Священники

Если возведенные на степень священного служения и преуспевая... едва могут оказать пользу <потому что успехи подчиненных, как они ни велики, усматривают медленнее, а погрешности, как они ни малы, видят скорее>, то живущие беспечно и нимало не промышляющие о подчиненных какому пороку не положат начала и тех, которые в грехах начальствующих думают иметь оправдание собственных грехопадений и небоязненно пускаются на всякое беззаконие? Потому имеющим священный сан надлежит наипаче быть заботливыми как обязанным дать отчет и за себя, и за подчиненных.

Оскорбить почтившего тебя Бога – страшнее всякого бедствия и наказания. Ибо не столько... будет мучения, сколько стыда за оскорбление Того, Кто тебя прославил... Поэтому принявшие Священство должны блюсти себя как храм и стать недоступными для всякой самовольной и низкой страсти.

Не знаете, братия, нашей скорби! Когда председательствуем здесь с величием и даем сии законы вам — многим, тогда, может быть, большая часть из нас самих <что достойно слез> не знает, как взвешивается у Бога каждая мысль, каждое слово и дело, даже не только у Бога, но и у весьма многих из людей. Люди — медлительные судьи своих дел, но скорые истязатели дел чужих. Им легче извинить других в важнейшем, нежели нас в маловажном; и если в них будет еще невежество, то скорее обвинят нас в нечестии, нежели себя в посредственном незнании.

Не жалуйтесь... на Божественный Промысл за то, что если не повелел, то и не воспрепятствовал священнодействовать <недостойному>; напротив того, подивитесь Его долготерпению, которое в скором последствии времени, если <он> не образумится, таким подвергнет его наказаниям, что жалующиеся ныне восхвалят нелицемерный приговор.

Будем же непрестанно о себе самих рассуждать и постараемся, сколько можем, и других отклонять от стремления искать и брать недостойно... власть <священства>, чтобы и их избавить от осуждения и самим пожить прочее безопасно. Кто, впрочем, исследуя себя с точностию, находит, что он свободен от всякого славолюбия и даже следа не имеет сластолюбия и плотской похотливости, чист также совершенно от сребролюбия и злопамятства, имеет безгневие и совершенную кротость, стяжал такую любовь к Богу, что лишь только услышит одно имя Христа, тотчас начинает гореть пламенем к Нему и проливать слезы, плакать при этом и о братиях своих, почитая грехи других собственными своими и от всей души имея себя самого грешнейшим более всех, и наконец видит в себе благодать Святаго Духа, просвещающую его богатно и делающую сердце его солнцем, — видит, что в нем явно совершается чудо купины, так что он горит, поскольку душа его соединена с неприступным огнем Божества, и не сгорает, поскольку она свободна от всякой страсти, — еще смиряется так, что почитает себя недостойным и <непригодным> для такой степени, зная немощь человеческого естества, но питает дерзновенное упование на Божественную благодать и силу, ею подаемую, и если с готовностию решается на такой шаг, то делает это понуждаемый теплым веянием и мановением благодати, и с отвержением при том всякого человеческого помысла, и с желанием жизнь свою положить за братий, во исполнение заповеди Божией и любви к ближнему, — при всем же сказанном имеет еще ум, обнаженный от всякого мерзкого воспоминания, и одет в светлую одежду смирения, так что ни к тем, которые содействуют ему по такому предмету, не имеет особенного расположения и любви, ни на тех, которые противятся тому, не держит ни малого зла в сердце и не ненавидит их, но равно относится ко всем с благорасположением, простотою и незлобием сердца, — кто все такое имеет, тот пусть решается принять предлагаемое ему достоинство. Однако же и при этом всем да не дерзает он приступить к сему без воли и разрешения отца своего духовного. Пусть смирится перед ним и решается на такое дело как бы по приказанию его и с молитвою его, приемля такой сан единственно для спасения братий. Впрочем, так следует поступать ему, если знает, что духовный отец его имеет явно благодать Святаго Духа и сподобился приять свыше ведение и премудрость, чтобы не сказал ему при том того, что противно воле Божией, но по сущему в нем дару, сказал то, что Богу угодно и для души его полезно, — дабы не оказалось, что он слушается человека, а не Бога. Если найдет он доброго содейственника и советника в духовном муже, то принятие им сана будет более безопасно и мудрование более смиренно.

...Как ты, непотребный <священник>, освящаешь других? Как ты, нечистый, очищаешь? Как ты, раболепный, приуготовляешь сынов Божиих? Самому тебе должно очиститься и потом очищать; не святотатствовать и тогда уже стать священником.
...Перестань губить не свою только душу, но и многие другие, за которые умер Христос. Размысли, к чему клонится это зло, когда тех, кого искупил Христос, отдав за них не золото, но честную Кровь Свою, ты губишь своею жизнью?

