Язык

Управляй слухом и языком, чтобы слухом не принять в себя вредного, а языком не выговорить запрещенного.

Хотя мы имеем уста и язык, эти органы слова, непозволительно пользоваться свободою речи, пока мы раболепствуем греху, наиболее жестокому из всех варваров.

Человек, всегда смотрящий на грехи свои, не имеет языка, чтобы поговорить с каким-либо человеком.

У кого язык во всякое время неудержим, как мысль, тот пусть взвешивает и испытывает слова свои и трепещет праведного суда.

Принуждающий к клятве еще неизбежнее, чем тот, кто клянется, подвергается наказанию, равно как и тот, кто клянется, когда никто не требует.

Согрешил кто-нибудь и строго осудил другого, совершающего тот же Грех. За это в День Суда подвергнется не такому наказанию, которого требует характер его греха, но больше чем двойному или тройному – Бог назначит ему наказание не за то, в чем он согрешил, но за то, что строго осудил другого, который согрешил в том же.

Язык — меч, лежащий посередине; изощряй же его для обличения своих грехов, а не для нанесения удара брату.

Подлинно нет худшего греха, чем хула на Духа, нет даже равного ему. В нем умножение зол, в нем то, чем все приводится в расстройство и влечет безжалостное наказание и невыносимое мщение.

Будем же иметь язык, изрекающий доброе, чтобы снискать любовь и благорасположенность.

Язык есть меч изощренный; но им мы не станем ранить других, а будем вырезывать собственные гнилые язвы.

Многословие отвлекает внимание от себя, и в сердце, таким образом неохраняемое, начинают прокрадываться обычные страстные сочувствия и желания, и иногда с таким успехом, что, когда кончится пустословие, в сердце окажется не только соизволение, но и решение на страстные дела.

Если увидишь, что кто-нибудь грязнее всех нечистых и лукавее всех лукавых людей, не проявляй желания осудить его – и не будешь оставлен Богом.

Многословие есть признак неразумия, дверь злословия, руководитель к смехотворству, слуга лжи, истребление сердечного умиления, призывание уныния, предшественник сна, расточение внимания, истребление сердечного хранения, охлаждение святой теплоты, помрачение молитвы.

Слово поставило человека на лестнице творений выше всего земного и выше луны и солнца. Слово соединило людей в общества, создало города и царства. В слове живет и движется знание, мудрость, закон. Словом образуется, поощряется и распространяется добродетель. Слово в молитве восходит к Богу, беседует с Ним и принимает от Него просимое.

Из сокровищ сердца уста предлагают пищу приходящим, и то, чем занят язык, показывает, что любит сердце: Христа или что-либо из настоящего века.

Многословие не лишено греха; многоречивость есть показатель недостатка мудрости и знания.

После многословия, когда пройдет чад самодовольства, всегда остается некое чувство тоскливости и лени. Не свидетельство ли это о том, что душа и нехотя сознает тогда себя окраденною?

Бежал ты жизни тленной, вступив на путь монахов, но язык у тебя неудержим, и говоришь, не подумав. Это не иное что значит, как построить крепкую, неприступную для врагов стену и для входа им оставить врата. Если хочешь и стену сохранить в безопасности, и перед врагами оказаться сильным, то всеми силами сдерживай язык, от которого приключаются мгновенные и великие падения.

Слово пустое то, которое учит делать добро, а само не делает.

Не клясться – значит и не требовать клятвы. Ибо если не хочешь сам клясться, то и от других не потребуешь клятвы по следующим двум причинам: вопрошаюший или стоит в истине, или, напротив того, лжет. Если человеку обычно стоять в истине, то, без сомнения, он и до клятвы говорит истину. А если он лжец, то лжет и поклявшись.

Дает ли кто верную клятву или нарушает свою клятву – подвергается наказанию. Поэтому избегай клясться и несправедливо, и справедливо.

Кто всегда размышляет о тех последних наказаниях, которым должен подвергнуться за свои грехи, у того мысли не будут заняты осуждением других.

Для того ты имеешь разум, для того — язык и уста, чтобы исправлять ближнего.

Язык больше всего, больше всех прочих членов, больше всего тела жжется ужасным огнем. За какую же вину? За грех осуждения. При повседневном своем веселии и изобильных трапезах он поедал людей вместо хлеба, то есть клеветал на других, унижал их, осуждал, хулил, укорял, потому-то особенно жгло пламя преисподней его злохульный язык.

Кто судит чужой порок, скорее сам подпадет обвинению, чем положит конец пороку.

