Борьба

Когда неприятель в город или разбойник в дом входит и хочет разграбить и опустошить город или дом, всякий противится ему, так и чем может. Злые помыслы – наши неприятели и разбойники, которые входят в дома душ наших, и хотят разграбить сокровище, в них сокровенное, и нас самих умертвить и погубить. И кто этим врагам не противится и их не умерщвляет, тот непременно сам будет умерщвлен и погублен. Надо непременно одной из противных и сражающихся сторон быть побежденной и пасть, другой быть победителем, ибо борьба без того не бывает. Должно и нам, любезный христианин, в самом начале, как только почувствуем приход этих наших врагов, противиться им, затворять и охранять кельи нашего сердца и на помощь призывать силу всемогущего Иисуса Христа, Царя нашего. Если в начале не воспротивимся и не отразим их, то, войдя в дом сердца нашего, разорят и опустошат его и нас самих погубят. Неприятель, войдя в город, опустошает его и приносит гражданам неутешный плач или, хуже того, смерть; то же делают нам злые помыслы, когда им не противимся мужественно.

Есть борьба в членах наших, посеянная для нашей же пользы, как читаем у апостола: «Плоть желает противного духу, а дух – противного плоти: они друг другу противятся, так что вы не то делаете, что хотели бы» (Гал. 5:17). По промыслительному распоряжению Божию она внедрилась как бы в самую природу нашу. И можно ли считать ее чем-нибудь иным, как не естественной при надлежностью нашей природы после падения первого человека, если она присуща всем без исключения? Можно ли не верить, что она в нас по воле Божией, во благо нам, а не во зло, если она рождена с нами? Так, некоторым образом, самим Промышлением Божиим оставлена в нас спасительная борьба, чтобы возбуждала нас и вела к высшему совершенству, так что с прекращением ее должен настать опаснейший мир бездеятельности.

Какая же вражда у нас? Вражда души с телом, порока с добродетелью. Прекратим эту вражду, уничтожим эту брань; тогда и других будем вразумлять с миром и с великим дерзновением, без упреков совести. Гнев противится кротости, любостяжание противится презрению богатства, зависть противится доброжелательству. Прекратим эту брань, низложим этих врагов, поставим эти трофеи, устроим мир в нашем городе. У нас ведь есть свой город и управление, граждане и множество пришельцев. Изгоним пришельцев, чтобы не развратились наши граждане. Да не входит к нам никакое чуждое и нездравое учение, никакое плотское мудрование. Изгоним же пришельцев, или, лучше, не пришельцев только, но и врагов. Если заметим какой-нибудь помысл, враждебный нам, но прикрывающийся одеждою гражданина, предадим его начальнику — уму. Много у нас таких помыслов, враждебных по существу своему, но прикрывающихся овечьей кожей.

Никогда не слабеет духовная брань у подвижника Христова. Чем более он побеждает, тем более сильная начинается брань. Ибо после покорения плоти восстанет на победителя – воина Христова такое множество противников, такое полчище врагов, раздраженных его триумфами. Это для того, чтобы воин Христов, разленившись в праздности мирного состояния, не стал забывать о славных подвигах своей борьбы, и расслабев от праздной беспечности, не лишился награды. Итак, если с возрастанием добродетели хотим взойти к высшим степеням триумфа, то в том же порядке должны вступить в новые подвиги. Сначала мы должны говорить с апостолом: «Бьюсь не так, чтобы только бить воздух; но усмиряю и порабощаю тело мое» (1 Кор. 9:26–27) Чтобы, победив в этом сражении, мы опять могли сказать с апостолом: «Наша брань не против крови и плоти, но против духов злобы поднебесных» (Еф. 6:12). Ибо иначе мы никаким образом не сможем сразиться с ними и не заслужим того, чтобы вступить в духовную брань, если будем побеждены в сражении с плотью и разбиты в борьбе с чревом.

Всякий раз как случится умножиться в нас лукавым помыслам, ввергнем в среду их призывание Господа нашего Иисуса Христа; и тотчас увидим, что они начнут рассеиваться, как дым в воздухе, как научил нас опыт. Когда после этого ум останется один, без помыслов смущающих, возьмемся опять за непрерывное внимание и призывание. Так будем поступать всякий раз, как потерпим такое искушение.

Если не будешь поблажать страстям — узришь умерщвление их. Если же будешь поблажать им, беседовать с ними, питать их в себе и услаждаться ими — то они умертвят тебя.

Только потому мы побеждаемся страстями нашими, что забываем о казнях, последующих за ними.