...Тайноводствуемый в рассуждении спасительных залогов <крещаемый> не терпит вреда, если священник и нехорошей жизни, но сам он несомненно <надлежит быть твердо уверенным в этом> воспользуется этими божественными и превосходящими всякое слово благодеяниями, а священник даст страшный отчет в собственной своей жизни, и в такой же мере увеличится его наказание, в какой воздавалась ему честь. Ибо кто и почтенный священством не делается добрым, тот по справедливости достоин большего наказания. Потому никто из приемлющих на себя Божественное это тайнодействие, которое приявшим отверзает небеса, да не заботится о том, что терпит от сего вред в рассуждении залогов спасения; и когда сам впадет в грех, да не думает в жизни иерея найти для себя благовидное оправдание. Говорю же это не потому, что все иереи таковы, да не будет этого! Если на некоторых и падает этот упрек, то иные не подлежат ему. И если некоторые не оказали преспеяний, то не все же лишены их. Напротив того, желаю показать, что, хотя бы и все были таковы, просвещаемый не терпит ни малого вреда. А если ты почитаешь это за человеческие только рассуждения, то попытаюсь уверить тебя Божественным словом. Что было мерзостнее Валаама? Однако же язык его употреблен Богом для благословений. Что сквернее Каиафы? Однако же он пророчествовал, и благодать касалась языка, но не касалась сердца. Если же хочешь узнать нечто более необычайное, то при помощи ворона, птицы нечистой, питал Бог небошественного Илию. Потому не сомневайся, если и посредством некиих грешных иереев <ибо не надлежит, да это и несправедливо, обвинять всех> подаются Божественные и преестественные дарования.

...К вере посредством одиннадцати рыбаков, неученых, простых, не смевших даже открыть и уста, <Господь> обратил всю вселенную. Эти неученые и простые рыбаки заградили уста философам и как бы на крыльях обтекли всю вселенную, посевая в ней слово благочестия, исторгая терния, истребляя древние обычаи и повсюду насаждая законы Христовы. Ни малочисленность и простота их, ни строгость <возвещаемых ими> повелений, ни привязанность всего рода человеческого к древним обычаям не могли служить для них препятствием, но все это устранила предшествовавшая им благодать Божия, так что они все делали легко, самыми препятствиями возбуждаясь к большей ревности.

Намеревающийся быть священнослужителем перед Богом должен все свое дело совершать как священнодействие и сделаться живым закланием в жертве живой и в служении словесном, не повреждая души грубым и тяжеловесным облачением жизни. Чистотой своей жизни должен он утончить все житейские начинания до подобия нити паутины, приближаясь к тому, чтобы стать парящим в горнем, легким, воздушным, утончая в себе телесное естество.

...Угроза царя подобна гневу льва для тех, которых взоры устремлены к земле; а для человека, который имеет в виду небо и готов лучше положить душу свою внутри святилища, нежели спокойно взирать на оскорбление священных законов, он маловажнее всякого пса. Подлинно, нет ничего бессильнее преступающего божественные законы, равно как нет ничего сильнее защищающего божественные законы.

Поостерегись браться пасти других, прежде чем стяжешь верным другом Пастыря Христа; ибо ведай, что имеешь дать ответ не только за свое недостоинство, но и за разумных овец, которых погубишь по своей необученности и своей страстной жизни. Смотри, прошу тебя, не бери на себя чужих долгов, будучи сам должником, хотя бы то и небольшим долгом. Не дерзай давать кому-либо разрешение грехов ею, если сам не стяжал еще внутрь сердца своего Вземлющего грех мира. Внимай, брат, чтоб не восхотеть судить другого, прежде чем сделаешься верным судьею себя самого и исследователем собственных своих падений, и прежде чем сам над собою произнесешь праведный приговор и воздашь должное правде слезами и плачем. И тогда уже, как освободишься от закона плоти и от смерти греховной и исполнишься Духа Святого, тогда соглашайся на поставление себя благодатью Божию в праведные судьи для суда над другими, яко рукоположенный на то от Бога благодатью Духа. Смотри, как никто из мирских начальников не дерзает восходить на степень судей, прежде чем будет определен на то царем. Если теперь в отношении к человеческим достоинствам соблюдается такой порядок и держится такой страх, чтоб как-нибудь не погрешить пред земным царем, то какое благоговение и какой страх должны мы держать в отношении к Божественному, чтоб не восходить саморукоположенно на достоинства Божии самим от себя и по человеческому суду, прежде чем призваны будем к тому от Бога, и чтоб не и пасть за то в руки Бога Живого? Вострепещи, человек, убойся долготерпения Божия и не покажись таким, что имеешь пред Небесным Царем и Богом меньший страх, чем какой мирские начальники имеют пред царем земным, или что нерадишь о богатстве благости и долготерпения Божия по славолюбию и властолюбию. Он есть Властитель всяческих и страшный Судия всех, воздающий каждому по делам его и по помышлениям сердца его. Почему, как мирские власти приносят земному царю честь и страх, так и ты принеси Небесному Царю и Богу, хотя такие же честь и страх, чтоб почитая Его и боясь таким образом, мог ты соблюсти заповеди Его, а чрез такое соблюдение заповедей Его предуготовить себя самого к тому, чтоб сподобиться сделаться жилищем трисиянного света Его, как неложно обещал Сам Он.

...Если только и один кто отойдет из этой жизни без посвящения в таинства — не ниспровергнет ли это всего спасения священника? Ведь погибель и одной души составляет такую потерю, которой не может выразить никакое слово. Если спасение ее имеет такую цену, что и Сын Божий сделался для этого человеком и столько претерпел, то подумай, какое наказание повлечет за собою ее погибель!

