Святые «О нерадении»

Охлаждение... сердца много имеет причин. Главные из них — самодовольство и самомнение.

Пока нерадит человек о себе самом, дотоле думает в сердце своем, что он друг Божий.

Кто нерадив во время жатвы, у того не будет обилия в доме. И кто теперь небрежен, тот во время воздаяния останется без утешения.

Нерадение и расслабление, обессиливающие труды, сопротивляются добродетели, обнаруживающейся в делах...

Человек, проводящий в нерадении дни свои, сам себя обманывает, вовсе не помышляя о благах, какие уготовал Господь праведным, и о наказании, уготованном грешным.

Какое же останется нам оправдание, если мы, после того как столько уже совершено для нашего спасения, сами сделаем все это бесполезным для нас, и своим нерадением о том лишимся спасения?

...Люди, невнимательные к самим себе, легко впадают в пороки, хотя имеют правую веру.

Если будем нерадивы, то и легкое покажется трудным.

Смотрите, никто да не будет нерадив, потому что пришествие Христово внезапно, как страшная молния.

Пренебрегающий заботами о вечном – безумец. Другие стараются тело, которое скоро превратится в прах, лечить и хранить целым, но о бессмертной душе нерадят, не хотят знать ее немощи и исцелять их словом Божиим. Другие иное замышляют и делают, но о том, что «одно только нужно», по учению Христову (Лк. 10, 41), не заботятся. Все они и подобные им поступают, как тот, кто хранил бы полушку в сундуке, но нерадел о тысяче червонцев; или тот, кто нерадел бы о горящем доме и имуществе, а выносил бы из него мусор, чтобы не сгорел; или тот, который тонет в воде, но, не заботясь о себе, старается сохранить свои вещи. Если бы кто подобное увидел, непременно посмеялся бы безумию таких людей, ибо нужно беречь то, что нужнее и лучше, а не то, что хуже. Так смеха или, скорее, сожаления достойны те люди, которые заботятся о временной и скоро погибающей пользе, но не заботятся о вечном спасении души, которое «одно только нужно».

Не ленись в деле Божием и не унывай, но подвизайся, трудись, ибо ныне у тебя жатва, ныне торг и купля: жни, покупай, чтобы не быть жестоко осужденным, если окажешься ничего не имеющим, чтобы не быть чуждым Божией благодати. Получивший талант в евангельской притче не растратил его, но и не умножил, и потому услышал: «лукавый раб и ленивый... надлежало тебе отдать серебро мое торгующим, и я, придя, получил бы мое с прибылью» (Мф. 25, 26, 27). Ты же не только не умножил, но из-за своей лености и безразличия все погубил. Что же ты скажешь в день Страшного Суда, когда во всем подробно будешь испытан? Смотри же за собой со вниманием. Итак, не закапывай данного тебе таланта в землю лености и безразличия, но старайся, трезвись, бодрствуй. Огонь к огню, теплоту к теплоте непрестанно прибавляй, чтобы, умножив и усугубив данное тебе, ты мог в тот день с дерзновением сказать Господу: «вот, другие пять талантов я приобрел на них». От Господа же услышишь сладостные слова: «добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего» (Мф. 25, 20–21).

Как величайшей опасности нужно избегать знакомства с тем братом, который живет нерадиво...

...Какое будет несчастье, если тварь, для тебя призванная к бытию, преобразится в свободу славы чад Божиих, а мы, бывшие чадами Божиими, по вине которых тварь насладится тем великим блаженством, будем посланы за великое нерадение на гибель и в геенну.

В душе, если она небрежет о добродетели, легко расхищаются добрые качества.

Нерадение для подвижников бывает причиной многих зол, мало-помалу отвлекая от духовной жизни, охлаждая горячность веры и приучая служить удовольствиям, как господам, потому что не позволяет помнить о будущих воздаяниях по исшествии из этой жизни.

