Воздержание

От века одни явились врагами, другие же друзьями Божьими, соответственно тому, как сделало их теми или другими невоздержание или воздержание.

В душевных немощах одна мера воздержания - совершенное отчуждение от всего, что ведет к пагубному удовольствию.

В видимом воздержании плоти нет полноты совершенства; его могут иметь и неверные или по необходимости, или по лицемерию.

Те, которые желают опять возвратиться в рай, или, лучше сказать, в Царство Небесное, долг имеют хранить воздержание даже в употреблении овощей, без придумывания предлогов к противному, чтобы мало-помалу от этих малых не дойти до великих вредных желаний.

За то воздержание, каким изнурил ты себя, красота твоя воссияет в Царстве Небесном.

Одно воздержание прилично неповинным, а другое — повинным и кающимся. Для первых движения похоти в теле бывают знаком к восприятию особенного воздержания, а последние пребывают в нем даже до смерти и до самой кончины не дают своему телу утешения, но борются с ним без примирения. Первые хотят сохранять всегда благоустройство ума, а последние душевным сокрушением и истаяванием умилостивляют Бога.

От невоздержания и пристрастия к суетному потоку страстей, потопив землю сердца и нанося на нее всякую гниль и грязь помыслов, мутят ум, омрачают сердце и отягчают тело, в душе и сердце производят нерадение, омрачение, лишают их свойственного им по естеству настроения и чувства.

Совершенная цель воздержания та, чтобы иметь в виде не злострадание, расслабление и совершенную ко всему негодность тела, но удобство душевных движений.

Не берись за все горячо, но держись того, что избрал. Лучше прибавлять доброго, нежели убавлять у него что-нибудь. Не тех называем худыми, которые стоят низко, но тех, которые, поднявшись высоко, низко падают.

Телесная красота сводит невоздержанного с ума, его восхищает благообразие лица, очаровывает статность тела, в беседах с женщинами тает он от удовольствия.

Желающий идти ко Христу кратким путем, т. е. бесстрастием и ведением, и с радостию достигнуть совершенства, должен идти не уклоняясь на правую или левую сторону, но во всем своем пребывании старательно идти царским путем, крепко удаляясь преувеличения и недостаточности в подвигах; ибо и то и другое возбуждает сластолюбие; не помрачать ум излишеством пищи и бесед и не ослеплять его заботами; но и не возмущать мысль продолжительным постом и бдением.

В ком нет воздержания, тот легко уловляется всяким неприличием.

Невоздержание есть явный порок, и, прежде всего, необходимо позаботиться об этом недуге, как уврачевать его.

От излишества ведь и в телах наших происходит порча соков, и когда составные части нашего тела по чрезмерности выходят из своих границ, то рождаются бесчисленные болезни и страшные случаи смерти. То же самое бывает и с душою.

Поститесь же, и не вкушайте от преогорчевающего древа греха, если возможно, даже и мыслию; но всячески берегите себя от него делом.

Жадными очами не делайте страстных воззрений, и сами себя не подвергайте очарованию.

Воздерживай чрево свое, чтобы открылся тебе путь к жизни.

Одно воздержание прилично неповинным, а другое повинным и кающимся.

Не нужно иметь ни справедливости неумолимой, ни благоразумия, избирающего кривые пути. Лучше всего — во всем мера.

Прочие добродетели, совершаемые втайне, редко делаются известными людям, но воздержание делает заметным воздержного при самой с ним встрече.

Отказываться самовольно от предлежащих сластей мы не можем, если самым делом и опытом не вкусим божественной сладости всем чувством.

Мера употребления — неизбежная необходимость потребности; а употребление сверх потребности доказывает недуг или многостяжательности, или сластолюбия, или тщеславия.

Нет ближайшего пути ко Христу, то есть к бесстрастию и премудрости Духа, как путь царский, уклоняющийся во всем от преувеличений и недостатков.

Если бы хорошо было изнемогать телом и лежать дышащим мертвецом, то, конечно, Бог вначале устроил бы нас такими.

Постараемся мудро устроить состояние плоти нашей, давая ей столь много пищи и сна, чтобы она не изнемогла излишне и оставалась способною к подвигам; давая их столь мало, чтобы она постоянно носила в себе мертвость, не оживая для движений греховных.