Наставники, старающиеся вести жизнь, приличную учителям, не только да блюдут себя неподлежащими упрекам, но да украшаются и божественными преимуществами. Ибо первое требуется от всякого, а последнее — от достигших верха добродетели, которые, если и ничего не говорят, самим безмолвием, взывающим громче слова, образуют учеников, не слух их услаждая, но просвещая души. Полагающие, что от учителя не требуется ничего, кроме слов, утруждают слух и производят смех; а сияющие делами, хотя и в молчании подвизаются, назидают души взирающих.

Паси, говорит Господь, овцы Моя (Ин. 21: 16). Пастырь бессловесных овец не заботится о земледелии, ни о торговле, ни о домах, ни о яствах различных и многоценных, ни о славе и почести; нет ему дела и ни до чего другого мирского, и охоты не имеет он пользоваться тем; но, оставя все: и дом, и жену, и детей, — все свое попечение обращает на одну лишь паству свою, ради ее ночи проводя без сна и проходя с нею в отдаленные места, не имея ни крова, ни постели, перенося зной дня и хлад ночи и борясь с воздушными переменами: одних овец блюдет он, и о них всестороннее имеет попечение. Но для тебя, пастыря словесных овец, возможно находиться под кровом дома, иметь одр, постель, трапезу, — и вместе с тем пасти и овец Моих. Как же пасти? Уча их иметь ко Мне, — говорит Господь, — веру светлую, чистую, не колеблющуюся, и любить Меня от всей души и от всего сердца, как и Я возлюбил их, по любви к ним предав себя на смерть и умерши за них. Доставляя же им вместо пажити животворную пищу Моих заповедей, объясняй им, что они тогда только будут вкушать животворность сей пищи, когда самим делом исполнять станут заповеди Мои, и побуждай их вкушать от сей пищи каждочасно, чтоб они были всегда насыщенными от Моих благ.

Сколько потребно терпения в перенесении искушений, какие имеют сопровождать священника! Какое надлежит иметь тонкое рассуждение во время браней, какие всеконечно встретит он! Почему внимай добре, отче духовный, и тщательно смотри за сердцем своим, особенно же очисти око ума своего и храни его чистым и не запорошенным, потому что при помощи его ты можешь и за сердцем своим смотреть добре, и право обсуждать порученные тебе дела по настоятельству твоему...

Ты пастырь словесных овец Христовых? Собери овец во двор овчий, обрати заблудших, свяжи надломленных, уврачуй истерзанных волками, отгони волков, созови собак на защиту стада, не сонливых, но лающих и собирающих стадо Господне, а тех отгони. Покажи вечно цветущий Злак, прозябший из Марии, укажи бессмертный Источник крещения, омой водою слез оскверненную овцу, переноси всякий труд и тяготу, чтобы получить тебе неувядаемый вененец славы, когда явится Пастыреначальник Христос.

Случается, что миряне живут в благочестии, а священники в неправде, и потому через них не надлежало бы совершаться ни Крещению, ни приношению Тела Христова, если бы благодать искала везде только достойных. Но ныне Господь обыкновенно действует и через недостойных, и благодать Крещения нимало не оскорбляется жизнью священника. Говорю это, чтобы кто-либо, строго рассматривая жизнь священника, не стал соблазняться, рассуждая о том, что он совершает в Таинствах. Ибо человек ничего не привносит от себя, но все это есть дело силы Божией, и Бог освящает вас в Таинствах.

...Не оставляйте без попечения братий ваших, и имейте в виду не свою только пользу, но пусть каждый <из вас> старается исхитить ближнего из челюстей дьявола, отвлечь от беззаконных зрелищ и привести в церковь, с любовью и кротостью показывал ему, какой великий вред — там, и какие великие блага — здесь.
...Видя твою настойчивость, когда-нибудь, может быть, и придет в себя и, тронутый твоею заботливостью, отстанет от гибельных удовольствий. И никогда не говори, что я говорил ему и раз, и два, и три, и много раз, но ничего не успел. Не переставай говорить, потому что, чем дальше будешь продолжать, тем больше умножится и твоя награда.

...Надлежит тебе, пастырю овец Христовых, стяжанною иметь всякую добродетель: и телесную, и духовную, — так как ты глава прочего тела братий, — чтобы братия смотрели на тебя, как на первообраз добра, и отпечатлевали в себе самих добрые и богоподобные черты твои. При этом и труба твоя да не знает никогда покоя, но непрестанно да издает глас: одним братиям предсказывай меч, т. е. гнев Божий, грядущий на упорных сынов противления, чтоб их исправить, или, если не послушаются, свою душу избавить от страшного гнева Божия; других вразумляй, учи и по двигай на всякое добро; но и тех, которые требуют обличения и укора, не оставляй без внимания, но обличай их благовременно и безвременно, запрещай им и всячески старайся отклонить их от недобрых поступков, как заповедует тебе божественный Павел. Милостивость свою являй равно ко всем братиям и любовь тоже одинаковую имей ко всем, но честь воздавай каждому по добродетели его, как подобает, и мужу добродетельному и духовному не предпочитай даже и того, кого первым имеешь по устроению монастыря.

