Гордость

Гордость есть причина первоначального падения и главное начало болезни. Гордость через Люцифера <Денницу>, низверженного за нее, вкралась потом в первозданного Адама, произвела слабости и поводы ко всем порокам. Ибо когда он думал, что может приобрести славу Божества свободой произвола и своим старанием, он потерял и ту, которую получил по благодати Творца.

Первый человек впал в грех от гордости, возжелав быть равным Богу, и за то не удержал и того, что имел...

Оставивший попечение о своих грехах и принявший на себя попечение об исправлении других, чужд молитвы, возносимой из всего сердца, чужд утешения, доставляемого Божественным разумом.

<Человек> был человеком по природе и устроению Божию, но стал животным чрез приобщение к гордости; был человеком как носящий в себе образ Божий, и стал  зверем, преисполнившись тщеславием.

Видишь, когда приближается солнце, тень становится меньше. Так и благочестивое сердце: чем ближе приходит к нему Бог со Своим светом и дарованиями, тем более оно познает свое ничтожество и смиряется перед Богом и людьми, считая себя недостойным. Напротив, чем дальше отходит солнце, тем большая бывает тень, а когда солнце заходит, тень удлиняется. Зайдет солнце исчезает и тень. Так и человек: поскольку удаляется от него Бог, постольку возносится и величается он в сердце своем; поскольку же человек возносится, постольку от Бога удаляется и Бог от него. И как тень исчезает, когда солнце скрывается, так исчезают и эти, которые мнят себя великими, когда скрывается Бог.

Не будем же гордиться богатством и ничем другим. Если падает и погибает надмевающийся духовными совершенствами, то тем более — телесными.

Гордость таится даже в освященных благодатию избранниках Божиих. Необходимо и для них бдеть против этого внутреннего яда и против порождаемого им убийства души памятозлобием.

Если сделал ты что доброе, не хвались тем... — и соблюдешься от гордыни, если ты мудр.

Как гордость есть вообще причина прелести, так смирение – добродетель прямо противоположная гордости – служит верным предостережением и предохранением от прелести.

Не возноси себя, чтобы не упасть и не навлечь бесчестия на душу твою (Сир. 1:30). Ибо смиренных возвышает Господь, а нечестивых унижает до земли (Пс. 146:6). Кто сам себя возвышает, тот готовит себе бесчестие...

...Спросим тех, которые по несовершенству возраста безумствуют в молодости. Что же скажет иной о возмужавших уже, у которых хотя возраст и совершенный, но нрав непостоянен и болезнь гордости возрастает? Имя такому недугу — надменность нрава; а предлогом к гордости всего чаще служит начальство и с ним соединенное властительство; потому что или, имея его, страждут сим, или к нему готовятся, или, нередко, власть уже прекратилась, но рассказы о ней снова пробуждают болезнь. И где найдешь такое слово, чтобы проникло в их слух, загражденный для гласа проповедников? Кто убедит таких людей, что ничем не разнятся они от показывающих себя на зрелище. Ибо у них надеты личина и какая-то искусно выработанная и позлащенная багряница, и торжественно восседают они на колеснице, но вместе с тем от таких украшений не входит в них никакая болезнь гордости; но как думали они о себе до выхода на зрелище, такое же расположение сохраняют в душе и во время представления, и после того не скорбят, сойдя с колесницы и сняв с себя наряд. Но величающиеся на зрелище жизни своею начальническою властью не рассуждают о том, что было незадолго и что будет вскоре после этого. Как расширяются надуваемые пузыри, так и они пыщутся при громком воззвании глашатая, надевают на себя какую-либо чужую личину, естественное положение лица переменяя в угрюмое и страшное; и голос примышляется ими более суровый, к ужасу слушающих делающийся похожим на зверский. Не остаются уже они в пределах, положенных человеку, но претворяют себя в обладающих Божьим могуществом и Божьею властью. Ибо уверены в себе, будто бы они господа жизни и смерти; потому что из судимых ими об одном дают спасающий его приговор, а другого осуждают на смерть и не обращают внимание на то, Кто подлинно Господин человеческой жизни, определяющий и начало и конец бытию; хотя к сокращению их тщеславия достаточно того одного, что многих из начальствующих во время отправления ими своего начальствования видели похищенными с начальнических тронов и отнесенными в могилы, где голос глашатая заменил плач. Потому, как господином чужой жизни быть тому, для кого и своя — чужая? Но и он, если сделается нищ духом, взирая на Обнищавшего ради нас добровольно и имея пред очами равночестие нашего естества, однородного с ним не поругает никаким плачевным зрелищем мечтательно выказываемого начальствования, то поистине будет блажен, на временное смиренномудрие сменив Небесное Царство.