Некий пресвитер из Келлий, имевший дар прозорливости, однажды, идя в церковь для совершения Божественной службы, увидел вокруг келлии, в которой жил один брат, множество демонов, принявших образы женщин и другие соблазнительные образы. Они говорили непотребности, насмехались, ликовали. Старец, вздохнув, сказал в себе: «Этот брат предался лености, и потому лукавые духи окружили его – и играют им». Совершив Божественную литургию, на обратном пути он зашел к брату в келлию и сказал: «Брат! Я имею скорбь, но верую Богу, что Он избавит меня от скорби, если ты сотворишь молитву обо мне». От этих слов брат пришел в умиление и сказал старцу: «Отец! Я недостоин молиться о тебе». Но старец начал упрашивать его: «Не уйду от тебя, пока ты не дашь мне. слова творить по одной молитве за меня каждую ночь». Брат обещал исполнить требование старца. – Так поступил старец, желая ввести его в начало богоугодной жизни и приучить его совершать молитвы при наступлении ночи. В первую же ночь брат встал, чтобы сотворить молитву о старце. По окончании ее он умилился и сказал себе: «О окаянная душа! О старце ты совершила молитву, а о себе почему не молишь Бога?» – и немедленно сотворил и за себя одну молитву. Так он провел всю неделю, творя одну молитву за себя, а другую за старца. В воскресный день старец, идя в церковь, опять увидел демонов, стоящих вне келлии брата и поскучневших. Старец понял, что молитва брата привела в скорбь бесов. Он вошел к брату и упросил его присовокупить к первой молитве за него и вторую на каждую ночь. Брат сотворил две молитвы о старце и опять, смирившись, сказал сам себе: «О окаянная душа! Приложи и за себя другую молитву». Так провел он всю неделю, совершая по четыре молитвы за каждую ночь. Опять пришел старец и увидел бесов унылыми и молчащими. Поблагодарив Бога, он вошел к брату и сказал ему, чтобы он прибавил еще одну молитву за него. Брат прибавив молитву за старца, прибавил и за себя и совершал каждую ночь по шесть молитв. И опять пришел старец к брату. Тогда бесы разгневались на старца за спасение брата, а старец, прославив Бога, вошел к брату и научил его не лениться, но непрестанно молиться Богу. После этого старец возвратился к себе, а демоны, видя, что брат непрестанно молится и подвизается, отступили от него, будучи изгнаны Божией благодатью.

Нерадивый, если и слушает Писания, возвещающие о будущих наказаниях по смерти, то принимает сие без всякого чувства, как будто наказания назначены кому другому, а сам он не подлежит обвинению.

Когда сердце со жгучей болью принимает бесовские стрелы... – это знак, что душа стала истово ненавидеть страсти. И это есть начало ее очищения. Ибо если она не потерпит великих болей от бесстыдства греха, то не сможет потом сильно порадоваться и благотворности правды. После этого желающий очистить свое сердце да разогревает его непрестанной памятью о Господе Иисусе, имея это одно в мысли и непрестанном духовном делании. Ибо желающим сбросить с себя свою гнилость не так следует вести себя, чтобы иногда молиться, а иногда нет, но всегда нужно упражняться в молитве соблюдением ума, хотя бы ты жил далеко от молитвенных домов. Подобно тому, как если очищающий золото хоть на короткое время оставит горнило без огня, то руда опять затвердеет, так, если подвижник то памятует о Боге, то нет,– все, что он приобретает молитвой, он теряет прекращением ее. Но склонному к добродетели свойственно памятью о Боге переплавлять сердце, чтобы при постепенном сгорании зла в огне благого памятования душа с полной славой совершенно восстановила свою естественную светозарность.