Божественные постановления повелевают удостоившимся Священства быть в трудах и подвигах преимущественно перед всеми, чтобы подначальные, видя трудящимися тех, которые имеют право приказать, от стыда проявляли больше ревности к доблестной жизни. Обыкновенно же воздействует не столько слово, сколько нрав учащих.

...Настой, говорит <апостол Павел>, во время и не во время (2 Тим. 4:2). Во время— этим  обозначает, по мнению моему, такое время, когда обличаемые благодушно переносят обличение; а не во время — когда их оно огорчает. Ибо источники не перестают изливать струи свои и тогда, когда нет и ни одного жаждущего.

Если мы, приучая зверей к нашим словам, таким образом укрощаем их, то не гораздо ли более через... духовное учение мы можем исправлять людей, когда там и здесь есть великое различие и между врачевствами, и между врачуемыми? Ведь и грубость в нас не такова, как в зверях: у них она зависит от природы, и у нас от воли, да и сила слов неодинакова: там она происходит от человеческой мысли, а здесь — от силы и благодати Духа.

Быть благоразумными особенно нужно тем, от которых зависит спасение других, и столько нужно им иметь в себе добродетели, чтобы можно было уделять ее в пользу других. Если вы не будете такими, то и сами не спасетесь... Через вас и другие заблудившиеся могут образумиться, а если вы утратите свою силу, то погубите с собою и других. Поэтому чем важнее возложены на вас обязанности, тем более вы должны иметь ревности... Другие, если и много раз согрешат, все-таки могут быть прощены, но учитель если согрешит, не может ничем извинить себя и должен понести тягчайшее наказание.

Благоговея перед Владычными страстями и перед истощанием за нас Бога Слова, а также и перед жертвою и срастворением в нас Животворящего и Божественного Тела и Крови, которых не только причастия, но и священно-совершения сподобляемся мы, смиряй себя, как овча заколения, почитая всех воистину превосходящими тебя, и всячески блюдись, как бы не уязвить чьей-либо совести. Без очищения же себя не дерзай прикасаться Святых Тайн, чтобы не пожжену быть, как сено, Божественным огнем и, как воск растаяв, не разлиться.
И воистину, если будешь, как должно, совершать сие Божественное, всечестное и страшное священнодействие, и совесть ни в чем не будет укорять тебя, то ни в чем другом не обретешь ты столь удостоверительного упования спасения, как в нем. Ибо от него получится тобою благо, паче всякого другого делания и созерцания. — Если же не так, то сам смотри, что сие значит. — И всеконечно лучше, по сознанию своей немощи, отказаться от высокого чина священства, нежели с сознанием своего недостоинства и нечистоты принять его и носить и, показываясь для многих высоким, быть на деле по недостоинству подобным трупу, достойным плача.
Служение честного священства и его умилостивление Бога и неотступное за всех перед Ним ходатайство столько превосходит всякое псалмопение и молитву, сколько солнце звезды. Ибо Самого Единородного приносим мы в жертву, — Его, по человеколюбию туне заклавшегося за грешников, предлагаем и приводим в умоление не только об оставлении грехов, но и о даровании всего, в чем имеем нужду, и о чем молимся: и Тело, с Божеством соединенное, как некий угль, попаляет всякое беззаконие и сердца просвещает с верою приступающих; равным образом и Божественная и всечестная Кровь, паче всякого иссопа, омывает и очищает всякую нечистоту и скверну тех, кои дерзают приступать к Святым Тайнам со всевозможным сокрушением и уповательным умилением. Где можно получить что-либо такое?

Кому вверено попечение о душах, тот может ли соблюсти сказанное: если не обратитесь и не будете как дети (Мф. 18:3), потому что имеет дело со многими и различными лицами? — ...Надобно знать, что есть... свое время и смиренномудрию, и власти, и обличению, и утешению, и пощаде, и дерзновению, и снисхождению, и строгости, и вообще всякому делу. Потому иногда должно оказывать смиренномудрие и подражать в смирении детям, особенно когда представляется случай воздать друг другу честь и долг, услужить или помочь чьей-либо телесной потребности, как научил Господь. Иногда же надобно употреблять власть, данную мне Господом к созданию, а не к разорению (2 Кор. 13:10), когда нужда требует дерзновения. И как во время утешения надобно показывать  доброту, так во время строгости обнаруживать ревность, а подобно этому поступать и во всяком ином случае.

...Предстоятели должны печься о братиях, как способные воспитатели нежных детей, вверенных их отцами. Те, наблюдая нравы детей, на одного действуют ударами, на другого увещанием, на иного похвалою, на иного чем-либо иным тому подобным, не делая ничего, что им по нраву или не нравится; так должны поступать и духовные  предстоятели. Если в таком отношении будете друг к другу, ученики и наставники, первые — с радостию доверяя приказаниям, а последние — с удовольствием руководствуя братии к совершенству, и если в почтительности станете предупреждать друг друга (Рим. 12:10), то на земле будете жить жизнью ангельскою.