Всякая душа, одержимая гордостью <оставленная благодатью>, предается духовным непотребствам, опутывается плотскими страстями, чтобы, по крайней мере, униженная плотскими пороками, сознала себя нечистой и оскверненной через плоть, тогда как во время холодности духа не могла прежде осознать, что через возношение сердца она сделалась нечистой перед взором Божиим; чтобы таким образом униженный человек позаботился выйти из состояния холодности и, пристыженный бесчестием плотских страстей, постарался возбуждать в себе горячую ревность к духовным подвигам.

...Подвиг предлежит нам против духа гордости. Эта страсть, хотя последняя по времени борьбы с пороками и по порядку исчисления ставится последнею, а по важности и по времени происхождения она первая; этот зверь самый лютый, свирепее всех предыдущих, искушает особенно совершенных и почти уже поставленных на верху добродетелей жестоким угрызением погубляет.

Всякое... <непотребное> расследование и разузнавание есть порождение и пища самолюбия и гордости, это узы и сети диавола, который, видя, как воля тех, которые внимают духовной жизни, сильна и крепка, покушается победить ум их такими любопытствами, чтоб таким образом овладеть и им, и ею. Для этого он обыкновенно влагает в них мысли высокие, тонкие и изумляющие, особенно тем из них, которые остроумны и скоры на высокоумничание. И они, увлекаясь удовольствием иметь и рассматривать такие высокие помыслы, забывают блюсти чистоту своего сердца и внимать смиренному о себе мудрованию и истинному самоумерщвлению, и таким образом, будучи опутываемы узами гордости и самомнения, делают себе идола из своего ума, а вследствие того мало-помалу, сами того не чувствуя, вдаются в помысл, что не имеют уже более нужды в совете и вразумлении других, так как привыкли во всякой нужде прибегать к идолу собственного разумения и суждения. Это — дело крайне опасное и трудно врачуемое...

Надеющийся на свою праведность и держащийся своей воли не может избежать козней диавольских, ни найти покой, ни увидеть свои недостатки (преподобный авва Исаия). О духовной гордости, которою искушаются все совершенные, скажем, что этот род гордости не многими познан и испытан, потому что не многие стараются приобрести совершенную чистоту сердца, чтобы достигнуть этих степеней борьбы, и не заботятся об очищении страстей. Эта гордость обыкновенно искушает только тех, которые, победив предыдущие пороки, находятся уже почти на верху добродетели. Поскольку хитрый враг не может подвергнуть их плотскому грехопадению, то пытается низложить духовным падением, чтобы лишить их всех заслуг прежних добродетелей, приобретенных с большим трудом.

Все величайшие бедствия, поразившие вселенную, произошли от гордости.

Надобно знать, что гордость рождается в душе человека от неведения себя самого, порождающего самомнение, по которому думают, что имеют нечто, тогда как ничего не имеют; и она растет вместе с возрастом человека.

Самонадеянность и самомнение всегда соединены с тонким, часто не замечаемым, презрением ближних.

Пока человек в такой слепоте находится, он думает о себе, что все правильно и разумно делает, но, на самом деле, все его поступки, дела, замыслы и начинания одно заблуждение. Ибо сердце, от которого все происходит, суетою исполненное и мирской любовью напоенное, на что еще способно, как только суетное замышлять и приводить в действие? И такой во всем подобен слепому или находящемуся во тьме, который, хотя и весь в грязи, думает, что чист; хотя и сбился с пути и заблудился, думает, что идет надлежащим путем. И тем более бедственна эта слепота, что человек ее не видит. Ибо познание ее есть начало духовного блаженства. И эта слепота не только в простых и безграмотных людях замечается, но и в мудрых и разумных века сего, которые считают себя чем-то высоким и отделяют себя от простых, необразованных и невежд. Где неумеренное самолюбие и любовь к миру сему, там и эта слепота. Самолюбия и любви к миру без этого ослепления не бывает.

Наказание гордому — его падение, досадитель — бес; а признаком оставления его от Бога есть умоисступление. В первых двух случаях люди нередко людьми же были исцеляемы; но последнее от людей неисцельно.
Отвергающий обличение обнаруживает страсть, а кто принимает таковое, тот освободился от уз гордости.
Гордость есть потеря богатства и трудов.
Один премудрый старец духовно увещевал гордящегося брата, но этот, ослепленный, сказал ему: «Прости меня, отче, я не горд». Мудрый же старец возразил: «Чем же ты, сын мой, яснее можешь доказать, что ты горд, как не тем, что говоришь: я не горд?»
Гордым весьма полезно повиновение, жестокое и презренное жительство, и чтение о сверхъестественных подвигах святых отцов. Может быть, хотя через это, эти недугующие получат малую надежду ко спасению.
Стыдно тщеславиться чужими украшениями, и крайнее безумие — гордиться Божиими дарованиями. Превозносись только теми добродетелями, которые ты совершил прежде рождения твоего, а те, которые ты исполнил после рождения, даровал тебе Бог, как и самое рождение.

