Святые «О добродетелях»

То верно содержите в мысли, что мы решительно ничего Богу угодного сами произвести не можем; все такое Он Сам в нас производит.

...Божие насаждение составляю! добродетели, и если ими занята мыслительная сила нашей души, и не развлекается ничем внешним, то она запечатлена печатью истины, нося на себе образ расположения своего к добру.

Начало и источник добродетелей есть благое произволение, или желание добра, как Бог есть причина и источник всякого блага. Добра же начало есть вера, более же Христос, Камень веры, Которого имеем мы началом и основанием всех добродетелей, в Котором стоим и созидаем всякое дело благое. Он есть краеугольный Камень,  связующий нас с Собою и Бисер многоценный, Которого ища, во глубину безмолвия входящий инок продает все желания свои послушанию заповедям, чтобы через это приобрести Его.

Начало деятельной добродетели — воздержание и смирение, истина и целомудрие; конец же ее — мир помыслов и святая чистота тела.

Мы бедны добрыми делами не оттого, что не можем, а оттого, что не хотим делать добро; и ясным этому доказательством служит то, что многие из подобных нам по природе людей сияют добродетелями.

Без добродетели смирения не могут быть истинными и богоугодными все прочие добродетели.

Добродетель должна быть бескорыстна, если хочет быть такою добродетелью, у которой в виду одно добро.

Нечестивые обыкновенно всегда издеваются над решившимися удаляться нечестия и прилепляющимися к добродетели.

Волею предавший себя трудам добродетельным и с теплым усердием совершающий подвижнический путь великих от Бога сподобляется даров.

Какие бы добрые дела ни делали мы в настоящей жизни, все они обращаются нам же во благо, а Богу они ничего не дают, и Он никакой в них не имеет нужды.

Если мы ревнуем о добродетели, то хотя бы весь мир говорил о нас худо, мы будем всех счастливее.

Какие ты исправлял добродетели без помощи ума, те только и твои, потому что Бог даровал тебе и самый ум.

Добродетель еще прежде получения венцов утешает своего труженика, питая его надеждами.

Как порок ослабляется страхом, так добродетель — завистью.

Смиренномудрие есть основа всякой добродетели. Если ты имеешь смирение и помнишь, кто ты и как спасен, то воспоминание об этом служит для тебя побуждением к добродетели.

Апостол обыкновенно и добрые дела называл дарованием благодати, потому что и для них нужна нам большая помощь свыше.

Времени, сколько нужно упражняться в добродетели, чтобы установиться в ней, определить нельзя умозрительно. Это пусть уже всякий сам для себя полагает, судя по своему состоянию, своим обстоятельствам и своим успехам в духовной жизни, особенно же по рассуждению своего старца, или духово отца, руководящего его. Впрочем, у кого ревность о преуспеянии жива и он не останавливается ни перед какими трудностями и средствами, у того скоро обнаружится явно немалый успех.

Не должно нам, имея в виду какое-либо одно из добрых дел, оставаться нерадивыми о преуспевании в прочих.

Будем упражняться в добродетели, она составляет великое богатство и великое чудо. Она доставляет истинную свободу.

Если за что достоин ты величайших похвал, за то самое тебя порицают люди, добродетели других признающие собственным своим несчастьем, ты не упадай духом. Это самое и служит наиболее сильнейшим доказательством добродетели.

Кто сделал, как должно, что-либо малое, тот получил побуждение приступить к делу более важному, а отсюда — идти и гораздо далее.

Одно обещание благ недостаточно для побуждения к добродетели, если не имеющих усердия к ней не поощряет страх наказания.

Посвящение всех дел Богу превратит дела в молитву.

Будь верною сокровищницею добродетелей, а ключом имей язык духовного твоего отца.

Другие по скорби и затруднениям, которые следовали за их начинанием, заключали, что дело их согласно с Божественною волею сейчас, напротив, по неожиданному содействию, которое они получали в своем деле, познавали, что оно благоприятно Богу.

Едва и тот, кто начал с детства, и во все возрасты до последней старости употреблял неослабную заботу, отпечатлеет в себе первообразную добродетель; какое же усилие необходимо неусердствовавшему об этом в прошедшие годы?