Делать и учить — всего превосходнее, а делать и не учить — недостаточно, потому что хромает на одну сторону. Для этого у человека есть и дар слова. Если бы делать значило учить, то не было бы сказано: кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном (Мф. 5:19). Ибо какую силу возымеет доблестная жизнь, когда предстоит спор о догматах, и защитник неправого учения неудержимо устремляется против догматов правых? А не делая, учить — это имеет, по-видимому, листья, но лишено плода, и не остается без осмеяния, посрамления и осуждения.

Страшно и крайне страшно вступать ныне в священство. Одно из двух приключится с вступающим: или живя по древним и апостольским правилам, будет ненавидим и злокозненно преследуем теми, которые вкравшийся ныне вредный и беззаконный обычай хранят как божественный закон, и живущих право осуждают на изгнание, или сам, подклонясь под иго, и своего не пощадит спасения, и соблазнит других многих, за которых понесет жестокие наказания. Потому блаженное дело — не быть когда-либо плененным таковою любовию. Если же кто и не плененный будет рукоположен; то да держится первоначальной цели, и с дерзновением да обновит древние и апостольские порядки, не содействуя в грехопадениях тем, которые изменяют ныне священству, и думают о себе, что им возможно все говорить и делать.

Смирение приобретает тебе расположение – всякого человека и делает тебя любезным Богу, Ангелы радуются, видя тебя, а бесы приходят в смущение. Даже завистливые, которые ненавидят тебя, внутренне изумляются тебе, потому что они упоены яростью, а твое сердце спокойно и мирно. Никто в дольнем мире не живет такою высокою жизнью, как смиренный, и только совершенные из людей достигают высоты смирения. Приятно и сладостно иго смирения; кто несет его на себе, тот проходит высокое и великое служение.

И врача, как он ни искусен, и врачебных пособий, как они ни многочисленны и ни многоценны, и болезни, как они ни удобоизлечимы, больше имеет силы произволение больного, если уверит себя, что он болен, и постарается пользоваться врачеванием. Ибо если стечется все сказанное, и не будет оставлено ничего из приводящего к здравию, ничего не возымеет своей силы, как скоро произволение больного противодействует и противоборствует всему этому.

Как некоторые из нерадивых не трепещут вступать на степень дьяконства и иерейства и священнодействовать Пречистое Тело и Кровь Господа? Поистине недоумеваю. Конечно, слепота ума и сопутствующие ей нечувствие и неведение, и рождающееся от них самомнение делают то, что такие попирают, как прах, истинное золото и многоценный камень Господа нашего Иисуса Христа. Но горе таковым за эту их страшную дерзость, по коей осмеливаются они восходить на такие степени, с такою великою богонебоязненностью и пренебрежением о божественных вещах, как будто малых и ничтожных, и это для того только, чтобы казаться выше других. И кто после этого будет называть их христианами?

Управлять служителями — подлинная сеть пагубы. Жестоких владык они всегда ненавидят, а богобоязненных бесстыдно попирают; к злым не снисходительны, добрым не благопокорны, но на тех и на других дышат неразумным гневом. А сверх того надобно заботиться об имуществе, всегда иметь на плечах кесарево бремя, переносить сильные угрозы сборщика податей; потому что подать, возрастая с имением, унижает для людей цену самой свободы, а на устах лежат узы. Надобно проводить время среди волнений многолюдного собрания, близ высоких седалищ, с которых решаются людские распри, надобно выслушивать громкие возражения противника, или по закону терпеть скорби в запутанных сетях. Вот бремя, вот труд! А злые берут преимущество перед добрыми; блюстители законов могут быть куплены той или другой стороной. И если злой имеет у себя больше достатка, то он и лучший. Кто же с такими людьми, без помощи Божией, избежит множества обманов и хитросплетений? Ибо необходимо или опрометью бежать и оставить все злым, или очернять свое сердце, подобно как приближающийся к злому дыханию истребительного огня носит на себе печальные знаки или пламени, или дыма.

Думаю, что учителю всеми мерами должно домогаться этих двух преимуществ — чистоты по жизни и достаточной силы в слове, которую если назовет кто тенью дел, не погрешит против истины, чтобы, как в благоустройство приводить ученика, так и уцеломудривать непокорного. Ибо как обучающие чистописанию, взяв доску, с великим изяществом выводят буквы, и отдают начавшим обучаться, чтобы, сколько могут, подражали этому, так и нашим наставникам надлежит представлять жизнь свою ученикам, как некий ясно начертанный образец, чтобы, сколько можно, подражали этому.

