Святые «О Богопознании»

Безумен тот, кто воображает, что познал Бога. Чем более гордится он этой мыслью, тем глубже падает с высоты своей.

«И сказал Господь Моисею: напиши себе слова эти, ибо в этих словах Я заключаю завет с тобою и с Израилем» (Исх. 34:27). «И притом мы имеем вернейшее пророческое слово; и вы хорошо делаете, что обращаетесь к нему, как к светильнику, сияющему в темном месте, до тех пор, пока не начнет рассветать день и не взойдет утренняя звезда в сердцах ваших» (2 Пет. 1:19).«Все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности, да будет совершен Божий человек, ко всякому доброму делу приготовлен» (2 Тим. 3:16–17). «А все, что написано было прежде, написано нам в наставление, чтобы мы терпением и утешением из Писаний сохраняли надежду» (Рим. 15:4). «Все это происходило с ними, как образы; а описано в наставление нам, достигшим последних веков» (1 Кор. 10:11). «Священные писания могут умудрить тебя во спасение верою во Христа Иисуса» (2 Тим. 3:15). Слово Истины свободно и самовластно. Оно не хочет подлежать испытанию посредством доводов, не допускает исследования перед слушателями путем доказательств. Его благородство и достоверность требуют, чтобы верили тому, кто послал его. Слово же Истины посылается от Бога и нет иных доказательств, помимо самой Истины, которая есть Бог. Всякое доказательство сильнее и достовернее доказываемого – сильнее же и достовернее Истины нет ничего. Мы верим самой Истине. Истина же есть Бог, Отец всего, Который есть совершенный ум. Сын Его – Слово пришел к нам во плоти, показав Себя и Отца, и дал нам в Себе Самом воскресение из мертвых и после него жизнь вечную. Это Иисус Христос, Спаситель наш и Господь; в Нем-то и заключается доказательство и достоверность Его Самого и всего. Потому те, которые Ему следуют, зная Его, веруют в Него, как в доказательство и тем удовлетворены.

Что мы скажем Исаии, который говорил: «Видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном» (Ис. 6:1)? Что Иезекиилю, который видел Господа, сидящего на Херувимах? Что Даниилу, который говорил: «Воссел Ветхий днями» (Дан. 7:9)? Что скажем самому Моисею, который говорил: «Открой мне путь Твой, дабы я познал Тебя» (Исх. 33:13)? Им отвечает Сам Бог устами пророка: «Я говорил к пророкам, и умножал видения, и чрез пророков употреблял притчи» (Ос. 12:10), то есть Он являлся в образах и подобиях, а не тем, каков Он есть Сам в Себе. Не только пророки, но и Ангелы и Архангелы не видят Бога, каков Он в Своей Сущности. Его видят только Сын и Дух Святой. Как может созданное естество видеть Несозданного?

Тот, у кого Божественное Писание только на устах, не может постичь таинственную и Божественную славу и силу, скрытую в нем, если не будет исполнять заповедей Божиих и не сподобится получить Утешителя, Духа истины. Который раскрыл бы перед ним слова Божественного Писания и показал ему таинственную славу, сокровенную в них, силу и блага Божии, скрытые в них, и Вечную Жизнь, преисполненную тех благ, которые скрыты и неведомы для всех, уклоняющихся от заповедей Божиих. И достойно сокрыты, ибо они предали все чувства мирской суете, пристрастились к обманчивым благам настоящей жизни и омрачились умом и потому не могут вознестись ввысь, чтобы помышлять о духовной красоте неизреченных благ Божиих.

Один способ богопознания достигается через рассматривание всего творения; другой, не менее важный, через совесть.

Говорить о Боге — великое дело, но гораздо больше — очищать себя для Бога, потому что в злую душу не внидет премудрость (Прем. 1:4).

Кто во внутреннем своем умном или духовном человеке не облекся во образ Господа нашего Иисуса Христа, небесного человека и Бога, с чувством и сознанием, тот кровь только есть и плоть, и не может посредством слова только восприять чувство духовной славы, подобно тому, как и слепые от рождения не могут познать, что такое есть свет солнца, из слов только о нем.

Божеское естество, вне всякой твари суще, не описуется, как неопределимое и нетелесное, некачественное, неосязаемое, неколичественное, невидимое, бессмертное, необъемлемое и отнюдь нами не разумеемое.

Евангелие научает нас, что падением приобрели мы лжеименный разум, что разум падшего естества нашего, какого бы он ни был природного достоинства, как бы ни был изощрен ученостью мира, сохраняет достоинство, доставленное ему падением, остается лжеименным разумом.

