Молитва

Господь не словами только научает учеников молитве, но и Сам часто совершает молитвы и целые ночи молится в пустынях, вразумляя и научая нас, чтобы мы, когда намереваемся беседовать с Богом, избегали шума и смятений людских и удалялись в пустыню не по местности только, но и по всем обстоятельствам. Пустынею может быть не гора только, но и малая комната, удаленная от шума.

Ревнующие о духовной жизни начинают с «Господи, помилуй», но у них, как и у нас, это скоро прекращается. Огонь, раз возжженный, горит сам собою, и никому не известно, чем он питается. В этом и состоит тайна. Находишь вновь «Господи, помилуй» в мыслях своих лишь в ту минуту, когда придешь в себя. Слова молитвы этой есть: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя!» или: «Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя!» Огонь, о котором упоминается, возгорается не скоро, а после заметных трудов, когда возгорится теплота в сердце, постоянно усиливающаяся и воспламеняющаяся во время умной молитвы. Углубленная молитва ко Господу возбуждает теплоту. У опытных отцов строго различаются – теплота телесная, простая, бывающая вследствие сосредоточения сил к сердцу вниманием и напряжением; теплота телесная, похотная, тут же иногда прививающаяся и поддерживаемая врагом; и теплота духовная, трезвенная, чистая. Она двух родов: естественная, вследствие соединения ума с сердцем, и благодатная. Различать каждую из них научает опыт. Теплота эта сладостна, и поддерживать ее желательно как ради самой этой сладости, так и ради того, что она сообщает благонастроение всему внутреннему. Но кто старается поддерживать и усиливать эту теплоту за одну сладость, тот разовьет в себе духовное сластолюбие. Потому-то трезвенники напрягаются, минуя эту сладость, установляться в одном предстоянии Господу, с полною Ему преданностью, как бы в руки Ему полагая себя; на сладость же, от теплоты исходящую, не опираются и внимания к ней не приковывают. Но возможно к ней прилепиться вниманием и, в ней упокоясь, как в теплом покое или одежде, ее одну поддерживать, не простирая мысли выше. Мистики дальше этого не шли; у них это состояние и считалось высшим: тут было совершенное безмыслие, погруженное в какую-то пустоту. Таково состояние созерцания мистиков.

Немалая и это добродетель, когда кто может входить в храм и, входя, поклоняться с чистою совестью. Не в том дело, чтобы преклонить колена или войти в храм, но в том, чтобы войти с душою усердною и с умом внимательным, чтобы пребывать в нем не телом только, но и душою.

Господь дал молитву, общую для всех, совместив в ней все нужды наши, духовные и телесные, внутренние и внешние, вечные и временные. Но так как в одной молитве нельзя совместить всего, о чем приходится молиться Богу в жизни, то после молитвы общей дано правило на случай частных о чем-либо прошений: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам» (Лк. 11:1–10). В церкви Божией так и делается: христиане все вместе молятся об общих нуждах, но каждый частно излагает пред Господом свои нужды и потребности. Вместе молимся в храмах по установленным чинопоследованиям, которые все есть ничто иное, как разъясненная и в разных видах изложенная молитва Господня; а частно, дома, всякий, как умеет, просит Господа о своем. И в храме можно молиться о своем, и дома можно молиться общею молитвой. Об одном только надо заботиться: чтобы, когда стоим на молитве – дома ли, или в церкви, у нас на душе была действительная молитва, действительное обращение и восхождение ума и сердца нашего к Богу. Как кто сумеет, пусть делает это. Не стой, как статуя, и не бормочи молитву, как заведенная машинка, играющая песни. Сколько ни стой так и сколько ни бормочи, нет у тебя молитвы, когда ум блуждает и сердце полно суетных чувств. Уж если стоишь на молитве, приладился к ней, что стоит тебе и ум и сердце привлечь сюда же? И влеки их, хотя бы они Упорствовать стали. Тогда составится молитва настоящая и привлечет милость Божию и Божие обетование молитве: просите и дастся, исполнится. Не дается часто оттого, что прошения нет, а только просительное положение.