Воздержание, употребляемое для порабощения плотского мудрования — любит Господь; потому что оно через изнурение плоти устрояет освящение.

Великое оружие — воздержание: оно есть дверь ко всякой добродетели.

Будем заботиться о необходимом, а не о роскоши. Если станете держаться умеренности, то будете иметь покой.

...Умеренность во всем есть совершенство...

Есть воздержание в языке — не говорить много и не говорить пустого, владеть языком и не злословить, не обижать словом, не клясться, не празднословить о чем не должно, не клеветать одному на другого, не пересуживать брата, не открывать тайн, не заниматься тем, что не наше. Есть воздержание и в слухе — владеть слухом и не поражаться пустою молвой. Есть воздержание и для глаз — владеть зрением, не устремлять взора или не смотреть внимательно на все приятное и на что-либо неприличное. Есть воздержание в раздражительности — владеть гневом и не вдруг воспламеняться. Есть воздержание от славы — владеть своим духом, не желать прославления, не искать славы, не превозноситься, не искать чести и не надмеваться, не мечтать о похвалах. Есть воздержание помыслов — низлагать помыслы страхом Божиим, не склоняться на помысл обольстительный и воспламеняющий и не услаждаться им. Есть воздержание в пище — владеть собой и не выискивать пищи в обилии предлагаемой или кушаний дорогих, не есть не вовремя, не предаваться духу чревоугодия, не возбуждаться к алчности добротою пищи и не желать то одного, то другого съестного. Есть воздержание в питии — владеть собою и не ходить на пиры, не услаждаться приятным вкусом вин, не пить вина без нужды, не выискивать разных напитков, не гоняться за удовольствием пить искусно приготовленные смеси, не употреблять без меры не только вина, но, если можно, и воды. Есть воздержание в пожелании и в порочном сластолюбии — владеть чувством, не потакать случайно возбудившимся пожеланиям, не склоняться на помыслы, внушающие сладострастие, не услаждаться тем, что впоследствии  возбуждает к себе ненависть, не исполнять волю плоти, но обуздывать страсти страхом Божиим. Ибо тот поистине воздержан, кто вожделевает таковых небесных благ и, к ним устремляясь умом, отвращается от плотского вожделения, гнушается плотоугодием, как чем-то погружающим в тень; не любит смотреть на женские лица, не пленяется телесною наружностью, не привлекается красотами, не услаждается приятным для обоняния, не уловляется словами лести, не остается вместе с женщинами, и особенно нескромными, не длит беседы с женами.

Никакое дело, совершаемое по Богу, со смирением, не худо; однако есть различие между делами и между начинаниями: и все то, что бывает сверх естественной потребности, делается препятствием для желающего спастись, т. е. все, что не служит к спасению души или к жизни тела. Ибо не снеди — зло, но чревоугодие, и не имущество, но пристрастие; не произношение слов, а пустословие; не сладостное мира, но невоздержание; не любовь к своим, а происходящее от нее нерадение о благоугождении Богу; не одежды для прикрытия только и избежания холода и зноя, но излишние и дорогие; не дома для избежания только, вместе с упомянутым, и злоумышленников, зверей и людей, но двухэтажные и трехэтажные, большие и многоценные; и не то, чтобы иметь кому-либо вещь, но иметь ее не для необходимой потребности, и книги иметь нестяжательным не есть зло, но иметь их не для чтения о Боге; не то зло, чтобы иметь друзей, но иметь неполезных для души; не женщина зло, а любодеяние; не богатство, но сребролюбие; не вино, но пьянство; не естественная раздражительность, данная для удержания от греха, но когда употребляем ее против подобных нам людей; не начальствование, но любоначалие; не слава, но славолюбие и худшее его тщеславие; не приобретение добродетели, но мнение, что имеем ее; не знание, но считание себя знающим, и худшее сего — незнание своего неведения; не истинное знание, но лжеименное. Не мир худ, но страсти, и не естество, но противоестественное... не члены тела, но злоупотребление их.

Для того-то Бог дал нам небольшой желудок, для того назначил нам малую меру пищи, чтобы научить нас заботиться о душе.