Господь говорит святым апостолам перед страданиями: «Вскоре вы не увидите Меня, и опять вскоре увидите Меня» (Ин. 16:16). Страдания Господа и смерть так поразили святых апостолов, что очи ума их помутились, и они не стали видеть Господа как Господа; скрылся свет, и они сидели во тьме горькой и томительной. Тьму эту разогнал свет Воскресения Христова, – и они опять увидели Господа. Так Свои слова объяснил Сам Господь: «Вы восплачете, – говорил Он, – и возрыдаете, а мир возрадуется; вы печальны будете, но печаль ваша в радость будет» (Ин. 16:20). Говорят, что и всякая душа, на пути к совершенству, испытывает подобное же поражение. Тьма отовсюду покрывает ее, и она не знает, куда деваться; но приходит Господь и печаль ее претворяет в радость. Верно, это необходимо, как необходимо женщине помучиться перед тем, как предстоит родиться от нее человеку в мир. Нельзя ли отсюда заключить, что кто не испытал этого, в том еще не родился настоящий христианин?

Какую пользу доставляет нам брань плоти и духа? Во-первых, она прогоняет нашу беспечность, обличает нерадение и, как внимательный наблюдатель, не попускает уклоняться от строгости правил жизни. Если мы, по беспечности своей, хоть немного нарушаем меру законной строгости, она тотчас бичом возбуждений уязвляет, вразумляет нас и возвращает к должной осторожности. Во-вторых, когда, укрепляясь в целомудрии и чистоте при помощи благодати Божией, мы долгое время бываем свободны от плотского осквернения, то начинаем думать, будто более не будем же обеспокоены даже простым возбуждением плоти и тем, в тайне сердца своего, возносимся, как будто не носим на себе бренной плоти; тогда ночными истечениями, хотя простыми и спокойными, она смиряет нас и своими уязвлениями возвращает к мысли, что мы все еще такие же люди... А отсюда, обращаясь к исправлению допущенного нерадения, берем урок, что никогда не должно слишком полагаться на свою чистоту что ее, как дар, мы получаем единственно от благодати Божией и потому можем погубить самым малым уклонением от Бога. Такого рода опыты более всего учат, что если желаем постоянно утешаться чистотою, должны прежде со всей ревностью приобрести добродетель смирения.

Какие бы ни восстали волны на твою душу, всегда прибегай ко Христу. Спаситель, Он придет на помощь и укротит волны. Ты веруй, что Господь смотрительно устроил тебе таковую жизнь к исцелению, не отвергай ее и не ищи телесного спокойствия и мнимого мира, прежде подобает много потрястись и потерпеть: если будешь иметь откровение, то оно намного облегчит твою брань, и будешь больше иметь спокойствия, нежели сама собой.

Подвизайтесь против страстей. Брань непрестанна, ужасна и свирепа с ними и с невидимыми врагами. Смирение же их побеждает.

В промежутке времени бывали времена горьки, тяжки и томны… без этого нельзя обойтись. На чувственной войне многие бывают ранены и претерпевают болезни, тем более на этой духовной брани многие раны приемлем от духов злобы, а особенно когда вознадеемся на свои силы и разум, то и побеждаемся, пока смиримся, познав свою немощь.

Все мы несовершенны и находимся в подвиге на духовной брани нашей, а как ее побеждать, учат нас святые отцы: самоукорением и смирением, пока не достигнем врат любви.

Что снова пришел к вам брат А. и служит к беспокойству всех вас, о том соболезную. Но все приходит нам по промыслу, потому и надо обращать все в пользу. Какая будет выгода воину без брани? Таковой неискусен и немужествен. И монаху без борьбы нельзя стяжать души в терпении и увенчанным быть от Подвигоположника. Не изнемогай духом и не унывай в противностях, но обращайся ко Господу со смиренным молением и веруй, что придет к тебе помощь. Я надеюсь, что «не попустит вам Бог быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести» (1 Кор. 10:13).

Не следует... в чем-либо исполнять волю врагов душевных, смущающих тебя всякими внушениями и предположениями, которым ты доверяешь на том основании, что это тебе кажется. Вся досаждающая тебя мысленная брань или путаница происходит от этого доверия вражеским внушениям, которым ты приписываешь какое-то значение или вероятность или которые ты хочешь уловить, вместо того чтобы презирать их, призывая против них помощь Божию. Главная же причина мысленной твоей брани – великое твое высокоумие, которое во всем проглядывает.

