Святые «О монахах»

Так как хитрейший змий не перестает блюсти пяту нашу, т. е. наветует нашему исходу, и до конца жизни нашей старается нас запнуть, уязвить, то ты не получишь пользы от того, что хорошо только начнешь и покажешь ревность только при начале отречения от мира, а конец не будет согласен с началом, если не сохранишь до конца жизни и нищеты, и смирения Христова согласно обещанию своему. А чтобы тебе сохранить их, ты всегда блюди главу змия, т. е. первые помыслы, внушаемые им, и немедля открывай старцу своему. Ибо если ты не будешь стыдиться открывать их старцу, то научишься сокрушать вредоносную главу его.

Не будем презирать или осуждать и такие отречения, которые бывают по обстоятельствам, ибо я видел бывших в бегстве, которые, нечаянно встретившись с царем, против своего желания пошли вслед его и, войдя с ним в чертог, сели вместе с ним за трапезу. Видел я, что семя, нечаянно упавшее на землю, принесло изобильный и прекрасный плод, как и противное тому случается. Опять видел я человека, который пришел во врачебницу не за тем, чтобы лечиться, а по некоторой другой потребности, но, привлеченный и удержанный ласковым приемом врача, он освободился от мрака, лежавшего на его очах. Таким образом и невольное в некоторых было тверже и надежнее, чем произвольное в других.

Прежде образования в словесности монах да образует нрав, потому что благоговейному должно прежде, нежели подвигнет язык к обучению приходящих, учить нравами. Ибо можно видеть, что многие иногда пренебрегают словом, но имеют уважение к нравам.

Монастырь — общество борющихся с собою Царствия ради Небесного.

Всем приступающим к этому доброму подвигу, жестокому и тесному, но и легкому, должно знать, что они пришли ввергнуться в огонь, если только хотят, чтобы в них вселился невещественный огонь. Потому каждый да искушает себя, и потом уже от хлеба жития иноческого, который с горьким зелием, да ест, и от чаши сей, которая со слезами, да пьет: да не в суд себе воинствует. Если не всякий, кто крестился, спасется, то... умолчу о последующем.

Смотри на животных и беги в пустыню, и не оставляй ее. Возьми для себя в пример пернатых и не нарушай обета отшельничества. Не ищи обитаемых мест, чтобы на душу свою не навлечь тебе смерти, не оставляй пещер и вертепов, чтобы не стали блаженнее тебя мертвые. Не люби городов и не пренебрегай дебрями.

Вступающий в иноческую жизнь должен отдаться всецело воле и водительству Божиим, благовременно приготовиться к терпению всех скорбей, какие благоугодно будет промыслу Всевышнего попустить рабу Своему во время его земного странствования.

Можно без монастыря вести жизнь монашескую и без монашеской одежды.

Падший ангел старается обмануть и вовлечь в погибель иноков, предлагая им не только грех в разных видах его, но и предлагая несвойственные им возвышеннейшие добродетели.

Монах есть тот, кто находится в непрерывном вознесении ума к Богу и спасительной печали.

Один Бог да душа – вот монах. Как дойти до этого? Как хочешь, а доходи; ибо как скоро не таков кто, то и не монах.

Упражнение иноков состоит в изучении всех заповеданий, всех слов Искупителя, в усвоении их уму и сердцу.

Монаху предстоит борьба с естеством. Наилучший возраст для поступления на эту борьбу есть юношеский. Он еще не окован навыками, в нем произволение имеет много свободы!

Монашеская жизнь — Царство Божие; никакой не подчиняется страсти, возвышенно мыслит и преуспевает в небесном.

Не так светло небо, усеянное сонмом звезд, как египетская пустыня, являющая там повсюду иноческие палатки.

В келии должно заниматься таким рукоделием, которое не возбуждало бы пристрастия к себе.