Мера во всем хороша. Есть возраст духовный, как и наружный возраст. Как девятилетние не могут браться за то, что впору двадцатилетним, так бывает и в духовной жизни: непосильным и неразумным рвением можно себе духовно живот надорвать. А если Господь кого и сохранит от этого, то, по крайней мере, напрасно приимет труд и скорбь. Тише едешь – дальше будешь, сказано опытными. Вредно не радеть о должном, но небезопасно усердствовать выше своей меры. Трех более всего держись: страха Божия, смирения и всегдашнего покаяния.

Поскольку невоздержанность проявляется через все чувства, то на всех них наложим воздержание. Если же ты постишься в пище, глаза же имеешь совратителем к прелюбодеянию в тайниках твоей души и к любопытству и злословию, слух же — воспринимающим бесчинства и блудные песни и недобрые клеветнические нашептывания; и иные чувства, последовательно вредящие, то какая польза от поста? — Конечно никакой! Ибо ты бежишь от одного вида зла, чтобы тем самым бежать и от того другого зла,  которому ты даешь вход в свою душу, допуская то первое зло. Ибо, поскольку мы составлены из души и тела, не из одного только тела, но и из души, то тот лишь пост истинный, который распространяется на все, и все очищает, и все врачует; ибо сладостно и благостно — лечение души постом; и потому-то Отцы наши установили его для нас.

Воздержания… не в том сущность и сила, чтобы пищи не кушать, но да ижденет от сердца всякое памятозлобие и этому подобное; вот в чем истинный пост, и какового от нас более всего требует Господь.

Воздерживаясь от пищи, должны воздерживаться и от страстей.

Воздержание нужно иметь не только от различной пищи и пития, но от страстей вообще: от гнева и раздражительности, от зазрения и осуждения, от тайного и явного возношения, от упрямства и неуместной настойчивости на своем и подобное.

Еще пишешь, что воздержания нет. Приучай себя, а за излишество укоряй себя и смиряйся. За чаем лучше бы не есть, а если трудно воздержаться, то что же делать, можно немного и поесть. Главное – других не зазирай за это.

От воздержания и скудной диеты <рождается> сокрушение сердца и умиление, коими уничтожается всякая горечь при телесных лишениях и доставляется тихая сладость жизни с ними.

Воздержание думаем определить так, что оно есть не одно воздержание себя от снедей (ибо в этом успевали многие и из эллинских философов), но преимущественно воздержание от скитания очей. Ибо какая польза, если, воздерживаясь от яств, пожираешь глазами похоть любодеяния или ушами охотно выслушиваешь суетные и диавольские речи? Нет пользы воздерживаться от снедей, но не воздерживаться от кичения, высокоумия, суетной славы и всякой страсти. Или что пользы наблюдать воздержание в снедях и не воздерживаться от лукавых и суетных помыслов?

Воздержание учит воздерживаться от всего, что не необходимой потребности удовлетворяет, а только доставляет удовольствие, не позволяет касаться ничего, кроме необходимого для жизни, не дает гоняться за приятным, а велит искать лишь полезного, и пищу и питие соразмерять с нуждою, не допускать в теле собираться излишней мокротности, и только жизнь тела поддерживать, соблюдая его свободным от похотных стремлений. Вот как воздержание иссушает похоть. Напротив, удовольствия, обилие нищи и пития разгорячают чрево и возжигают сильнейший позыв постыдной похоти, и влекут человека, как неразумное животное, к беззаконному смешению. Тогда глаза бывают бесстыжи, руки необузданны, язык говорит только то, что тешит слух, и ухо охотно слушает только суетное; ум пренебрегает Богом, и душа не только мысленно делает блуд, но и тело увлекает к неподобному деланию.

При всей осторожности, постоянной тщательности и внимании к себе, но при погрешительном суждении нашем, воспламенившись желанием нерассудительного воздержания, или увлекшись вожделением чрезмерного пресыщения, как будем держать в равновесии существо наших сил испытанием на неверных весах? Но положив на одной весовой чаше чистоту души, а на другой силы тела, истинным судом совести мы то и другое так взвесим, чтобы не склоняться ни на которую сторону перетягивающим расположением к одному предмету — или к неумеренной строгости, или к излишней распущенности; таким образом мы лучше установим равновесие, так чтобы нам за  излишество распущенности или строгости не было сказано: если ты правильно принес, но неправильно разделил, то ты не согрешил ли? (Быт. 4:7).