Горе гордым: ибо часть их с диаволом отступником.

Гордым называем того, кто требует себе от ближнего больше, чем сколько ему следует, кто себя считает достойным всякой чести, а другого бесчестит.

Как можем победить гордость? Итак, мы можем так избегать сетей этого злейшего духа, если во всех добродетелях, в каких будем сознавать, что преуспеваем, будем говорить с Апостолом: «Благодатию Божиею есть то, что есть; и благодать Его во мне не была тщетна, но я более всех их потрудился: не я впрочем, а благодать Божия, которая со мною» (1 Кор. 15:10). «Бог производит в вас и хотение и действие, по Своему благоволению» (Флп. 2:13). И Сам Виновник нашего спасения говорит: «Кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода, ибо без Меня не можете делать ничего» (Ин. 15:5). «Если Господь не создаст дома, напрасно трудятся строящие его; если Господь не сохранит города, напрасно бодрствует страж. Напрасно вы рано встаете» ( Пс. 126:1—2). «Помилование зависит не от желающаго, и не от подвизающагося, но от Бога милующего» (Рим. 9:16).

Гордость ума гораздо бедственнее, чем гордость воли. Ибо гордость воли, будучи явна для ума, может быть иной раз им удобно исцелевана, через подклонение ее под иго должного. Ум же, когда самонадеянно утвердится в мысли, что его собственные суждения лучше всех других, кем наконец может быть уврачеван? Может ли он кого-либо послушаться, когда уверен, что суждения всех других не так хороши, как его собственные? Когда же это око души — ум, помощью которого человек мог бы узнавать и исправлять гордость воли, сам ослеплен гордостью и остается неисцеленным, кто вылечит и волю? И бывает тогда внутри все расстроено, и притом так, что негде и некому пластыря приложить.

Чем же кто лучше докажет суету гордости? Чем иначе, как рассуждением, что такое естество? Ибо нет основания впасть тому в такую страсть, кто смотрит на себя, а не на окружающее его. Итак, что же такое человек? Угодно ли, скажу, что в Писании выражено более почтительно и уважительно? Но Украситель наш, к величию уготовляющий благородство человеческое, от праха ведет родословие естества; и твое благородство, твоя знатность, горделивец, оттуда же ведут род. Если же желательно тебе, чтобы сказано было непосредственно и близко касающееся рождения, то иди прочь, не говори об этом... да не открывши, как говорит Закон: «Наготы отца твоего и наготы матери твоей не открывай» (Лев. 18:7); не оглашай перед всеми словом того, что достойно забвения и глубокого молчания. И не краснеешь после этого ты, земной истукан, который вскоре будешь прахом, как пузырь, остаешься не надолго надутым, пребываешь полон гордости, ширишься в своей кичливости и превозносишь мысль суетным мудрованием? Не смотришь на оба предела человеческой жизни, как она начинается и чем оканчивается? Но превозносишься юностью, имеешь в виду цветущий возраст, восхищаешься красотою, тем, что руки у тебя исполнены сил для движения, ноги легки и скачут, кудри развеваются по ветру, щеку окаймляет нежный пушок, одежда на тебе яркого пурпурного цвета, разноцветные шелковые ткани, испещренные изображениями сражений, звериных охот или каких событий, или, может быть, прилежно смотришь на черную блестящую обувь, любуешься тщательно выстроченными чертами швов? На все это обращаешь взор, а не смотришь на себя самого? Покажу тебе, как в зеркале, кто и каков ты. Не видел ли ты тайн естества нашего на кладбище? Не видал ли кучи костей, лежащих одна на другой? Обнаженных от плоти черепов, представляющих страшный, отвратительный вид впалыми глазами? Не видел ли оскаливших зубы ртов и прочих членов, как ни есть раскиданных? Если ты видел их, то в них видел себя самого. Где признаки теперешнего твоего цвета? Где доброзрачность щёк? Где свежесть губ? Где величественная красота глаз, сверкающая из-под покрова бровей? Где прямой нос посреди красоты щёк? Где на шею свисшие волосы? Где около висков вьющиеся кудри? Где, как лук, стрелами мечущие руки? Где, как кони, скачущие ноги? Где багряница, драгоценная ткань, пояс, обувь, конь, скорость его бега, ржание, — все. от чего ныне увеличивается твоя  кичливость? Скажи, где в оставшемся здесь то, чем ныне превозносишься, о чем высоко думаешь? Какой сон столько не состоятелен? Какие грезы подобны этому? Какая тень столько слаба и не осязаема, как это сновидение юности, вместе и являющееся и мгновенно пролетающее?