Если злой помысл, усиливаясь ввергнуть тебя в нерадение, станет представлять тебе, что для стяжания добродетели, которую возлюбил ты и возжелал иметь, неизбежно тебе поднять величайший труд, и притом многие дни, что враги твои сильны и многочисленны, а ты один и немощен, что тебе надлежит сделать много, и притом великих дел, чтоб достигнуть такой цели, если, говорю, помысл нерадения станет представлять тебе все такое, не слушай его, а, напротив, так представляй себе дело, что, конечно, надо делать тебе дела, но не много, что и труд надлежит тебе подъять, но очень малый и немногие дни, что и врагов встретишь, но немного, а только одного какого, и этот, хоть против одного тебя и силен был бы, но при помощи Божией, которая всегда присуща тебе ради великого твоего на нее упования, ты несравненно сильнее его. Если будешь так поступать, то нерадение начнет отступать от тебя, вместо же него, под действием благих помышлений и чувств, начнет входить в тебя мало-помалу тщаливая о всем должном ревность и завладеет, наконец, всеми силами души твоей и тела твоего. Таким же образом поступай и в отношении к молитве <...>
Так и во всем поступай, и ведай, что если ты не возьмешься за разум и не станешь так поборать чувств притрудности и обременительности, какие представляет тебе враг, от предлежащих тебе должных дел, то нерадение совсем, наконец, одолеет тебя, так что ты не только тогда, как будет предлежать тебе какой-либо труд, но и когда еще он далеко впереди видится, будешь чувствовать, как будто у тебя гора на плечах, будешь тяготиться тем и мучиться, подобно невольникам, в безвыходном  невольничестве состоящим. Так и во время покоя не будешь ты иметь покоя и без дел будешь чувствовать себя обремененным делами.

Бог не будет снисходительно переносить нерадение тех, о которых Он Сам столько заботится.

Как страдание и смерть Христа, так и Воскресение и Вознесение Его ничем не помогут тем христианам, которые живут нерадиво и не восстали от душевной смерти: «Встань, спящий, и воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос» (Еф. 5, 14).

В <нерадивом>... лукавый приводит в действие всякого рода плотские похоти, а он не в состоянии заметить сего... потому что похоть, поселившись в уме его, омрачила очи его.

Нерадением увеличивается небоязненность; следствием того и другого бывает навык; а навыкшие худому с трудом оставляют оное; потому что всегда следует за сим повреждение духовного плода.

«Очисти прежде внутренность чаши и блюда, чтобы чиста была и внешность их» (Мф. 23, 26). Внешнее поведение у нас в общежитии всегда почти исправно: боимся, суда людского и сдерживаемся. Если же и внешне предаются порокам, то это уж последнее дело – значит, всякий стыд потерян. Но при исправности видимого поведения не всегда бывает исправен внутренний строй мыслей и чувств. Там дается полная свобода самоугождению, которое наружно и удовлетворяется, насколько это сносит людской глаз и насколько можно прикрыть от него свои дела. Это точь-в-точь гроб раскрашенный. Вместе с тем внутренняя нечистота делает нечистым и внешнее. Очисти же это внутреннее, тогда и внешнее станет чисто, и весь будешь чист, сделаешься сосудом, годным на всякое доброе употребление домовладыки. Дивиться надо, отчего это внутреннее остается в пренебрежении; ведь погибели себе никто не хочет. Верно, враг держит такую душу в ослеплении; что это ничего, лишь бы явных грехов не было, или учит ее откладывать на завтра главное дело: завтра займемся собою серьезно, как следует, а ныне пусть душа усладится страстными мыслями и мечтами, если не делами. Поостережемся, как бы не состариться в этом настроении, и как бы исправление для нас не стало таким же невозможным, как переучивание старика.

Воспротивимся диаволу и сотворим с ним брань, облачившись в оружия нашего возрождения, то есть, прежде всего, в самую правую веру, упование будущих благ и нелицемерную любовь. В этой духовной броне низложим три лукавые ухищрения врага, то есть небрежение, неведение и леность,– эти лукавые и тонкие его замыслы, которыми он ввергает в гибель род человеческий, особенно тех, которые внимают его лукавым советам. Эти три замысла его зловреднее всех, потому что весьма тонки, неприметно вкладываются в нас, и мы не думаем, что делаем плохо, предаваясь этим порокам.

