Святые «О воздержании»

...Как вода в большом количестве угашает пламень, так... всякое воздержание со смирением душевным уничтожают разжжение плоти и срамные мечтания.

Воздержание думаем определить так, что оно есть не одно воздержание себя от снедей (ибо в этом успевали многие и из эллинских философов), но преимущественно воздержание от скитания очей. Ибо какая польза, если, воздерживаясь от яств, пожираешь глазами похоть любодеяния или ушами охотно выслушиваешь суетные и диавольские речи? Нет пользы воздерживаться от снедей, но не воздерживаться от кичения, высокоумия, суетной славы и всякой страсти. Или что пользы наблюдать воздержание в снедях и не воздерживаться от лукавых и суетных помыслов?

...Умеренная скорбь — благо, и заботы — благо, и бедность — благо; крепкими делают нас и добро, и зло; но то и другое обращается нам во вред, когда бывает не в меру; первое расслабляет, а последнее поражает.

Прав сердцем тот, чей рассудок не допускает ни излишества, ни недостатка в добродетели, но держится средины. Кто от мужества уклонился в недостаток, тот совращается в робость, а кто простерся в излишество, тот переходит в дерзость.

...Иногда надо удерживаться даже от дозволенного и необходимого для жизни, когда такое воздержание имеет в виду пользу братий наших.

Воздержание же в пище так надлежит соблюдать, чтобы никто никогда не доходил до почитания мерзким какого-либо из яств. Это бесовское дело и есть клятвы близ.

Затыкайте ухо от слышания неразумных речей и бесполезных сказаний.

Блаженны воздержные, потому что их ожидают райские утехи.

У одних тел с другими можно найти столько же различия, сколько у меди и железа с деревьями. Потому должно избирать воздержание по мере силы каждого.

Воздержание учит воздерживаться от всего, что не необходимой потребности удовлетворяет, а только доставляет удовольствие, не позволяет касаться ничего, кроме необходимого для жизни, не дает гоняться за приятным, а велит искать лишь полезного, и пищу и питие соразмерять с нуждою, не допускать в теле собираться излишней мокротности, и только жизнь тела поддерживать, соблюдая его свободным от похотных стремлений. Вот как воздержание иссушает похоть. Напротив, удовольствия, обилие нищи и пития разгорячают чрево и возжигают сильнейший позыв постыдной похоти, и влекут человека, как неразумное животное, к беззаконному смешению. Тогда глаза бывают бесстыжи, руки необузданны, язык говорит только то, что тешит слух, и ухо охотно слушает только суетное; ум пренебрегает Богом, и душа не только мысленно делает блуд, но и тело увлекает к неподобному деланию.

Кто тот человек, который желает жизни и хочет обрести благодать, которая в Боге и от Бога подается? Пусть такой человек бежит от смертоносного невоздержания и притечет к обожествляющему посту и воздержанию, чтобы, радуясь, взойти в рай.

Не берись как сверх меры за самое высокое, чего не в силах ты совершить, так и за самое маловажное, чтобы увеличилась награда твоя.

При всей осторожности, постоянной тщательности и внимании к себе, но при погрешительном суждении нашем, воспламенившись желанием нерассудительного воздержания, или увлекшись вожделением чрезмерного пресыщения, как будем держать в равновесии существо наших сил испытанием на неверных весах? Но положив на одной весовой чаше чистоту души, а на другой силы тела, истинным судом совести мы то и другое так взвесим, чтобы не склоняться ни на которую сторону перетягивающим расположением к одному предмету — или к неумеренной строгости, или к излишней распущенности; таким образом мы лучше установим равновесие, так чтобы нам за  излишество распущенности или строгости не было сказано: если ты правильно принес, но неправильно разделил, то ты не согрешил ли? (Быт. 4:7).

Благоразумное воздержание чрева есть дверь ко всем добродетелям. Удержи чрево, и войдешь в рай.

Воздержание порождает целомудрие; чревоугодие же есть матерь блудной похотливости.

Человек воздержный и подвизающийся в делах справедливости живет вместе с Ангелами и подражает их великолепию.

Если бывает разжжение плоти, то должно укрощать ее воздержанием, во всякое время и на всяком месте. Когда же она утихнет, чего, впрочем, не надеюсь дождаться прежде смерти, тогда может скрывать перед другими свое воздержание.

