служение роду человеческому – напитать его истиной. Апостолы исполнили это дело для своего времени; для последующих же времен передали это служение своим преемникам – пастырям. И к нынешнему пастырству простирает речь Господь: «Вы дайте есть народу вашему». И пастырство должно на совести своей держать обязательство – питать народ истиной. В церкви должна неумолчно идти проповедь слова Божиего. Молчащее пастырство – что за пастырство? А оно много молчит, чрезмерно много. Но нельзя сказать, чтобы это происходило оттого, что нет веры в сердце; Так, одно недоразумение, дурной обычай. Все же, однако, это не оправдывает его.


Феофан Затворник  

Если бы какой отец своему слишком нежному и притом больному сыну давал пирожное, прохладительное и все, что только услаждает, а полезного ничего не предлагал, и потом на замечания врачей стал бы говорить в свое оправдание: «Что же делать? Я не могу видеть плачущего сына». Несчастный, жалкий, предатель! — ведь я не назову такого отцом, — не гораздо ли лучше было бы, причинив кратковременную скорбь, возвратить ему совершенное здоровье, нежели временное услаждение сделать причиною всегдашней скорби? То же бывает и с нами, когда мы заботимся о красоте выражений, о составе и благозвучии речи, чтобы доставить удовольствие, а не принести пользу, чтобы возбудить удивление, а не научить, чтобы усладить, а не обличить, чтобы получить рукоплескания и отойти с похвалами, а не исправить нравы.


Иоанн Златоуст  

Почему Христос теперь повелевает взять нож тем, кто уже научился подставлять щеку? Приближаясь к страданию и готовясь взойти на Крест, как по злоумышлению иудеев, так и по Собственному изволению ради спасительного Домостроительства, Господь говорит это ученикам, готовя их к борьбе с противниками истины, но не к борьбе, предпринимаемой по маловажным предлогам, где расположением борющихся управляет раздражение, а к состязанию в подвиге, который внушен Богом по пламенной ревности к богопочитанию. Ибо Господь уже видел, что бесстыдные псы иудеи с неистовством восстают против божественного учения и спешат положить конец спасительной проповеди. А потому, посылая Своих учеников на этот подвиг борьбы с иудеями, повелевает им отложить прежнюю кротость и, вооружившись сильным словом, идти на обличение покушающихся низложить истину. Хотя христианину прежде всего необходимо достойное одеяние, степенная безмятежность духа и скромный нрав, однако во время борьбы с противниками необходимо ему и оружие слова. Поэтому, говорит Господь, в то время, когда Я посылал вас учителями к Израилю, вы хорошо делали, проявляя мирное состояние духа и таким поведением привлекая непокорных к послушанию, кротостью ведя их к покорности; для убеждения действеннее сильного слова правая жизнь. Но поскольку по Моем вознесении враги истины нападут на нее, то каждый из имеющих попечение о нравственном богоустройстве да отложит старание о соблюдении мира и да приготовится к состязанию. Ибо нет никакой несообразности для важнейшего оставить на время менее важное и, отложив кротость, сделаться воителем. Почему продавший одежду непременно покупает нож, и первой не уничтожая и приобретая последний? Да и какой покупает он нож? Тот, о котором говорит: Христос: «Не мир пришел Я принести, но меч» (Мф. 10:34), называя мечом слово проповеди. Ибо, как нож разделяет сросшееся и связанное разделяет на части, так слово проповеди, вносимое в дом, во всяком из них отсекало друг от друга соединенных ради зла неверием, отделяя сына от отца, дочь от матери, невестку от свекрови. Оно рассекало самую природу и тем показывало цель повеления Господня: для великой пользы и во благо людям взять нож. Поэтому Петр немедленно отвечает, что у них два ножа, о которых Господь сказал, что их достаточно для предстоящего подвига. Ножи же эти, как говорит апостол, есть обличение противников и утешение верующих. Ибо в послании к Титу вручает их учителю, «чтобы он был силен и наставлять в здравом учении и противящихся обличать» (Тит. 1:9), чем и разделяет слово на два вида, ибо один вид – слово учения к верным и другой – слово истины к врагам; и одно дело – обличение лжи, а другое – подтверждение истины. А что мечом называют слово – это явно для всякого, так как на памяти у каждого часто повторяемое изречение Писания: «Ибо слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого» (Евр. 4:12).


Нил Синайский  

Будьте снисходительны ко мне, если я говорю нечто, так сказать, нечистое, не стыдясь и не краснея. Не по доброй воле делаю это, а вынуждаюсь говорить такие слова для тех, которые не стыдятся таких дел. Хотя мои слова, по-видимому, неприличны, но цель не неприлична, а даже весьма хороша для того, кто хочет истребить не чистоту души. Действительно, если не услышит таких слов бесстыдная душа, то не устрашится. Как врач, желая пресечь гниение, сперва влагает пальцы в раны, и если прежде не осквернит целебных рук, то не сможет исцелить, так и я. Если сперва не оскверню уст, исцеляющих ваши страсти, то не смогу вас исцелить. Лучше же сказать, здесь уста точно так же не оскверняются, как там руки. Почему именно? Потому что это не есть нечистота естественная и не от нашего тела происходит она, подобно как и там — не от рук врача, но от чужих ран. Если же там он не отказывается вкладывать свои руки в чужое тело, то здесь, где наше тело, скажи мне, откажемся ли мы? А вы — наше тело, хотя больное и нечистое, но все же наше.


Иоанн Златоуст