Пастырь, не ищи покоя телесного или какого-либо утешения. И ночи и дни трать на попечение о вверенных тебе от Бога душах, да не попадет какая-либо из них в зубы врага, будучи побеждена или злою похотью, или неразумным гневом, или помыслами тщеславия, но соблюдай все свое стадо целым и безущербным, стараясь представить его Пастыреначальнику, Христу Богу, все плодоносным, исполненным добродетелей и просвещенным Божественным ведением, чтоб ни одной овцы не было, которая имела бы струпы и раны, или была лишена какого члена, или казалась захирелою. Если будешь всегда держать такое попечение о братиях, то спасешь многих, делая их совершенными, не имеющими недостатка ни в чем добром и принося их Христу совсем всех непорочными, всех чистыми от нечистых дел. За это сподобишься ты получить от Бога великое воздаяние, будешь вселен в скинии апостолов и пастырей Христовых и вечно царствовать с Самим Сыном Божьим. Потому жизнь твоя должна быть перед лицом братий и отцов, как некий образец, чтоб братия брали с него пример. Не люби вещей, ни славы, ни удовольствий и утех, ни трапез с яствами многими и винами, ни щеголеватых одежд. Не будь тщеславен, гневлив, бранчив, злопамятлив, и не воздавай злом за зло. Но будь нестяжателен, ненавидь показливость, почет и всякое удобрение плоти. Будь смирен, нищ духом, сокрушен, тих, кроток, безгневен, несребролюбив, умерен, покоен, благочинен, терпелив, воздержан, немногозаботлив, неусыпен, усерден, ревностен. Заботься о душах, которые имеешь под своим смотрением, как о собственных членах, и будь каждый день готов живот свой положить за них, если потребуется, и никакого дела мира сего не предпочитай любви к братьям. Так как ты всем другим предпочтен и поставлен пасти словесных овец Христовых, то надлежит тебе, по слову Господа, быть ниже всех мудрованием и смирением, еже по Богу; как сильному — носить немощи немощных, как врачу — врачевать болезни братий, которые заболевают душою, как пастырю — возвращать опять в стадо овча отбившееся и заблудшее; то, которое хорошо, старайся сделать преуспевающим в добродетелях, а которое паршиво и не подает надежды на уврачевание, то отдели от стада, чтоб не запаршивели и другие овцы. Подвизайся, чадо мое о Господе, со всем усердием умножать стадо Христово.

Диаконы должны быть непорочны перед правдою, как служители Бога и Христа, а не человеков, не клеветники, не двуязычны, не сребролюбцы, воздержанны во всем, милосерды, старательны; должны поступать согласно с истиною Господа, Который сделался служителем всех, от Которого, если угодим Ему в нынешнем веке, получим и будущий, так как Он обещал нам, что воскресит нас из мертвых, и что, если будем жить достойно Его и в Него веровать, будем и царствовать с Ним.

Господь наш, определяя достоинство епископа и образ Своей Церкви, сказал в Евангелии Петру: «Ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее; и дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах» (Мф. 16: 18–19). С того времени преемственно продолжается поставление епископов.

Дивись не дерзости Евсевия, не на наглость Зосимы, но долготерпению Бога, Который столько времени ожидает от нас покаяния и от нечистой руки приемлет фимиам. Ибо, если кто, возросши во грехах, запятнав себя всякими сквернами и грехопадениями, касается алтарей Божиих, и в нечистоте простирает руки к святому, то сам подвергается осуждению, но Божественный жертвенник не оскверняется его делами.

Если не можешь дать ответ вопрошающему — не выдумывай что попало в оправдание своего незнания; лучше тебе понести даже нечестие пред человеком, чем нести наказание за ложное учение пред Богом. Если не можешь обратить сотни — позаботься о десятке; если десяти не можешь — не пренебрегай и пятерыми; если и пять не можешь — не презирай и одного. Бог определяет венцы, сообразуясь не с числом исправленных, а с намерением исправляющих.

Если без Таинств Крещения и Причащения невозможно удостоиться Божественной участи, таинства же эти совершаются не иным кем, как священством, то как же тот, кто пренебрегает священством, не оскорбляет Божественного и не пренебрегает душу свою? Потому, чтобы не было этого с нами, будем чествовать священство, оплакивать же недостойно проходящих таковое, и грехопадения последних не приписывать священству, требующему нашей защиты.

Знаю некоторых таких настоятелей, которые, будучи невоздержны и расточительны, уцеломудривают подчиненных тем, что падшим определяют тяжкие наказания; и таких, которые, ведя себя строго и целомудренно, оставляют подначальных исполненными тех страстей, над которыми господствуют сами, потому что не налагают наказаний, но оказывают чрезмерную кротость. А потому погрешают одни тем, что сами хуже своих законов, а другие тем, что делают худшими подчиненных, потому что учат их делать, чего не соизволяют делать сами, приучают роскошничать, будучи сами далекими от роскоши, и устраивать чужие бедствия, которые сами же облегчают. Потому надобно одним посоветовать, чтобы держались собственных своих слов и не делали противного им, а другим, чтобы предотвращали прегрешения, не дозволяя всякому делать, что ему угодно. Ибо надлежит оказывать снисхождение тем, кому благость служит на пользу, и наказывать тех, кому она делает вред.

Представим себе, сколько тяжелых трудов переносят пастухи овец, заботясь о бессловесных. Часто занесенные снегом по три дня сплошь остаются они в таком положении, или по целым месяцам скитаясь по суровой пустыне, наполненной самыми свирепыми зверями. А если столько забот бывает о бессловесных, то какое извинение будем иметь мы, когда нам вверены разумные души, а мы спим таким глубоким сном? Можно ли тут думать об отдыхе? Можно ли искать покоя? Напротив, для этих овец не должно ли идти повсюду и подвергать себя тысяче смертей? Или вы не знаете цены этого стада? Не для него ли твой Владыка совершил бесчисленные деяния и пролил даже Свою Кровь? А ты ищешь покоя? Что же может быть хуже таких пастырей? Разве ты не понимаешь, что и Христово стадо окружено волками, которые злее и свирепее ливийских? Неужели ты не представляешь себе, какую душу должно иметь тому, кто принимает на себя начальство в Церкви? Народные правители, совещаясь о делах маловажных, дни и ночи проводят в бодрствовании, а мы, подвизающиеся для неба, спим и днем. Кто же после этого избавит нас от наказания за такую беспечность? Если бы даже надлежало резать тело, если бы надлежало испытать бесчисленные смерти, то не следовало ли бы спешить на все это, как на торжество?