Добродетель есть дело бессмертное и сияющее более солнца.

Не только пренебрежение одной какой-либо добродетели заключает для нас небо; но хотя бы мы и исполнили ее, но не с должным тщанием и ревностью, и это производит такие же следствия.

От всех добродетелей подобает, подобно пчеле, собирать полезнейшее, и таким образом всех помалу причащаясь, уготовлять великий склад делания добродетелей, из которых образуется мед премудрости на обрадование душ.

Кто упражняется в добродетели, тот имеет светлый венец. А кто преуспевает, не признавая себя преуспевшим, за это самое расположение имеет еще более светлый венец. Ибо равняется успехом — преуспевшему не признавать себя преуспевшим. Лучше же сказать, когда есть такое расположение, и малые успехи делает оно великими; а когда его нет — и великие успехи умаляются. Поэтому кто хочет успехи свои сделать великими, тот не признает их великими, и тогда будут велики.

Если ты упражняешься в добродетели, то не потерпи, чтобы красота ее помрачалась ее изображением. Добродетель — великое дело, и когда свидетельствует не сама о себе, кажется людям более величественною и прекрасною. Если же думаешь, что останешься в неизвестности, если сам себя не выставишь напоказ, то думай напротив, что тогда и просияешь, когда не будешь выставлять себя напоказ. Ибо род человеческий как-то упорен; на величающихся вооружается, а старающимся смиряться с удовольствием уступает над собою победу. Первым, сокращая их честолюбие, приписывает недостатки, которых не имеют, а в последних хвалят; совершенства, которых в них нет. Притом же добродетели и утаиться невозможно, но, хотя на малое время и помрачает ее зависть, немедленно снова она начинает сиять и преодолевает помрачивших. Невозможно утаиться как свету, так и добродетели. И это пусть сказано будет о суде человеческом. Если же тебе желательно познать и суд Божий, то имеем в Божественном Евангелии ясно изображенный приговор фарисею и мытарю.

Тот, кто приобрел непреоборимый жезл добродетели — жезл, уничтожающий жезлы ухищренные, неким путем и последовательно восходит к большим чудесам. Чудотворение же не с целью изумить слышащих совершается, но имеет в виду пользу спасаемых, потому что чудесами добродетели истребляется враждебное для них, и умножается им соплеменное.

Опыты добродетелей, своим старанием и усилием совершаемых, не дают душе совершенной благонадежности, если они не будут в существенное обращены сердечное расположение благодатью. Каждая из них имеет особое дарование и свое, ей свойственное, действо, и когда дарована будет, с тех пор сохраняется неизменною и непреложною. Ибо сподобившиеся этого имеют в членах своих, как душу живую, благодать, чтобы совершать их. Без благодати же весь сонм добродетелей обыкновенно бывает мертв, и в тех, которые по-видимому имеют их, или и делом исполняют, одна тень их и призрак представляется, а не подлинный лик.

Живые отличаются от мертвых не тем только, что смотрят на солнце и дышат воздухом, — не этим, говорим мы, а тем, что совершают что-нибудь доброе. Если же этого не исполняют, то становятся ничем не лучше мертвых.

Добродетель и сама по себе трудна и неудобоисполнима, но особенно тогда, когда исполняющий ее находится среди малого числа людей добрых.

Положил ты хорошее начало, старайся и окончить хорошо, чтоб получить полную награду.

Когда ты или сам, сделав что-нибудь доброе, получишь неприятности, или увидишь, что другой потерпел это, то веселись и радуйся, потому что это служит тебе к большему воздаянию. Не падай духом, не бросай усердия, не становись ленивым, а, напротив, прилагай еще большее рвение.

Должны мы делом научиться добродетелям, чтобы привычкою к ним сохранялась память о благом, а не словом только, не в слове, говорит Апостол, Царствие Божие, но в силе (1 Кор. 4:20). Кто ищет делом, тот знает потерю и приобретение в деле, которое он проходит, говорит святой Исаак, и такой может дать и другим совет, как много раз пострадавший и познавший на опыте.