Для понимания Священного Писания нужна не человеческая мудрость, но откровение Духа, чтобы мы, узнав истинный смысл написанного, могли получить великую пользу.

Сколько бы мы ни говорили, мы не можем представить ни малейшего, ни даже слабого подобия божественной красоты.

Благодаря чтению и слушанию Писания жизнь наша более и более совершенствуется.

Если пожелаешь с доброй мыслью и разумно читать Священное Писание, то будешь исполняться не только любви к Божественной мудрости, но и той преданности догматам, на которой основан подобный небесному образ жизни.

Подлинно крутая и неприступная гора — богословие, и к подгорию его едва подходит большая часть людей; разве кто Моисей, и при восхождении будет вмещать в слух звуки труб, которые, по точному слову истории, по мере восхождения делаются еще более крепкими (Ис. 19:19). А проповедь о Божием естестве действительно есть труба, поражающая слух; велико открываемое с первого раза, но больше и важнее достигающее до слуха напоследок. Закон и пророки вострубили о Божественной тайне Домостроительства о человеке, но первые звуки слабы были для того, чтобы достигнуть до непокорного слуха, и потому отяжелевший слух иудеев не принял звука труб. Но с продолжением времени трубы, как говорит Писание, сделались более крепкими; потому что последние звуки, изданные евангельскою проповедью, достигли слуха. Так Дух впоследствии громче звучал в своих орудиях, и звук делался более напряженным. Орудия же, издававшие один духовный звук, были пророки и апостолы, от которых, как  говорит псалмопение: «По всей земле проходит звук их, и до пределов вселенной слова их» (Пс. 18, 5). Если же множество не вмещает сходящего свыше голоса, но предоставляет самому Моисею узнать тайны и преподать народу учение, какое познает он по наставлению свыше, то это введено и в Церкви. Не все сами собою доходят до уразумения тайн, но, избрав из себя способного вместить божественное, с благопризнательностью преклоняют перед ним слух, почитая верным все, что услышат от этого, посвященного в Божественные тайны. Ибо не все, как сказано, апостолы, не все пророки (1 Кор. 12:29). Но не во многих Церквах соблюдается это сейчас. Ибо многие, имеющие еще нужду в очищении от сделанного в прежней жизни, какие-то неомытые, оскверненные житейскими привязанностями, прикрываясь своим неразумным чувством, осмеливаются на божественное восхождение, где приводятся в колебание собственными своими помыслами, потому что еретические мнения делаются какими-то камнями, совершенно погребающими под собою самого изобретателя худых учений.

Притча о сеятеле изображает разные отношения душ к слову Божиему (Мф. 13:3–9). На первом месте стоят те, которые совсем не внимают слову. Слышат, но слышанное не входит в душу, а ложится поверх ее, как семя при дороге. Слово не вмещается в них, потому что у них другой образ мыслей, другие правила, другие вкусы. Оттого оно скоро исчезает из памяти, забывается, как будто вовсе не было услышано. На втором – те, которые слышат слово охотно и принимают его скоро, но никаких трудов по исполнению его нести не хотят. Поэтому пока не требуется никакой жертвы, они услаждаются словом, и особенно его обетованиями; а как только окажется необходимость чем-либо пожертвовать для верности слову, они изменяют ему, отказываются и от слова и от обетовании его в угоду своим привязанностям. На третьем – те, которые принимают слово и начинают жить по нему, но потом слишком предаются заботам и печалям века, заботам земным, которые подавляют все благие начинания, возникшие было под действием Слова Божиего. На четвертом – те, которые принимают слово с полной верой и решаются жить по требованию его с готовностью на все жертвы и труды и не позволяют сердцу своему быть связанным с чем-либо земным. Сядь и рассуди сам, к какому классу ты принадлежишь.

Сколько вмещаем, столько и постигаем о Боге, и сколько можем, столько принимаем от Него.

Кто станет слушать Священное Писание без рассуждения и все принимать буквально, тот может предполагать много нелепого о Боге. Тот же, кто будет вникать в глубину смысла, разрешит все недоумения.

Нужно не без рассуждения избирать речения, употребляемые в славословие Богу, чтобы в неосмотрительном каком-либо стремлении, даже не приметив того, не приписать Божию величию неприличных понятий.