Грех осуждения так противен Богу, что Он прогневляется, отвращается даже от угодников Своих, когда они позволят себе осуждение ближнего:Он отнимает у них благодать Свою.

Сделаться худым — зависит от одного произволения, и часто для совершения греха достаточно хотения. Гораздо же более удобства к прегрешениям языка; потому что прочие грехи для совершения своего требуют и времени, и занятия, и внешнего содействия, а сподручность слова доставляет всю возможность согрешить.

Часто бывает, что многие с некоторым насилием и изнеможением укрощая чрево, обуздывают вместе и язык и многословие.

Богохульство не унижает величия Божия и потому не должно побуждать тебя к ярости. Кто богохульствует, тот наносит раны самому себе.

Многословие, брат, помрачает ум; помраченный же ум ведет к бесстыдству; а бесстыдство есть матерь блуда.

Не должно произносить праздного слова, от которого нет никакой пользы. Ибо говорить или делать даже доброе не к созиданию веры значит оскорблять Святого Божия Духа.

Язык наш подражает языку Христову, если прилагает должное старание о том, чтобы произносить угодное Ему – слова, преисполненные милосердия и кротости.

Не старайся вслушиваться, что говорят другие, чтобы и самому не быть осмеянным и не сделать их злоречивыми.

Большая сеть — необузданность языка; ей нужна и великая узда.

Язык твой будет подобен языку Христову, и уста твои будут как уста Отца, и когда ты сделаешься храмом Духа Святого, то какая честь может сравняться с этою?

Горе хульнику: у него связан язык, и он не в состоянии сколько-нибудь оправдаться перед Судьей.

Если мы хотим уменьшить свои грехопадения, будем более всего заботиться о том, чтобы не осуждать наших братий, а вымышляющих клевету на них не надо и допускать к себе.

Не будет пользы от языка и уст, если разум не будет приставлен открывать и закрывать их с точностью и великой осмотрительностью, и знать, что нужно произносить и что держать внутри.

Если кто не желает прекратить клятвы, то я запрещаю такому человеку переступать порог церковный.

Многословие происходит иногда от объядения, а иногда от тщеславия.

Если мы и языка своего не умеем удержать, то как возможем преодолеть прочие страсти? Какая другая страсть, скажи мне, легче этой? Плоть имеет естественное похотение и жжение и часто поднимает восстание против души и борет ее очень сильно. Чрево естественно желает насыщенным быть яствами, потому что для того и создано. О языке же ничего такого сказать нельзя. Итак, если мы не можем пресечь злого навыка языкоболия, что для нас очень удобно и легко, то как возможем одолеть другие страсти более сильные и упорные, которые опираются на естестве нашем и состоят в союзе с похотию и сластию греховною?

Будем же постоянно хранить свои уста, приставив разум, как замок, не с тем, чтобы они были заключены постоянно, но чтобы открывались в надлежащее время.

Пустословие есть дверь к осуждению и клевете. Оно разносит ложные вести и мнения, сеет разногласия и раздоры. Оно подавляет вкус к умственным трудам.

Если будешь хранить зрение и слух, то не согрешишь языком твоим.

Не повелено нам метать жемчуг перед свиньями, то есть перед погрязшими в страстях и ведущими жизнь скотскую, «чтоб они не попрали его ногами», лукавыми своими начинаниями хуля имя Божие и, «обратившись, не растерзали вас» (Мф. 7:6).

Муж мудрый не спешит говорить, но рассуждает, о чем следует сказать и что выслушать. Напротив, не воспитанный в истине не останавливается и перед разглашением доверенных ему тайн.

Как двери в бане, часто отворяемые, скоро выпускают внутреннюю теплоту вовне, так и душа, когда много кто говорит, хотя бы говорил все хорошее, испускает память свою сознательное стояние в строе духовных вещей словесной дверью. От этого ум лишается наконец чистейших помышлений и по беспорядочному наплыву помыслов смятенную ведет речь к прилучившимся. В таком случае он не имеет уже Духа Святого, хранящего нашу мысль в немечтании, ибо этот Дух Благой, как чуждый всякого мятежа и мечтания, бегает многословия.

Бывает слово праздным, когда человек исповедуется и не исправляется,когда кается и снова грешит.

Научи свою душу образовать тебе уста, подобные устам Христовым. Она может сделать это, если только захочет; ей известно это искусство, если только она не беспечна... Нужны только добродетель, скромность и смирение.

Язык, если скоро начнет говорить в свое удовольствие, то бежит в речи, как разнузданный конь, и выбалтывает не только хорошее и подобающее, но и нехорошее и зловредное.