Монастырь

От разных мест в поисках Христа съехались сюда вы, детки мои. Да вознаградит вас Господь за это и пошлет мир и радость о Духе Святом в ваши сердца. Блаженны вы, что возлюбили Господа и проводите этот великий праздник Рождества Христова в стенах святой обители. Мир теперь погружается в пороки и беззакония, и многие гибнут безвозвратно, вы же здесь безопасны, в таком святом пристанище, в гостях у Матери Божией. Это Ее Материнскими молитвами и заступничеством попали вы сюда. Благодарите Бога, что Он сохраняет вас от бед и напастей. А может быть, кто-нибудь из вас впоследствии лет и сподобится ангельского чина. Я не зову вас в монастырь, и в миру можно спастись, только Бога не забывать, но в монастыри идут для достижения высшего совершенства.
Правда, здесь больше искушений, но зато дается и большая помощь от Господа.
Один святой хотел узнать, как Господь помогает инокам, и ему было видение – он видел инока, окруженного целым сонмом Ангелов с горящими светильниками. Говорят, в миру искушений меньше, но представим себе человека, за которым гонится злодей. Предположим, он успел ускользнуть от него, но тот грозит ему издали кулаком со словами: «Смотри, только ты попадись мне».
Предположим, идет человек, и на него нападают целой толпой враги, бежать некуда, и вдруг, откуда ни возьмись, полк солдат бросается в защиту ему, и враги разбегаются с окровавленными физиономиями. Не правда ли, пожалуй, последний находится в большей безопасности, чем первый?
Так и в обители: хотя враг нападает сильнее, но близко есть благодатная сила Божия. В монастыре – труды, но и высокие утешения, о которых мир не имеет ни малейшего представления. Трудно положить начало благое, а когда оно уже положено, то затем становится легче и отраднее работать Богу окрыляемым надеждой на спасение.

Вот цель всей жизни земной – наследовать жизнь вечную, ту жизнь, где не будет труда, не будет воздыхания и никакой скорби.
Для достижения этой вечной жизни идут в монастыри. Впрочем, я никого не зову в монастырь и не говорю, чтобы спасение не было возможно и в миру. Только не могу не заметить, что взоры всех лучших людей устремлялись именно к монашеству. Не буду приводить мнения учителей Церкви, воспитавшихся в монастырях. Обращу ваше внимание на творения великанов светской литературы. Возьмем представителя протестантского народа, гиганта человеческой мысли, Шекспира, и посмотрим, что говорит он о жизни в миру. Устами героя одного из лучших своих произведений, Гамлета, так аттестует он мир:
«Мир – это старый сад, заросший сорной травой», – согласитесь, не очень лестная характеристика мира. А затем прибавляет, обращаясь к Офелии: «Офелия, иди в монастырь!»
Вот как отнесся Шекспир к миру и монастырю. Но иные говорят, что монашество не установлено Господом, что в Евангелии нет указания на него. Это неверно. «Кто может вместить, да вместит» (Мф. 19:12), – говорит Господь именно о жаждущих высшей духовной жизни.
Спастись можно и в миру, но высшее совершенство достигается в монастырях. И в Писании сказано: «Неженившийся заботится, как угодить Господу, а женившийся заботится, как угодить жене» (1 Кор. 7:32–33). Вот и разница между миром и монастырем. И снова повторяю – я не зову в монастырь, и в миру много путей, которые ведут к Богу. Вот, например, достопочтимейшая Елена Андреевна Воронова всю жизнь свою посвятила служению несчастным, отверженным людям, ездит по тюрьмам, утешает арестантов, служит им, беседует с ними и старается разбудить в них заглохшее чувство любви к Богу и ближним. Святое это дело, несомненно, и спасая других, и сама она спасается. Иные посвятили свою жизнь служению больным – и это великое дело. Иные учительствуют – тоже великое дело быть при детях, сеять в их сердцах семена Божией истины, насколько это в силах их, насколько они сами поняли и усвоили ее. А иные, может быть, не удовлетворяясь этим своим служением, захотят достичь высшего совершенства, порвать связи с миром и вступить в святую обитель – и исполнят это, если только их желание угодно Господу.