Ни к тому, кто богословствует, не идет покаяние, ни к тому, кто кается, не идет богословствование. Ибо сколько отстоит восток от запада, столько богословие выше покаяния. Кто находится в состоянии покаяния и воистину творит дела покаяния, тот себя являет, как человек больной, день за днем проживающий среди разнемоганий, или как бедный, одетый в рубища и просящий милостыню. А кто богословствует, тот походит на человека, который проводит время в царских палатах, в светлом царском уборе, всегда находится близ царя, беседует с ним и от него самого слышит ясно повеления его и все, чего он хочет (разумеется состояние созерцания), а не научное богословствование.

В Божеском естестве изволению сопутственно могущество, и мерою Божьего могущества служит воля. Воля же есть премудрость; и премудрости свойственно не не знать, как может произойти каждая вещь. А с ведением неразрывно и могущество; почему вместе с тем, как познал Бог, чему должно произойти, воздействовала и творящая существа сила, приводя в действо умопредставленное, и вследствие ведения ни в чем не обманываясь, так что согласно и нераздельно с решением воли оказалось и дело. Ибо решение воли в Боге есть вместе и могущество наперед предызволяющее, чтобы существа пришли в бытие, и предуготовляющее поводы к осуществлению умопредставленного. Потому в деле творения должно представлять себе в Боге все в совокупности: волю, премудрость, могущество, сущность существ. А когда это действительно так, никто да не затрудняет сам себя, доискиваясь и спрашивая о веществе: как и откуда оно?

Знаем, что Бог не то же, что человек, и что не позволительно представлять себе о Нем что-либо свойственное тварям. Если Бог не то же, что человек, а это и действительно так, то не должно представлять о Нем чего-либо человеческого.

Тому, кто истинно хочет следовать Богу, нужно отказаться от уз житейских привязанностей, а это совершается через удаление и забвение старых привычек.

Так как Божеское рождение чисто от всякого понятия страстности, то в нем мы не должны разуметь измеряемого временем продолжения.

Если желаешь сделаться богословом и созерцателем, путем жизни взойди до этого и чистотою приобретай чистое боговедение. Помянув о богословии, напоминаю тебе — смотри, не простирайся в высоту его до безмерности и ведай, что не пристало нам еще молоком добродетелей напояемым покушаться воспарять туда, чтоб понапрасну не растерять перьев, как бывает с молодыми птенцами, хотя сладость ведения и сильно влечет наше желание. Когда же, по очищении целомудрием и слезами, воздвигнемся от земли, как Илия или Аввакум, предначиная или предызображая имеющее некогда быть восхищение на облаках, и молитвою созерцательною, чистою и непарительною, став вне чувств, взыщем Бога, тогда, может быть, коснемся сколько-нибудь и богословия.

Вода мягка, а камень тверд, но если над камнем висит желоб, то вода, стекая по нему каплями на камень, мало-помалу пробивает камень. Так и Слово Божие мягко, а сердце наше жестко, но если человек часто слышит Слово Божие, то сердце его отверзается к принятию в себя страха Божия.

1) Закон, то есть писанный, дан был Моисеем (ибо на сердцах он и у прародителей наших, Адама и Евы, был написан, Евангелие же произошло через Христа, как писал святой евангелист: «Закон дан чрез Моисея; благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа» (Ин. 1:17). 2) Закон дает заповеди, что мы должны делать и чего не делать,– Евангелие проповедует отпущение грехов, благодать Божию и заслуги Христовы». «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:16). 3) Закон учит, что делать и от чего отвращаться, но не подает помощи к действию – Евангелие обещает благодать Святого Духа, Который на сердцах верующих пишет закон и в них действует (Иер. 31:33). 4) Закон показывает грех, «законом познаётся грех» (Рим. 3:20); закон обличает согрешившего, обвиняет, устрашает, возвещает ему гнев Божий (Рим. 4:15), проклятием поражает его и осуждает (Гал. 3:10), но не исцеляет от греха. Евангелие прикрывает грех, излечивает греховную немощь, боящихся гнева Божия ободряет и утешает, обещает верующим благодать и вечную жизнь. 5) Закон необходим людям, не имеющим страха Божия, неправедным, небрежным, нечестивым, которых нужно устрашать, сокрушать и приводить к покаянию. «Уже и секира при корне дерев лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь» (Мф. 3:10). Евангелие проповедуется слушающимся, сокрушенным страхом Божиим и печалью о грехах, жаждущим милости Божией и утешения. Поэтому Христос говорит: «Он помазал Меня благовествовать нищим, и послал Меня исцелять сокрушенных сердцем» (Лк. 4:18).