Есть же некоторые, которые «ничем» превозносятся, то есть хорошим голосом при пении или ясностью произношения в речи, пении и чтении, – ведь какая похвала от Бога человеку за то, что не его волей совершается, но естественным называют отцы? А иные искусством в рукоделии гордятся, – и это тому же подобно. Есть такие, которые и тем кичатся, что [происходят] от родителей, известных в мире, или что родственников среди преимуществующих в славе мира имеют, или если кто-либо сам в каком-то сане или чести в миру был. И это – безумие. Ибо это скрывать надобно.

Гордыней же святой Исаак называет не то, когда в уме промелькнет гордый помысел, и не то, если побеждается кто-либо ею по временам, ибо за одно, сказал он, невольное движение помысла Бог не казнит и не осуждает человека; даже если в какой-то момент и согласимся с помыслом, но тотчас же отвергнем страсть, – не обвиняет и не требует ответа Господь за таковое наше нерадение, но за то, когда ум человека принимает этот помысел за истину, как уместный и полезный ему, и не считает его жестоко ему вредящим.

Пишешь ты, что за гордость твою сильные и тяжелые тебе посылаются скорби, сама сознаешь, что за гордость, и мы с этим согласуемся: так надо же искать врачевства этому недугу в противном гордости, то есть в смирении. О чем и святой Исаак Сирин в 79-м Слове пишет, что гордым посылаются скорби неудоботерпимые; кто ж этому виною – сами они; врачевство тем же полагает смирение. И тебе советуем поискать этого спасительного врачевства, и, сознав себя сердечно достойной скорбей, принимай их с терпением и самоотвержением, как бы не ты их несла, и благодари Бога, что еще щадит тебя, не посылая больших, и во всех твоих поступках наблюдай, чтобы не действовало вражие семя – гордость, но к ближним будь благопочтительна и вменяй себя худшей всех, то хотя и укоризны, и поношение придет, вменяй себя достойной, удобнее понесешь.

Ты пишешь, что с прочими своими грехами помнишь беспредельную свою гордость и тщеславие, которые и есть причина всех твоих скорбей и бедствий душевных и телесных, ибо «Господь гордым противится, а смиренным же дает благодать» (1 Пет. 5:5). Помня о беспредельной гордости своей, не красуйся ею, но сбрось с себя, как непотребную одежду, и старайся облечься в одежду смирения, которая прикроет твою душевную наготу и доставит радование и веселье души.

Смотрите же особенно, не закрался бы вражеский помысел, что вы живете лучше и внимательнее других; и он так опасен, что, по маковому зерну ложась на сердце, не увидишь, как возрастет до исполинского фарисея и предаст совершенной гордыне и далее. А перед Богом лучше грешник с покаянием, чем праведник с гордостью.

Описываешь свои старания и наблюдения за собой и, побеждаясь многими страстями и немощами, смущаешься. Из этого видно, что ищешь в себе безгрешия и им хочешь утешаться и полагать в том надежду спасения. Это очень может сделаться, что и все пороки от тебя отойдут, а останется один, который может все прочие собой заменить, это – гордость. Мы и не увидим, как она вкрадется, и довольна одна к погибели души, кроме других пороков и страстей, через которые бесы непрестанно борют нас прилогами. В этой брани бываем иногда победителями, иногда побежденными. По мере гордости или смирения бывает от Бога помощь или оставление. Но как же мы достигнем смирения, когда не будем себя укорять и каяться за поползновения и считать себя последнейшими всех в мысли и чувстве? И потому, когда отнять у нас эту работу, то есть борьбу со страстями, и побеждаться ими, а быть в мнимом безгрешии, то что же будет? Обольщение своей святостью, которое хуже грехопадений с покаянием.