У художников в духе всегда есть жилка аскетизма, и чем выше художник, тем ярче горит в нем огонь религиозного мистицизма. Пушкин был мистик в душе и стремился в монастырь, что и выразил в своем стихотворении «К жене». И той обителью, куда он стремился, был Псковский Печерский монастырь. Совсем созрела в нем мысль уйти туда, оставив жену в миру для детей, но и сатана не дремал и не дал осуществиться этому замыслу.
Замечу вообще, что стоит кому-нибудь принять твердое решение уйти в монастырь, как сатана начинает против такого человека ряд козней. Отсюда прямо видим, что монашество для сатаны – вещь довольно неприятная. Конечно, про нас, монахов последних времен, нельзя сказать, чтобы мы имели особенно деятельную борьбу с врагом – какие уж мы монахи.
Но все же боремся, как можем. А в миру борьба эта давно забыта, сатана диктует законы миру, и он слепо идет за ним.
Не подумайте, что, говоря так, я вас зову в монастырь. Нет! Я хочу только сказать, что, и живя в миру, нужно не забывать Бога, не терять общения с Ним, а пока не порвана эта связь, не нарушено Богообщение – жива душа человека, хотя бы и впадала она в грехи.

Сижу я в храме, особенно в Предтечевом и Макарьевском, мир, тишина кругом, лампадки теплятся перед святыми иконами, бдение еще не начиналось. Тихо и чинно входят братия, молятся и молча садятся на свои места в ожидании службы. Какая мирная картина! Так хорошо здесь. А там, за оградой, – суета, пустота, хотя все бегают, о чем-то заботятся, все заняты. Это еще ничего. А может быть, сейчас где-нибудь происходят убийства, грабежи, ссоры, насилия, дикие оргии пьянства и разврата. Какое забвение Бога, существования души, загробной жизни! Прежде и я находился в этом круговороте: и жил, и мог жить такой жизнью! А теперь (как благодарить Господа, не знаю) я здесь, в тихом Скиту. Воистину дивно, как Господь оторвал меня от этого страшного чудища-мира.

Недавно я получил письмо от одного знакомого студента Московского университета. Он был прельщен спиритизмом, потом, по милости Божией, он бросил его. Господь избрал меня и Иванушку орудием в этом деле. Я уничтожал даже все вещи, употреблявшиеся при сеансах. Была привезена из Успенского собора святыня, отслужен молебен. Я думал, он уже твердо стал на ноги. Но, получив письмо, вижу, что он снова в ужаснейшей прелести: он сладостно молится, видит Самого Христа, видит кресты с Распятием и тому подобное.
Я показал батюшке Варсонофию письмо.
Страшное письмо, – сказал батюшка, прочитав его. – Мне подумалось, что Господь приездом вашим в Скит отвел вас и от него (студента). И прежде трудно было жить в миру, а теперь почти совсем невозможно. Или неверие и беспечность, или прелесть, если кто старается жить по вере. Благодарите Бога, что вы здесь.

Сострадаю вам в скорбях ваших среди неудобств и неустройства обители. Впрочем, ждите милости Божией, пока благоволит Господь изменить положение дел обители вашей. Един Он все знает и Един всем управляет или прямой Своей всесильной волей, или промыслительным попущением по причинам, Ему только известным вполне, людям же известным только отчасти, отчасти это за грехи наши и за жизнь, несообразную нашему званию. Сам Он через пророка Амоса говорит: «Бывает ли в городе зло, которое не Господь попустил бы?» (Ам. 3:6); зло – то есть бедствие. Также апостол Павел пишет: «Если же наша неправда открывает правду Божию… не будет ли Бог несправедлив, когда изъявляет гнев?» (Рим. 3:5). Думаю, помните вы сами церковную повесть: когда один святой пресвитер молился Богу, чтобы избавил от епископа, отягчавшего город разным неподобным нестроением, в ответ на его усердную молитву услышал глас: «Для этого города потребен был епископ еще худший». Мое грешное мнение: если бы каждый из членов, или по крайней мере, многие, составляющие общество ваше, вместо ропота обратились к Богу с усердным молением и исповеданием немощей своих и желанием впредь направляться к стезям монашества по силе и возможности, то скорее бы, кажется, благоволил всеблагой Господь изменить главную вину настоящей тяготы и неудобства и чрезмерной общей скорби. Советую вам, хотя и нелегко это, оставить человеческие наговоры и извинения и обратиться за помощью к Единому Богу Сердцевидцу, Единому, могущему все изменять и устроять так, как Сам знает, больше надежд и ожиданий человеческих. Святой Златоуст в письмах к Олимпиаде говорит, что Бог тогда только начинает являть Свою силу, когда оскудеют все человеческие соображения и готово явиться безнадежие. Да не будем, по слову апостола, «надеяться на самих себя, но на Бога, воскрешающего мертвых» (2 Кор. 1:9).