Господи, Иисусе Христе, открой мои очи сердечные, чтобы услышать слово Твое и понять и творить волю Твою. Ибо странник я на земле; не скрой от меня заповедей Твоих. Но открой очи мои, да уразумею чудеса от закона Твоего: скажи мне безвестное и тайное премудрости Твоей. На Тебя надеюсь, Боже мой, да просветишь ум мой светом разума Твоего, чтобы не только читать написанное, но и творить его. Да не в грех себе прочту жития святых и слова, но в обновление, и просвещение, и в святыню, и в спасение души, и в наследие жизни вечной. Ибо Ты просвещаешь лежащих во тьме, и всякое Твое даяние благо, и всякий дар совершен.

Все Божественное Писание, Ветхое и Новое, ведет естественно большое человеческое естество к Иисусу Христу, единственному Врачу душ и телес наших. Кто остается непричастным Его Божественной благодати, тот остается и не исцеленным; а кто причащается Его благодати, у того душа перестает быть больной.

Неприлично также доискиваться: как Слово от Бога, или как Оно — Божие Сияние, или как рождает Бог, и какой образ Божия рождения. Кто отваживается на подобные исследования, тот безумствует, потому что желает истолковать словами, что неизреченно, свойственно Божию естеству, и ведомо одному Богу и Сыну Его.

Не ты познал Бога через праведность, но Бог познал тебя по благости.

Подобно тому как слепцы, не видящие сияющего солнца, хотя и всецело, со всех сторон бывают освещаемы им, однако являются вне света, будучи удалены от него чувством и зрением, так и Божественный свет Троицы есть во всем, но грешники, заключенные во тьме и среди него, не видят его, и совершенно не имеют божественного познания и чувства, но опаляемые и осуждаемые своею собственною совестью, они будут иметь неизреченное мучение и невыразимую скорбь во веки.

Возможно, чтобы один и тот же Господь неодинаково являлся приступающим к Нему, но одним так, а другим иначе, сообразно с верою каждого...

Бог знает, что такое Он, и скрывается от всякого человеческого разумения, не по зависти к нам, но щадя нас.

Подобно тому, как сияющее солнце, заходя за тучи, ни само не бывает видно, ни полным светом не светит, но испускает находящимся на земле неясный свет, таким же образом помышляй и о Боге, что когда Он скрывается от нас, всех нас содержит великая и густая тьма. Но более дивное усматривай, конечно, вот здесь: ибо свет Божий не умаляется, как свет солнца, но светит везде и все освещает.

Бог вместе — и судия, и врач, и учитель; как судия, допрашивает, как врач, исправляет, как учитель, вразумляет согрешивших, вводя их во всякую премудрость.

Ты — один Бог безначальный, несозданный, в Сыне и Духе — Троица Святая. Ты — непостижим, неприступен, Создатель видимой и познаваемой твари, и Господь, и Владыка, Ты — превыше небес и всего, что на небе, один — Творец Неба и обладатель, один Носящий все Твоим повелением и волею одною все содержащий. Тебя окружают десятки тысяч Ангелов и тысячи тысяч Архангелов, Престолов, неисчислимых Господств, Херувимов, Серафимов и всевидящих Сил, Начал и Властей и многих других слуг и друзей. Ты имеешь славу препрославленную, так что без страха посмотреть на нее не посмеет никто из них, о Боже мой, не в состоянии будучи снести явления и светоблистания лица Твоего. Ибо как создание возможет Создателя всецело узреть или всецело постигнуть? Никоим образом, полагаю, это невозможно. Но поскольку изволит Творец, постольку Он является и видится тому, кому Он пожелает, и познается, и тварь Его познает, и Он видится, и она Его видит, насколько дано ей от Творца видеть. Ибо если твари Тобою, Боже мой, произведены, то от Тебя они имеют и бытие, и возможность видеть и служить Тебе беспорочно.

Кто желает быть подобным Богу, пусть будет, по силе человеческой, кротким и смиренным, и пусть благородно переносит, когда будет терпеть что-либо ужасное от посторонних.

Человеческим языком нельзя говорить о Боге с полной точностью, что бы мы ни сказали о Нем, все будет детским лепетом. Но, хотя мы и лепечем, Бог вручил нам проповедь мира.

Кто намеревается вести слово о Боге, тому надлежит просиять общежительными добродетелями; а любителю порока непозволительно даже и язык подвигнуть о Божиих оправданиях и о Боге, потому что оскорбительно для Божественных законов, когда произносятся языком оскверненным.

