Святые «О тщеславии»

Всякий человек, который любит себя выказывать — тщеславен.

Будем убегать тщеславия. Эта страсть сильнее всех страстей. Отсюда — любостяжание и сребролюбие; отсюда — ненависть, вражда, распри.

Кровь разгорячают и приводят в движение тщеславные помыслы, а тщеславие, со своей стороны, растет и умножает обольстительные мечты и напыщенное мнение о себе, именуемое апостолами мнением плотского ума.

Избегай тщеславия, ибо многие погибли от него. Оно побуждает человека на многие труды — посты, молитвы, многократные бдения ночные, милостыни, раздаваемые перед людьми, и на многое подобное; но всем этим человек ничего другого не достигнет, кроме стыда и поношения.

Тщеславие делает гневливых кроткими перед людьми.

Простые же сердцем не очень подвержены отравлению этим ядом, ибо тщеславие есть погубление простоты и притворное жительство.

Ничто, поистине ничто не делает людей настолько способными преступить закон и безрассудными, как желание народной славы.

Будем избегать тщеславия, этого льстивого грабителя духовных богатств, этого червя, подтачивающего добродетели.

Когда придет гордость из-за слез, вы перенесите взор на грехи и скажите душе своей: видишь, что нагородила! Есть тут чем гордиться?! — Если искренно это сделаете, то вместо гордости воспримите горькое сокрушение, которое и всегда старайтесь иметь под слезами.

Часто и те, которые оставляли большие приобретения и все обольщения мира, ни с кем не имели общения, овладевали самыми сильными пожеланиями, и те, будучи пленены пустою славою, теряли все.

Когда хвалители наши или, лучше сказать, обольстители начнут хвалить нас, тогда поспешим вспомнить множество наших беззаконий; и увидим, что мы поистине недостойны того, что говорят или делают в честь нашу.

Тщеславие, по виду своему, есть изменение естества, развращение нравов, наблюдение укоризн. По качеству же оно есть расточение трудов, потеря потов, похититель душевного сокровища, исчадие неверия, предшественница гордости, потопление в пристани, муравей на поле, который хотя и мал, однако расхищает всякий труд и плод.

Тщеславие весьма удобно присоединяется к естественным дарованиям, и через них нередко низвергает окаянных рабов своих.

Кто просит у Бога за труды свои дарований, тот положил опасное основание; а кто считает себя должником, тот неожиданно и внезапно обогатится.

Подвижник, единственно по той причине, что не имеет понятия об истинном душевном делании, предается тщеславным помыслам и мечтаниям, опирающимся на его подвиги.

Тщеславие делает душу неспособной для духовных движений, которые начинаются, когда умолкнут движения душевных страстей, будучи остановлены смирением.

Пес враждует против зайца; а бес тщеславия есть враг сонливости.

Все страсти, будучи преодолены, увядают, побежденные с каждым днем становятся слабее и местом или временем уменьшаются и утихают, или, по крайней мере, при сопротивлении противоположных им добродетелей удобнее предостеречься, или избежать их; а эта тщеславие, будучи низложено, сильнее восстает на брань; и когда думают, что она умерщвлена, своею смерило еще живее укрепляется. Прочие страсти обыкновенно на тех только нападают, которых в борьбе победили, а эта страсть своих победителей более жестоко преследует: и чем сильнее будет сокрушена, тем сильнее нападает возношением самою победою. И это есть самая тонкая хитрость врага, так что заставляет воина Христова пасть от собственных стрел, которого он не мог победить неприятельским оружием.

Часто Господь исцеляет тщеславных от тщеславия приключающимся бесчестием.

Наиболее должно избегать тщеславия, не того, которое удаляет от трудов еще прежде трудов, ибо это было бы меньшее зло, но того, которое лишает венцов по трудах — этого неодолимого врага нашему спасению, который под самыми небесными кругами ставит против нас свою засаду, и усиливается ниспровергнуть добродетели, пустившие стебли свои даже до неба. Ибо когда видит, что купец благочестия наполнил уже корабль своего разумения всякими товарами добродетелей, тогда, возбудив свою бурю, старается опрокинуть и потопить ладью. Ибо, убедив ум пловца, поспешающего к Вышнему Царству, обратить взоры на земное и на человеческую славу, внезапно развевает все душевное богатство и, основания добродетели сравняв с землею, ниспровергает труды, досягавшие до небес, доведя до того, что за сделанное нами просим у людей себе награды мы, которым надлежало, устремя взор к единому Богу и Ему соблюдая в тайне добрые дела свои, от Него единого ожидать достойного себе воздаяния. А мы, предпочтя заботе о добре ради Бога делание ради славы от людей, и от них требуя себе суетной награды — похвалы, достойно и праведно лишаемся Божиих воздаяний, не для Бога трудясь, но отдав себя в работники людям, а от них вместо наград получая потерю всех наград, чего же можем просить себе у Бога, для Которого ничего не захотели сделать?
Будем избегать тщеславия, этого льстивого грабителя духовных богатств, этого приятного врага наших душ, этого червя, подтачивающего добродетели, тщеславия, которое с удовольствием расхищает наше добро, намазывает медом отраву своего обольщения и умам человеческим подает губительную чашу для того, чтобы они без сытости упивались этой страстью, потому что слава человеческая сладостна для неопытных, а сверх того делает, что плененные ею легко погрешают и против здравого суждения.