Чтобы работать только Христу, и в монастыри идут – великое это дело. Но вот часто случается – поступят в монастырь, а затем разочаровываются. Пишут мне: «Я надеялась найти в монастыре полный душевный покой, думала, что там я проникнусь молитвенным духом, а что выходит на деле? В монастыре такая же серенькая жизнь, как и в миру: зависть, интриги, сплетни... нет, не могу я переносить этого, что мне теперь делать?» Я отвечаю: «Терпи. Ты ошибочно думала о монастыре, что там только одна молитва; необходимо понести и досаду на сестер, чтобы омыться от приставшей духовной скверны». Снова пишут: «Батюшка, нестерпимо мне трудно, сестры восстают и возводят такую клевету, матушка игуменья тоже нападает, защиты найти не в ком». – «Молись за обижающих тебя, – говорю, – не игуменья нападает на тебя, а так нужно для твоей пользы». – «Не могу я молиться, – отвечает, – за тех, которые приносят мне столько огорчений и зла». – «Не можешь? Проси Господа, и даст тебе силу полюбить их».

Вы пришли сюда искать Бога. И все ищут Бога. Найти Бога – это цель монашеской жизни. Можно и жить в монастыре, да не быть монахом, ничего не достигнуть. Все ищут Бога. Вот и художники в области поэзии, живописи, особенно музыки, – все желают найти Бога. Да не так искали. Как искать Бога? Соблюдением заповедей, особенно смирением, поступать в монастырь. А они не хотели соблюдать заповеди, особенно не хотели смиряться, хотели пройти как-либо переулками, поближе, покороче. Знаете стихотворение Пушкина «Пророк»? Там он говорит: «В пустыне мрачной я влачился». Пустыня – это жизнь. Он это понимал, что жизнь – пустыня. Влачился, да прямо ползал всем телом. Далее: «И шестикрылый Серафим на перепутье мне явился». Затем Пушкин рисует картину посвящения ветхозаветного пророка. Кажется, говорится так, что он постиг и «Херувимов горнее стремленье и гад морских подводный ход». Ангелы чисты. Они только «о небесном мудрствуют». А у нас есть и «гад морских подводный ход». Эти два течения идут в нас параллельно. Но должно стараться только «о небесном мудрствовать».
Это не сразу достигается, а только ход морских будет все тише, и можно достигнуть того, что будет только одно «небесное стремленье», а те гады нырнут в бездну и исчезнут. Да, этого можно достигнуть. Вот я вам и говорю: смиряйтесь и смиряйтесь.

Не думайте, что сразу можно на небо взлететь и мертвецов воскрешать! Нет, сначала нужно упражняться во внешнем монашестве, перешагнуть его, а приступать сразу ко внутреннему нельзя, нужно потерпеть всякие скорби, унижения и озлобления и внутри себя от диавола, и извне от неразумных собратий. Сначала нужно пройти весь искус. Иногда даже будете чувствовать отвращение и ненависть к монашеской жизни. Нужно испытать борьбу со страстями, стяжать смиренное о себе мнение и многое другое. Внешнее монашество – это упражнение в подвигах: пост, бдение, сюда же относится исправное по внешности посещение церковных служб, трезвенность и прочее. А внутреннее монашество – это борьба со страстями, очищение сердца.

Когда я был еще в миру, то имел товарища, относящегося скептически к монастырям: «Не понимаю я, для чего это люди, особенно иноки, сидят поодиночке в келье, удаляются от людских взоров?»
Между тем этот человек был монахом в душе. Душа его была чистая, возвышенная. Поэт и музыкант, он имел особенную способность произносить стихи, как никто другой. Музыка была его страстью. Бывало, рассказывает нам что-нибудь и вдруг воскликнет: «Нет, я не сумею объяснить этого словами, а вот это что!» – и сядет к роялю, закинет голову и сыграет импровизацию.
– Поняли? – спросит потом.
Часто и не поймешь его, но он не изменял своей системы объяснения. Сама квартира его была обставлена со вкусом и небанально, и не было в ней диванов со столом перед ними и креслами по бокам, но все было красиво, изящно и оригинально, как незауряден был и ее обитатель. Душа его всегда питалась высокими идеалами и далека была от всякой житейской прозы. Отвергая сначала монашество, он нашел полное удовлетворение своих высоких стремлений именно в монастыре, на Афоне, куда он ушел, оставив все в мире.