Горька монахам настоящая жизнь; иметь им собственность — опасно, отказаться от собственности — болезненно, убожество горько, скудость мучительна, подвижничество тяжело, воздержание многотрудно, строгость жизни небезопасна, молчание мучительно. Монах, если обличит, остается должником; если умолчит, ослабеет в ревности к Богу. Будет говорить — это противно. Будет безмолвствовать — это вредно. Правды сказать не может и не смеет не сказать.

Монастыри-то закроют? Монашество не связано с монастырями, как душа с телом. Другим способом начнут монашествовать.

Подвиг всякого инока — сверхъестествен: он непременно должен быть соединен с победою скотоподобного свойства телесного, сделавшегося после падения принадлежностью каждого человека.

Жребий монаха есть то, что превыше естества. Он воин Христов, потому должен вкусить страданий Его, чтобы получить и славу Его. И это также естественный закон, подтверждаемый чувственными делами. Не прославляются ли воины царские за то, что страдают вместе с Царем? Не по мере ли того, как страдает каждый, получает он здесь и похвалу? А насколько оказывается непотребным, настолько и подвергается бесчестию.

Знай, что ты в числе немногих избранных, и смотря на пример и холодность многих, не охладевай, но живи так, как живут немногие, чтобы с этими немногими удостоиться тебе Царствия Небесного. «Ибо много званых, а мало избранных» (Мф. 22:14), и мало то стадо, которому Отец благоволил дать Царствие (Лк. 12:32). Знай, что тяжко грешит тот, кто, обещавшись быть совершенным, делается несовершеннейшим.

Все духовные цветы и плоды возросли в тех душах, которые, в удалении от знакомства вне и внутри монастыря, возделали себя чтением Писания и святых отцов, при вере и молитве, одушевленной смиренным, но могущественным покаянием. Где не было этого возделания — там бесплодие.

Мы для того и вступаем в монастырь, чтоб открыть в себе скрытно живущие страсти и отношение нашего естества к духам злобы, которым оно поработилось произвольно. Для того мы разрываем узы с миром, оставляем общество человеков, родственников, имущество, чтоб увидеть наши внутренние узы и расторгнуть их рукою Господа.

Бесы, по отречении нашем от мира, внушают нам ублажать милостивых и сострадательных из мирян, а себя обвинять, как лишивших себя таковых добродетелей. Намерение же этих врагов наших то, чтобы через ложное смирение или в мир возвратить нас, или, если останемся в монашестве, бросить нас в отчаяние. Иное дело, по высокомерию своему уничтожать живущих в мире; а иное, в удалении от них, порицать их, с тем, чтобы избежать отчаяния и приобрести надежду спасения.

В самом начале отречения, без сомнения, с трудом, понуждением и горестию исполняем добродетели; но преуспевши, перестаем ощущать в них скорбь, или ощущаем, но мало; а когда плотское мудрование наше будет побеждено и пленено усердием, тогда совершаем их уже со всякою радостию и ревностию, с вожделением и Божественным пламенем.

Как бросивший камень в чистый источник мутит его, так ответ монаха, произнесенный с гневом, возмущает душу ближнего.

Жизнь инока есть не что иное, как деятельное и непрестанное покаяние.

Цель монашеского жительства состоит не только в достижении спасения, но, по преимуществу, в достижении христианского совершенства.

Пещеры, служившие убежищем тебе, уготовят для тебя обитель на небесах.

Бессмертная сила в монахе- нестяжательность, несущая крест. Страшно монахам сребролюбие, которое заграждает для них Небесное Царство.

Отшельники гораздо выше и славнее самого царя. Если бы ты мог открыть двери сердца их и увидеть душу их и всю красоту внутреннюю, — ты упал бы на землю, будучи не в состоянии вынести сияния красоты, светлости тех одежд и блеска их совести.

Не стали чтить монастыри от того, что монахов не стали чтить; а монахов не стали чтить ради того, что мы, монахи, стали никуда негожи.

Монах должен иметь память Божию вместо дыхания.