Воздерживаться сверх меры в пище, как думаю, не похвально; и пренебрегать должным воздержанием неполезно.

Прекрасно воздержание, оно подавляет до чрезмерности надмевающую воспалительность страстей, сколько надлежит, смиряет и успокаивает их волнение.

Кто, по благодати Божией, имеет великую веру видения и чистый божественный страх и желает через них приобрести воздержание и целомудрие, тот должен совершенно удерживать себя внутренне и внешне, и быть как бы мертвым по телу и по душе, в отношении этого мира и людей, говоря всегда своему помыслу: «Кто я такой? И что такое состав мой — если не мерзость? Первоначально — земля, впоследствии тление, а в середине всякий позор. Что такое жизнь моя и сколько она продлится? Один час — и смерть! Для чего мне заботиться о том или о другом? Сейчас могу умереть. Жизнь и смерть во власти Христа, а я о чем забочусь и спорю по-пустому. Необходимо немного хлеба, а избыток для чего? Если имею необходимое, да прекратится всякая забота; если же нет, то об одном этом, по несовершенству, может быть, моего ведения, позабочусь, хотя и есть Бог промышляющий». Итак, человек должен всячески заботиться о хранении чувств и помыслов, чтобы никак не утверждать и не делать ничего, что он считает неугодным Богу. И да приготовляет себя к терпению постигающего его от демонов или от людей  — сладостного и горестного, чтобы не бояться ни того ни другого, и не прийти в неразумную радость и самомнение или в печаль и отчаяние, и не иметь отнюдь дерзновения в помыслах, пока не придет Господь, Которому слава во веки.

Правда, что чай в монастыре привыкших к таковому немало облегчает, но зато много вредит тем, которые его прежде не пили. Такие так к чаю пристращаются, что и меры в таковом не знают. А всем известно, что первозданные Адам и Ева через вкус и вкушение были изгнаны из рая. Поэтому всеми святыми отцами и предписывается начинающим благочестие прежде всего воздержание вкушения. Чтобы возбранение чаю не так тяжело казалось малодушным, то любящим есть щи возбранено до времени употреблять и щи. По-видимому, вещь малая или дело маловажное, но в сущности оно очень важно. Через такое испытание, по-видимому, и не совсем уместное, явно доказывается отсечение своей воли и искреннее послушание, свидетельствуемое Евангельским словом Самого Господа: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мф. 16:24). Отвергнуться себя – значит отвергнуть хотения своей воли и своих разумений. Взять крест – значит нести тяжесть послушания, так как Сам Христос «был послушен до смерти крестной» (Флп. 2:8).
Я пил и пью теперь чай, как больной, иногда и не вовремя, но очень сожалею, что прежде ел и пил без особенной надобности, когда можно было бы и воздержаться с большей пользою душевною. Может быть, и не был бы так нездоров и болен, а то от чайной испарины не раз простужался. Впрочем чай пей, только дело духовное разумей, а молодым и особенно простым полезно и воздержаться по многим причинам. Первая из этих причин есть та, что предположено было устроить общину на строгих правилах, так как послабление во многих обителях было поводом ко многим непозволительным слабостям.
Я хоть и сам слаб и слабо живу, но ублажаю твердо и воздержанно, и подвижно живущих. И Сам Господь призывает на вечный покой «труждающихся и обремененных» (Мф. 11:28).

Вот я, сорок лет живя в монастыре, угождал больному чреву чаепитием, но оно все болит да болит и нисколько не успокаивается, а еще более раздражается. Не напрасно святой Иоанн Лествичник написал, что чем более будешь угождать телу, тем более оно свирепствует и тем более тебя будет беспокоить. Воздержные люди большей частью бывают здоровы, а невоздержные большей частью бывают больны. Первые если по особенному Промыслу Божию бывают и нездоровы, то, по крайней мере, находят утешение в покойной совести, не упрекающей их в невоздержании, от которого бывает расслабление и в прочем, относящемся к духовной жизни.