Кто, по благодати Божией, имеет великую веру видения и чистый божественный страх и желает через них приобрести воздержание и целомудрие, тот должен совершенно удерживать себя внутренне и внешне, и быть как бы мертвым по телу и по душе, в отношении этого мира и людей, говоря всегда своему помыслу: «Кто я такой? И что такое состав мой — если не мерзость? Первоначально — земля, впоследствии тление, а в середине всякий позор. Что такое жизнь моя и сколько она продлится? Один час — и смерть! Для чего мне заботиться о том или о другом? Сейчас могу умереть. Жизнь и смерть во власти Христа, а я о чем забочусь и спорю по-пустому. Необходимо немного хлеба, а избыток для чего? Если имею необходимое, да прекратится всякая забота; если же нет, то об одном этом, по несовершенству, может быть, моего ведения, позабочусь, хотя и есть Бог промышляющий». Итак, человек должен всячески заботиться о хранении чувств и помыслов, чтобы никак не утверждать и не делать ничего, что он считает неугодным Богу. И да приготовляет себя к терпению постигающего его от демонов или от людей  — сладостного и горестного, чтобы не бояться ни того ни другого, и не прийти в неразумную радость и самомнение или в печаль и отчаяние, и не иметь отнюдь дерзновения в помыслах, пока не придет Господь, Которому слава во веки.

К душевным добродетелям относится всеобъемлющее воздержание, т. е. удаление от всех страстей, ибо есть другое частное воздержание в телесных деланиях. Но это последнее учит употреблению пищи и пития, а то удерживает всякий помысл и всякое движение членов, неугодное Богу, что и называется воздержанием страстей. Оно не терпит отнюдь помысла или слова, или движения руки или ноги, или другого какого-либо члена тела, кроме необходимого употребления их, т. е. для того, чтобы жить телу и спастись душе. Отсюда умножаются искушения демонов, которые видят ангела во плоти, по усердию и деланию доброго.

Невоздержный в пище от неумеренности впадет в плотские страсти.

Самое лучшее воздержание чрева — то, которое у каждого соразмеряется с телесною силою.

Кто не воздерживается во всем, тот как будет милостивым к голодному или обиженному?

Не погрешит тот, кто источником всех зол назовет неумеренность и наше желание во всем перейти за пределы нужды. Действительно, если бы мы захотели и в пище, и в одеждах, и в жилищах, и в других телесных потребностях не искать ничего излишнего, а только необходимого, то от многих зол освободился бы род человеческий.

Путь смиренного, умеренного делания есть самый надежный.

Благоразумным воздержанием доставляется неуклонное пребывание в трезвении. Неуклонное пребывание в трезвении дозволяет неуклонно последовать учению Евангелия.

Измождение тела есть укрепление души.

Святые отцы предписывают желающему внимать себе, во-первых, умеренное, равномерное, постоянное воздержание в пище.

Велика награда за воздержание, и нет предела его величию. Поэтому подлинно блажен, кто действительно приобрел воздержание.

Мудрствование да руководит образом жизни христиан, и душа да бегает пагубы зла. Ибо если, воздерживаясь от вина и мяс, мы виновны в грехах воли, то предсказываю и наперед свидетельствую: не принесут нам никакой пользы вода и овощи, и бескровный стол, если мы не имеем внутреннего расположения, подобного внешней видимости.

Неумеренное всегда тягостно и неприятно, а умеренное приятно, полезно нам и отрадно.

Кто будет превышать меру строгости, тот необходимо превзойдет и меру послабления. Кто допускает такую неравномерность, тот, без сомнения, не устоит в состоянии совершенного спокойствия, то изнемогая от чрезмерной скудости, то обременяясь излишеством пищи.

Будем же осмотрительны и в употреблении пищи, пития, сна и всего другого, станем держать строгую меру, чтобы иначе тело не взяло верха над душой, а, напротив, чтобы душа одерживала победу над телом.

Нужно также преодолевать и чрево, потому что приучение чрева есть обуздание страстей, а обуздание страстей безмятежность и тишина души, душевная же тишина — самый производительный источник добродетелей.

Тот воздержан и тверд, кто, обеспокоиваемый какой-либо страстию, одерживает верх над ней.

Воздержания… не в том сущность и сила, чтобы пищи не кушать, но да ижденет от сердца всякое памятозлобие и этому подобное; вот в чем истинный пост, и какового от нас более всего требует Господь.