Иной вид эфиопа, и иной истукана: так и образ тщеславия иной у пребывающих в общежитии, и иной у живущих в пустынях.

Пристрастие к славе есть своего рода безумие, которое гораздо сильнее беснования или сумасшествия. Последнее извинительно, а первое не имеет никакого оправдания, потому что здесь сама душа повреждена, и ее суждения неправильны, погибельны.

Безжалостно к себе трудящийся в несении телесных подвигов, не для похвалы пусть утруждает себя и славою пусть не превозносится. Иначе демоны, возгордив душу его этими трудами и славою, возбудив усилить еще более безжалостность к себе, увлекут его принять еще большие подвиги, чтобы он еще более превознесся. С этой целью они с иным ведут такую внутри посредством помыслов беседу: как такой-то трудился, не щадя себя, и такое приобрел себе великое имя, так что о нем говорят и по смерти его; так и ты взойди на самую высоту подвига, чтобы приобрести себе славу и чтобы имя твое сделалось великим и по смерти твоей произносилось с великой похвалой.

Между человеческими действиями многие добры сами по себе, но бывают недобрыми по какой-либо причине. Например, пост и бдение, молитва и псалмопение, милостыня и принятие странников сами по себе есть дела добрые, но когда делаются из тщеславия, тогда они уже не добры.

Желающий всем человекам спастись и желающий обожения их, Бог, их гордость и тщеславие, как бесплодную смоковницу, иссушает проклятием (Мф. 21:19), чтобы они, предпочтив действительную праведность тому, чтобы только казаться праведными, и, сбросив с себя лицемерный хитон добронравной показанности, неподдельно приступали к добродетели, как этого хочет Божественное слово, и благочестно прочее проводили жизнь, стараясь более перед Богом держать доброе расположение души, чем перед людьми выставлять внешне добронравную ложь.

Тщеславие истребляется скрытным действованием, а гордость — приписыванием Богу исправно делаемых дел.

Тщеславие даже и в уединении не перестает преследовать убегающего из-за славы сообщества с людьми; и чем больше кто убегает от всего мира, тем сильнее оно преследует его. Иного старается превозносить тем, что он очень терпелив в деле и труде, иного тем, что он очень скор на послушание, иного тем, что он превосходит прочих смирением. Иной искушается обширностью в знании, иной в чтении, иной в бдении. Не иначе эта страсть силится уязвить кого-либо, как его же добродетелями, полагая претыкания на погибель в том, в чем ищут средства к жизни. Ибо желающим проходить путем благочестия и совершенства наветующие враги скрывают сети обольщения не в другом месте, а на том пути, каким проходят, по изречению блаженного Давида: «На пути, которым я ходил, они скрытно поставили сети для меня» (Пс. 141:4), так что именно на том самом пути добродетелей, каким проходим, стремясь к почести вышнего звания, превознесшись своими успехами, мы обрушиваемся и со связанными ногами нашей души падаем, будучи спутаны сетями тщеславия. И бывает гак, что в борьбе с противником мы не могли быть побеждены, а высотой своего триумфа мы побеждаемся; или но крайней мере, что составляет другой род обольщения, мы, превышая меру воздержания или своих сил, по приключившейся слабости тела теряем постоянство нашего подвижничества.

Впадший в эту лукавую страсть тщеславия, бывает чужд умиления, и ко всем жесток сердцем; а наконец впадает в высокоумие и гордыню, — это крайнее зло, матерь погибели.

Нам предстоит подвиг против духа тщеславия – многообразного, разновидного и тонкого, так что едва можно самыми прозорливыми глазами не говорю – предостеречься, но предвидеть и распознать его.

Уловляемый тщеславием человек не может уже быть в мире ни с самим собой, ни с ближним.

Ничто не оземленилось столько, как на земле пресмыкающееся тщеславие.

Когда мы домогаемся славы, или когда, без искательства с нашей стороны, она приходит к нам от других, или когда покушаемся употреблять некие ухищрения, служащие к тщеславию, тогда вспомним плач свой и помыслим о святом страхе и трепете, с которым мы предстояли Богу в уединенной нашей молитве; и таким образом, без сомнения, посрамим бесстыдное тщеславие, если, однако, стараемся об истинной молитве. Если же в нас нет этого, то поспешим вспомнить об исходе своем. Если же мы и сего помышления не имеем, то, по крайней мере, убоимся стыда, следующего за тщеславием, потому что возносящийся, непременно, и здесь, прежде будущего века, смирится.