...Настоящая жизнь есть предстоящее нам невидимое поприще, на котором боремся не с видимыми зверями, но с умопредставляемыми страстями. Они же, если одолеют силу, какая есть в нас, не ограничивают угрожающую нам опасность телом, но наносят смерть самой душе. Если же будут они нами преодолены или обращены в бегство, то удостоимся великих венцов и похвал, может быть, и здесь, несомненно же — после сей жизни; потому что награды предоставлены будущему веку, как преткновения — настоящему.

Человек должен сражаться против воздушных властей в стране мысленной.

Два, точно два во мне ума: один добрый – он следует всему прекрасному, а другой падший – он следует дурному. Один ум идет к свету и готов поклониться Христу, а другой ум – плоти и крови влечется во мрак и согласен отдаться в плен велиару. Один упивается земным, ищет для себя полезного не в постоянном, но в преходящем, любит пиршества, ссоры, обременительное пресыщение, срамоту темных дел и обманы, идет широким путем и покрыт непроницаемой мглой неразумия, забавляется собственной пагубой. А другой восхищается небесным и уповаемым, как настоящим, в одном Боге полагает надежду жизни, здешнее же, подверженное различным случайностям, считает ничего не стоящим дымом; любит труды и благие заботы и идет тесным путем жизни. Видя их борьбу, Дух великого Бога снисшел свыше и подал помощь уму, прекращая восстание беспокойной плоти или усмиряя волнующиеся воды черных страстей. Но плоть и после этого имеет неистовую силу и не прекращает брани... Иногда плоть смиряется умом, а иногда и ум опять против воли следует превозмогающей плоти. Но хотя желает одного – лучшего, однако делает другое – что ненавидит, и оплакивает тягостное рабство, заблуждение первородного отца, гибельное увлечение матери – матери нашей дерзости, ложь пресмыкающегося змия, который радуется человеческим грехам; оплакивает и дерево, или вредный для человека запретный плод дерева, и пагубное вкушение, и врата смерти, и наготу, и еще более – бесчестное изгнание из рая и от дерева жизни. Об этом сетует болезнующий ум. Но плоть моя и ныне устремляется за прародителями к смертоносному дереву, она падка на сладости, которые только для обольщения ее и показывает злой губитель – змий.

Уму, как царю самодержцу, надлежит ко вратам чувств высылать страшные и отовсюду защищенные оружием помыслы, которые встречали бы врагов, преграждали им путь, отражали их и не прежде дозволяли им вход, а потом вступали с ними в сомнительную битву, успех которой часто склоняется на другую сторону и доставляет победу сопротивникам. Потому-то и спасительное слово, когда другие законодатели наказывают только за самое дело, угрожает наказанием и смотрящему нескромно, чтобы борьба сделалась не недоступною и непреоборимою, но удобною и легкою.

...Сознание повреждения, произведенного в естестве первородным грехом, и смиренное моление об исцелении и обновлении естества Творцом его есть сильнейшее, действительнейшее оружие в борьбе с естеством.

Часто тщеславие враждует против объядения, и сии две страсти ссорятся между собою за бедного монаха, как за купленного раба. Объядение понуждает разрешать, а  тщеславие внушает показывать свою добродетель; но благоразумный монах избегает той и другой пучины, и умеет пользоваться удобным временем для отражения одной страсти другою.

Конечно, не следует уклоняться от борьбы, но не следует и напрашиваться на нее; тогда и для нас победа будет славнее, и для диавола поражение унизительнее.

Крайне дивлюсь тем, которые смешивают и вещи и имена. Ибо до такой доходят премудрости, что дерзновение называют бесстыдством, а бесстыдство — дерзновением, погрешая в том и другом. Делают же сие или чтобы заградить уста дерзновению, или чтобы бесстыдство обучить большему пороку, не зная, или и зная, но обманывая себя самих, что бесстыдство есть не сознающее срамоты пустословие о самых гнусных страстях, а дерзновение – смелая защита прекрасного. Потому надлежит последовать не мнениям людей развращенных, но истине самих вещей. Ибо таковые вооружают язык не против людей только, но и против Божественного Всемогущества, долготерпение Божие не стыдятся называть непопечительностью. Потому нимало не удивительно, если сии на все дерзкие перемешивают имена, когда бросают стрелы даже в самое небо.

Если желаешь ты победить врагов своих как можно скорее и легче, необходимо тебе, брат, вести борьбу со всеми страстями своими непрестанно и мужественно, особенно же и преимущественно против самолюбия, или неразумной любви к себе в самоугодии и в саможалении, потому что оно служит основою и источником всех страстей, и что его иначе укротить нельзя, как непрестанными произвольными самоозлоблениями и любовною встречею скорбей, лишений, напраслин, притеснений со стороны мира и мирских. Опущение из виду этого безжалостного к себе отношения было, есть и будет всегда причиной безуспешности наших духовных побед, их трудности, редкости, несовершенства и непрочности.