Правда, что чай в монастыре привыкших к таковому немало облегчает, но зато много вредит тем, которые его прежде не пили. Такие так к чаю пристращаются, что и меры в таковом не знают. А всем известно, что первозданные Адам и Ева через вкус и вкушение были изгнаны из рая. Поэтому всеми святыми отцами и предписывается начинающим благочестие прежде всего воздержание вкушения. Чтобы возбранение чаю не так тяжело казалось малодушным, то любящим есть щи возбранено до времени употреблять и щи. По-видимому, вещь малая или дело маловажное, но в сущности оно очень важно. Через такое испытание, по-видимому, и не совсем уместное, явно доказывается отсечение своей воли и искреннее послушание, свидетельствуемое Евангельским словом Самого Господа: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мф. 16:24). Отвергнуться себя – значит отвергнуть хотения своей воли и своих разумений. Взять крест – значит нести тяжесть послушания, так как Сам Христос «был послушен до смерти крестной» (Флп. 2:8).
Я пил и пью теперь чай, как больной, иногда и не вовремя, но очень сожалею, что прежде ел и пил без особенной надобности, когда можно было бы и воздержаться с большей пользою душевною. Может быть, и не был бы так нездоров и болен, а то от чайной испарины не раз простужался. Впрочем чай пей, только дело духовное разумей, а молодым и особенно простым полезно и воздержаться по многим причинам. Первая из этих причин есть та, что предположено было устроить общину на строгих правилах, так как послабление во многих обителях было поводом ко многим непозволительным слабостям.
Я хоть и сам слаб и слабо живу, но ублажаю твердо и воздержанно, и подвижно живущих. И Сам Господь призывает на вечный покой «труждающихся и обремененных» (Мф. 11:28).

Воздержание нужно иметь не только от различной пищи и пития, но от страстей вообще: от гнева и раздражительности, от зазрения и осуждения, от тайного и явного возношения, от упрямства и неуместной настойчивости на своем и подобное.

Вот я, сорок лет живя в монастыре, угождал больному чреву чаепитием, но оно все болит да болит и нисколько не успокаивается, а еще более раздражается. Не напрасно святой Иоанн Лествичник написал, что чем более будешь угождать телу, тем более оно свирепствует и тем более тебя будет беспокоить. Воздержные люди большей частью бывают здоровы, а невоздержные большей частью бывают больны. Первые если по особенному Промыслу Божию бывают и нездоровы, то, по крайней мере, находят утешение в покойной совести, не упрекающей их в невоздержании, от которого бывает расслабление и в прочем, относящемся к духовной жизни.

Еще пишешь, что воздержания нет. Приучай себя, а за излишество укоряй себя и смиряйся. За чаем лучше бы не есть, а если трудно воздержаться, то что же делать, можно немного и поесть. Главное – других не зазирай за это.

От невоздержания, и гордости, и самовольной жизни рождается всякое мерзкое бесстыдство в бренной нашей плоти. Бессловесный скот и тот знает всему меру и время всякой потребности, только один человек, помрачив ум, гневается, забывая место и звание.

<Воздержание утишает> бурю порывистых ветров среди жизни роскошной.

Невоздержанность омрачает тех, кто не постится, обезображивает душевную красоту, живого делает мертвым, побуждает к совершению беззаконий, возбуждает удовольствия, умножает войны, будит вожделения...

Ибо равный вред душе в обоих случаях — и когда плоть непокорна и от избытка здоровья предается неистовым порывам, и когда от недугов изнурена, расслаблена и неподвижна.

...Кто выше всякой страсти, не дозволяет себе никакого <движения> раздражения, производимого удовольствием, но твердо и неослабно избегает всякого вредного наслаждения, тот совершенный воздержник...

Умеренное содержание и душе приносит пользу, и тело делает здоровым; а содержание роскошное вредит и душе, и телу, не давая места в одной — благоразумию, а в другом — здоровью. И первое усмиряет даже врожденные пожелания, а последнее возбуждает желания противоестественные.

...Есть пост и нетелесный, есть воздержание невещественное, относящееся к душе, — удержание себя от зла; его ради нам узаконено и то воздержание от яств.

Воздержание показывает, что человек умер со Христом и умертвил земные члены свои (Кол. 3:5).

Как множеством яств обременено будучи, тело наше делает ум каким-то беспечным и неподвижным, так и будучи измождено чрезмерным воздержанием соделывает созерцательную часть души унылою и несловолюбивою <может быть, неохочею рассуждать>. Подобает... образ питания телесного соразмерять с состоянием сил и крепости тела; когда оно здорово, утеснять его, сколько потребно, а когда немоществует, послаблять ему несколько. Подвизающемуся не следует расслабевать телом, но быть в силе, сколько требуется для подвига, чтобы хотя телесными трудами очищалась надлежаще и душа.

<Воздержание> уму не позволяет порываться туда и сюда.