Подвижник Христов, желающий законно подвизаться истинным духовным подвигом, всеми мерами должен стараться победить этого многоликого зверя. Во-первых, не позволим себе ничего делать с тщеславным намерением, для получения суетной славы. Поэтому то, что сделано хорошо, нужно охранять с должным вниманием, чтобы подкравшаяся после страсть тщеславия не упразднила всех плодов нашего труда. Со всем старанием надо избегать того, что среди братий не имеет общего употребления или не делается, чтобы не отдать дани тщеславию. Также надо избегать и того, что может отличать нас между другими людьми, чтобы избежать похвалы за то, будто мы одни это делаем. Ибо особенно этими признаками доказывается, что к нам прильнула смертная зараза тщеславия. Этого с Божией помощью можно избежать, размышляя о том, что не только плод наших трудов мы совершенно погубим, если станем что-нибудь делать с тщеславным намерением, но станем повинны в святотатстве и подвергнемся вечным мукам, так как, оскорбляя Бога, захотели лучше делать для людей то дело, которое надо бы делать для Него.

Будем избегать тщеславия и самолюбия как отречения от Креста Христова.

Льстец есть слуга бесов, руководитель к гордости, истребитель умиления, губитель добродетелей, отводитель от истинного пути. «Вожди твои вводят тебя в заблуждение» , говорит Пророк (Ис. 3:12).

Дырявый мешок не сохраняет в себе того, что вложено, и тщеславие губит мзду добродетелей.

Между тщеславием и гордостью такое же различие, какое между подростком и мужчиной, ибо тщеславие – это начало, а гордость – конец.

Когда в сердце слышатся славолюбивые помыслы и оно не противоборствует тому, тогда инок и особенно уединенник недалеко бывает от повреждения ума; тогда рассудок бывает в опасности расстроиться, или от снов бесовских, принимаемых с верою, или от призраков во время бодрствований, или от явления бесов в каких-либо светлых видах. Ибо сам сатана для обольщения нашего преобразуется иногда в ангела света, причем обещает, что если над поклонишься ему, то даст тебе такое и такое дарование, или восхитит тебя как нового Илию на небо на огненной колеснице. И бывало, что принимавшие это с верою уклонялись от истины и впадали в умоповреждение. Во избежание этого, помня, чего ради с любовью принимаются подвижнические труды, всяким хранением храни свое сердце, чтобы, внимая одним внешним подвигам, не быть тебе коварно уловленным внутри несмысленным самовозношением.

Тщеславие принуждает расславлять дело, желая угождать более людям, чем Богу, и в ничто обращая труды.

Тщеславие и самомнение любят учить и наставлять.

Иные страсти иногда при помощи места успокаиваются, как мы сказали, и по удалении предмета греха, или удобства, или повода к нему обыкновенно укрощаются и уменьшаются, а эта страсть и с бегущим в пустыню проникает, и место не может исключить ее, не изнемогает и от удаления внешнего предмета. Ибо она воодушевляется не иным чем, как успехами добродетелей того, на кого нападает. Прочие страсти с течением времени иногда ослабевают и прекращаются, а этой страсти, если не будет заботливой бережливости и рассудительности, и долгое время не только не подавляет, но придает ей еще большее поощрение. Прочие страсти, при противоборстве противоположных им добродетелей, открыто, как бы ясным днем воюющие, удобнее можно победить и предостеречься их, а эта, прильнувши к добродетелям, вмешавшись в строй войска, сражается как в темную ночь и потому коварнее обманывает неожидавших и неостерегавшихся ее.

Тщеславие в отношении к истинной славе есть блуд.

О, тщеславие! Как оно низвращает и губит все! Оно побуждает восставать против спасения своего и других.

Видел я, как один бес опечалил и прогнал брата своего. Один монах рассердился, а между тем пришли мирские; и вдруг окаянный этот, оставив гнев, перепродал себя тщеславию, ибо не мог в одно время служить обеим страстям.

Раб тщеславия не лучше блудника; даже делает гораздо большие и тягчайшие грехи, чем тот.

Мы усилили власть тщеславия, распространив эту власть не только на молитвы, посты и милостыни, но и на все прочее и подчинив себя этой безумной страсти хуже всякого невольника.

Кто слезами обнаруживает душевную немощь, тот не будет высоко думать о трудах своих.

Гибельно и исполнено всякого бесчестия любить славу в делах гражданских, а когда та же страсть овладеет тобою и в делах духовных, тогда какое оправдание останется тебе, не желающему воздать Богу такой же чести, какой сам требуешь от домашних? Ведь и раб смотрит в глаза господина, и наемник обращает внимание на хозяина работы, который должен выдать плату, и ученик смотрит на учителя, — а у тебя все напротив: ты, оставив нанявшего тебя Бога и Владыку, смотришь на собратий, хотя сам знаешь, что Бог и впоследствии будет помнить твои заслуги, а человек помнит только в настоящем; для тебя уготовано зрелище на небе, а ты собираешь зрителей на земле.

Бдение и пост, милостыня и подвиги и все прочие блага диавол губит из-за ненавистного тщеславия и высокомерия.

Самая скрытная из всех душевных страстей есть тщеславие. Эта страсть более всех других маскируется перед сердцем человеческим, доставляя ему удовольствие, часто принимаемое за утешение совести, за утешение Божественное.