Кто под угрозою оков бывает добр, тот никогда не будет добр, — освобожденный от принуждения, он возвратится к прежнему.

Труд добродетели есть семя, дающее неоскудевающий плод, и во время самого дела радует совесть ожиданием наслаждения.

Кто не живет добродетельно, тот, хотя бы прожил и много лет, все-таки умирает в недостатке дней, т. е. преждевременно, не принесши тех плодов, ради которых он и вступил в жизнь.

Если человек обратится к добру, и Божия благодать превозможет, то благодать не себе приписывает доброе, но воздает за это человеку, и прославляет его, потому что человек сам для себя виновник добра.

Вкусивший уже добродетели и собственным опытом уразумевший свойство добра, бывает таков не потому, что какою-то необходимостью и по вразумлениям другим отвлекается от пристрастия к пороку и обращает взор к добродетели, но потому, что более всего жаждет лучшего, ибо непреодолимое и сильное желание Псалмопевец уподобляет жажде, приискав между животными породу наиболее чувствительную к жажде, чтобы сила пожелания более выразилась примером животного, чрезмерно жаждущего. И животное это называет оленем (Пс. 41:2), естество которого утучняется тем, что употребляет в пищу ядовитых зверей. А как соки этих зверей горячи и воспалительны, то олень, наевшись и отравившись их соком, по необходимости чувствует в себе сухость. И потому с большею жадностью желает воды, чтобы уврачевать происходящую от такой пищи сухость. Поэтому, кто по первой части псалмопения начал добродетельную жизнь, вкушением познал сладость желанного, истребил в себе всякий пресмыкающийся вид похоти и вместо зверей зубами целомудрия пожирает страсти, тот общения с Богом возжелает более или столько же, как и «олень желает на источники водные» (Пс. 41:2). А достигшему источника после чрезмерной жажды естественно столько поглотить воды, сколько станет пожелания и сил вместить. Но кто принял в себя желаемое, тот полон того, чего желал, потому что сделавшееся полным не пустеет снова, подобно полноте в теле, и питие не остается недейственным само в себе, а, напротив того, Божественный Источник, в ком бы он ни был, в Себя претворяет к Нему прикоснувшегося и сообщает тому собственную Свою силу.

Все евангельские добродетели несвойственны падшему естеству; ко всем подвижник должен принуждать себя; все должен испросить у Бога смиренною, соединенною с сердечным плачем молитвою.

Для стяжания добродетелей требуется душа мужественная и великая, и воля не какая-нибудь слабая и вялая, но решительная и сильная, с верным предзрением многих препятствий и тяжелых трудов и с готовностью все их поднять и перенести. В основе таких расположений должны лежать крепкое желание каждой добродетели и всей добродетельной жизни, и пламенная о том ревность.
Итак, не ленись возгревать свою ревность о добродетели, с сердечным участием размышляя, как благородна Богу добродетельная жизнь, как прекрасна и высока добродетель сама по себе, и как для нас она необходима и благотворна, ибо в ней начало и конец истинного нашего совершенства и преуспевания в нем.

Бог требует не только обнаружения дел, но и благородной воли, и благоразумной мысли.

Всюду необходимо упражнение в добрых делах, а без него и наименование христианином не может принести нам пользы.

Добродетель имеет не только награду, но и венец, и громкую славу. Но несправедливо поступишь, доведываясь о каждом ее виде, есть ли за это награда. Ибо большая будет награда тому, кто делает не из награды. Если ты в подлинном смысле будешь любителем добродетели, то узнаешь, что и без воздаяния добродетель сама по себе есть награда, венец и украшение, имея воздаяние в себе самой. Но поскольку, как настоящий наемник, тщательно допытываешься о награде, то в слышащих это возбуждаешь подозрение, что, говоря предположительно, если бы не было награды, ты не стал бы упражняться и в добродетели. Впрочем, как бы ты ни думал, только упражняйся в добродетели, которая любителей своих делает славными здесь, и еще славнейшими там.

От каждого потребуются плоды добродетели, по мере оказанных ему Богом благодеяний или естественных, или дарованных Божией благодатью.

Добродетель так сильна, что и по смерти могущественнее живых.