Поскольку Бог Слово соблаговолил вочеловечиться, укротил волновавшиеся прежде человеческие страсти, плоть сделал убежищем добродетели и лукавые полчища поверг под ноги Своих учеников, и справедливо установил подвиги труднейшие, приуготовил же награды небесные и премирные, то справедливость требует, чтобы побеждаемые себе самим вменяли свои поражения. Ибо если победа, которая уже уготована нам, не находит потом умеющих побеждать и в немногих оказывает свою силу, то причина поражений — в нежелающих приобрести победу трудами.

То, что душу беспокоют страсти и приступают к ней с бранью, не в нашей власти; но что замедляют в нас страстные помыслы и приводят в движение страсти, это в нашей власти. Первое безгрешно, как не в нашей власти состоящее; а второе, если, мужественно воспротивясь, победим, доставляет венцы, а если, послабив, побеждены будем, подвергает мучениям.

...Если, воодушевись ревностью, победишь и умертвишь беспорядочные страсти свои, свои похотения и воления, то благоугодишь Богу паче и поработаешь Ему благолепнее, нежели избичевывая себя до крови и истощая себя постом больше всех древних пустынножителей. Даже то, если ты, искупив сотни рабов-христиан из рабства у нечестивых, дашь им свободу, не спасет тебя, если ты при этом сам пребываешь в рабстве у страстей.

Обратите внимание, возлюбленные мои, как усиливается все лукавое, как зло ежедневно преуспевает и лукавство идет вперед. Все это заставляет ожидать будущего смятения и великой скорби, какая придет на все земные пределы. По причине грехов наших, по причине расслабления нашего преуспевает лукавое. Будем же каждый день бодрыми, боголюбивые воители; окажемся победителями в борьбе с врагом, христолюбцы; изучим законы этой брани; она производится невидимо, и закон этой борьбы — всегдашнее совлечение с себя земных хлопот. Если ежедневно имеешь перед очами смерть, то не согрешишь. Если отвлечешься от земных хлопот, то не обратишься в бегство на борьбе. Если возненавидишь земное, пренебрегая временным, то в состоянии будешь, как доблестный воин, получить победную награду. Ибо земное влечет к себе вниз, и страсти во время борьбы помрачают сердечные очи; и потому-то лукавый воюет с нами и побеждает нас, исполненных земного и порабощенных пристрастию к земным заботам.

Дерзновенно да надеется душа на Христа, да призывает Его; врагов же отнюдь да не страшится: ибо не одна воюет, но со Страшным Царем Иисусом Христом, Творцом всего сущего, бестелесного и телесного, видимого и невидимого.

Необходимо быть бдительным против удовольствия, как против вора, тайком вкрадывающегося в тайники души. Никогда не позволяй ему овладеть мыслью. Вступай в борьбу с желанием удовольствия и встречай, говоря этому рабскому и неразумному способу забытья: «Зачем ты расслабляешь мужество и размягчаешь крепость мысли? Зачем обессиливаешь душу? Зачем вредишь помыслам? Зачем омрачаешь светлую ясность чистых мыслей?».

Самое главное оружие для борца и подвижника состоит в том, чтобы, вошедши в сердце, сотворил он брань с сатаною, возненавидел самого себя, отрекся от души своей, гневался на нее, укорял ее, противился привычным своим пожеланиям, препирался с помыслами, боролся с самим собой.

Чтобы бороться с врагом, надо непременно видеть его. Без видения духов борьба с ними не имеет места: может быть увлечение ими и рабское повиновение им.

Всесильная воля Божия не попускает сгорать нам в огне похоти, если боремся, — и мы исходим в прохлаждение росою чистоты, славя Бога со святыми отроками.