Святой апостол Павел говорит: «Старайтесь иметь мир со всеми и святость, без которой никто не увидит Господа» (Евр. 12:14). И еще: сделалось мне известным о вас, братия мои, что между вами есть споры.« Я разумею то, что у вас говорят: «я Павлов»; «я Аполлосов»;
«я Кифин»; «а я Христов». Разве разделился Христос? разве Павел распялся за вас? или во имя Павла вы крестились?»
(1 Кор. 1:11–13). Этими словами апостол Павел упрекает как тех, которые отвергают духовное отношение к наставникам и прямо хотят относиться ко Христу, так и тех, которые при духовном отношении делятся на партии, нарушая этим взаимный мир, и единодушие, и единомыслие, заповеданное Самим Господом и апостолами, которые, устраняя взаимное роптание как делящихся, так и не делящихся и предотвращая происходящий от этого общий душевный вред, увещевают всех к взаимной любви.

Наша святая обитель привлекает к себе многих богомольцев, и часто слышится такое мнение, что, побывав раз в Оптиной, стремятся туда всей душой. Не имеет наша обитель ни чудотворных икон, ни прославленных мощей, но здесь, кажется, вся земля полита кровью и потом святых старцев, и молитвы их низводят благодать на души верующих. Нигде в другом месте этого нет. Даже наш Владыка, посещавший как епископ многие обители, всегда выражался, что в Оптиной что-то особенное.
В России немного скитов, но скитов десять будет, и у нас единственный скит, где, например, в храме очень редко бывает кто-либо из посторонних, и то лишь за обедней. Утреню мы всегда совершаем только своей скитской братской семьей.
Сильное впечатление производит наш скитский храм на посетителя: тихое пение старинного напева, умилительная служба, безлюдье, иноки – каждый имеет свое определенное место.
Особенный и звон скитских колоколов – тихий, пустынный. Один благочестивый человек пожертвовал нам однажды колокол в 150 пудов, но он не подошел к скиту и был снят. У нас самый большой в 39 пудов.
Слава Богу, что в нынешний век, век неверия и полной разнузданности нравов, есть еще на Руси святые места, тихие пристанища для хотящих спастись.

Недавно, когда я провожал батюшку ко бдению в монастырь, мы, по обычаю, зашли на могилки старцев. Поклонившись старцам, батюшка, указывая рукой на памятник, стоящий прямо за главным алтарем Введенского храма, сказал мне:
- Я рассказывал вам об этом памятнике?
- Нет, – отвечал я.
- Ну, так вы напомните как-нибудь мне, я вам расскажу.
Так вот недавно я и напомнил батюшке, и он мне рассказал следующее:
«Давно еще, кажется, при батюшках Льве и Макарии это было. Однажды приехала молоденькая девушка, именем Варвара, красавица собой. Ей очень понравилась Оптина. Но все-таки нужно же уезжать, и она поехала со своей матерью из Оптиной. Едут, а по дороге из Козельска несут на кладбище гроб. В гробу лежала молодая девушка. Тогда был обычай, едва ли он теперь сохранился, что девушку на кладбище всегда должны нести тоже девушки. С этой целью, когда умирала девушка, собирали отовсюду девушек, одевали в белые одежды, украшали цветами, тоже белыми. Они все вместе брали на руки гроб, тоже белый и украшенный белыми цветами, и несли его сами на кладбище. Так вот такая похоронная процессия и встретилась на дороге этой девице Варваре. Она, полная восхищения от этой картины, воскликнула: "Вот счастливая! Вот счастливая!"
Мать удивилась этим восклицаниям и говорит: "Что ты, глупая! Я тебя повезу в Москву и Петербург. Там ты будешь у меня первой красавицей на балах".
Но дочь не слушает ее, пораженная этой белой похоронной процессией.
Приехали они домой, но чистая девушка почувствовала себя чужой среди блеска и роскоши и захотела опять в Оптину. Наконец, отпросилась и поехала. В Оптиной она попостилась, приобщилась и собралась было уже ехать домой. Села в тележку и поехала, но когда стала спускаться к Жиздре, лошадь вдруг понеслась и прямо в Жиздру. И когда выловили девушку, она уже была мертвая. Собрались на совет старцы, что делать и где хоронить эту девушку, и решили похоронить ее за главным алтарем, дав ей первое место во всей Пустыни за ее великую любовь к Оптиной. Вот какая эта девица Варвара». Видите, как Бог слышит молитву и видит восторг чистой невинной души, не огрубевшей в земных удовольствиях. Она сочла только счастьем, а Господь уже исполняет ее желание.