Если трудно познать самого себя, и в настоящее время, в роде этом весьма немногие знают себя и могут потому философствовать, — так как любовь к истинной философии иссякла, по причине нерадения, овладевшего нами, и по причине мирских забот, господствующих в нас, предпочитающих небесному и вечному земное, временное и ничтожное, и даже совсем не сущее, т.е. грехи; если, говорю, трудно познать самого себя, не тем ли более трудно познать Бога? Это не только трудно, но даже совсем неразумно и бессмысленно пытать и исследовать существо Божие. Чего же ради вы, о человеки, не заботитесь более о том, чтоб увидеть себя в лучшем состоянии, но, нерадея о своем исправлении, пытаете то, что касается Бога и божеских вещей? Нам надобно прежде прейти от смерти в жизнь, принять в себя свыше семя Бога живого, родиться от Него духовно, стать чадами Ему, воспринять в души свои благодать Святого Духа, — и тогда уже, под действием просвещения от Святого Духа, приступать беседовать о том, что касается Бога, сколько то доступно для нас и сколько просвещаемы будем от самого Бога.

Кто истинно и как должно понимает богословие, тот, без сомнения, живет в согласии с верой. А это возможно лишь при отвержении плотских страстей, упражнениями в добродетели.

Чтение Писания окружает дух стеной, очищает совесть, изгоняет низкие страсти, насаждает добродетель, делает помыслы возвышенными и позволяет не теряться в неожиданных обстоятельствах, ставит выше диавольских стрел, переселяет на самое Небо, освобождает душу от уз тела, дает легкие крылья; все хорошее, что бы кто ни назвал, оно способно вселить в души слушателей.

Все изречения в Священном Писании означают что-либо открываемое о Боге, каждое представляя особенное значение, из них узнаем или могущество, или непричастность несовершенства, или безвиновность, или неописанность, или то, что над всем Он имеет власть, или вообще что-нибудь о Нем. Самую же сущность, как невместимую ни для какой мысли и невыразимую словом, Писание оставило неисследованною, узаконив чтить ее молчанием, когда запретило исследование глубочайшего и изрекло, что не должно спешить произносить слова перед лицом Божиим (Еккл. 5:1).

Слово Божие – питание души. Для нее, созданной по образу Мироустроителя – Слова, одаренной разумом и удостоенной разумной свободы, что может быть нужнее слова, питающего душу, наставляющего и быстро возвращающего ее к собственному достоинству.

...Мне кажется человеколюбивым делом посоветовать новым стрелкам (богословам), чтобы они не старались стрелять в волос (Суд. 20:16) думаю, что слова Писания указывают здесь суетность их занятия, — на то, что в бесполезном и несущественном были далеко мечущими и ловкими стрелками, а в том, что очевидно полезно, неискусны и небрежны, а дверь веры оставлять без внимания, но, бросив тщетный труд изыскания о непостижимом, не теряли бы ближайшего приобретения, находимого посредством одной веры.

Божественная природа ни с какой стороны не ограниченная, а во всех отношениях бесконечно превосходящая всякий предел, далека от тех признаков, которые находим мы в животных. Потому что протяженная, неколичественная и неописуемая Сила, в Себе Самой содержащая века и все творения в них, и во всех отношениях вечностью собственного естества превышающая беспредельность веков или не имеет никакого признака, который бы указывал на естество Ее, или какой-либо совершенно иной, а не тот, какой имеет животное.

Нет ни одного имени, которое бы, охватив все естество Божие, достаточно было вполне его выразить. Но многие и различные имена, взятые в собственном значении каждого, составляют понятие, конечно, темное и весьма скудное в сравнении с целым, но для нас достаточное. Из имен же, сказуемых о Боге, одни показывают, что в Боге есть, а другие, напротив, чего в Нем нет. Ибо этими двумя способами, т. е. отрицанием того, чего нет, и исповеданием того, что есть, образуется в нас как бы некоторый отпечаток Бога.

...Ясно, что название Отец не сущность выражает, но означает отношение к Сыну.

Владыке вселенной угодно такое изложение богословия, которое определяется силами делающих приношение, а не Его высокой славой.

Одно из свойств Божеской жизни — то, что она есть без причины, — это выражается <словом> "нерожденный"; другое свойство этой жизни — то, что она беспредельна и бесконечна, — это обозначает слово "нетленный"; так что предмет есть безначальный и бесконечный, что выше всякого имени и понятия; а что он не есть от причины и не обратится когда-нибудь в небытие — это означается примышлением этих имен.