Надобно удостовериться от просящего совета, или раз навсегда повинующегося ему душою и телом, по собственному ли желанию просит он, с теплою верою, и ищет слова, без вопроса учителя, или другая какая-либо потребность вынуждает его лицемерить, как будто он хочет слышать слово, чтобы обоим не уклониться в ложь и многословие, лукавство и многое другое. И один, как бы вынуждаемый тем, кто его учит, говорит без произволения, и лжет из стыда, и лицемерит, как бы желая делать доброе, и другой лукавит и ласкает учимого им, чтобы постигнуть скрытое в его мысли, и просто: употребляет всякую хитрость и многословие, но как Соломон говорит: «При многословии не миновать греха» (Притч. 10:19). Это сказано не для того, чтобы мы отрекались учить приходящих к нам в подчинение, с твердою верою, особенно же бесстрастно расположенные; но чтобы дерзко, по тщеславию не учили тех, которые не ради дела и не с теплою верою хотят слышать, когда мы сами еще страстные, и не делали этого властительски. Но, как сказали отцы, без просьбы братии не нужно говорить чего-либо для пользы, чтобы доброе было по свободному произволению.

Для чего так упорно держаться зла? Для чего, что есть сил, оскорбляешь добродетель? Для чего оскверняешь храм? Почему не трепещешь, кощунствуя над Божественными священнодействиями? Для чего людей, обращающих внимание на твою жизнь, заставляешь думать, что терпят они ущерб и в самых тайнодействиях? Для чего язычникам, совершенно готовым войти в Церковь, оказываешь несправедливость, отгоняя их от дверей церковных? Для чего зрелище наполнил ты новыми представлениями? Для чего и в жизнь вносишь новые зрелища? Для чего древние горестные события затмил совершаемым сейчас? Если не боишься Бога, потому что пока долготерпит; уважь хотя людей; если не страшишься Суда, то домогайся хотя доброю о тебе мнения; если думаешь, что ничего нет по отшествии из этой жизни, об этом громко вопиют поступки твои, убойся хотя людского осмеяния. Если же и это ни во что ставишь, устрашись хотя низложения. А тебе справедливо потерпеть это. Смотря, как ты нечистыми руками касаешься священных Таинств, бегут все прочь, решаясь лучше оставаться несподобившимися Таинств, чем Пречистые Дары принять из нечистых и скверных рук. Как наименовав тебя, приближусь к истине? И что сказав тебе, избавлю тебя от безумия? Что написав, заставлю прекратить непотребство? Или перестань делать такие дела, или отлучи себя от Священной Трапезы, чтобы питомцы Церкви безбоязненно уже приступали к Божественным Тайнам, без которых невозможно спастись.

Настоятель должен быть мягкосердным, великодушно переносить, если кто по неопытности не выполнит какой-либо своей обязанности, не потакать грехам, но с кротостию терпеть непослушных и со всем мягкосердием и с умеренностию давать им лекарства, быть способным изобрести способ врачевания, свойственный немощи, не с высокомерием делал выговор, но с кротостию увещая и наказывая (2 Тим. 2:25), быть рассудительным в делах настоящих, предусмотрительным в рассуждении будущего, иметь силу подвизаться вместе с крепкими, носить немощи бессильных, быть в состоянии все делать и говорить к усовершенствованию живущих с ним.

Не обольщайтесь, братия, и отнюдь не дерзайте прикоснуться или приступить к Неприступному естеством. Ибо кто не отречется от мира и того, что в мире (1 Ин. 2, 15), и не отвергнется души своей и тела, и весь, всеми чувствами не сделается мертвым, ни на что из приятного в мире этом не взирая с пристрастием, ничего совершенно не желая из вещей мира и не услаждаясь никакими речами человеческими, кто не сделается глухим и слепым для мирских дел и обычаев, действий и слов, хотя и видя то, что глазу свойственно видеть, но не дозволяя ничему войти внутрь, в сердце, и запечатлеваться в нем чертам и образам этих предметов, равно и слушая то, что воспринимает слух человеческий, но пребывая как бы бездушным и бесчувственным камнем и не помня ни звуков, ни значения слов, — тот не может таинственную и Бескровную Жертву приносить чисто по естеству чистому Богу.

Священник сам должен настолько во всем превосходить тех, за кого молится, насколько предстоятелю следует превосходить находящихся под его покровительством. А когда он призывает Святого Духа и совершает Страшную Жертву и часто прикасается к общему для всех Владыке, тогда, скажи мне, с кем наряду мы поставим его? Какой потребуем от него чистоты и какого благочестия? Подумай, какими должны быть руки, совершающие эту службу; каким должен быть язык, произносящий такие слова; какой чистой и святой должна быть душа, приемлющая такую благодать Духа? Тогда и Ангелы предстоят священнику, и целый сонм Небесных Сил, и место вокруг жертвенника наполняется ими в честь возлежащих на нем.