Как видно из письма вашего, что предлежит вам быть в доме родителей. Бог да благословит тебя! Конечно, каждого, а следовательно, и тебя, жителя мира, будут отвлекать от благочестивого пути единственного самоотвержения, на которое взывает тебя Отец Небесный, и не только развлекать, но они преследовать тебя будут, а может быть, и угнетать. Так что это требует терпения, долготерпения и великодушия. Итак, старайся доказать твое усердие к Богу не состязанием, но смирением, молчанием, кротостью и благоговением. Сердце твое посвящай Богу, чувства храни, внимай и надейся, будь непоколебима произволением, и Всемогущий Бог о тебе устроит лучшее… Ты еще не монахиня и не совершенно вступившая в образ монастырской жизни, хотя, впрочем, уже имя твое записано в число таковых– Богом мира и Отцом щедрот. Повторяю тебе, что должно, кажется, тебе претерпеть искушения от родственников, но будь готова, и Бог тебя не оставит. Убеждай их более благосклонностью отпустить тебя в монастырь…
Сохраняй и созерцай более молитвы, ибо они есть священнейшее средство к получению духовных успехов и даров Вышнего и сокровище преданности к Богу. Размышляй также о любви и милосердии к нам Иисуса Христа Господа, ибо ты хочешь навечно с Ним соединиться и царствовать в дому Отца Небесного.

А что ты желаешь затвора, то этого не одобряю и не соизволяю на это; затвори двери ума и сердца от возношения, а уста и язык от многословия, брани и осуждения. Рукам не давай воли простираться на биение, приими совет желающих тебе пользы душевной – вот и затвор твой совершится, не имущий ни единой прелести и уловки вражией.

Полагаете, что в уединении вы спокойны будете. Но этот ложный покой-то вас и обманул. Я вам представлял, что для вас всегдашнее уединение вредно: оно приносит только о себе мнение, а после и смущение. Вы не такого еще устроения, как были святые мужи, победившие страсти и удалившиеся для созерцания высших таинств духовных, вы требуете еще обучения себя с людьми, исполнением заповедей Божиих, через что вы, видя немощь свою, должны невольно смиряться и приносить покаяние – и сподобитесь милости Божией, а в уединении вы ничего не видите за собой, кроме исправлений своих, а какая же за это награда.

Пишешь, что N. во время поста находится в церковном затворе, а я и в пост и не в пост постоянно нахожусь на людском соборе и сборе и чужих дел на разборе.
Пишешь и ты, что мое положение исключительное. А в заведениях исключают неспособных. Вот, видно, и меня, как неспособного к уединению, судьба исключила и вринула в молву людскую. Хотя сказано Господом в Евангелии: Милости хочу, а не жертвы (Мф. 9, 13), но к тому прибавлено: «Сие творите и оного не оставляйте» (ср.: Мф. 23:23), оного, то есть заботы о собственной душе, о собственном спасении.

Один прозорливец видел в видении пустынника-странноприимца, больного и послушника. У послушника на шее был золотой обруч или цепь. Прозорливец спросил, почему такая честь больше всех послушнику. Ему в ответ сказано: «Пустынник хотя и много трудился, но по своей воле и по своему желанию, а послушник жил в отсечении своей воли и своих желаний и благих». Ты думаешь в уединении обрести покой, но весьма ошибаешься. Святой Григорий Богослов ради гонений и смут оставил должность епископа и в уединении испытал великое томление.
Антония Великого в уединении бесы избили так, что он два дня был как мертвый. Поэтому святой Иоанн Лествичник советует лучше иметь борьбу с людьми, нежели с бесами, потому что люди хотя иногда ожесточаются и не покоряются, а потом опять смягчаются и повинуются. А бесы никогда не перестают против нас злобствовать и неистовствовать.