Часто случается испытывать идущим путем Божиим, как отходят и пересекаются в них святой мир, сладкое уединение внутреннее и любезная свобода, а иной раз от движения сердца поднимается внутри такая пыль, что от нее не видно бывает пути, по которому следует идти. Когда и тебе случится испытать что подобное, ведай, что сие попускает тебе Бог во благо тебе. Это-то и есть та брань, за которую святые Божии увенчались светлыми венцами. Стой же мужественно, воспоминая сие во встретившем тебя испытании. И при этом, как и во время всякого другого смущения, воззревши ко Господу, говори Ему от сердца: «Господи Боже мой! Призри на раба Твоего, и да будет на мне воля Твоя. Ведаю и исповедаю, что истина словес Твоих тверда и обетования Твои неложны. И на них уповая, стою я не колеблясь на пути Твоем». Блаженна душа, которая предает себя таким образом Господу всякий раз, как испытывает смущение и тяготу! И если, несмотря на то, брань упорно стоит, и ты не можешь так скоро, как бы хотелось, согласовать и срастворить волю свою с волей Божией, не скорби и не малодушествуй, но продолжай предавать себя Богу и преклонись благодушно пред определениями Его, — и сим победишь. Смотри, какую брань держал Христос Господь в саду Гефсиманском, когда человечество Его, сначала ужасаясь чаши, взывало: Отче, аще возможно, да мимоидет Мене чаша сия (ср.: Мф. 26, 39); а потом, возвратясь в себя и вложив душу Гною в руки Божии, полною и свободною волей, в глубочайшем смирении изрекло: обаче не якоже Аз хощу, но якоже Ты (ср.: Мф. 26, 39).

...Если сами мы нерадим, а всю надежду спасения нашего возлагаем на них одних <праведных>, тогда нам не будет от этого лучше, не потому, чтобы праведники были бессильны, а потому, что мы собственным нерадением губим себя.

...Те, которые ради телесного и житейского нерадят о делах духовных и уклоняются от них, терпят великий и постоянный урон, не разумея и не в состоянии... вместить умом Божественного изречения: никтоже возложь руку свою на рало и зря вспять, управлен есть в Царствии Божии (Лк. 9, 62).

Если жившие до закона, по внушению только природы, достигли столь высокой добродетели, то что можем сказать мы, которые... после пришествия Христова и после бесчисленных чудес так далеки от добродетели?

Без гнили не разводится червь и не истребляется без тщательного присмотра. Без нерадения не  зарождается небрежность, и не искореняется она без рачительности.

Говорит человеколюбивый Господь: «Се, стою у двери и стучу» (Откр. 3, 20). Он, как благой и человеколюбивый, хочет и ищет нашей пользы, а не Своей, нашего блаженства, а не Своего... Но беда и грех человеческий в том, что этого великого, дорогого небесного гостя человек не слышит. Он приходит и стучит в дверь каждого, но бедная душа, оглушенная шумом любви к миру сему, шумом различных плотских прихотей, не слышит Его сладкого голоса. И так человеколюбивый Иисус, постояв при дверях и ничего не добившись, уходит.

Говорящий: что за важность, если я увижу или услышу то или другое, подобен слепому, который, куда бы ни ввели его и откуда бы ни вывели его, не видит света. Малое облако, нашедшее на солнце, пресекает действие и света, и его тепла; поймите из этого примера действие мелочей на подвижника – этого не понимают не знающие существа монашеской жизни.

Когда инок пренебрежет молитвой, безмолвием, постом... тогда враг, видя его обезоруженным, нападает на него и легко поражает.

...Когда мы нерадивы, то хотя бы и никто не советовал и не соблазнял, мы сами собою стремимся к нечестию.

Как ходящему по натянутому канату нельзя допускать ни малейшей небрежности, потому что малый промах приводит к великому бедствию: промахнувшись, он тотчас падает и погибает, так и нам непозволительно нерадение.

