Загрузка плеера...

Никакая добродетель так не приятна Богу, как смирение. А смиряться удобнее неисправному подвижнику, чем строгому и исправному, чему ясный пример мытарь и фарисей. Правда, что не все строгие подвижники подражают фарисею. Благоразумные из них и смиренные занимают у Бога первое место, а уже сзади их стоят слабые, кающиеся и смиряющиеся. Но обносится мудрое слово: хоть сзади, да в том же стаде, о котором Пастыреначальник и Спас душ наших говорит: «Не бойся, малое стадо! ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство» (Лк. 12:32).
Как слабые, так и строгие подвижники всегда должны испытывать себя тщательно, есть ли в нас залог истинного смирения. Святой Иоанн Лествичник пишет: «Иное дело превозноситься; иное дело не возноситься; а иное смиряться. Один целый день судит (о всех и о всем); другой ни о чем не судит, но и себя не осуждает, третий же, будучи неповинен, всегда сам себя осуждает». Слова Лествичника ясно показывают, что если мы дозволяем себе судить других, то настоящего смирения в нас нет. Залог истинного смирения обозначается самоуничижением и самоукорением, без которого, по слову святого аввы Дорофея, трудно устоять человеку на пути благочестия.


Амвросий Оптинский (Гренков)  

Сердечно желаю тебе духовного восхождения приличными и законными степенями, от них же первая и самая главная есть познание глубокой нашей немощи душевной и телесной. Вторая законная степень есть самоукорение, то есть во всяком неприятном и прискорбном случае обвинение себя, а не других. Третья степень – благодарное терпение встречающихся и постигающих нас скорбных искушений. От сих трех степеней рождается четвертая – начало смирения, если первые три были растворяемы верой и молитвенным расположением и обращением ко Господу, по предписанным правилам Церкви Православной и наставлениям святых отцов, которые опытом прошли духовную жизнь и показали нам стези спасения. Впрочем, скажу проще – когда по ступеням, когда просто, по ровному или неровному пространству, а всегда надо стараться ходить в смирении, согласно заповедям Господним.


Амвросий Оптинский (Гренков)  

Пишешь: тебе кажется, что теперь к тебе как будто бы все изменились и смотрят на тебя не по-прежнему. Нет ли тут какой тонкой мысленной вещи, то есть скрытой претензии нашего самолюбия. Мы, вступая и на смиренный путь благочестия, не вполне отрекаемся от того, чтобы и на этом пути иметь какое-либо значение, и самолюбие наше умеет тонко прикрывать это благовидным желанием доставлять какую-либо пользу и в обители. Но как значение имеют и способны доставлять пользу видимую в обители по большей части пользующиеся здоровьем хоть в некоторой мере, а не больные и слабые, то последним-то и бывает часто скучненько, что смотрят на них как на больных, и сами они чувствуют и сознают, что ко многим монастырским делам и занятиям неспособны и по нездоровью исполнять их не могут. В таком-то положении, по слову святого Иоанна Лествичника, более всего пригодно смирение, которое сильно успокоить человека во всяком месте и во всяком положении. Святой Исаак Сирин пишет, что смирение и одно, кроме других добродетелей, может привлечь на нас милость Божию; а где милость Божия, там всякая польза духовная, всякая радость душевная. При смирении всякая вещь бывает на своем месте, ни к кому нет ревности и зависти: ни к здоровым, ни к предпочтенным, ни к обласканным – всем свое, а нам наше при смирении будет и полезно, и богоугодно, и даже приятно, если вполне восчувствуем собственное сознание перед Богом и перед людьми.


Амвросий Оптинский (Гренков)  

В древности одна женщина, еще молодая, как-то попала на необитаемый остров – во время ли кораблекрушения или еще как, но только она там провела одна, никого не видя, лет сорок. Конечно, одно утешение – в молитве, – и она начала подвизаться в посте, бдении и молитве, налагала на себя разные подвиги. Потом как-то к острову пристал корабль, и ее взяли с собой. Когда ее привезли, она для проверки своих подвигов отправилась к одному великому святому подвижнику и говорит:
– Пробыла сорок лет одна, и так, и так подвизалась, – скажи отче, много ли преуспела и приобрела?
Старец же ее спрашивает:
– А что, принимаешь ли ты хуления, яко благословение?
– Нет, отче.
– Иди, ничего не имеешь!
Вот видите, чем испытывается преуспеяние. Поэтому я говорю: есть смирение – все есть, а нет смирения – ничего нет. Можно даже, говорят некоторые, спастись одним смирением без всяких трудов.


Варсонофий Оптинский (Плиханков)  

Авва Дорофей поучает нас рассматривать свою жизнь, чтобы видеть, в каком мы устроении, много ли преуспели. Это рассматривание себя, это внимание себе необходимо. И кто этого не делает под предлогом неумения, тот пусть знает, что преуспеяние, главным образом, заключается в смирении. Преуспели мы в смирении, значит, идем вперед. И никто пусть не смеет отговариваться. Оскорбил один брат другого, рассердился, обиделся обиженный брат, идет жаловаться начальнику на своего брата, а если и не идет, то волнуется внутренно, может быть, ответить ему. Какое же тут смирение? Смолчать, перенести обиду, простить – вот что нужно было сделать. Это сделал бы смиренный.
Или еще пример. Идет брат, а навстречу ему другой. Этот брат кланяется ему, а тот в это время увидел на дереве два прекрасных яблока и, машинально взглянув на брата, снова устремил свой взор на яблоки, желая их сорвать. Поклонившийся брат обиделся: «Я ему кланяюсь, а он, гордец, словно не видит, посмотрел да отвернулся, разговаривать не хочет». А тот действительно так увлекся яблоками, что как бы даже и не заметил брата, нисколько не желая и не думая обидеть его. Какое же тут смирение? Смиренный подумал бы: «Я не стою того, чтобы брат взглянул на меня», – и нисколько бы не обиделся. А у нас, значит, мало смирения.


Варсонофий Оптинский (Плиханков)  

Если так гибельно тщеславие и славолюбие, то надо смиренно и благоразумно, даже с радостью принимать всякие скорби, поношения и бесчестия, как приводящие нас к смиренномудрию и спасению. Между тем замечается, самомалейшее слово и скорбь приводят нас в негодование и сопротивление человекам; даже смирительные действия духовного отца нам не нравятся: мы не видим, не хотим видеть, что они направлены к нашей пользе духовной, мы негодуем, что сказано или сделано нам не по сердцу, не по нашему желанию, мы считаем себя обиженными. О, неразумные! О, привязанность наша к миру и его хвале и славе! Разумный инок и раб Божий жаждет покаяния и смирения, видя от них себе душевную пользу, он плачет и скорбит, когда его не смиряют, он радуется, когда лишается славы человеческой. Побудим себя и мы ко всякому смирению.


Никон Оптинский (Беляев)