Объясняешь свою скорбь касательно неимения своей кельи и касательно неудобств жить в чужих кельях в многолюдстве. С одной стороны, справедливо: так, в такой тесноте, как ты живешь, действительно жить неудобно, но с другой стороны, скорбь твою – до изнеможения душевного – нельзя ни одобрить, ни назвать правой. Если мы желаем наследовать Царствие Того, Который во время земной жизни не имел, где главы подклонити, то основательно ли поступаем, малодушествуя до изнеможения касательно внешних неудобств.
Тогда как ими-то и через них-то очищается грешная душа наша, как в печи. Хотя я лично тебе говорил, как много ты себя повредила безрассудным желанием, но и теперь замечаю, что ты до сих про доверяешься руководству влекущего желания, по-видимому мнимо благого, но все-таки безрассудного и противоречащего отеческим писаниям, в которых говорится, что желающий уединенной жизни наперед должен обучиться среди людей терпению, смирению, незлобию и долготерпению от оскорблений,и уничижений, и от неудобств, и прибавлено, что иначе не бывает. Святой Иоанн Лествичник говорит, что безмолвие тела есть благообразие чувств внешних, а безмолвие души есть благообразие помыслов. Этому безмолвию и старайся обучаться. Сестрам, где ты живешь, можешь сказать так: «Если вы желаете, чтоб я у вас жила, то побольше молчите и без крайней надобности не рассказывайте разных россказней и не делайте неуместных вопросов. Будем лучше помолчаливее жить, внимая каждая своей совести со страхом Божиим. Если же иначе, то я долго не могу у вас пробыть».

Уединение тебе не только не будет полезно, но и может усилить душевный твой вред со стороны прелести вражией. Святой Исаак Сирин в 30-м Слове пишет:
«Не всякое доброе желание бывает от Бога, но впадает подобное желание и от диавола, такое не приносит пользы, но враг поставляет сеть». Ты во всю жизнь свою увлекалась мнимо благим и безрассудным желанием и оттого повредила себя душевно и телесно. Святой Симеон Новый Богослов, когда пишет о первом образе молитвы, говорит, что повредившиеся прелестью вражией по причине сожития с другими не впадают в помешательство ума, которому подвергаются уединенные. Святой Лествичник пишет, что безмолвие есть благоустроение нрава и благочиние чувств и помыслов. Об этом безмолвии позаботимся и живя с другими, по слову апостола: «не высокомудрствуйте, но последуйте смиренным» (Рим. 12:16).

В первом письме писала ты, что взяла келейницу, но что она во многом тебя затрудняла и стесняла, а во втором письме пишешь, что она уже ушла от тебя. Но сама видишь, что с келейницей одни неудобства, а без келейницы другие неудобства. Особенно в случае болезни или изнеможения тебе невозможно обходиться без келейницы, как самое дело показывает. Что бы с тобой было, если бы 13 августа в Киеве ты была одна без келейницы? Одной можно бы тебе душевно повредиться.
И вообще сказано в Писании: Двоим лучше, нежели одному… Горе одному, когда упадет, а другого нет, который поднял бы его (Еккл. 4, 9–10). Высочайшим образцом безмолвия был Арсений Великий, но и он в своем уединении имел при себе двух человек, Александра и Троила. Как же нам, немощным душевно и телесно, жить одним? Разве мы выше Арсения Великого.