Будьте внимательны к себе, чтобы, преуспев, не впасть кому в самонадеянность и, вознерадев, не утратить безмерного мздовоздаяния.

Леность... есть повод к злу и корень зла. Ведь всякому злу научила праздность.

Если же жившие до закона от... нерадения мало-помалу погрязли в самой глубине зла, то помысли, что потерпим мы, призванные к большим подвигам, если со всей тщательностью не будем обращать на себя внимания и не угасим искры зла, прежде нежели воспламенится целый костер.

Нечистые демоны привыкли пребывать при тех и тех более тревожить, кто расслабляет себя леностью и нерадит о молитве.

Ленивый на доброе осуждается с диаволом и ангелами его.

Нерадение, зародившись, мало-помалу увлекает не внемлющего себе в ров погибели.

Что значит «трость надломленная» и «лен курящийся» (Мф. 12, 20), и в каком смысле кто-нибудь одной «не переломит» и другого «не угасит»? Трость надломленная, как думаю, есть тот, кто в какой-нибудь страсти исполняет заповедь Божию. Его надо не преломлять и не отсекать, но более исцелять, как и Господь научил: «Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас» (Мф. 6, 1); и как заповедует апостол: «Все делайте без ропота и сомнения»; и в другом месте: «ничего не делайте по любопрению или по тщеславию» (Флп. 2, 14 и 3). А «лен курящийся» – исполняющий заповедь не с пламенным желанием и не с совершенным старанием, но с леностью и расслаблением; и его не надо останавливать, а более побуждать напоминанием о судах и обетованиях Божиих.

...Кто предается нерадению, тот нисходит в бездну пагубы.

...Нерадение, начавшись чуть заметно, проникает все и ядом своим поражает не только волю, вселяя в нее отвращение от всякого труда и от всякого духовного делания и послушания, но ослепляет и ум, не давая ему узреть всю неразумность и лживость помышлений, на коих держится такое настроение воли, и не допуская его представить сознанию те здравые суждения, которые были бы сильны подвигнуть эту разленившуюся волю, сколько можно скорее и со всем усердием исполнить должное дело, не отлагая его до другого времени. Ибо не довольно делать дела скоро, но должно каждое дело делать в свое ему время, какое требуется по свойству его, и со всем вниманием и тщанием, чтоб оно явилось в возможном совершенстве.

Где представляется житейская выгода, там мы охотно решаемся терпеть все, будет ли то тяжкий труд или другое какое-либо затруднение, будет ли угрожать нам стыд или наказание, временное и даже вечное. А для своего спасения, для того чтобы приобрести себе благоволение свыше, мы слабы, нерадивы, расслаблены.

...Кто, получив силу жительствовать по закону Христову, предается нерадению и не творит воли Божией, со стороны того требуется великое удовлетворение чрез понесение должного наказания <церковной епитимии>, чтоб исправление его соответствовало мере греха его; причем потребно излияние стольких слез, сколько было воды в купели, в которой он крестился; потребно также усердно умолять Господа, да продлит ему жизнь, чтоб иметь время уврачеваться и не умереть неуврачеванным и не пойти за то в муку вечную. Ибо кто может поручиться, что смерть подождет, пока он уврачуется? Здесь в этой жизни только уместны врачевательные епитимии.

Смотри, чтобы под предлогом послушания, или келейного занятия умственным подвигом, или даже мнимой немощи, не подействовали тайно и с оправданием козни диавола, который ненавидит молитву как мать добродетели.

Если предадимся беспечности, то и сами подвергнемся великому наказанию, и другим дадим повод к соблазну.

...Бога убойтеся, чада мои, и долгого вашего подвига, и блаженного труда не губите каким-либо нерадением.

Горе тебе, душа! К какой ты призвана чести человеколюбием Божиим и какое получишь место за свое нерадение. Горе тебе, потому что Он привлек тебя в духовный чертог, а ты отвергаешь эту славу.