Быть монахом не то есть, чтоб быть вне людей и мира, но то, чтоб, отрекшись от себя, быть вне пожеланий плоти.

Монах есть всегдашнее понуждение естества и неослабное хранение чувств.

Монахи, которые живут в богатстве и роскоши, ничем не различествуют от людей мирских, роскошных и сластолюбивых. Они чужды еще ангельского жития, и даже оказываются лжецами. И хотя отреклись уже от мира, однако же опять заботятся о житейском, о богатстве и о своих родных. И образа монашеского не могут еще на себе носить те, которые озабочены богатством житейским.

Знайте, что вы, монашествующие, покусились идти путем кратким, хотя и жестоким, на котором один только есть, вводящая в заблуждение: она называется самочинием.

Все, усердно оставившие житейское, без сомнения, сделали это, или ради будущего Царствия, или по множеству грехов своих, или из любви к Богу. Если же они не имели ни одного из сих намерений, то удаление их из мира было безрассудное. Впрочем, добрый наш Подвигоположник ожидает, каков будет конец их течения.

Высока жизнь целомудренных бескорыстников, обитающих в горах; но гордость и их побеждала неоднократно, потому что они, не измеряя своей добродетели другими совершеннейшими образцами, иногда в сердце своем именуют высотою, что невысоко, а нередко, при горящем уме, ноги, как горячие кони, несут их далее цели. Поэтому или на легких крыльях несись все выше и выше, или, оставаясь внизу, совершай безопасное течение, не боясь, что какая-нибудь тяжесть преклонит крылья твои к земле, и ты, вознесшись, упадешь жалким падением.

Немало сведений придало мне уединенное отшельничество. Ибо, кто остается среди мятежей и намерен познать небесное, тот забыл, что посеянное в тернии им и бывает подавляемо (Мк. 4:7). И кто не отрешился от всего, тот не может познать Бога.

Ева невольно изгоняется из рая, монах же добровольно выходит из своего отечества; ибо та снова пожелала бы вкусить от древа преслушания, а этот непременно подвергся бы беде от сродников по плоти.

Если хочешь стать искусным монахом, не угождай своему самовольству и своенравию, но подчини волю свою тем, которые и жизнью, и временем, и трудом возделали уже и привели в устройство Божественный виноградник, и у которых легко тебе научиться деланию. Ибо смешно и стыдно в низком ремесле переходить непрестанно от учителя к учителю, а Божественное любомудрие, как что-нибудь маловажное, предоставлять себе самим.

Все виды монашеской жизни, разнообразные только по наружности, имеют одну цель, она заключается в том, чтоб устранить немощь нашу от обольщений и впечатлений мира, дать должную цену и временной и вечной жизни, употребить первую для получения второй.

Монах есть бездна смирения, в которую он низринул себя и в которой потопил всякого злого духа.

Монастыри — тихая пристань. Они подобны светочам, которые светят людям, приходящим издалека, привлекая всех к своей тишине.

Какое же преимущество монаха, если не хранение девства и нестяжание? Другие заповеди, как согласные с естеством, и все люди должны исполнять.

Уста монахов исполнены благоухания. Таково настоящее их состояние! А будущее их — какое слово может выразить? Какой ум — понять? Их жребий ангельский: неизреченное блаженство, несказанные блага!

Презрим всякую радость мира этого, потому что издевается он над всеми любящими его.

Монашество есть жизнь, противоборственная страстям, страстеистребительная, сердцеочистительная.

Мы оставили мир, оставим и пристрастие к нему. Ибо пристрастия, как я сказал, и маловажными и обыкновенными вещами, нестоящими никакого внимания, опять привязывают нас к миру и соединяют с ним, а мы не понимаем этого. Поэтому, если мы хотим совершенно измениться и освободиться от мира, то научимся отсекать хотения наши, и таким образом, мало-помалу, с помощью Божиею, мы преуспеем и достигнем бесстрастия.