«И пробыл всю ночь в молитве к Богу» (Лк. 6:12). Тут основание и начало христианских всенощных бдений. Жар молитвенный гонит сон, и восхищения духа не дают заметить течения времени. Настоящие молитвенники и не замечают того; им кажется, будто они только что встали на молитву, а между тем уж и день показался. Но пока дойдет кто до такого совершенства, надо поднимать труд бдения. Несли его и несут уединенники; несли его и несут общежительные; несли его и несут благоговейные и богобоязненные миряне. Но хоть с трудом проходит бдение, плод его остается в душе прямой, всегдашний – умиротворение души и умиление при расслаблении и изнеможении тела. Состояние очень ценное в ревнующих о преуспеянии в духе! Оттого, где заведены бдения (на Афоне), от них отстать не хотят. Все сознают, как это трудно, но отменить этот чин никому нет желания ради той пользы, какую принимает душа от бдений. Сон больше всего упокоевает и питает плоть; бдение же больше всего смиряет ее. Выспавшийся вдоволь тяжел бывает на дела духовные и холоден к ним; бдящий – быстродвижен, как серна, и горит духом. Если должно обучать плоть добру, как рабу, то ничем нельзя так успеть в этом, как частым бдением. Тут она испытывает вполне власть духа над собою и приучается покорствовать ему, а дух приобретает навык властвовать над нею.

Самый опасный неправильный образ молитвы заключается в том, когда молящийся сочиняет силою воображения своего мечты или картины, заимствуя их, по-видимому, из Священного Писания, в сущности же, из своего собственного состояния, из своего падения...

Одна внешняя молитва недостаточна. Бог внимает уму, а потому те монахи, которые не соединяют внешней молитвы с внутренней, не есть монахи. Определение очень верное! Монах- значит «уединенный»: кто не уединился в самом себе, тот еще не уединен, тот еще не монах, хотя бы и жил в уединеннейшем монастыре. Ум подвижника, не уединившегося и не заключившегося в себе, находится по необходимости среди молвы и мятежа, производимых бесчисленными помыслами, имеющими к нему всегда свободный доступ, и сам болезненно, без всякой нужды и пользы, зловредно для себя скитается по вселенной. Уединение человека в самом себе не может совершиться иначе как при посредстве внимательной молитвы, преимущественно же при посредстве внимательной молитвы Иисусовой. Достижение же бесстрастия, освящения или, что то же, христианского совершенства, без стяжания умной молитвы, невозможно- в этом согласны все отцы. Путь истинной молитвы становится несравненно теснее, когда подвижник вступит на него деятельностью внутреннего человека. Когда же он вступит в эти теснины и ощутит правильность, спасительность, необходимость такого положения, когда труд во внутренней клети сделается вожделенным для него, тогда сделается вожделенной и теснота по наружному жительству, как служащая обителью и хранилищем внутренней деятельности.

Ты жалуешься на рассеянную свою жизнь и на сухую безотрадную молитву. Если мы должны «терпением нашим спасать души наши» (Лк. 21:19), то и в этом случае надо предаться терпению, горячая и утешительная молитва есть дар Божий и награда, но она не столько даруется нашему деланию, сколько смирению, а когда мы и в делании еще скудны, то больше должны смиряться, а награды не искать. Будем молиться молитвой мытаря, который не искал радости, а просил милости грешному. Молитву нашу мы не можем сами ценить, но молиться со смирением, когда и отрады нет, должны смиряться, молитву не оставлять и не искать радости, получив ее, можем обольститься, а терпя лишение, получим милость.

Вы, прибегая к молитве, видите ее нечистой и говорите: какая это молитва? Правда, что худая, однако ж не фарисейская, но, кажется, хотя не совершенно мытарева, но ближе к ней. И не должно ее оставлять, укоряя себя за скверну ее и стараясь воззвать от помыслов. Оставив же ее, какую приобретете пользу? Там, по крайнем мере. За неисправность ее осуждаем себя, а может быть, когда и одно слово может умилостивить Бога, нам незнающим, а только смиряющим себя. Оставив ж молитву, совершенно охладеем.

Писала ты, что, находясь в тоске, ты молилась Матери Божией послать тебе издалека кого из рабов своих из какой-либо дальней пустыни. Хотя после вышло, как будто молитва твоя исполнилась, но такая молитва весьма погрешительна, безрассудна и дерзновенна и ведет к самообольщению. Впредь отнюдь не молись подобным образом, а молись просто, чтоб Господь и Матерь Божия помогли тебе, известными Им путями.

Описываешь в своем письме, как помысел понуждал тебя молиться, чтобы Господь ввел ум твой в сердце. Но ни у кого из святых отцов не видим, чтобы кто-либо из них молился подобной молитвой. Полезнее молиться со смирением так: «Господи! как ведаешь, помилуй меня! Известными Тебе путями, устрой о мне полезное!» Нам заповедано Господом молиться: «Отче наш! да будет воля Твоя». Но нигде не сказано, чтобы можно было молиться так: «Да будет воля наша!»
А у тебя во всем, даже в молитве, проглядывает, что хочешь непременно, чтобы было по-твоему или по внушению вражию.