Дерзновенно придя под иго священства, право твори пути свои и право правь слово истины, со страхом и трепетом соделывая через то свое спасение. Ибо Бог наш есть огонь попаляющий; и если ты коснешься Его, как золото или и серебро, то не бойся сожжения, как вавилонские отроки в печи; если же ты травяной и тростниковый, из легко возгорающегося вещества, как земная мудрствующий, то бойся, чтобы не быть сожженным небесным огнем, если не убежишь от гнева, как Лот, воздержанием от страшных тайн, или не поспешишь омыться в слезах покаяния. Только омывшись водою слезною, ты станешь неопалим и неуязвим для огня правды, как некогда слабое растение купины. В таком случае я не знаю, есть ли какой из грехов, который не был бы изглаждаем Божественным огнем в служении, совершаемом с полною чистотою, или действенным очищением.

По причине многих и разнообразных болезней человеку, во-первых, трудно сознать в себе болезнь, а потом, и познав это, доведаться, какое пригодно исцеление. Не всем пригодны одни и те же пособия, не все излечиваются одним и тем же: что принесло пользу одному, то повредило другому, и пригодное другому, повредило опять иному. Руководимые словом не вразумляются примерами; но один тем, другой этим приводятся в лучшее состояние. Имеющие нужду в шпорах не терпят узды; а ленивые и неподвижные к добру возбуждаются словесным ударом, но более надлежащего горячих и неудержимых, подобно молодым коням, уносящимся за пределы пути, полезно сдерживать и останавливать. Одни вразумляются похвалами, другие — порицаниями, если те и другие будут благовременны; но противоположные выйдут последствия, если они будут не вовремя. Одни уступают увещанию, другие — выговору. Одни, обличаемые в собраниях, а другие, вразумляемые втайне, изглаживают свои недостатки: ибо одни, вразумляемые всенародным выговором, пренебрегают обыкновенную беседу вдвоем; а другие, всенародными обличениями доводимые до того, что отлагают и стыд, таинственностью и сострадательностью выговора обучаются к благой покорности. Над одними нужно во всем наблюдать, — и именно над теми, которых мнимая скрытность, так как о ней стараются, возвышает мыслью, что они мудры; а в других нужно не обращать на иное внимания, чтобы от частого раздражения не дошли до нечувствительности, и напоследок не сделались во всем неудержимыми, отвергнув самое сильное исцеление при убеждении — стыд. На иное нужно даже и гневаться, не гневаясь в действительности, иное презирать, не презирая внутренне, от иного отказываться, не отказываясь самим делом; иных врачевать снисходительностью, других — отлучением; над одними одерживать верх, а другим, смотря, что кому полезно, по-видимому, уступать над собою победу. Итак, поскольку столько недугов и пособий, и не все уступают одному и тому же, а, напротив, иным возбуждаются к худшим проступкам, кто, не просветив души Божиим Духом, в состоянии будет все узнать, и на все иметь достаточные силы?

Кто прежде не оставит мира, и от души не возненавидит всего мирского, и искренно не возлюбит единого Христа, и ради Него не погубит душу свою, не заботясь ни о чем для человеческой жизни, но как бы ежечасно умирая, не будет много плакать о себе и рыдать, и не будет иметь желания только к Нему одному, и через многие скорби и труды не сподобится воспринять Божественного Духа, которого дал Он Божественным апостолам, чтобы через Него изгнать всякую страсть, и легко исправить всякую добродетель, и получить обильные источники слез, откуда очищение и познание души, откуда познание Божественной воли, откуда просвещение Божественным озарением и познание неприступного света, откуда бесстрастие и святость дается всем, сподобившимся видеть и иметь Бога в сердце, и быть Им хранимыми и хранить неповрежденными Его Божественные заповеди, — тот да не дерзнет принимать священство и предстоятельство над душами или стать начальником.

Не нарушай повелений Владыки, чтобы не быть осужденным, не думай о коварстве, не возвышай одного, не унижай другого; богача не чествуй первым местом за столом и не презирай бедного, не могущего тебе принести даров; но будем соблюдать равенство ко всем. С обвинением не спеши, пустых речей не допускай, по слуху никогда не осуждай: многие обвиняют по зависти и вражде.
Тот, кому вверено словесное стадо Христово, должен быть кротким и исследовать согрешающих с большою осторожностью; и когда найдешь согрешившим, не извергать тотчас из церкви, чтобы сатана, ухватившись, не сделал человека своим. Когда человек отлучен архиереем, берет его сатана в свои объятия, и не отступает от него, пока он предается ему. Иерей не должен часто отлучать, ни проклинать. Ввиду этого ты, пастырь, не должен без разбора отвергать овцу, ни отлучать от стада; но, когда найдешь согрешившим, позови его наедине и в одном упрекни, в другом побуди его отстать от зла, — и раз, и дважды, и трижды; и если он послушает твоих увещаний, ты приобрел брата своего. Прежде всего снизойди к нему: отпускающему отпустится. И не поноси ничего скрытого, и не гневайся, что обращается к тебе; если после трех внушений он исправится через покаяние — тогда пусть будет принят.