Если иной раз восчувствуешь такое сильное восстание греховное, что тебе покажется, будто уже и устоять против него не можешь и будто уже сама ретивая ревность противостоять ему иссякла, то смотри, брат мой, не опускай рук, но встрепенись и стой твердо. Это вражеская уловка — помыслом о безнадежности устоять — подсечь самое противостояние и заставить, сложив всякое оружие, отдаться в руки врагов. Приводи тогда пояснее на мысль эту кознь врага и не уступай. Ибо, пока ты не склонишься произволением на страстное влечение, ты все состоишь в числе победителей, отражателей и поражателей врага, хотя бы даже сочувствие твое отошло уже на сторону страсти. Принудить же твое произволение никто и ничто не может, пли против воли твоей вырвать из рук твоих победу и низложить тебя, какую бы сильную и ожесточенную брань ни поднимали в тебе враги твоего спасения. Бог даровал нашему свободному произволению такую силу, что хотя бы все свойственные человеку чувства, весь мир и все демоны вооружились против него и вступили с ним в схватку, они насиловать его не могут; на его стороне всегда остается свобода возжелать предлагаемого ими и требуемого, если захочет, и не возжелать, если не захочет. Зато оно и отвечает за все и подлежит суду. Запомни же это хорошо, что, как бы ни казался ты себе расслабевшим, ты отнюдь не можешь извинять себя, если склонишься на страстное влечение. Это и совесть твоя скажет тебе. Изготовься же тем ретивее противостоять, чем сильнее нападение, и никогда не отступай от такого решения, при всяком таком случае возглашая в себе командирские слова к нам одного из наших главнокомандующих: «стойте, мужайтесь, утверждайтесь» (1 Кор. 16:13).

Вы просите наставления, как вам избавиться от находящих помыслов, прелестей и коварств бесовских. Поистине, велика брань диавола: он имеет крепкие луки, пламенные стрелы, многоразличные сети, бесчисленные ухищрения и оружия, посредством коих ищет всячески нанести вред душе человеческой. Но вы хотите совершенно и скоро вступить в воинство Царя Небесного, не устрашайтесь врага, противляющегося всему доброму, но послушайте, сколько ободряют нас примеры Священного Писания. Рассмотрите воинов, царей земных и сделайте из того полезное заключение. Земные воины, имея при себе таких помощников, которые сильнее и искуснее неприятельских, нимало не страшатся врагов своих. Если они уверены, что помощники их непреоборимы, то, забыв все ужасы, идут храбро на поле сражения, бьются мужественно и дотоле не оставляют место сражения, доколе победят врага своего и увенчаются лаврами. Но мы когда идем по пути добродетели, то Бог Сам сопутствует нам, обещая до окончания века утверждать нас в подвигах добродетели: «И се, Я с вами во все дни до скончания века» (Мф. 28:20). Так вы, не боясь отнюдь нападений вражиих, «возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого; и шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие» (Еф. 6:16–17).

Прошу вас и молю, со смирением бодрствуй, трезвись и мужайся и от вин удерживайся, уклоняющих к плоти и крови и ко всяким сладострастным движениям, и от находящих облаков и шумящей бури волнений, терзающих твой ум и чувства и хотящих погрузить в тине сладострастий твое благое произволение! Но мы, если что помыслим, и поползнемся, и рану в себе от злого палача в себе увидим, но и тогда да восстав и более припадём с покаянием и умилением к Оживляющему мертвых, и Восставляющему падших, и Венчающему страждущих от таковых мучителей, и Дарующему свободу и дары рассуждений против браней.

Как пишете вы, что ныне наступает время делания заповедей Христа, после коих уже следует упование. Христианин всегда стоит на страже, оберегаясь волков мысленных, а как придут, не беги их, - тогда-то надлежит имя Господа нашего Иисуса Христа призывать на помощь, бить крепко супостатов, стоять и не поддаваться.

В бранях противляйся со смирением, как писано и показано нам от отец, и если случится пасть… восставай; и знай, что за гордость твою искушаешься. Беги к самоукорению и смирению, а не из кельи. Пока не сотрется монах разными искушениями и скорбями, не может познать своей немощи и смириться.

Нам с тобой предлежит другой род службы, но не статской, а военно-духовной. «Наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной» (Еф. 6:12). Святой апостол Павел советует Тимофею: «Переноси страдания, как добрый воин Иисуса Христа» (2 Тим. 2:3). Тут нужно и страдание: война эта лютая – борется не тело, но душа, не с видимым человеком, но с невидимыми духами… И при всем том должно быть великое смирение, ибо мы боремся с гордыми духами, а гордых победить для них ничего не стоит, но смиренным ни на час противостать не могут. Смирение все сети и козни вражие сокрушает.

Хотящим спастись неминуемо предлежит брань духовная с врагами душ наших, которые нас борют и побеждают через наши же страсти, что вижу и в твоем устроении, описанном тобой. Зависть и ненависть, мучащие тебя, не есть вновь родившиеся, но крывшиеся в сердце твоем тайно страсти, а случаем раздраженные и обличенные.

Невозможно быть всегда в одном устроении, но должно ожидать брани или внешней, или внутренней; только не подавать вины высокоумием и тщеславием, а смиренно приобретать мудрование, то и стрелы вражии удобь сокрушатся.