Пишешь, что усердия и теплоты не ощущаешь в молитве. По Божиему смотрению бывает это, к смирению нашему, иногда же и за осуждение ближних или за превозношение попускается это. Надо смиряться более, и признавать себя недостойной дарований, и более прилежать молитве. Оставлять же молитву никак не должно. За терпение не оставит Господь. Если ответы и советы покойного батюшки подходят к тебе, то и придерживайся их, призывая себе в помощь молитвы его.

О поминовении на проскомидии справедливо вам говорит духовная особа, что не должно поминать явно грешников, пребывающих в нераскаянии, в заблуждении и расколах; по толкованию учителей церковных – через соединение частиц, вынутых за их имена, с Божественной Кровью, – не очищение, но высшее осуждение для них бывает. О грешниках же, но кающихся и полагающих начало, можно и молиться, и подавать на проскомидию, также поминать на молитве и обращении их можно, как и Церковь молит о соединении всех, однако ж, чтобы с такой разборчивостью не подпасть бы вам фарисейскому мудрованию, подавайте на проскомидию о ближних ваших, известных вам; а о прочих молись вообще, и в мысли стараясь считать всех святыми (впрочем, не подражая делам их худым), окажите любовь свою каждому делами при случающихся обстоятельствах. Это будет надежнее, а то и в том и в другом случае опасно, надо избежать фарисейского мудрования и о себе мнения.

Господь молился за распинающих, а первомученик Стефан молился за убивающих, чтобы не вменилось им в грех, глаголя: «Не ведают бо, что творят». Делай и ты то же, и получишь милость и помощь Божию, и успокоишься.

Если кто просит тебя помолиться, то довольно сказать ему в ответ: «Спаси тебя Господи». Или на молитве помянуть раз. Конечно, если усердие имеешь, можно и в помянник записать. Но если всех просящих так поминать, это невозможно будет. В церкви молятся о всех, заповедавших нам, недостойным, молиться о них, – вот и клади поклон. Конечно, благодетелей надо и поименно поминать.
Что за священника помолилась ради послушания – это хорошо, но радоваться не надо с мыслью, что по молитвам твоим избавит его Господь.

Ты, М. М., жалуешься на себя, что всегда как станешь творить молитву Иисусову, то и засыпаешь, и от этого смущаешься; не надо смущаться, лучше засыпать с молитвой, нежели с какими-нибудь дурными помыслами. Когда же хочешь потрезвеннее ее исправлять, то пораньше проходи. Опасайтесь искать в себе высокого устроения, а смиренными ведитесь, считая себя отребьем.

Побеждалась в заутрени дремотой от малого сна и, чтобы разогнать дремоту, творила молитву Иисусову с поясными поклонами. При Иисусовой молитве поклоны класть не следует. Молитва при каждом дыхании должна быть, но чтобы незаметно было бы для других. И поясные поклоны должно класть в свое время, только когда полагаются Уставом.

Молитва Иисусова, по научению святых отцов, прилична, когда человек идет, или сидит, или лежит, пьет, ест, беседует или занимается каким рукоделием, кто может при всем этом произносить молитву Иисусову со смирением, тот не должен оставлять таковой, за оставление же укорять себя и каяться со смирением, но не смущаться, потому что смущение, какое бы оно ни было, есть признак тайной гордости и доказывает неопытность и неискусство человека в прохождении своего дела.

К молитве простирайся, насколько можешь, вспоминая сказанное тебе при пострижении, как тебе давали четки: «Вот тебе, сестра, меч духовный. Говори всегда во уме, во устах, в мысли, в сердце: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешную». Держись и ты этого предписания, и как будет тебе возможно, так и произноси молитву, иногда умную, иногда устную, а на свободе и сердечную, если Бог поможет. А при немощах и неисправностях кайся и смиряйся, но не смущайся.

Молитву в келье читать устами: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешную». Или: «Боже, очисти меня, грешную». А в церкви: «Господи, помилуй». И слушай больше, что читают. А если не слышишь, то всю молитву читай: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешную».