Необходимо углубляться в себя, в свой внутренний мир, т.к. в нем таится источник утешения. Ученые для отдыха уезжают за границу, под южное небо Сицилии, а мы углубимся в свое сердце, в котором заключается целый чудный мир, может быть, многим неизвестный. Но как войти в него? Единственный ключ есть Иисусова молитва, которая открывает нам дверь в этот мир. Но чтобы углубиться во внутренний мир, необходимо уединение. Некоторые святые для обретения уединения бежали в глубочайшие пустыни и оставляли всех и вся, чтобы только упражняться в Иисусовой молитве. Известный подвижник Лука Элладский, подвизавшийся сначала в одном из греческих монастырей, бежал в пустыню для усовершенствования в молитве, т.к. постоянные толпы народа, приходившего за советом и утешением, мешали ему сосредоточиться. Поступил он подобно Арсению Великому, который был научен Самим Богом: «Бегай людей – и спасешься». Является вопрос: законно ли поступил Лука, оставив народные массы для спасения только своей собственной души? Вполне законно. Ученые, чтобы издать какой-нибудь научный труд, удаляются от общества и углубляются в свою работу. Ученик, приготовляясь к экзамену, уходит в отдельную комнату, а если нет таковой, то часто, закрыв уши, чтобы не слышать чего-либо постороннего, зубрит свои предметы; не тем ли более святой для приготовления себя к вечной жизни имеет право на уединение? И удаляется он от людей не из ненависти к ним, не по эгоизму, но и там, в пустыне, служит тому же миру молитвой о нем ко Господу.
Одному схимнику явилась однажды Матерь Божия и спросила его:
– Кто ты такой?
– Я грешнейший и недостойнейший раб Твой, Владычица, – ответил он.
– Но какое твое звание?
– Я схимник.
– А что значит – схимник? Старец затруднился ответить.
Тогда Сама Владычица Матерь Божия объяснила ему:
– Схимник – есть молитвенник за весь мир.
Итак, святые, удаляясь от людей, не перестают любить их и молитвами своими отвращают от грешных гнев Божий.

Когда я еще жил в миру, товарищи называли меня идеалистом. Бывало, придут звать меня куда-нибудь:
– Устраивается пикник. Целой компанией едем за Волгу, с самоваром и закуской. Будет очень весело!
– Сколько же это стоит?
– По десять рублей с человека.
Вынимаю деньги и отдаю за себя, чтобы не получить упрека, что уклоняюсь из корыстных побуждений, а потом, в день пикника, заболеваю некоей политической болезнью и остаюсь дома. Вечером иду на берег Волги. Луна. В городском саду играет музыка. Я хожу один, любуюсь красотой ночи – хорошо мне! А наутро товарищи говорят:
– Был он?
– Нет, не был.
– Ну, конечно, рукой махнул, ведь он у нас идеалист!
Идеалист, этот-то идеалист и привел меня, в конце концов, сюда, в скит.

Что вам согласно с истинными преданиями святых отцов заповедала М. во время шестопсалмия не креститься – это советую вам хранить, и потому более этот завет должно наблюдать, что всецело согласен с советом божественных богодухновенных отцов наших; пусть кто как хочет, так и мудрствует об этом и вас осуждает, таковое осуждение, по неведению их, не важно, а заповедь – душеспасительна. Если же кто вас спросит, почему вы не подражаете им, то благосклонно можете отвечать, что этого истина требует: пусть посмотрит в Триоди Постной и в Уставе об этом, а более того заповедала всем старица.

Да не смущаются сердца наши и да не устрашает нас строгость уставов нашей Святой Православной Церкви! Всего более же дерзайте, дерзайте, люди Божии! Все это не должно вести нас к безнадежию нашего спасения, а напротив, должно возбуждать души наши к сокрушенному и смиренному покаянию перед Господом во грехах наших, пока еще не затворены для нас двери милосердия Его. Ибо, по слову Псалмопевца, «сердце сокрушенного и смиренного Бог не презрит» (Пс. 50:19). И чем смиреннее и самоосужденнее будет молитва, тем она благонадежнее и благоуспешнее.

Для заглаживания тяжких грехов и для получения блаженства в жизни загробной нужно все переносить с благодарностью Богу. Люди в землянках жили – не скорбели. Это тебя бес гонит из монастыря? Хочет погубить все твои труды долголетние – не слушай его, разбойника! Частой исповедью и примирением успокаивайтесь с сестрой. Ежели ты с сестрой родной жить не можешь, то и с Ангелом в раю, похоже, что не уживешься – по гордости. Куда ты из монастыря пойдешь – ведь скоро умрешь?! Потерпи.

Один богатый купец имел сына, и этот сын поступил в одну из святых обителей, но не ужился в ней и ушел в мир: то есть из царских чертогов в вонючее болото. Женился и жил с женой и детьми в своем доме. Но уже вскоре после ухода из обители он понял, чего лишился, но было поздно. И вот однажды удалось ему как-то достать у какого-то старьевщика старый рваный подрясник послушнический. Принес он подрясник домой. В большие праздники он удалялся в самую дальнюю комнату-молитвенную, надевал этот подрясник и предавался горькому плачу, вспоминая свое житие в святой обители.