Ты пишешь, что К. нездорова, и боишься, чтобы более не занемогла. Это ничего не значит – телесная болезнь, надо опасаться, чтобы душевные недуги не остались неисцельными, а ты даже и не хочешь, чтобы она принимала исцеление врачеванием от тех болезней. Сама горда, хочешь и ее в том же утвердить; ты не хочешь, чтобы с нею грубо обращались, и тебя тревожит то, что будут ею командовать грубые невежи, какие, в твоем мнении, ниже нее. Как ты меня этим оскорбила! – чья же ты ученица? Христос смирен был и нам велел от Него научиться смирению и кротости, а ты считаешь других ниже нее; это наука сопротивного. Вот уже и полагаешь сама в нее залог гордости. Надо внушать ей, что она хуже всех, и когда бы так себя считала, то перед Богом была бы выше. Укоризны и досады повелел Бог терпеть от всякого человека, от кого Он попустит прийти нам таковым, а ты делаешь разбор: что они ниже нее, они грубы, а они, может быть, перед Богом велики. Вижу, что ты и понятия не имеешь о духовной жизни, что так считаешь других. Здесь нет ни дворян, ни купцов, ни крестьян, а все о Христе братия и сестры, и последний будет первым, а первый последним.

Главная причина такой сильной на тебя брани есть скудость твоего смирения, а при оскудении его явно занимает место гордость, а где падение, хотя мысленное, там предварила гордость. А ты, как видно, не стараешься противиться ей и не низлагаешь ее, так она тебя низлагает. Чтобы избавиться от нее, имей себя последнейшей и худшей всех, как побеждаемую от страстей, и увидишь сама плод такого делания. А ты, напротив, считаешь себя лучшей других, а их укоряешь и осуждаешь; кто ж дал тебе эту власть? За то и враг сильно на тебя восстает и сонными мечтами смущает тебя. Смирись – и получишь помощь Божию.

Все происходит от гордости. Это главный наш источник всех наших грехов, зол и бедствий.

Ты в недоумении вопрошаешь, почему Господь не пошлет тебе скорого избавления от мира, и сам, от моего имени, отвечаешь: «За гордость», – и тут же себя оправдываешь: «Боже мой, перед Тобою ли мне гордиться?» и прочее. Я не могу тебе сказать, почему Господь не допускает исполниться твоему желанию. Судеб Господних бездна многая, и нам они непостижимы; но что в тебе есть гордость, как и все мы ее не чужды, только в разных степенях, доказывают твои падения.

Ссоры и споры с А., верно, за пустое бывают и происходят не от чего другого, как от гордости. Изгони этого змея смирением, самоукорением, ты же имеешь возможность не следовать своему разуму и воле – самые удобные средства к избавлению от гордости. Случится скорбь на А., не доверяй себе, умолчи, пойди спроси у матери Н., право ли ты делаешь, раздражаясь? – и прими совет, врачующий тебя. Когда так будешь поступать, то и боязливость твоя тебя оставит, ибо она происходит от гордости и тщеславия.

Лучше иметь борьбу со своими немощами, чем с гордостью. Видя свои немощи, себя охуждаем и смиряем, а осуждая других, гордостью водимся.

Не вдруг лезь на небо, но смиренно поступай, а то хуже всех грехов, когда гордость и мнение обладают тобой.

Дело это не единого дня или месяца есть, но многого времени, произволения, подвига, труда и помощи Божией требуется к искоренению этого смертоносного корня гордости, а по исторжении его и все ветви страстей иссохнут и отпадут.

Разве есть благородная гордость? Ее нет, а есть одна только гордость бесовская.

Брат N. в сомнительном состоянии. Это неудивительно, прежнее в нем напоение отрыгается, в гордости житейской бывшее между теми мыслителями, о которых есть слово истины: «Безумный сказал в сердце своем: "Нет Бога"» (Пс. 13:1).

Пишешь, что гордость и самонадеянность иногда очень беспокоят тебя. Оберегайся этих злых страстей. Из примера святого царепророка Давида видно, что гордость и самонадеянность вреднее прелюбодейства и убийства. Последние привели пророка к смирению и покаянию, первые довели его до падения, как объясняет он в одном псалме, говоря: «И я говорил в благоденствии моем: "не поколеблюсь вовек"» (Пс. 29:7). По падении же своем совсем иное говорил: «Я же червь, а не человек, поношение у людей и уничижение в народе» (Пс. 21:7).

Писала ты, что по временам нападают на тебя помыслы гордые и самонадеянные, но в этом же письме, описывая душевное свое состояние, говоришь, что ты подобна разломанному зданию без окон и без дверей и так далее. Это самое и вспоминай, когда будут приходить гордые помыслы, и сама себе говори: «Разграбленной, разоренной чем гордиться?».

Гордых Сам Бог исцеляет. Это значит, что внутренние скорби, которыми врачуется гордость, посылаются от Бога, а от людей гордый не понесет. А смиренный от людей все несет, и все будут говорить: «Достоин этого».