Пишешь, что ты проходишь молитву Иисусову устную и умную, а о сердечной молитве не имеешь и понятия. Сердечная молитва требует наставника. Впрочем, кто сначала проходит правильно устную молитву, заключая ум в слова молитвы «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного или грешную», – а потом будет проходить правильно и умную молитву, со смирением держа внимание ума в сердце, то по времени и без наставника у некоторых умная молитва сама переходит в сердечную. Впрочем, у кого не переходит, должны довольствоваться устной и умной. Несколько лет назад приезжала в Оптину одна молитвенница, которая занимается молитвой Иисусовой более 30 лет. Она говорила о себе: "Я не знаю, где у меня сердце, но бывает, когда творю молитву Иисусову, нахожусь в таком состоянии, что все кости мои рекут: «Господи, кто подобен Тебе»". Впрочем, можешь прочесть пространно писанное о сердечной молитве Иисусовой во 2 части «Добротолюбия» у Каллиста и Игнатия и затем 43 главу о прилоге и изменении, также в 4 части «Добротолюбия» кратко сказано о молитве Иисусовой Каллиста, патриарха Константинопольского. Что-нибудь поймешь, когда будешь самым делом дополнять, особенно когда позаботишься о приобретении смирения, без которого не только молитва, но и другие делания тщетны.

Касательно умной и сердечной молитвы, к которой ты так расположена, скажу, что враг наш душевный не восстает так ни против какой добродетели, как против молитвы, в особенности умной и сердечной, всеми способами подвизает человека на гнев и на немирствие против других, которые по своему неразумию, а вместе по наущению вражию мешают нам проходить внимательную жизнь. Блаженный Илия Екдик пишет: «Когда помолишься, как подобает, ожидай того, что не подобает», то есть гневного возмущения.

Пишешь, что, когда творишь молитву, смотришь на сердце. Отцы святые советуют во время молитвы смотреть внутрь сердца, а не сверху и не сбоку, и особенно если внимание ума нисходит ниже сердца, тогда возбуждается плотская страсть…
Пишешь, что ты от изнеможения ушла из церкви в келью и, лежа на постели, увидела бегущего врага во всем его безобразии. Впредь, если изнеможешь в церкви, сиди или лежи, но не уходи. Вообще знай, как и сама ты читала в книгах отеческих, что ни против чего так враг не восстает, как против молитвы Иисусовой, поэтому как начала ты держаться молитвы Иисусовой, то и не оставляй ее, а продолжай, уповая на помощь и милость Божию.

Иисусову молитву твори всегда, потому что призывание имени Господа помогало даже и язычникам. От рассеянности и празднословия воздерживайся трудом с молитвой Иисусовой, а от уныния спасайся плачем о грехах.
«Когда унываешь, – говорит апостол, – молись, а когда весела – то пой псалмы и песни духовные» (Иак. 5:13).

Спрашиваешь о молитве, как ее творить? Когда какое есть желание, но во время рассеянности устами вполголоса, то есть слышали бы твои уши, а когда помыслы и все вообще мирное, то тогда лучше умом, со вниманием, держи больше молитву устную со вниманием. О высшей степени молитвы: нельзя ее проходить самочинно, без наставника опытного. Устную молитву всегда за всяким делом можно творить и в церкви.

Вопрос:
А что, батюшка, всегда нужно перебирать с молитвой четки?
Ответ:
Обязательно. Всегда имейте четки при себе. За службой в церкви и на правиле они должны быть в руках. Если даже будут смотреть, ибо смотрят, не смущайтесь, перебирайте, творя молитву Иисусову. За Литургией внимайте тому, что поется и читается, а молитву оставьте. Вот за всенощной можете в ход пустить четки, когда не слышите, что читают… За послушанием, конечно, невозможно перебирать. Тогда в уме без четок должна быть молитва. Когда в келье пишете, читаете, то четки должны быть за поясом. Когда же так сидите, то творите молитву по четкам. При разговоре можете говорить про себя: «Господи, помилуй». А можно даже и Иисусову молитву.

Спрашивала– когда не бываешь за церковной службой, что дома должно тебе вычитывать? Когда не бываешь у утрени, келейное правило такое: молитвы утренние, двенадцать псалмов, акафист дневной, канон по гласу недели и день Божией Матери из повечерних и первый час. – А к Литургии когда не пойдешь – 3-й и 6-й час надо прочесть с изобразительными. Вместо вечерни, когда не бываешь, – 9-й час, 12 псалмов, канон Ангелу Хранителю (а когда не читаешь утром акафист, можно и его тут же прочесть)… малое повечерие, молитвы на сон грядущим, две главы из Апостола и одну из Евангелия и «Владыко Человеколюбче», «Ослаби, остави», «Ненавидящих и обидящих» и «Исповедание повседневное». – В то время, когда читаешь кафизмы, можно поминать на одной славе – о здравии, а на другой – о упокоении, кого желаешь.